Дмитрий Д. : другие произведения.

Моя история

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


Моя история

***

   Смотрю я иногда телевизор, и, бывает, слышу от разных языкотреплющих дядь и тёть: "Это твоя жизнь, и ты должен прожить ее так, как хочешь!". И улыбаются они так приятно, и умные все такие на лицо. И правильно всё вроде. И сразу хочется послать всех и вся и начать жить жизнью своей мечты. А это значит, хрен тебе, уважаемый мой однокашник и по совместительству босс Лёха, а не очередной трудовой день, и всем остальным уважаемым и не очень, торчащим на перспективном горизонте, боссам тот же самый корнеплод. Не дождетесь вы от меня никакого нового трудового подвига. Займусь-ка я лучше пивасиком, девочками, кабаками, тусовками, массовками и прочей богемой. Вот только не надо кисло-презрительно морщиться, вы же сами сказали, что жить мне нужно, как хочется, или нет? А еще лучше махнуть на какую-нибудь Ривьеру, вот где, наверное, кайф неподдельный. Но на какие, спрашивается, финансы?? Бабки мне где на проживание счастливой жизни оттопырить, драгоценные вы мои кандидаты и депутаты с душераздирающими улыбками на миллион баксов? И прямо местом одним чую я, что скажете вы мне на этот вопрос: "А не пошел бы ты милый на... работу! Ведь мы же это всё вроде как в том смысле, что живи, как хочешь, но на то, что сможешь выгорбатить на своем рабочем стуле". И съежусь я от вашего мудрого рентгеновского, насквозь меня, тунеядца и подлюку, просвечивающего, взгляда и залепечу: "А я что? Да я ничего...". И пойду на... работу и буду существовать мечтой и пониманием того, что жить мне надо так, как хочется.
   Да ведь я и так хожу. Хожу за своей, мозгом и нервами выстраданной, зряплатой. И не потому "зря" платой, что получаю я свои грОши задарма, а потому, что, получая их, понимаю, что жизнь моя зря проходит!
   Или не зря, дяди и тёти, а?
   Поднимаюсь утром, принимаю какие-то там водные процедуры, чего-то там типа "Нескафе" или еще какой-нибудь дребедени и вперед к новым свершениям - вдоль по пыльным улицам, по Тверской-Ямской, мля... А вокруг люди, машины, спешат все куда-то. Да ясен пень, тоже к свершениям спешит народ, торопится прожить жизнь по своему усмотрению. День ходишь, два ходишь, месяц, год и начинаешь замечать, что люди-то всё одни и те же, лица уже узнаешь, а потом начинаешь запоминать номера и марки машин, физиономии водителей. Во, блин, снова этот дятел на черном "Москвиче" покатил, а вот "Нива" та, что месяц назад впилилась в "Мерс" у тебя на глазах. И т.д. и т.п. И тут приходит к тебе понимание того, что весь этот ежедневный геморрой с хождением в конторы, заводы и прочие дома науки и творчества ни к чему, кроме почетно-нищей пенсии, ни тебя, ни кого другого из твоих каждодневных товарищей по трудовому несчастью почему-то не ведет. Все по-прежнему на своих местах, а не на Ривьерах.
   И вот, когда ты хромой, полуслепой и чахоточный будешь сидеть со своей аналогичной старухой долгим пенсионным днем перед экраном ТВ, какая-нибудь очередная умница, лапочка и просто добрейшей души человек, улыбчиво сверкая фиксой, скажет тебе: "Живи, братан, в свое удовольствие". Типа, как хочешь...
   А, собственно, к чему я всё это? Да ни к чему, прописная истина. А куда деваться-то? Жить надо, кушать хочется, ну и т.п. Просто день сегодня такой, вот и наехало на меня. Чёрти что, а не день! А начинался почти как обычно...
   Спросонья долбанул кулаком по озверевшему будильнику и неприлично долго искал его под гардеробом. После обязательных водных процедур добавил тонуса чашечкой кофе, и вот, наконец, она - долгожданная родная моя и ненаглядная засраная собаками и добропорядочными гражданами улица. Кто там, Блок, кажется, сказал: "Живи еще хоть четверть века, всё будет так, исхода нет"? Умница мужик был! Уж он то всю кодлу насквозь видел. А другой кто-то добавил: "Эта наша судьба, жить не можем иначе...". Вот именно, что не можем, какая уж там Судьба? Не хочем! Ладно, ерунда это всё, спешу, ждет меня босс Лёха. Трамвайчик бы вовремя подогнали, тогда и бог с ней с улицей. Ага! Вот и он - мой родимый красный звенящий подползает. Сел в него, вот и замечательно. Еду, любуюсь на детские и не очень автографы. Колёса постукивают на стыках рельс, сквозь оконное стекло припекает утреннее июньское солнышко, благодать. Долго ехать, задремал.
   Вдруг дёрнуло - едва на месте усидел. Тпрррууу-уууу! Что такое? Мутным спросонья взглядом прочёсываю вагон. Как приехали? Вот мать-перемать, авария? А-а-а... Кого-то на путях раскорячило. Так уберите его оттуда к..., ну, вы меня поняли. Как вагон дальше не пойдет? Да вы что тут ошалели?? Меня же босс ждет, а его итальянцы ждут! А они ждать не любят совсем, это я по себе знаю. Нельзя мне опаздывать, Лёха друг и, хоть порой дерьмо из него во все стороны брызжет, но подводить его не хочется, а итальянцы, хоть и не плохие парни, но от них судьба конторы зависит! Если не успею, и контракт накроется, машину себе не раньше чем через год куплю! Так и буду на трамваях ездить!
   - Уберите этого придурка с дороги!
   Всё... пришлось выходить. Бегом к остановке. Лайн. Едем. Слава богу, кажется, успеваю, на грани фола, но всё же успеваю. Не развалятся итальяны от трех минут. Сижу на самом колесе. По заднице - бам, бам, бам - рессора накрывается, каждую кочку и выбоину на себя принимаю. Терплю, клацаю зубами на ухабах, но терплю. А водитель на меня косится так подозрительно в зеркало заднего вида, как проклятый эсэсовец на партизана. Ничего ты от меня изверг за рулем не дождешься, не дам тебе ключей от квартиры, где деньги лежат. Пытай меня, гад. Бам-бам-бам...
   - А, чего? А-а-а....
   Так бы сразу и сказал, забыл я, задумался...
   - Девушка, передайте водителю деньги, пожалуйста. Спасибо!
   И про себя: ничего так, симпатичная.
   Мимо плывут пыльно-серо-грязные девятиэтажки спального района. Трах-бам-бац - что-то по крыше маршрутки. Визг тормозов... Водила чуть в форточку приоткрытую не выпрыгнул. Что, неужели опять приехали?! В три этажа матерясь, водитель с подножки заглядывает на крышу ГАЗели и спустя секунду разрывает воздух яростным воплем. Всё ясно - яйца куриные... Ну понятно, дети балуются, выспались, сил набрались - молодость лезет наружу, а засунуть ее некуда. Газельщик рвёт и мечет. Мать, тётя, дядя и прочие родственники бесчинствующих террористов икают и корчатся в предсмертных судорогах. Да ладно тебе, поехали, хватит стоять, не бомба ведь, все целы! Чё? Ты куда, мужик? Там столько квартир, хрен ты когда кого найдешь! Вернись, я всё прощу! Ну, ёлки-палки....
   Опрометью из маршрутки - подальше от антитеррористической операции.
   Обочина. Ожесточенные взмахи рукой. Тормози ты, стой! Куда? Да ты чё? Пустой ведь прешь, я тебе денег дам! Да стой ты! Следующему поперек дороги лягу! Взгляд на часы - фиаско, полет фанеры над Парижем!
   Наконец-то удалось тормознуть... Даже не машина, а так - нечто, но с шашечками на боку. Как ездит-то еще? Пальцем в борт ткну, насквозь пройдет. Гони, шеф! Чем быстрее, тем я щедрее сделаюсь!
   Чё ты мне там по погоду втираешь? На дорогу смотри! Вот ё... Да заткнись ты, не до тебя! Всё, следующий светофор и я тебя выкину! Не видишь что- ли - мне по мобиле с шефом пообщаться надо! И прямо ему, таксюку этому, в лоб:
   - Пасть закрой и рули!
   Он аж офигел! Но желание клиента, тем более явно перевозбужденного...
   - Здорово Лёха, тут, понимаешь, дело такое... Ну, короче не успеваю я. Минут на двадцать пять опоздаю. Подождешь?.. Нет?! А как же ты с ними без переводчика будешь? Сегодня ж контракт подписывать! Как Макса пригласишь? Ты чего? Я, мать твою, итальянов этих и убеждал и развлекал, только что не спал с ними, а ты - Макса?.. Чего?.. Кинуть меня хочешь? Ну и сука же ты, Леха.
   Бросил трубку.
   - Всё, шеф, можешь открыть пасть, мне теперь наплевать. Вон ларек видишь? Тормози, а то пиво там перегреется.
   Расплатился, вышел на тротуар и к ларьку. Что тут у нас из тёмного?.. Э-хе-хе... Ну, ладно...
   - Девушка, мне "Балтику" четверку. Как сдачи нет? Ну, две бутылки давай!
   Вымогательство какое-то...
   Ухожу в соседний скверик. Приятное местечко и главное - никого. Тенек и мусора немного. По нынешним меркам, его тут вообще нет. Всё, расслабляюсь. Первая хорошо пошла. Теперь можно не спешить. Закурить бы... Ну да ладно... Сижу, стараюсь о неприятном не думать.
   - Гражданин, - слышу за спиной, - распивать спиртные напитки в общественных местах запрещено.
   Мент.
   Весь кайф обломал. Я ему за это чуть башку неоткупоренной бутылкой не протаранил. Удержался. Он-то не виноват ни в чем. Пить нельзя, говоришь? Да у тебя на носу морды лица написано, что ты сам ходячий спиртной напиток. Осматриваюсь, думаю не послать ли его куда подальше без свидетелей. Но, нет! Метрах в пяти еще такой же кент в сером пасется и... с бутылкой пива. Прихлебывает... Ну, я своему показываю на того, а это, мол, что такое? А это, говорит, не ваше дело, и вообще, вопросы тут задаю я. Ну, хрен с тобой и с твоими вопросами, сунул ему в рыло полтинник, свалили они с корешем.
   Допил вторую. Пора и в контору. Прошелся пешком. Что-то приятное в этом есть, когда не спешишь, а идешь на работу эдак прогуливаясь. Успел к концу обеда.
   - Здравствуйте, Людочка. Как поживаете? Нормально? А Лёшенька наш разлюбезный не вернулся? Нет еще? Когда будет? А-а-а... они-с с гостями по ресторанам-с... А вы чего же, прекрасная фея, не обедаете? Дел много, бумажки важные? Не бережете вы себя! Выпить со мной не желаете? У меня вон в столе и бутылочка коньяку-с припасена! Ну и что с того, что на работе? А где ж еще-то? Дома не интересно, потому что вас там нет! Ну, как хотите. Неволить, так сказать, не хочу...
   Налил.
   - Людочка, а лимончика нет случайно? Нет? Жаль... Что ж мы всё без витаминов и без витаминов...
   Выпил. Было неплохо, стало еще лучше. В углу тренькнул телефон.
   - Что там?.. Ах, шеф звонит.. Ну и?.. Меня хочет? Люда, скажите ему, что я не девка, чтобы меня хотеть... Да-да, так и скажите!.. Говорит, чтобы я приехал? Нужен ему?! Странно... Вы поинтересуйтесь, как он считает, а нужен ли после утренней беседы мне?
   Людочка зашептала в трубку, а я снова налил, выпил. Наезжает!
