Борис Евгеньевич Щёткин поссорился с женой и попросил у руководства института, где трудился юристом, предоставить временное жильё. Нашлась комната в коммунальной квартире. Он и этому был рад. Но радость оказалась недолгой. Условия были спартанские. Полы щербатые. В коридоре вонь. Уборная старого образца со сливным бачком под потолком и керамической "грушей" на массивной стальной цепочке. Ванна с отбитой эмалью. Раковина металлическая, крашеная.
Первым попавшимся ему на глаза жильцом оказалась старушка с приятной внешностью, годков восьмидесяти. Представившись Сомовой, она искренно, с располагающей улыбкой, произнесла: "Милости просим в нашу дружную квартиру. Безмерно счастлива". Ушла по длинному коридору в дальнюю комнату и, не успев закрыть за собой дверь, громко добавила: "Ещё одна сволочь на мою голову".
- Не расстраивайтесь, - принялся успокаивать Бориса Евгеньевича вынырнувший из кухни пожилой мужчина в домашней пижаме, шлёпанцах и очках, - на Ефросинью Ефремовну обижаться бессмысленно. Она слабоумная. Никого не слушает. Только сама говорит, всех поучая.
- Воистину неразумными приходим мы в этот мир. И неразумными уходим из него, - изрёк юрист глубокомысленную фразу, пытаясь оправиться от первого удара, полученного в новом жилище.
- Пеньков Аркадий Агафонович, - представился навязчивый человек, - пенсионер, но при этом молодой отец. Вторым браком с девицей Натальей прижил двух симпатичных малышек Маню и Таню. В свободную минутку милости просим к нам в гости. Наша комната слева от вашей. А справа от вас проживает спортсмен, регбист, Виктор Веселовский. Днём его почти никогда не бывает. А ночью... Одним словом, поживёте, войдёте в курс дела.
- Музыку громко слушает? - попробовал догадаться юрист.
- Что-то в этом роде, - ушёл от прямого ответа Аркадий Агафонович.
Комната, в которой предстояло жить Борису Евгеньевичу, не запиралась на ключ. Толкнув дверь, он свободно вошёл. От прежних хозяев остался разложенный диван, шкаф с зеркалом, круглый стол и жёсткий стул без спинки.
"Ну что ж, и на этом спасибо", - мысленно поблагодарил предшественников новый хозяин, осторожно усаживаясь на стул.
Пришла молодая жена Пенькова, Наталья, принесла новому жильцу подушку, простыню и верблюжье одеяло в пододеяльнике. Следом за ней вошёл сам Пеньков с кружкой, ложкой, пачками чая и сахарного песка.
- Это если ночью чайку захотите, - объяснила Наталья. - Кипяток возьмёте в зелёном чайнике на кухне. А ужином мы вас накормим.
За вещи и продукты Щёткин поблагодарил, а от ужина наотрез отказался. Сослался на то, что устал и хочет раньше лечь спать, чтобы выспаться.
Пеньковы не настаивали, удалились, закрыв за собой дверь.
"Какие добрые, славные люди", - думал новый жилец, - "Разница в возрасте, но какое взаимопонимание. Заметно, что любят друг друга".
Борису Евгеньевичу в самом деле хотелось спать. Он постелил на диван простынь, разделся, улёгся и, накрывшись верблюжьим одеялом, мгновенно заснул.
Проснулся он от громкого шёпота за стеной. Общались супруги Пеньковы.
- Вспомни, наконец, что у тебя есть дети, - говорил Аркадий Агафонович Наталье. - Если тебе наплевать на меня, то перестань заниматься этим хотя бы из-за будущего наших малюток. Они же всё видят, всё понимают. Что они о матери подумают? Я уж не напоминаю про спасение души. В тартар же летишь, очертя голову. Не только себя, ты всех нас губишь.
Пенькова мужу ничего не отвечала, слышалось какое-то копошение. Наконец комнатная дверь хлопнула, и раздался приглушённый голос главы семейства:
- Ну и пропадай пропадом.
Далее какое-то время в квартире было тихо. Борис Евгеньевич стал снова засыпать, как вдруг в комнате регбиста послышался голос Натальи.
- Ну, что ты хочешь, - оправдываясь, шептала Пенькова, - пока детей уложила, пока выслушала упрёки. Я понимаю, что тебе не хочется всё это знать. Я не оправдываюсь, я объясняю.
До слуха донеслась возня, счастливый женский смех. После чего, без всякого сомнения, Наталья со спортсменом принялась заниматься тем, что её престарелый муж называл "падением в тартар".
"Ну и дела", - только и смог вымолвить Щёткин. Став невольным свидетелем произошедшего, он уже не мог сомкнуть глаз до самого рассвета.