   - Что?! Говорите, опять зовет к телефону? Не пойду я. Скажите ему, что записочку оставлю, приедет, ознакомится. Переводчики и в других местах нужны... Контракт у него горит?! Да пусть хоть двадцать контрактов у него сгорят!
   Как наехало-то, хороший коньяк.
   Нет, я не злопамятный, просто память у меня хорошая. Он путь и босс, но я его другом считал. Просчитался.
   На выходе из конторы настроение было не сказать, что бодрое, но гораздо лучше утреннего.
   И вот я дома, и вот он одинокий вечер. Комп слегка потрескивает винтом, играет незатейливая музычка, но что-то как-то не весело. Приятное пивно-коньячное опьянение куда-то безвозвратно скрылось. Осталась головная боль. Сижу, рубаюсь в старенького Дюка и одновременно пытаюсь сообразить, как жить дальше. Соображается туго, со скрипом, зато хитрый матерый вояка и убийца под моим неназойливым управлением лихо скачет по лабиринтам, круша всех, кто подвернется. Чёрт! Да что за уровень такой. Застрял, никак выход найти не могу! Напридумывали, блин!
   Во, интересно про уровни! Каждому свой и попробуй с него выберись... И ладно бы нормальными они были, уровни эти. А так... Вот и пытаешь забраться куда-то повыше, на следующий уровень. Мечешься, тычешься из угла в угол, любой ценой дырку найти стараешься... Не, конечно чисто теоретически, рассуждая по-демократически, каждый может стать президентом. Но реально - накося выкуси! Ну ладно, даже если президентство оставить в покое. Просто нормальной жизни на своем месте хрен получишь! И вверх не пускают и просто жить не дают достойно, чтоб не подлизываясь, не заискивая и не унижаясь!
   Родился, скажем, Вася Пупкин в ПГТ Говнище. Ну, родился он, никого об этом не просил. Бабки-мамки-тетки, детсад, школа, ПТУ. Почему ПТУ, а не университет? Ну допустим, Говнище это находится в таких еб..., далеко, короче, на столько от всяких там благ цивилизации, что до ближайшего универа, как от Лондона до Пекина. Были бы фунты, стерлинги, да тугрики - нет проблем! Езжай тогда драгоценный Вася за умом-разумом. А так только папина трактористская твердорублевая зарплата, которую мать-героиня пытается как-то растянуть до следующей на всю семейную ораву. Да и вообще счастье огромное, что хоть ПТУ есть и махонький заводик, куда после этого ПТУ можно пристроиться. И даже не будем считать, что Вася этот потенциальный Ломоносов, Лобачевский или, на худой конец, Белинский, чтобы не ронять напрасных слез о загубленном таланте! Нет! Он просто Вася! И вот закончил Вася ПТУ! Ура! И идет он на завод! И работает! Честно работает, не пьет, не ворует, вкалывает, как стахановец. И еще раз ему ура! Но чего он с этого имеет? А ничего ровным счетом! Шиш он имеет, ну, слава богу, если с маслом. Надеюсь, с этим никто в здравом уме и при наличии телевизора спорить не станет? И живет он в своем Говнище, как в соответствующей названию субстанции. И дай бог ему не осознать этого и не спиться к старости, как папа тракторист. Дай бог, не узнать, что кто-то не поднявший за свою жизнь ничего тяжелее ручки или ножа с пистолетом, живет в тысячу, да что там, в миллион раз лучше него. Так пусть накопит денег и езжает куда-нибудь, где можно жить лучше, скажете вы, Ломоносов ведь пешком дошел! Можно и так. Но на тысячу таких Вась, может быть, у одного что-то получится. А это, согласитесь, ненормально, сейчас у нас вроде как демократия с равными возможностями, а не матушка императрица. Но мы же условились, что он не Ломоносов! И не хочет он никуда уезжать, нравятся ему родные пенаты, душой прикипел и на чужбине ему каюк! И вообще, к чёрту всю эту лирику. Почему спрашивается человек должен жить плохо, жить в дерьме, если он не хочет грабить, убивать, воровать, лебезить, ехать куда-то и что-то кому-то доказывать, а просто хочет честно работать в своем ПГТ, на своем уровне? Разве он не достоин жить в нормальных человеческих условиях, а, значит, чувствовать себя нужным государству? А ведь эта "нужность", ощущение отдачи от труда придаст ему сил и желания работать ещё лучше и лучше! Разве не так? По-нашему выходит, что нет... Не нужен государству никакой Вася, будь он хоть сто раз стахановец. И труд его, выходит, никому не нужен. Поэтому ничего мы и не производим, а лишь продаём-перепродаём, выкачиваем и поставляем.
   Да и взять меня! Вернулся после универа домой. Устроился в школу. И мне нравилась моя работа! Не хотел я никому ничего доказывать, просто хотел работать, завести семью, ребенка. Но шиш тебе, господин-товарищ учитель, а не семейное счастье на 3000 рублей в месяц. Конечно я понимаю - когда-нибудь потом было бы больше, аж на целых пару тысяч, потом бы ещё чуток за выслугу накинули, а пока... без опыта работы, без профессиональной репутации, короче, молодой специалист... Молодой-то молодой, но за те деньги был риск до старости не дожить. Не патриотично? Да ну и х... с ним. В пионеро-комсомол играть нам свыше уже запрещено, так что про ура-патриотизм не будем. Кушать-то всё же нужно регулярно и желательно не "Ролтон" - опять же не патриотично...
   Не хотел я уезжать. И долго пропускал мимо ушей нытье родителей, о том, что надо мне выбираться отсюда. Они мне чуть плешь не проели! Смотри, мол, вон Васька сел, Колька спился, остальные тоже на подходе. Беги отсюда, сынок! Но почему я должен бежать куда-то из своего дома? Достали они меня в конец. Уехал после того, как Колян с перепоя застрелил брата, а потом застрелился сам. Сразу после похорон и свалил.
   Да, сейчас я имею небольшую квартирку на окраине Москвы. Брал ее в кредит, но кредит брал не в банке (избави Господь от чумы и от банковского кредитования), а у старого школьного кореша. Он после отсидки раскрутился, бизнесменом заделался, сейчас миллионами ворочает, вот и сделал мне беспроцентную ссуду. Слава Богу, сумел отдать ему всё. Да, я могу себе кое-что позволить... На машину копил... Накрылась машина... Чёрт с ней! Чувствую я, что не мое это всё. Не тем я занимаюсь! Нафига мне вся эта нервотрепка с ублажением каких-то там итальянцев? Что я тут делаю? Разве не достоин был учитель маленького городка получать хорошую зарплату? А ведь мне действительно нравилось работать в школе! Разве не больше пользы принес бы я государству, обучая детей иностранному языку, а не заискивая перед буржуями, упрашивая их подписать очередной контракт? А что дает этот контракт? Новую партию итальянской сантехники на российском рынке! Что мы в свои унитазы гадить не можем? Выходит, нет... да и не во что. Потому, что все Васи за ненадобностью списаны в тираж, и унитазов производить некому. Вот и спускаем деньги в итальянские сортиры, вместо того, чтобы тратить их на своих детей...
   Забрался я, короче, чуть повыше чем был, но безрадостно как-то. Но хоть и безрадостно, а опускаться ниже уже не хочется. Значит надо что-то придумывать! С Лёхой завязано, концы обрублены.
   Звонок в дверь. Мля, только гостей мне сейчас и не хватает! Не буду открывать. Отсижусь. Ага, вот еще один голубчик за углом! Бах - раздалось из колонок и очередной труп на экране осел. Да сколько можно звонить-то?! Не открою же! По столу, тихонько завывая что-то про несчастную американскую любовь, запрыгал мобильник. Его поцарапанный местами помятый металлический корпус противно подребезгивает. Старьё... Взял его после того, как один за другим посеял четыре не самых дешёвых сотовых телефона. После третьего друзья и знакомые определили во мне редкий талант сорить ими. С тех пор едва ли не при каждой встрече ехидно интересуются, как поживает очередной, и долго ли собираюсь не разлучаться с ним. Когда месяц назад расстался с четвёртым, скрипя зубами от досады, решил, что хватит разбрасываться деньгами и приобрёл простенькое древненькое "б/у". И вот оно не унимается, дребезжит и завывает. Извести меня хотят что ли? Жму на комповой клавиатуре на "Pause/Break" и берусь за мобильник. На дисплее неизвестный мне номер.
   - Алло?!.. Да!.. Паша? Какого черта тебе надо, Паша?! Срочно?.. Ну, сейчас открою.
   Выразительно вздохнув, бреду к двери. На лестничной клетке стоит длинный молодой человек. Плечи слегка перекошены, рыжеватые волосы всклокочены на макушке, в голубых глазах тревога, а тонкие губы капризно изогнуты.
   - Ну, заходи что ли. Чего притащился, попозже не мог?
   - За два месяца ехать собрались, всё решили, а он теперь не может! - с порога выдаёт Паша. - А я уже собрался, отпуск взял. А теперь горит всё ясным пламенем. Что делать? Как...
   Нет, ну надо же! Еще у одного что-то горит!
   - Да погоди ты, не части! - обрываю я жалующего Павла. - Какая такая поездка?
   - Отпуск! Хотели съездить отдохнуть...
   - А от меня тебе что надо?
   - Компания, - просительно выдаёт Паша.
   - Ясно... Ну, вообще-то с сегодняшнего дня я свободен, как Винни Пух.
   Отказав в распитии чая для закрепления договоренности, выпроваживаю этого истерика. Не, он в принципе нормальный парень, но с причудами. Видите ли, приятель не смог составить компанию, а ему одному, ловеласу, по девкам шляться скучно, всё пропало! Ну ничего, спасу товарища! Собственно говоря, что меня тут держит? Могу устроить себе небольшой отпуск! Да здравствует солнце, море и загорелые женские тела! И чёрт с ней с мечтой о машине! Потратим немного денег!
   Всё, спать! Набираться сил перед приключениями!
   Утром просыпаюсь от звонка мобильника. Судя по номеру на дисплее, опять Паша! И чего ж тебе не спится?..
   - Ало! Ну? Да! А позже нельзя?.. Ладно, умыться мне хоть можно?.. Хорошо, через час буду.
   Избранным Пашей поставщиком нас к жаждущим любви и ласки заграничным красоткам оказалось агентство "Дорога в Рай". Что ж, звучит заманчиво!
   Дорога в рай почему-то началась с указателя на лестницу в полуподвальное помещение.
   - Помнится мне, рай должен быть в другом направлении, - возмутился я. Но Паша сказал, что всё не единожды проверено.
   Чертыхаясь и щурясь, спустились вниз. В отличие от пугающих ступенек, девушка в этом "райском" полуподвале оказалась вполне пригодной на роль райского обитателя. Такой ангел в мини-юбке.
   - Здравствуйте девушка! Не могли бы вы подсказать, где сейчас море потеплее, а женщины погорячее? - приступаем мы к лобовой атаке и уже через каких-то десять минут убеждены в том, что если немедленно не наведаемся в Италию, то жить дальше не стоит.
   Ну что же... Вива Италия!
  

***

   Утро рабочего дня, чемодан с вещами, метро, толпа у перрона в ожидании поезда. Все стоят, я стою, все ждут, я тоже. Рядом две девицы, симпатичные такие, перешептываются, косятся то на меня, то на чемодан мой. Из туннеля зашумело. Толпа насторожилась, симпатичные лица девиц несколько позверели. Им уже не до меня. Голова поезда проплыла мимо. Приготовиться к штурму! Последний вагон скрежетнул и растворил двери. Толпа, возглавляемая девицами, пробуксовывая по скользкому мрамору перрона, ворвалась внутрь! Борьба не за жизнь, а за... свободные места! Девицы, орудуя локтями, заполучили вожделенное! Уселись, принялись прихорашиваться. Вошел. "Осторожно, двери закрываются!". За спиной кто-то сдавленно пискнул. Обернулся. Дверями зажало бабку. Почуяв неладное, двери распахнулись и ... с новой силой саданули по бабуле. Ну, и еще пару раз для порядка. В каком из филиалов гестапо учат на машинистов? Раздавленная пассажирка, наконец, ввалилась в вагон и охая забилась в угол. Поехали...
   Трясемся. Кто-то читает, кто-то мучает мобилу, кто-то дремлет. Стою, наблюдаю. Еще несколько минут назад симпатичные, девицы вновь, вполголоса, переключили внимание на меня. У меня перед глазами картина недавнего штурма, успешно возглавленного этими особами. На передовую бы вам... Перефразировав почти классика: вам бы шашку да коня, да на линию огня, а любовные интриги... не про вас эта х..ня...
   Пересадка. Толкотня на переходе, опять перрон. Этот поезд взяли без драки. Едем. Народ на станциях постепенно прибывает. Тесновато, но раз уж не на такси, так и нечего жаловаться. Кантемировская. В вагон ввалился парень лет двадцати пяти, "по-модному" слегка потрепанный, обросший и бородатый, с приличного объема рюкзачком за плечами. В руке книга - грамотный, значит, на шее - навороченный "гаджет" - типа, крутой продвинутый пацан. Вообще, я конечно из глубокой провинции, может, чего и не понимаю, но у нас неграмотных принято перед входом в общественный транспорт рюкзаки снимать. Но здесь-то... Парень прётся в самый центр весьма плотно заполненного пассажирами вагона. Не стоится ему у дверей, а ну как раскроются, и выпадет он вместе с драгоценным баулом? Недовольные возгласы распихиваемых пассажиров. Презрительно-уничтожающие ответные взгляды рюкзачника. Хорошо, что только взгляды, а то ведь и огрызаться начнет, визг поднимет. Пропихнулся, уставился в книгу. Едем... Орехово. Рюкзачник подрывается и, вихляя рюкзаком, порождая волну недовольства и ответных тычков, спешно продирается к выходу. Всего две станции...
   Москва - местами вдохновляющая красота города и порой ужасающая пустота душ. Нигде больше не встречал такого контраста.
   Маршрутка, аэропорт Домодедово, Паша, суровые лица работников таможенного контроля. На табло ищем рейс "Москва-Генуя". Регистрация уже открыта. Вот и замечательно. Билеты - миловидной и строгой девушке-контролёру, чемоданы - в багаж. На руках у меня остаётся спортивный рюкзачок, а у Паши - сумка через плечо. Что у нас дальше по программе? Дальше - личный досмотр.
   Так, в этот тазик куртку, в тот ботинки, ремень снять, из карманов всё вон и вперёд через металлодетектор. Не зазвенел. Отлично. Обуваемся, одеваемся, потуже затягиваем ремни и без промедлений на паспортный контроль. Там женщина средних лет в безупречно белой блузке через стекло придирчиво сравнивает фото с оригиналом. Что-то уж очень долго сравнивает. Не изменился ли я часом? Может, лицо располнело?.. Неужели что-то не так? Вроде ни в чём не виноват, но под ложечкой неприятно кольнуло. Но вот женщина строго и вместе с тем приятно улыбается. Фу ты, кажется, порядок. Ага. Ставит в паспорт штамп и возвращает документ мне. Паша движется следом. Ожидаю, пока его сличат с фотографией. С ним управились чуть быстрее. Что теперь? Теперь еще один досмотр, на этот раз последний. Опять металлодетектор. А затем... Затем какой-то парень в белых перчатках проворно и повсеместно меня ощупывает. Я, конечно, против террористов, ловить их надо и сажать, но...но вот это... я даже не знаю как это без мата обозвать. Недовольно кривлюсь, вдруг думаю, вот если б женщина вместо парня была... и громко хмыкаю. Парень в перчатках бросает на меня удивленный и слегка настороженный взгляд. Затем чему-то улыбается. Уж не за ... он меня принял?
   С интересом наблюдаю, как обыскивают Пашу. Он морщится, картинно закатывает глаза, но, в общем, держится молодцом.
   Всё, мы почти уже не в этой стране. Теперь самое время совершить набег на "Дьюти Фри". Хотя, почему набег? Времени предостаточно, можно неспеша выбрать что-нибудь, чем можно скрасить перелёт. Останавливаем выбор на "Мартини" - вкусно и особо не опьянеешь. Паша долго крутит в руках блок неизвестных мне сигарет, но передумывает и вместо него прихватывает бутылочку "Джек Дениэлс". Я беру "Хеннеси". Затарились.
   Устраиваемся на диванчике. Сидим, глазеем. Народ прибывает. Одни усаживаются и углубляются в чтение книг, газет и прочей прессы, другие гуляют среди витрин с парфюмерией и алкоголем. Достаю мобильник, пробегаюсь большим пальцам по кнопкам, на дисплее появляется надпись "Тетрис". Телефончик у меня старенький, никаких стрелялок-гонялок, зато есть в нём эта замечательнейшая на все времена игра. По мне, так другой и не надо. От верхнего края дисплея начинают падать кубики, палочки, загогулинки. Вращаю их, подгоняю, укладываю друг на друга. В правом нижнем углу увеличивается счётчик очков.
   Судя по шуму-гаму, через контроль, наконец, прорвалась стайка подростков. В игре как раз пауза для перехода на новый уровень, так что можно оторваться и понаблюдать, как детишки мечутся от одного магазинчика к другому. Врубившись, так сказать, в ценовую фишку, молодняк начинает без разбору хватать спиртное. К кассам компания волочится, буквально в три погибели сгибаясь под тяжестью ноши.
   - Во дают! - восхищается Паша и с тоской в голосе добавляет: - Эх, где мои шестнадцать лет...
   - У меня спрашиваешь? Я тебя тогда в глаза не видел.
   - Ну да... Эх, было время...
   - Портвейн по рубль двадцать?
   - Ага-а-а... - мечтательно вытягивает Павел. - Помню, в десятом классе под Новый Год с пацанами "Три семёрки"...
   От этой его мечтательности я начинаю давиться от смеха.
   - Чего? - возмущается он.
   - Поперхнулся.
   - А-а-а... - снова тянет Паша и погружается в воспоминания.
   Минуты две он отрешенно смотрит впереди себя и вдруг выдаёт:
   - А деньги?
   - Что? - не понимаю я.
   - Где б мы деньги взяли? Ну, чтоб не по рубль двадцать?
   Жму плечами, собираюсь сказать что-нибудь неопределенное и тут вижу, как челюсть у Паши отвисает чуть ли не до груди, а глаза расширяются и лезут из орбит. Смотрю в направлении его ошалелого взгляда и вижу: чуть в отдалении от нас дефилирует девушка лет так двадцати пяти. Рост примерно метр семьдесят пять, длинные стройные ножки в изящных кремовых сапогах по колено, в меру широкие бёдра, обтянутые черной юбкой, оголенная узкая талия, бюст около третьего размера под короткой кожаной курткой, пухлые губки, щёчки с ямочками, широко распахнутые аккуратно подведенные глазки и вьющиеся льняные волосы до плеч. Снова смотрю на Пашу. Он по-прежнему в ступоре. С силой толкаю его в бок, чтобы привести в чувство. Павел дёргается и начинает ерзать на месте, что-то бубня под нос и пожирая взглядом прекрасную незнакомку.
   - Я это... - наконец говорит он. - Пойду...
   Всё ясно, Павла охватило желание познакомиться поближе.
   - Куда? - на всякий случай уточняю я.
   - Туда... - мнётся герой-любовник
   - Может, она не одна, - предупреждаю я. - Подождал бы немного...
   - Ага... - с явным огорчением произносит Паша и замирает на месте.
   До неприличия пристально мы наблюдаем за тем, как, непринуждённо помахивая дамской сумочкой, девушка прогуливается вдоль витрин. Спустя какое-то время она останавливается у витрины с ювелирными украшениями и пристально их разглядывает.
   - Всё, - не выдерживает Паша, - пошел.
   Идёт он вразвалочку, как настоящий мачо. Она, то ли заметив его манёвр, а то ли просто так, направляется в противоположную сторону и исчезает в дверях попутного магазинчика. Немного помедлив для порядка, Павел следует за ней. Ну вот, самого интересного я не увижу... Или пойти подсмотреть, как хищник будет охмурять жертву, перенять опыт? Нет. У Паши задатки охмурителя в крови, на генном уровне. Такое не перенять. А мне от природы не дано. Как говорится, каждому своё...
   До посадки в самолёт еще целый час. И занять-то себя нечем. Mp3-плейерами не балуюсь, предпочитая хорошо слышать, что вокруг происходит, книжку в чемодане оставил, так что даже почитать нечего. Чёрт, похоже, так и не продвинуть по нашумевшему творчеству Коэльо дальше пятнадцатой страницы. Так и буду сконфуженно мямлить при попытках знакомых завести беседу о гениальном писателе. "Ах, какой матёрый человечище!" - "Ну да, ну да. Конечно, конечно..." Думал хоть в самолёте сделаю над собой усилие, но нет, видимо не судьба. А уж в Италии... Какой тогда Коэльо? Эх, сколько на эти пятнадцать страниц потрачено сил! Признаться, до сих пор ни одна книжка не требовала от меня таких усилий. Ну не догоняю я его, как сейчас модно говорить. Вот такой вот приземлённый я человек - детектив мне подавай или фантастику. Семёнова или Стругацких, да мало ли у нас хороших писателей было и будет!
   Сидеть надоело. Подхватываю рюкзак и Пашину сумку и иду к ближайшей витрине. На ней в футлярах и коробочках, в целлофане и без - сигары и сигариллы. Вид аппетитный, плюс к этому - из-под стекла пробиваются запахи табака разных сортов - крепкие и послабее, с ароматическими добавками и абсолютной чистоты. К горлу подкатывает слюна, возникает жгучее желание закурить. Но... я полгода, как бросил. Чёрт! - ругаюсь мысленно и, как заправский мазохист, продолжаю смотреть и вдыхать.
   Курить или нет? Пара сломанных рёбер, проткнувших лёгкое, склонила чашу весов в сторону "нет". Если бы не тот полудурок на "Шевроле", купил бы я сейчас сигару поароматнее...
   Эти мысли отдались в висках гулким буханьем. До сих пор ночами снится: перекресток, "зебра", светофор зажигает зелёный, я делаю пару шагов и... Дальше - два месяца в больнице и еще полтора с палочкой.
   Вздыхаю, потираю лоб ладонью и машинально ощупываю сантиметровый шрам над правой бровью. Врач рассказывал, кровь лилась так, будто голова пробита. Оказалось - рассечение. Ладно, будем надеяться, что шрам меня лишь украшает, как полагается, придаёт мужественности. А полудурок тот приходил, денег предлагал. Потом папаша его приходил - солидный дядька, респектабельный. Говорил, что сын у него мальчик хороший, а на принципиальности я долго не протяну и гордостью сыт не буду. Зря он так, можно было по-человечески поговорить.
   Условно сынку дали, полгода всего, видимо, вняли таки голосу папашиного разума.
   Еще раз провожу пальцем по шраму и сосредотачиваю взгляд на своем отражении в витрине - не красавчик, но внешность, как мне неоднократно говорили, приятная. Смуглая кожа, тёмно-русые волосы чуть спадают на высокий лоб, густые сросшиеся брови над карими глазами, почти классический нос, широкие скулы и чуть выдающийся вперед подбородок.
   За спиной чувствую движение, а в витрине вижу, как над моим плечом появляется улыбающаяся физиономия Пашки. Очевидно, охмурение прошло успешно. Оборачиваюсь. Так и есть. Под руку мой приятель держит ту самую девушку.
   - Это Марина... Мариночка, - представляет он, - а это Дэн, Денис то есть.
   Вот так сразу и Мариночка? - мысленно удивляюсь я и, улыбнувшись, говорю:
   - Очень приятно.
   - Мариночка тоже летит в Италию. Одним с нами рейсом, - объявляет Паша.
   Улыбаюсь ещё раз. Внимательно смотрю на девушку и понимаю, что есть в ней что-то такое из-за чего она именно Мариночка, но что конкретно - определить пока не могу.
   - Мальчики, давайте сядем! - говорит Мариночка, и я отмечаю, что голос у нее несколько резковат. Есть в нем что-то приказное и немного истеричное. Хотя, впрочем, голос как голос, и чего я придираюсь?
   Подходим к диванчику.
   - Ой! - восклицает Мариночка. - Мобильник! - глазки её загораются. - Забыл кто-то... - произносит она, воровато озираясь по сторонам.
   На диванчике собственной персоной мой обшарпанный "б/у". На всякий случай хлопаю по карманам. Пусто. Ну точно, мой!
   Наблюдая за мной, Паша лыбится во весь рот.
   - Это Денискин, - сообщает он Мариночке. - Он у нас парень такой, надоело - бросил!
   - Да иди ты! - огрызаюсь беззлобно и прячу телефон в карман джинс.
   Садимся. Мы по бокам, Мариночка между нами. Она закидывает ногу за ногу, поправляет волосы, её зелёные с поволокой глаза смотрят на меня, а потом на Павла.
   - Значит, в Италию? - спрашивает она.
   - Ага, - расплываясь в глуповатой улыбке, отвечает Паша.
   - Первый раз?
   Паша кивает.
   - Я тоже, - сообщает девушка.
   - Составишь мне... - начинает Паша, но тут же спохватившись, поправляется: - нам компанию?
   Мариночка еще раз поочередно осматривает нас - теперь прищурившись - и до комичного серьезно говорит:
   - Хм, надо подумать...
   За нашими спинами раздается раскатистый, как из пушки, грохот. Мариночка вздрагивает, и все мы дружно оборачиваемся на звук. За стеклянной стеной на желтый диск солнца с востока наплывают свинцовые облака.
   - Ну вот... - обиженно произносит Мариночка и, как капризный ребенок, надувает пухлые губки. От этого лицо ее становится еще привлекательнее.
   - Подумаешь гроза какая-то, - спешит успокоить девушку Паша. - Это здесь, а там в Италии - наверняка отличная погода!
   - Думаешь? - озадачивается Мариночка.
   - Уверен!
   - Смотри! Если обманываешь, обижусь! - предупреждает девушка, и я пытаюсь угадать, шутит она или нет.
   - Если что, готов загладить вину так, как пожелаешь! - говорит Паша и подмигивает.
   Мариночка как бы не замечает этого и задумчиво произносит:
   - А вообще, я слышала, что отправляться в дорогу в дождь - хорошая примета.
   Паша и, к моему удивлению, я согласно киваем. Некоторое время сидим молча. От нечего делать я еще раз оборачиваюсь и смотрю на улицу. Там под ещё не ушедшим в облака солнцем ядовито желто-зеленеет скромных размеров "Боинг". К самолёту от здания аэропорта ведет крытый подвесной коридор. На борту "Боинга" эмблема компании "S7". Вспоминаю кадры авиакатастроф с участием этой конторы и невольно поёживаюсь. А что делать-то? Можно, конечно, дома остаться... Ну уж нет! Авось пронесёт!
   Объявляют посадку. Выжидаем, пока основная масса пассажиров пройдёт в самолёт и, когда у стойки контроля остается человек двадцать, отправляемся туда. На полпути где-то поблизости раздаётся громкая неизвестная мне мелодия. Мариночка вздрагивает и принимается суетливо копаться в сумочке. Мы с Пашей застываем на месте, с интересом наблюдая за этим процессом. Мобильник в недрах сумочки верещит всё громче и настойчивее, но, словно в издёвку, умолкает, как только попадает в руки к хозяйке. На Мариночкином личике досада: губки надуты, а бровки сдвинуты к переносице. Её наманекюренный ноготок пробегается по тускло-бирюзовым кнопкам мобильника, несколько секунд она задумчиво смотрит на дисплей, и в это время досада на её лице превращается в негодование.
   - Мальчики, идите, я догоню, - бросает она и поворачивается к нам спиной.
   Пока парень у стойки проверяет наши билеты, мы продолжаем наблюдать за новой знакомой. Мариночка теперь стоит к нам вполоборота и что-то тихо говорит в трубку. Что именно - разобрать невозможно. Лишь когда мы оказываемся за стойкой, до нас долетает Мариночкино строго-капризное:
   - Сережа! Не будь таким! Мы уже говорили об этом!
   - А девочка, кажется, занята, - замечаю я Паше.
   - Неужели? - наигранно удивляется он. - Кем? Никого не вижу!
   Быстро проходим по коридору и попадаем в самолёт. Выслушав усталые приветствия стюардессы, занимаем свои места в хвосте, в предпоследнем ряду справа.
   Мариночка появляется минуты через три. Несколько секунд она медлит в центе салона, смотря на одно из кресел, а затем направляется к нам. Рассеянно улыбнувшись, садится рядом с Пашей. Он делает грудь колесом и пытается приобнять её за плечи, но не тут то было. Мариночка отталкивает его руку, вжимается в кресло и закрывает глаза. Так, похожая на нахохлившегося воробья, она неподвижно сидит около минуты. Упрямец Павел снова пытается обнять ее, но она порывисто приподнимается в кресле, хлопает ладошкой по подлокотнику и зло гортанно произносит:
   - Козел!
   - Что? - выдавливает Паша, опешив.
   - Козел! - повторяет Мариночка и обессилено плюхается в кресло.
   - Я? - спрашивает Павел, опешив ещё больше.
   - Да причём тут ты, - раздражённо произносит девушка. По лицу ее гуляет буря эмоций, а высокая грудь вздымается так, что, наверное, неплохо справится с ролью кузнечных мехов.
   - И на этом спасибо, - тихо говорит Павел и отстраняется от грубиянки.
   Я отворачиваюсь и смотрю в иллюминатор. По стеклу скользнули несколько капель дождя, оставив за собой водяной след. Ничего интересного за бортом не наблюдается, но не Пашей же любоваться? Мимо, мигая маячком, проезжает ярко-оранжевый заправщик, затем бело-голубой "Форд" службы охраны. Чуть поодаль тягач буксирует сто пятьдесят четвертую "Тушку". В памяти сами собой всплывают незабываемые впечатления от полёта на этой "птичке". Летал всего лишь раз, но воспоминаний хватит надолго. При любом изменении высоты уши начинали болеть так, что не дай бог врагу, хотя... смотря какому. Если взять...
   В этом месте мои грёзы вероломно прерывает грубый с хрипотцой голос:
   - Извините, но это место моё.
   Плотный седовласый дядька сквозь линзы в позолоченной оправе пристально изучает Мариночку.
   - Ой, а вы не пересядете? - предельно смягчив голос, интересуется она. - А то я тут с женихом... - указывает на Пашу.
   Лицо Павла на мгновение перекашивается, точно отражённое в кривом зеркале, но он быстро справляется с эмоциями, расплывается в просительной улыбке и обнимает таки "невесту" за плечи.
   - Ну ладно, - соглашается дядька, - куда садиться?
   - Вот там, видите, женщина в шляпке...
   - Та, что с ребенком?
   - Да-да, - подтверждает Мариночка и дядька удаляется.
   Толкаю Пашу в бок и на ухо шепчу ему:
   - Жених, блин... Когда свадьба?
   - Не дождешься, - скалится Паша и подмигивает.
   Над нашими головами раздаётся тихий короткий шелест, а затем приятный женский голос:
   - Уважаемые дамы и господа, капитан корабля и экипаж рады приветствовать вас на борту Боинга-737, совершающего рейс Москва - Генуя Просим вас занять свои места и пристегнуть ремни. Сейчас вам расскажут о средствах личной безопасности на борту самолёта.
   В проход между креслами выходит стюардесса - молодая высокая девушка с привлекательным усталым личиком. Она долго и неинтересно рассказывает о том, где лежат спасательные жилеты, откуда выскакиваю кислородные маски и как этим добром пользоваться.
   - Экипаж постарается сделать всё возможное, чтобы о полёте у вас остались только приятные воспоминания, - заканчивает она выступление и удаляется.
   Самолёт вздрагивает и медленно трогается с места. Забирает немного направо и катится вперёд. Смотрю в иллюминатор. Вдалеке проплывает увитый "колючкой" забор, внизу на асфальте виднеется белая разметка, впереди торчит слегка подрагивающее крыло. Едем долго, несколько раз довольно круто поворачиваем то в одну, то в другую сторону. Наконец останавливаемся.
   - Дамы и господа, - раздается из динамиков, - наш самолёт готов к взлёту, убедительно просим вас поднять откидные столики, привести спинки кресел в вертикальное положение и пристегнуть ремни.
   Мы дружно выполняем просьбу - каждый в той части, где это возможно.
   Гул турбин усиливается, чувствительная вибрация волной прокатывается по корпусу самолёта. Он трогается с места, едет всё быстрее и быстрее. С каждой секундой меня всё сильнее вдавливает в кресло. И вот оно на мгновение как бы проваливается подо мной. Я инстинктивно сжимаю ладонью подлокотник.
   Отрыв. Самолет задирает нос и устремляется вверх. Земля в иллюминаторе удаляется. Общий вид становится всё крупнее, а частные детали - всё меньше.
   Уши закладывает. Паша что-то говорит, но из всей фразы я разбираю лишь гагаринское "Поехали!", произнесенное с особым выражением.
   "Боинг" заваливается на левое крыло, делая разворот, и забирается всё выше. Врезается в грязно-серую пелену облаков, прорывается сквозь нее, и в иллюминатор ударяют слепящие солнечные лучи.
   Стараюсь дышать ртом, чтобы отлегло от ушей, но помогает слабо.
   Сверху облака кажутся кипельно-белой снежной равниной, усеянной то тут, то там холмиками сугробов. Внизу - в редких, но крупных разрывах облаков - проплывают куски города: едва различимые квадратики и прямоугольники домов; узкие, как ленточка в косе первоклассницы, отрезки дорог.
   Город остался позади. Самолет выравнивается. Похоже, набор высоты закончен, легли на курс. В подтверждение этого на табло потухает значок "пристегните ремни".
   - Дамы и господа, - звучит из динамиков женский голос, - мы закончили набор высоты. В полёте вам будут предложены прохладительные напитки и завтрак. Желаем приятного полёта.
   В проход между креслами две стюардессы выкатывают тележку. На ней пакеты с соком, бутылки с газировкой и пивом.
   Мне минералку, Паше с Мариночкой апельсиновый сок. На свет появляется благоразумно приобретенный по бросовой цене "Мартини". Мои спутники смешивают коктейль, я буду пить чистый "Бьянко".
   - Ну что, прощай... нет, до свидания, Родина!

***

   Аэропорт Генуи встретил нас солнцем и ослепительно белоснежной улыбкой гида Андрея. Этот безмерно улыбчивый и добродушный парень помог нам разместиться в комфортабельном микроавтобусе, заполненном прибывшими туристами, и по широченной скоростной автостраде мы помчались к конечной точке маршрута - славному городу Сан-Ремо на берегу теплого Лигурийского моря. По дороге, пока Андрей вещал о радужных перспективах отдыха на знаменитом курорте, запоздало выяснилось, что Мариночке по счастливейшему стечению обстоятельств (так выразился Паша) забронирован номер в том же отеле, где предстоит остановиться нам.
   Как оказалось, семиэтажный четырёх-звёздочный отель со всевозможными удобствами, так было заявлено в проспекте туроператора, расположился в самом настоящем пальмовом лесу на окраине Сан-Ремо. Конечно, в проспекте были картинки, но, глядя на них, я и представить не мог такой масштабности экзотических насаждении. От отеля до моря всего каких-нибудь двести метров пологого спуска среди расступающихся ребристых пальмовых стволов. По прибытии первым делом мы конечно же бросились к воде. Купались и загорали до самого ужина, после которого Паша отправился провожать Мариночку, а я вернулся в свой номер. Именно Пашка ещё в Москве настоял заборнировать каждому одноместный полу-люкс, чтобы, значит, иметь полную независимость и свободу действий в делах амурных. Вот бабник...
   Приятно утомлённый купанием, я лежу на кровати, переключаю канал за каналом. Всё иностранщина. Сплошные MTV, BBC, CNN и прочее идеологически чуждое. Я конечно в языках поднаторел, но вот именно сейчас не хочется мозги переводом загружать. Продолжаю давить на кнопки пульта, тщась выловить что-нибудь "наше". Ага, стоп! Кажется, спутник не подвёл. По крайней мере, логотип в углу экрана до боли знаком. Показывают рекламу... Странно... Актёры почему-то не говорят, а размовляют. Что за чертовщина? Украинский канал что ли? На экране мельтешат шампуни вперемешку с перхотью, бульонные кубики с синюшными цыплятами и женщины с прокладками. Никогда не считал себя националистом, но именно на фоне украинской мовы всё это кажется мне ещё более смешным и в то же время противным.
   Рекламный блок заканчивается, и на экране появляется дядька с лицом идиота, но в военной форме. "Смирнов, ко мне!" - странным для команды отечески-заботливым тоном выкрикивает он, и я с чувством глубокого удовлетворения вздыхаю. Всё же канал русский. Но почему реклама украинская? Загадка... На экране к командующему дядьке походкой пацака семенит лыбящийся доходяга. Очевидно, Смирнов. Сейчас, наверное, подбежит и скажет: "Кю". Но нет, Смирнов детским голоском докладывает, что прибыл по приказу и ждёт распоряжений. Дядька выслушивает. Довольно крякает. Делает лицо поумнее. Видимо, таки собирается распорядиться. На заднем плане - за дядькиной спиной - вразвалочку шествует галдящая толпа в камуфляже.
   В дверь номера стучат. Я отрываюсь от телевизора и собираюсь сказать "войдите!", но не успеваю. Дверь распахивается, и в номер, не дожидаясь разрешений, входит Паша. Подбородок вздёрнут, руки за спиной, брови сдвинуты к переносице. Длинная широкая майка болтается на нём, как балахон, шорты прикрывают ноги до колен. Секунд пять он изучающе смотрит на меня, изучив, строго вопрошает:
   - Киснешь в одиночестве?
   В ответ я морщусь и пожимаю плечами - типа не знаю.
   Паша делает несколько шагов вперед. Шагает он как-то странно, я бы сказал слегка пьяновато.
   - Будешь? - осведомляется Павел, и из-за его спины появляется бутылка.
   - Буду.
   Отдыхать, так отдыхать.
   Принимаю бутылку, свинчиваю пробку и отхлёбываю прямо из горлышка. Паша одобряюще кивает, мол, так держать, знай наших и проч. Виски оказывается резковатым, на любителя.
   - О, у тебя телевизор по-нашему говорит! - восклицает Павел. - Что показывают?
   - Кино какое-то.
   Я делаю еще глоток, а Паша тем временем сосредоточенно всматривается в экран.
   - Дай! - ни с того, ни с сего гаркает он и выбрасывает ко мне правую руку с разжатой ладонью.
   От этого резкого движения я вздрагиваю и пытаюсь прикрыться, как от удара.
   - Что? - спрашиваю я.
   Лицо Павла перекошено в зверской гримасе. Не помню, чтобы раньше видел его таким. Не дожидаясь, пока я соображу, что ему нужно, он выхватывает у меня пульт и нажимает на первую попавшуюся кнопку. Из динамиков раздаётся итальянская речь.
   - Сняли... суки... Санаторий для дибилоидов... - цедит Паша сквозь плотно сжатые зубы и швыряет пульт на кровать. - А кирзой по почкам - не хотите? А бросок на двадцать пять по полной выкладке?
   Вот оно что... Воспоминания о былом. Протягиваю Паше бутылку. Он с жадностью припадает к живительной влаге.
   Мне-то что? Меня армейская чаша миновала. А вот Пашка хлебнул. Но до сих пор у него об армии всё как-то вскользь и с усмешкой, когда ни спросишь. Мол, ездили куда-то, стреляли из чего-то, ну водку пили - само собой - вот и вся армия. А тут... Наболело, прорвало?
   - Пойдём что ли? - осведомляется Паша, оторвавшись от бутылки. Говорит он уже беззлобно, как ни в чём ни бывало.
   - Куда?
   - Прогуляемся.
   Покинув номер, направляемся к лифту. Паша идёт впереди, пошатывается и припадает на левую ногу.
   Стеклянный лифт, скользя по стене здания, быстро уносит нас вниз. Перед глазами мелькает море огней. На улице стемнело, но территория отеля сияет, как рождественская ёлка.
   На выходе из лифта сталкиваемся с группкой улыбающихся пожилых людей. Они о чём-то оживленно переговариваются на английском.
   - Хай! Э вери найс дэй! - приветствует нас один из них - седовласый поджарый дядька в белой бейсболке.
   Американцы - догадываюсь я и из вежливости отзываюсь:
   - Хау а ю?
   - Файн! - сообщает седовласый, и вся компания втискивается в лифт.
   - Гуляют пенсионеры, - произносит Паша.
   В его голосе я улавливаю нотки зависти и соглашаюсь:
   - Да. Нашим бы так.
   - Помечтай, - саркастически хмыкает мой приятель.
   Я молчу в ответ. Что тут сказать?
   Идём по территории. Навстречу то и дело попадаются отдыхающие. Все улыбаются и приветственно кивают нам. От этого лично я прихожу в некоторое смущение. Непривычно получать знаки приветствия от совершенно незнакомых людей. Проходим по пальмовой аллее. Над нами, цепляясь за стволы пальм, причудливо переплетаясь, нависает пышная растительность, усыпанная экзотическими цветами. Цветы благоухают. Воздух просолен морем и свеж. Я с наслаждением втягиваю его ноздрям.
   - Твою мать! - раздаётся голос Павла.
   Он оступается, но удерживает равновесие.
   - Осторожнее! - с опозданием предупреждаю я.
   Паша выругивается еще раз и идёт дальше, хромая сильнее прежнего.
   - Что с ногой? - спрашиваю я.
   - Да так... - неопределенно произносит он.
   В конце аллеи показываются ворота. За воротами пляж.
   Ступаем на песок. Он шуршит и податливо проминается под ногами. Лигурийское море шумит, непрерывно гоня к берегу солёные волны. Налетает ветер. Бесцеремонно и вместе с тем ласково он проходится по моей шевелюре. До чего же хорошо! - думаю я и с наслаждением потягиваюсь. Время позднее, пляж давно опустел. Разваливаемся в лежаках под широким плетёным зонтиком на длинной пластиковой ножке.
   Долго лежим, смотря в черноту над морем. Где-то вдали тускло мерцают огни кораблей. Над нами - в прорехах сплетенных прутьев - огромные яркие звёзды. Южное небо ночью кажется до страшного близким. Протяни руку - обожжёшься о какое-нибудь светило...
   - М-м-м... - мычит Паша.
   Я оборачиваюсь к нему и вижу, как он ожесточенно разминает левую лодыжку.
   - Болит?
   - Ага. Дождь пойдёт.
   - Думаешь? - недоверчиво спрашиваю я и ещё раз сморю на небо. Там ни облачка.
   - Мой барометр не обманешь... Ну, если только из-за акклиматизации...
   Я отхлёбываю из благоразумно прихваченной бутылки. Передаю Паше. Он отпивает и с силой втыкает бутылку в песок рядом с лежаком.
   - Покурим?
   - Ну, вообще-то я бросил.
   - А... ну да, - припоминает Паша.
   Он закуривает. В воздухе разносится дразнящий запах табачного дыма. Я с завистью наблюдаю за приятелем. Курит Паша жадно, глубоко затягиваясь. При этом он необычным для меня образом прячет сигарету в ладони. Даже находясь в метре от него, я не вижу огонька.
   В очередной раз выпустив дым из ноздрей, Паша задумчиво произносит:
   - День рождения.
   - У кого? - для поддержания беседы интересуюсь я. То, что день рождения у Павла через два месяца мне известно, так что повода для волнений нет. Поздравить успею.
   - У отца сегодня день рождения. Пятьдесят пять.
   - Юбилей.
   - Ага, - вздыхает Паша.
   - Так какого ж ты здесь делаешь? Тебе бы на юбилее у родителя сейчас гулять!
   Паша долго молчит, мусоля в пальцах окурок. Наконец, бросает его в закреплённую на ножке зонтика пепельницу, переворачивается в лежаке на бок и говорит:
   - Как из универа вылетел, так и не общаемся.
   - Из-за учёбы с отцом разругался? - удивляюсь я, отмечая про себя, что, оказывается, совсем ничего не знаю о приятеле. Познакомились по пьяному делу, периодически пересекались то тут, то там. Даже не подозревал, что Паша учился в университете.
   - Да плевать на неё, на эту учёбу, - в сердцах бросает Паша. - В армию меня призывали после отчисления. Папка отмазать хотел, он у меня влиятельный мэн. Богатый.
   - И чего? - не понимаю я.
   - Чего-чего! - огрызается Павел. - Дурак я был - вот чего! Баран упёртый. Как это за меня кто-то просить будет? Нет уж! Гордые мы. Лучше пойдём Родину защищать.
   Он замолкает. Долго шуршит сигаретной пачкой. Закуривает.
   - Ну а дальше что? - интересуюсь я.
   - Защитил! - восклицает Павел. - По полной программе! Как положено. До самой больничной койки. Едва не закопали.
   - Ты воевал что ли?
   - Самую малость.
   Я вздрагиваю. По спине пробегают мурашки.
   Паша привстаёт, поднимает спинку лежака и закрепляет её в пазах каркаса. Усаживается. Сажусь и я. Мы молчим, не торопясь, смакуя пьём виски. Параллельно я пытаюсь переварить сказанное Павлом. Опять воткнув в песок опустошенную на две трети бутылку, он прикуривает очередную сигарету.
   - Нет, ты не подумай, что я нытик какой-нибудь, - нарушает он молчание. - Не жалуюсь я. Это я так радуюсь, что жив остался. Ведь не закопали же. А то, что год на больничной койке, а потом два с палочкой - ерунда всё. Мелочи.
   - Тяжело было? - задаю я на сто процентов глупый вопрос.
   - На войне-то?
   - Ну да.
   - Неа, - непринужденно бросает Паша. - Но ты не подумай, что я бесстрашный герой, просто так получилось, - спешит пояснить он. - Я там словно во сне был. Типа обкурился и вокруг всё такое нереальное. - Паша откашливается и продолжает: - То прапор наорёт. А какого хрена? Мама он мне что ли или папа, чтоб командовать? То дедушка приборзеет, требовать уважения начнёт. Ну что ему сказать? Следующая перестрелка и ты - хрен с бугра - ляжешь. Будут потом разбираться, кто и откуда в тебя стрелял? Здесь не Америка какая-нибудь. То лейтёху "чебуреки" прирежут. А он - пацан - ещё младше меня. Только из училища. Паноптикум какой-то...
   Паша снова умолкает и долго трёт ногу.
   - А потом возвращение к реальности, - тихо говорит он. - А реальность... Реальность брат... Никто меня не посылал, сам я туда хотел. Хотел, так хотел. Может, и вправду хотел. Спорить не буду. Да и смысл? Нет его. Но, видишь ли, синдром у меня какой-то образовался, так что ни на одну работу меня брать не стоит, а то мало ли что. Если только дворником, но лопату в руки не давать. Полгода гадал, что за синдром такой. Так и не смог понять. Вот только исхудать до позеленения смог. Кушать-то надо. А денег где взять? Грабить-убивать? Звали "братки". Мог конечно к отцу пойти мириться. Простил бы он меня-дурака, и зажил бы я, как полагается. Но ведь упёртый я, да и стыдно. Еле на работу устроился, кореш один посодействовал. Афганец.
   Паша продолжает рассказывать о послеармейских перипетиях своей жизни, а я смотрю на него и чувствую себя последней скотиной. Почему? Сам не знаю. Стыдно. За что? Ведь не посылал я его туда. Вернее, не я посылал. К горлу подкатывает колючий ком. Стыдно за то, что не послали меня, что избежал? Или за то, что не помешал послать туда Пашу и еще сотни таких же парней? Но мог ли я? Стыдно и противно.
   - Вот так-то Дениска! - изрекает Павел. - Так что ты это... - мнётся он пару секунд, - в общем, позовут кого-нибудь защитить, сначала подумай.
   - Подумаю, - заверяю я. - Ты позвонил бы отцу, поздравил.
   Паша не отвечает. Он допивает виски, ставит бутылку на песок. Достаёт из кармана шорт раскладушку-мобильник, долго крутит его в руках. Раскалывает, потирает пальцем экран.
   - Думаешь, стоит?
   - Попробуй.
   Пашка молча с большими паузами нажимает на кнопки мобильника, наконец, произносит виновато:
   - Денис, ты иди... Ладно?
   Уже отойдя шагов на десять-пятнадцать, слышу сказанное дрожащим голосом "Алло".
  

***

   С утра Пашка выглядел смущённым и даже немного расстроенным. Хотел я поинтересоваться у него, как пообщался с отцом, но не решился. Не люблю лезть в душу, тем более, если не просят. Троица "Я, Павел и Мариночка" собралась за завтраком. На организованном тут же совете было решено отправиться на осмотр окрестностей, что и было незамедлительно сделано. И надо сказать, посмотреть было на что.
   Окруженный горами, Сан-Ремо оккупировал предгорные холмы. Если смотреть на них c набережной Corso Imperetrice, видишь группы плотно прилегающих друг к другу домов, между которыми проглядывают островки зелёной растительности. Разглядывая выгнутую к горам дугу Сан-Ремо, я почему-то вспомнил о Ялте - есть что-то схожее в географии этих городов. На тянущуюся вдоль берега Corso Imperatrice выходят несколько улиц. И везде - на набережной и просматриваемых с неё участках улиц - зелень и цветы, цветы и зелень. Солоноватый от близости моря воздух так плотно пронизан их ароматами, что кажется, его можно резать ножом.
   Разведав обстановку на Corso Imperatrice, мы слегка углубились в город по VIA Carli и перекусили в крохотной уличной кафешке. И тут Мариночка блеснула эрудицией. С гордым видом она сообщила, что недавно читала, будто своё название набережная получила в честь какой-то русской императрицы, мол, когда-то давно посетила Сан-Ремо и оказалась под сильным впечатлением от климата, архитектуры и светских раутов. Мариночкина эрудиция простёрлась столь далеко, что нам посчастливилось услышать и о фестивалях песни в Сан-Ремо, и что где-то тут должна быть вилла Нобеля, и что здесь даже проводятся какие-то автогонки. В общем, Сан-Ремо - не город, а мечта. И я пока готов с ней согласиться.
   Восторгаясь Мариночкиной осведомлённостью, мы вернулись на набережную. Кроме прочих, с неё открывается вид на порт, дающий пристанище всевозможным катерам и яхтам. Их так много, и стоят они так плотно, что издали сливаются в огромное белое пятно.
  
   Темнеет. Совсем недавно мы любовались на церковь, построенную у пересечения Corso Imperatrice, VIA Nuvoloni и Corso Matteotti. Кресты на церковных куполах сразу же показались мне подозрительно православными, и подозрение оправдалось. Мариночка сказала, что это наверное и есть "та самая русская церковь, посвящённая какой-то Святой Екатерине". Нам с Пашей оставалось лишь поверить ей на слово. В сгущающихся сумерках среди пальм и цветов эффектно подсвеченное здание церкви смотрится неотразимо. Оставляем его позади и движемся по улице Matteotti. Слева сияет огнями казино. Вокруг полно народа. Не умолкающим гулом звучат множество голосов. Стеклянные витрины магазинчиков зажгли зазывающие вывести. Я с интересом озираюсь по сторонам. Мариночка, повиснув на плече Павла, радостно щебечет. Павел улыбается, старается почаще поддакивать, вставляет реплики, в общем, даёт понять, что чрезвычайно заинтересован беседой.
   Из-за угла раскатисто порыкивая, выплывает лаково-чёрный трёхдверный автомобиль. Контуры его кузова на столько изящны и уникальны, что память моментально выдаёт почерпнутое из авто-журналов название "Мазератти". Не просто "Мазератти", а "Мазератти" несерийный, выпускаемый по спецзаказу. Как вкопанный, я застываю на месте, не в силах оторвать взгляд от машины. Пока у меня холодеет внутри и щемит под ложечкой от мысли, сколько стоит это чудо, двигатель "Мазератти" умолкает, а водительская дверца крылом чайки взмывает вверх. Из салона автомобиля выбирается высокий подтянутый мужчина в изящном чёрном смокинге. Мужчина стоит ко мне вполоборота и почему-то кажется знакомым, даже я бы сказал очень знакомым. И где бы я мог его видеть?.. Итальянский киноактёр или политик?.. На мой взгляд, он с лёгкостью может быть и тем и другим. Так всё же где?.. Есть в нём нечто такое, что делает человека запоминающимся раз и навсегда. Не напускной лоск, а эдакая порода, что ли... уникальность, как у его "Мазератти" - глянул раз и едва ли забудешь. Небрежным движением руки мужчина поправляет воткнутый в петлицу белый цветок и вальяжно огибает машину спереди. При этом он попадает под яркое освещение уличного фонаря. Ну конечно же, - мысленно восклицаю я, - Мауро Перелли! Деловой партнёр, президент той самой компании, где мы закупали эту чёртову сантехнику! Пару раз я имел честь лично общаться с Мауро на переговорах.
   - Чего ты на него уставился? - спрашивает меня Паша, отрываясь от общения с Мариночкой.
   - Да так... знакомого увидел.
   Паша с удивлением смотрит сначала на Мауро, затем на меня. Его взгляд требует объяснений.
   - Встречались по работе, - поясняю я. - Долго рассказывать и не интересно.
   Тем временем Мауро подходит к пассажирской дверце автомобиля, распахивает ее и принимает в ладонь изящную ручку в белой перчатке. Затем на тротуар ступает точёная ножка в блестящей туфельке.
   Появившаяся из "Мазератти" девушка - едва ли не само совершенство. Паша впивается в неё взглядом широко распахнутых глаз. Девушка игриво покачивает головкой, взбивая пышные смоляные волосы, её ладошки элегантно соскальзывают по бёдрам, разглаживая обтягивающее до колен платье. Паша на секунду отрывается он нее и бросает оценивающий взгляд на Мариночку. На его физиономии я отмечаю печать сомнения. Герой-любовник решительно готов распрощаться с нынешней пассией и броситься к ногам новой.
   Мариночка дёргает Павла за плечо и капризно вопрошает:
   - Ну и чего замолчал?
   В ответ Павел цокает языком и протяжно вздыхает.
   - Э-э-э, мальчики... вы на эту фифу пялитесь? - угадывает Мариночка. - Подумаешь... Наверняка шлюшка малолетняя. Вон какого папика подцепила. - Мариночка презрительно морщится. - Да если я захочу, у меня десять таких будет и с тачками покруче этой, - с нескрываемым раздражёнием заявляет она.
   Мы с Пашей красноречиво переглядываемся.
   Послал бы ты её, - говорят мои глаза.
   Думаю над этим... - читаю в Пашиных.
   Ну-ну. Думай.
   Мариночка напряженно наблюдает за нашим переглядыванием.
   - Ха! - восклицает она. - Кобели! Бегите к ней, если хотите. Без вас отлично отдохну. Найду себе какого-нибудь... Может, тоже в ресторан сводит...
   Она отцепляется от Павла и, выпрямив спину, картинно виляя бёдрами, идет прочь.
   Паша в растерянности. Он панически смотрит на меня, затем с тоской на девушку Мауро, и, видимо осознав, что без личного "Мазератти" ему там ничего не светит, бросается за Мариночкой.
   - Стой, идиот! - не сдерживаясь, выкрикиваю я вслед. Но куда там? Павел не слышит.
   С досады хлопаю ладонью по бедру и сквозь зубы цежу ругательство. Ну и хрен с тобой, Паша, в конце концов, из кого веревки вить будут?
   Оборачиваюсь, чтобы взглянуть, что там с Мауро и вижу, как он, поддерживая под локоть очаровательную спутницу, идёт ко мне. Чего это он? - удивляюсь я.
   Идет Мауро походкой человека в себе уверенного, знающего собственную цену. А цена велика - в прямом и переносном смыслах. Капиталец у этого итальянца многим на зависть.
   Мауро останавливается в пяти шагах, прищурившись, осматривает меня с ног до головы.
   - Денис! - уверенно восклицает он. - Стрельцов!
   Секунду помедлив, Мауро мотает головой и поправляется:
   - Стрельников!
   Ну, надо же, меня тут помнят.
   - Чао, Мауро! - приветствую я.
   - Чао! - откликается Мауро, расплываясь улыбке. - У тебя всё в порядке?
   - Всё отлично.
   - Мне показалось, ты кричал.
   - Это я другу.
   - А-а-а... - протяжно произносит Мауро и оглядывается по сторонам.
   - Он убежал, - поясняю я, - за женщиной. Извиняться.
   Мауро удовлетворяется ответом и понимающе кивает.
   - Позволь представить, - спохватывается он, оборачиваясь к своей спутнице, - Денис Стрельников. Русский.
   Девушка улыбается, и, глядя на неё, я чувствую лёгкую слабость в ногах и начинаю понимать смысл фразы "красота - страшная сила".
   - Паола ... - продолжает знакомить нас Мауро.
   - Очень приятно, - отвечаю я.
   - Какими судьбами? - интересуется Мауро у меня, завершив церемонию знакомства.
   - Отдыхаю.
   - Превосходно!
   - Давно в Сан-Ремо?
   - Только вчера приехал.
   - Как впечатления?
   - Пока хорошие.
   Мауро бросает внимательный взгляд на Паолу. Девушка начинает откровенно скучать. На личике ее нарисовано недоумение - и почему она должна слушать все эти разговоры?
   - Паола, ты не против, если молодой человек составит нам компанию? - вежливо интересуется Мауро у спутницы.
   - Нисколько, - отвечает девушка и кокетливо, но без всякого жеманства, улыбается.
   - Вот и славно! - восклицает Мауро. - Идём!
   Он подхватывает меня под руку и напористо увлекает за собой. На ходу я оглядываюсь в поисках Павла и Мариночки, их и след простыл.
  
   Играет тихая незнакомая мне мелодия. Мы сидим за круглым покрытым красной бархатной скатертью столом. Вообще всё оформление ресторанчика уходит в красноту. Тёмно-красные массивные стулья, алая роза в прозрачной вазочке на каждом столе, длинные красно-чёрные портьеры. Освещение приглушенное и опять же в красноту из-за цвета обстановки. Весьма интимно. Ощущаю себя почти что в будуаре какой-нибудь средневековой мадам. Хоть никогда там и не был, но всё же... такие вот ощущения...
   Проворно, но без лишней суеты - его не было, но вот он здесь - появляется официант. Вежливо приветствует гостей и вручает обтянутую кожей книжечку меню. Когда очередь заказывать доходит до меня, прошу у Мауро помощи, ведь в итальянской кухне я - как свинья в апельсинах. Совместными усилиями решив задачу выбора блюд, ненадолго впадаем в безмолвие. Паола сидит, потупив взор, мы с Мауро блуждаем взглядами по заведению. Тут кроме нас ещё одна небольшая компания - двое мужчин и одна девушка. Несколько секунд украдкой разглядываю её и прихожу к выводу, что, спору нет, симпатичная, но до Паолы ей далеко.
   - Мне сказали, ты ушёл из фирмы, - произносит Мауро, остановив взгляд на мне.
   - Так и есть.
   - Уже подыскал что-нибудь?
   - Решил сперва отдохнуть.
   Мауро улыбается, воздев указательный палец левой руки, произносит:
   - Разумно!
   Улыбаюсь в ответ.
   - Ну а всё же, чем планируешь заниматься?
   Прежде чем успеваю ответить, у стола возникает официант. В его руках откупоренная бутылка. Перелив её содержимое в бокалы на высокой тонкой ножке, он удаляется. Мауро берёт бокал и внимательно разглядывает на свет. Рубиновый напиток тускло искрится и идеально гармонирует с окружающей обстановкой.
   - У Паолы завтра день рождения, - сообщает Мауро. - Собственно, по этому поводу мы здесь.
   - Поздравляю! - обращаюсь к Паоле.
   - Спасибо, - отзывается она и мило улыбается. От этой улыбки за нашим столиком даже сделалось как-то светлее.
   Официант приносит что-то из заказанного. На столе появляются три большие тарелки, кажется, с жареным мясом, присыпанным зеленью. По крайней мере, запах мясной. На каждой тарелке ещё и миниатюрная горка спагетти, политая ядовито-оранжевым соусом, и несколько листиков то ли салата, то ли ещё какой-то терпко пахнущей травы.
   - Предлагаю выпить за нашу прекрасную даму! - говорит Мауро и встаёт.
   Следую его примеру и, чокнувшись со всеми, пригубляю вино. Недурно! Никогда такого не пробовал! Нет, просто превосходно! Отпиваю ещё немного и сажусь.
   Мауро принимается весьма энергично орудовать ножом и вилкой. Паола делает тоже самое осторожно, будто боится сделать куску мяса больно. Не знаю, как смотрюсь со стороны я, но стараюсь справляться с приборами, как можно деликатнее, чтобы не оплошать в этом, не побоюсь слова, высшем обществе. Обидно будет выглядеть дикарём в глазах такой симпатичной особы, как Паола.
   Покончив с мясом, Мауро откидывается на спинку стула и мелкими глотками потягивает вино, поглядывая то на меня, то на Паолу. На неё он смотрит с какой-то особой нежностью. Я жую и по-чёрному завидую ему, ведь у меня, скорее всего, никогда не будет такой шикарной девушки. Изредка Паола перехватывает взгляд Мауро и улыбается... Улыбается так, что у меня внутри всё обмирает. Нет, ну надо же какая красивая, как в кино...
   Официант приносит кофе и мороженое.
   - Скажи, а чем ты занимаешься? - обращается ко мне Паола.
   - Я переводчик.
   - Интересно.... - произносит она так, что не понять - действительно ей интересно или из вежливости.
   - Но сейчас я безработный...
   Паола слегка морщит хорошенький носик.
   - Денис отличный переводчик, так что очень скоро найдёт новую работу, - спешит заверить её Мауро.
   - А я учусь! - гордо сообщает Паола.
   - Она у нас умница. Получает сразу два образования.
   Паола отправляет в рот ложечку мороженого, проглотив, произносит:
   - Буду юристом и экономистом.
   - Здорово... - комментирую услышанное.
   - А очень скоро открою собственное дело! - добавляет Паола. - Как только получу свои деньги.
   - И поверь, она так и сделает! Готов поспорить, что всё будет по высшему разряду, у неё отцовская хватка, - рассыпается в комплиментах Мауро, заставляя Паолу слегка зардеться.
   Звонок моего мобильника прерывает нашу увлекательную беседу.
   - Извините, - произношу я прежде чем ответить на вызов. - Алло. Что?.. Кто это? Лёха?!. Ну... Я тебе уже всё сказал... Отвали! - грубо рыкаю в трубку.
   - Что-то серьёзное? - интересуется Мауро, внимательно глядя в моё лицо.
   - Пустяки. Бывший шеф звонил.
   - Алексей?!
   - Он. Хочет, чтобы я вернулся на работу. Говорит, что только я справлюсь...
   Мауро принимается теребить мочку уха и спрашивает настороженно:
   - Вернёшься?
   - Да ни за что! После того как этот... - я вовремя сдерживаю ругательство. - В общем, расстались мы не самым приятным образом, и я в нём разочаровался.
   - Рассказывали мне... - произносит Мауро. Он берёт со стола чашечку с кофе, приближает к носу и делает глубокий вдох. Аромат напитка заставляет его довольно улыбнуться, и он продолжает: - Признаться, я не понял его подход к делу. Ты всё время с нами работал, душу в дело вложил, а он тебя в последний момент заменил каким-то посторонним человеком. Наши ребята были очень удивлены такому обороту и даже воспользовались им, - ухмыляется он.
   - Как это? - спрашиваю и отмечаю, что Паола следит за разговором с неподдельным интересом - подалась вперёд, подбородок вздёрнут, в чуть прищуренных глазах огоньки. Сразу видно - вникает начинающая бизнес-леди, берёт на заметку, чтобы когда-нибудь применить на практике.
   - Ты ведь не просто переводчиком был, так?
   - Да.
   - Мне рассказывали, ты даже в те детали вникал, которые твой шеф оставлял без внимания, так?
   Киваю. Мауро отхлёбывает кофе и продолжает:
   - Схемы перепроверял, счета.
   - Хорошо тебя информируют...
   - А ты как думал? - усмехается Мауро. - А потом тебя заменили другим, и ни он, ни Алексей естественно не в курсе некоторых важных подробностей... Улавливаешь?
   Ещё бы я не улавливал, всё ясно как божий день. Эх, Лёха... Жадность фраера сгубила...
   - Не совсем чисто, конечно, сыграли, но бизнес есть бизнес... - резюмирует Мауро. - И шефу твоему бывшему урок. Думаешь, почему он тебе до сих пор звонит?
   - Да уж... оперативно сработали! - искренне восхищаюсь я.
   - Бизнес есть бизнес, - повторяет Мауро.
   Следующие четверть часа мы наслаждаемся кофе, мороженым и непринуждённой беседой, большей частью состоящей из обмена любезностями. Наконец, Мауро подзывает официанта и расплачивается за всех. На мою попытку рассчитаться за себя отдельно он негодующе восклицает:
   - Даже не думай!
   Паола отлучается в дамскую комнату, а мы выходим на улицу, где окончательно стемнело и дует ласковый прохладный ветерок. Стоя у поблескивающего в лучах фонаря "Мазератти", продолжаем перебрасываться ничего не значащими фразами, касаемся погоды, температуры воды и так далее.
   - Как тебе Паола? - осведомляется Мауро, как бы между прочим.
   - Шикарная у тебя девушка, - вздыхаю в ответ.
   Из уст Мауро вырывается громкий смешок, а на лице появляется широкая улыбка.
   - Ты в самом деле посчитал её моей... э-э-э... Ха-ха!.. моей девушкой? - спрашивает он, лукаво глядя мне в глаза.
   - А разве не так?
   - Паола дочь моего хорошего друга. К сожалению, Романо умер... - при этих словах лицо Мауро мрачнеет. - С тех пор я и приглядываю за ней. Можно сказать, опекун, но порой чувствую, и не без удовольствия, что в какой-то мере заменил ей отца. Своих детей нет, так что... - разводит он руками. - Подумать только, вот уже тринадцать лет... Целых тринадцать лет наблюдаю, как она растёт... Совсем уже взрослая. Завтра отпразднуем двадцать...
   - То есть, основное торжество завтра?
   - Конечно. А сегодня, - Мауро выписывает ладонью замысловатый крендель в воздухе, - Традиция такая сложилась... Перед днём рождения веду Паолу в любое место, куда пожелает: театр, казино, э-э-э... м-м-м... да хотя бы и дискотека, - улыбается Мауро. - В этом году она выбрала ресторан...
   Из ресторана выходит Паола и подходит к нам.
   - Держи, - произносит она, протягивая мне что-то зажатое в ладошке.
   Подставляю свою ладонь, и на неё падает мой мобильник.
   - Спасибо! - благодарю искренне и мысленно проклинаю свою забывчивость. Чуть было не распростился с очередным мобильником!
   - Благодари официанта, это он заметил.
   - Представь, Денис назвал тебя моей девушкой! - спешит Мауро порадовать Паолу.
   - Вот как?! - удивляется она. - Ну нет... У меня совсем другой жених!
   - Да-да... - подтверждает Мауро. - Здоровый такой малый.
   Паола хмурится.
   - Владелец собственной фирмы, - поправляет она.
   - Ах да, ну как же я забыл... Занимается серьёзным делом, продаёт воду в бутылках: в больших и поменьше... - говорит Мауро, руками показывая размер тары, и в его голосе присутствует изрядная доля иронии.
   Паола хмурится ещё сильнее.
   - Почему вы на него ополчились? Сначала мать, теперь ты...
   - Я?! Ополчился?! - тому, как Мауро играет удивление, позавидовал бы профессиональный актёр. - Да разрази меня гром, если так! Ты же знаешь, что я способен лишь одобрять всё, что тебе заблагорассудится!
   - Вот и хорошо. Ну что, едем?
   - Прошу вас, сеньорита! - восклицает Мауро, распахнув перед Паолой дверцу автомобиля. - Ну что, Денис, хорошо тебе отдохнуть!
   Издав грозный рык, машина трогается с места, но прежде чем я успеваю развернуться и отправиться восвояси, останавливается и сдаёт назад. Из салона высовывается Мауро и спрашивает:
   - Ты чем занимаешься завтра вечером?
   Пожимаю плечами.
   - Мы тут подумали, - Мауро заговорщицки подмигивает, давая понять, кто именно думал больше всех, - и решили пригласить тебя на торжество.
   - Удобно ли? Я никого не знаю, что скажут гости?..
   - Не забивай голову! Отметим в семейном кругу, а? Всё будет исключительно по-домашнему!
   А почему бы и нет? - мысленно спрашиваю себя и после недолгих раздумий прихожу к выводу, что ничто не мешает мне принять предложение. Даже интересно, как здесь у них проходят такие мероприятия.
   Получив моё согласие, Мауро сообщает, что завтра в шесть вечера за мной приедут, и "Мазератти" срывается с места, оставив в воздухе слабо уловимый запах сгоревшего бензина.

***

   Весь день с перерывом на обед мы провалялись на пляже. Разумнее было бы прошвырнуться в город, обозреть достопримечательности, но Мариночка канючила про головную боль, и Пашка, как подлинный кавалер, возжелал не отходить от шезлонга смертельно больной дамы. Соответственно, я торчал у того же шезлонга, томясь в ожидании вечера. Часов около половины пятого Мариночке стало совсем худо, чему я, в общем-то, не удивился - столько пробыть на жаре и чтоб не поплохело... Мы собрались и, утомлённые солнцем, вернулись в отель.
   Машина за мной приехала в точно назначенное время. Об этом меня только что оповестили по телефону.
   Выхожу на улицу и первое, что бросается в глаза, - шикарный белый лимузин. Неужели за мной? Оглядываюсь, пытаясь отыскать нечто поскромнее, но кроме лимузина поблизости транспортных средств не наблюдается. Из водительской дверцы лимузина выбирается высокий молодой мужчина в строгом чёрном костюме и, заметив моё замешательство, осведомляется издалека:
   - Сеньор Денис Стрельников?
   Киваю.
   - Прошу вас, сеньор! - восклицает водитель.
   Он проворно подскакивает к пассажирской дверце в хвосте лимузина, распахивает её и замирает в ожидании.
   Внутренне пространство машины поражает меня объемом и роскошной отделкой. Сиденья из натуральной кожи, выкрашенной в светло-коричневый цвет, такого же цвета обивка из барханного на ощупь материала. Салон автомобиля залит мягким, я бы сказал, интимным светом.
   - Ехать сорок минут, - оповещает меня водитель. - Бар в вашем распоряжении, - добавляет он, и салон наполняется приятной незнакомой мне мелодией.
   Стесняться и мешкать я не собираюсь. Что у нас тут? В шкафчике бара: Виски, Чинзано, Коньяк, Граппа. Давно собирался попробовать виноградную водку. Тут же рядышком несколько миниатюрных серебряных стаканчиков - грамм на семьдесят каждый. Наливаю полный. На вкус Граппа оказывается вполне приятным напитком. Даже закусывать не надо. Хотя крепость, как пишут на этикетке, 39 процентов. Злоупотреблять сейчас не стоит. Наливаю Чинзано, откидываюсь на спинку сиденья. Лимузин движется не спеша, без рывков и тряски. Проезжаем пересечение с набережной. Выезжаем на узкую улочку. Мимо плывут двух-трёх этажные домики с кафе и магазинчиками на первом этаже. Сворачиваем на улочку поуже, тут широченный лимузин едет едва ли не впритирку к стенам домов. Жму на кнопку стеклоподъемника, матовое стекло ползет вниз, и я осторожно высовываю голову на улицу. Смотрю вверх. Над нами множество крошечных балкончиков, уставленных горшочками с цветами. Среди цветов замечаю людей. Некоторые переговариваются с балкона на балкон, некоторые стоят в безмолвии и одиночестве. Наконец выезжаем на широкое пустынное шоссе.
   Водитель уводит машину в крайний левый ряд и стремительно разгоняет её. Тяжелая и громоздкая, она идет на удивление легко. Потягиваю Чинзано, смотрю по сторонам. Поодаль - слева от дороги - чёрной стеной тянутся горы. Впереди набегает асфальт с чёткой яркой разметкой. Справа - за обочиной - множество домов и домиков. Почти все они утопают в свете и зелени. В просветах виднеются белёсые корпуса лодок и яхт. А дальше - до горизонта - вода. Невольно засматриваюсь. Красота. Хочется осесть в одном из таких домиков, пожить в своё удовольствие. Чтоб встать с рассветом, сорвать в маленьком садике гроздь винограда, запить виноград бокалом сухого красного вина, а потом прихватить нехитрые рыбацкие снасти и выйти на лодке в море. И там от утренней прохлады сквозь дневной зной до освежающего заката качаться на теплых волнах. От мечтаний меня отвлекает манёвр водителя, с автострады он довольно резко уходит вправо на узкую асфальтированную дорогу. Домики и море исчезают из вида.
   По обеим сторонам машины появляются невысокие деревца, чередующиеся с такими же низкими фонарными столбиками. Из вредности пытаюсь высмотреть среди фонарей хотя бы один неработающий и через пару минут бросаю это безрезультатное занятие - светят все до одного.
   Лимузин теперь едет очень медленно и осторожно. Я прикрываю глаза. Очевидно, заметив это в зеркало заднего вида, водитель выключает в салоне свет. Плавный ход автомобиля, спокойная музыка - всё это располагает ко сну. Я постепенно проваливаюсь в дрёму. Перед глазами появляется улыбающаяся Паола. Она игриво оправляет обтягивающее платье, притрагивается к причёске, что-то говорит мне, но что именно - разобрать не могу. Паола смеётся, протягивает руку и легко касается ладонью моей щеки. Я вздрагиваю и открываю глаза. В лобовое стекло машины бьёт яркий свет. Я жмурюсь, тру глаза кулаками.
   - Приехали, сеньор! - раздаётся голос водителя.
   Пока я пытаюсь привыкнуть к яркому свету, водитель выходит на улицу и открывает мою дверцу.
   - Прошу, сеньор!
   Выйдя из автомобиля, жмурюсь ещё раз, стараясь отогнать наваждение. Но нет! Оно не исчезает. То, что предстает передо мной, вызывает в памяти картины из голливудских фильмов о красивой жизни. Огромные ворота увенчаны фигурной аркой. По обе стороны ворот - статуи обнаженных мускулистых мужчин с копьями и щитами в руках. Длиннющий забор - насколько видит глаз - увит цветущим белыми цветами растением. За забором огромная трёхэтажная вилла с множеством окон. Нет, я бы всё же назвал это дворцом. Окна занавешены шторами. По шторам движутся тени.
   Ворота распахнуты. Вхожу в них, иду по посыпанной гравием дорожке. Вдоль дорожки яркая иллюминация из фонарей на фигурных ножках. Каждый фонарь стоит в центре клумбы с цветами. Впереди ступени, над ними, между массивных колонн, широкие стеклянные двери. Глядя на всё это великолепие, хочется поддаться порыву итальянской экспрессии и во всю глотку воскликнуть что-то вроде "Мамма миа!".
   Взбегаю по ступеням и у дверей натыкаюсь на Мауро.
   - Чао! - приветствует он меня и протягивает ладонь.
   - Чао! - отвечаю я и обмениваюсь рукопожатием.
   - Как добрался?
   - Великолепно.
   - Проходи.
   Мауро отступает в сторону и делает приглашающий жест рукой.
   - Паола настаивала, чтобы я непременно проследил за твоим прибытием и устроил с максимальным удобством, - говорит он мне в спину.
   Вот ведь какая забота о почти незнакомом человеке, мысленно усмехаюсь я и вхожу в просторный вытянутый вдаль холл. Под ногами паркет, к потолку жмётся огромная круглая люстра с кучей переливающихся подвесок. Наверняка хрустальная. Вдоль правой стены - между окнами - портреты, исполненные в каком-то старинном стиле. Поскольку в данном направлении изобразительного искусства я, как Чапай в авиации, то большего о стиле сказать не могу. На портретах весьма почтенные на вид сеньоры в пышных одеждах и молодые женщины, в длинных и не менее пышных платьях.
   Холл пуст. Посреди левой стены занавешенный шторами проем. Оттуда доносится музыка. Кажется, что-то из творений Штрауса.
   У проёма я на секунду приостанавливаюсь, стараясь подробнее рассмотреть один из портретов, на котором изображена прелестная молодая особа.
   - Нравится? - спрашивает Мауро, улыбаясь.
   - Красивая! - восхищаюсь я.
   Мауро довольно кивает, подхватывает меня под локоть, отводит рукой полог шторы, и мы входим в ярко освещенную залу.
   В центре залы вальсируют несколько пар. Кавалеры, как на подбор, в чёрных фраках, дамы - в кружевных белых платьях. На просторном балкончике, обернувшись лицом к нам, размахивает палочкой дирижер. Из-за его спины торчат жерла труб и то и дело выглядывают смычки. По периметру залы столы, уставленные подносами со снедью. У столов смеются и пьют из высоких бокалов, собравшиеся в небольшие группки, декольтированные дамы и шикарно одетые господа. Почти все они в карнавальных масках.
   - Ну ничего себе! - восклицаю я по-русски.
   - Что? - переспрашивает Мауро.
   - Вот это вечеринка! - восторгаюсь я по-итальянски. - Будто в средние века попал.
   Мауро широко улыбается и увлекает меня дальше.
   - И что у вас тут все так танцуют? - интересуюсь я на ходу.
   - Да ну что ты, - отвечает Мауро. - Сейчас в моде популярная музыка.
   - А это что же любители старины? - указываю я рукой в сторону кружащихся пар.
   - Приглашенные актёры. Паола очень хотела отметить своё двадцатилетие как-нибудь необычно. Вот я и расстарался. Так сказать, праздник в стиле ретро.
   Идём вдоль столов. Мауро то и дело обменивается с гостями улыбками и приветствиями. От одной из группок гостей отделяется грузный низкорослый господин и следует за нами, что-то негромко