Утром на кухне Пеньков и Веселовский были взаимно вежливы, что вывело Щёткина из себя сильнее, чем всё то, чему он был свидетелем ночью.
"Я давал себе клятву жить не по лжи, - размышлял Борис Евгеньевич, - а как живу? Как муха, вляпался я в эту грязную паутину, из которой не знаю, как выбраться".
Щёткин решил с соседями поговорить. Пеньков в ответ на упрёки ему отвечал:
- Легко быть честным и порядочным за чужой счёт, так сказать, взирая со стороны.
- От мужчины, а тем более от законного супруга многое зависит, - убеждал юрист "рогатого" мужа.
- Бить её прикажете? - умоляюще глядя на тиранящего его собеседника, вопрошал Пеньков.
- Да, - убеждённо говорил Борис Евгеньевич, - Если надо, - бейте. Вы ей муж или посторонний человек? Если не вы, то кто ей мозги вправит? Кто вернёт в рамки приличия? Я только из-за подозрения в измене поссорился с женой и ушёл из дома. А вы... А у вас...
- А у нас дети. И потом, большая разница в возрасте. Я стараюсь входить, как могу, в обстоятельства близкого мне человека.
- Так жить нельзя! Это неприемлемая ситуация!
- Согласен с вами. Но вот, как-то же живём. Я уж притерпелся.
Пеньков, отводя глаза в сторону, устранился от дальнейших объяснений.
"Тряпка", - выругал его про себя Щёткин и пошёл к Виктору Веселовскому.
- Понимаете, она сама пришла, сама лезет, - оправдывался спортсмен, - Что я могу поделать?
- Что значит "сама лезет, сама пришла"? Укажи на дверь, пристыди. Обзови "шлюхой". В конце концов, побей. Она же чужая жена. Супруга соседа, можно сказать, твоего товарища. Если ты человек, уважающий себя, то должен понимать, как смехотворно звучат твои оправдания. Надо быть твёрдым в этих вопросах. А в помощь призвать нравственное начало. Ну, сам посуди, что за разврат завел ты в квартире. Не нимфоманка же Наталья. Значит, ты во всём виноват. Ты склоняешь её к блуду. А животную свою природу мужчина волевой должен усмирять, сдерживать. Так или не так? Так.
Веселовский, подобно Пенькову, отводил глаза в сторону и отмалчивался.
Говоря с обманутым мужем и с обманщиком, Щёткин, как мог, пытался взывать к их совести. Всё было зря. Люди, как показалось юристу, оказались жалкие, ничтожные, порочные.
Попивая чай в комнате у Ефросиньи Ефремовны, Борис Евгеньевич в ответ на её болтовню, которую не слушал, сказал:
- Прав был покойный отец, поровший меня ремнём, говоривший матери пророческие слова: "разговоры не убеждают".
Развязка произошла следующим утром на общей кухне. После того, как обманутый муж с обманщиком обменялись рукопожатиями, Щёткин подскочил к ним и принялся раздавать оплеухи. Он бил по щекам Пенькова и Веселовского, приговаривая:
- Я не стану терпеть вашего лицемерия. Не позволю умножать зло. Я заставлю вас уважать правду.
Тщедушный пенсионер отнёсся к экзекуции безропотно. Но и высокий, широкоплечий, спортсмен, от которого юрист ожидал яростного отпора, воспринял оплеухи как что-то должное, не защищался. Стоял, держа руки по швам, и смиренно сносил побои.
Вечером того же дня в описываемой квартире произошло следующее. Борис Евгеньевич выключил свет и лёг в постель. Довольный собой, решил спокойно поспать. Но тут приятно запахло духами и кто-то, скинув у дивана халат, шмыгнул к нему под одеяло. Это была Наталья. Она взяла руку Щёткина и положила себе между ног. Всё дальнейшее юрист вспоминал, как в тумане. Пенькова страстно, как в последний раз, целовала его лицо. Он ощущал жаркое её дыхание. Слышал её слова, обращённые к нему: "ты мой, ты самый отважный, самый справедливый, мой альфа-самец". Слышал он и свой слабый голос, и свои слова, сказанные Наталье: "Мессалина, блудница, сумасшедшая". Но звучали они не строго, не обличающе, а скорее, поощрительно. Соитие совершилось с той приятной и доверительной лёгкостью, с которой оно происходит у партнёров, давно и хорошо знающих друг друга.
Исчезла Наталья так же быстро, как и появилась. Накинула халатик и скрылась во тьме.
Утром Щёткин вышел на кухню. Пеньков и Веселовский, толкавшиеся у плиты, смотрели на него с состраданием.
Борис Евгеньевич, опустив глаза, только и смог выговорить: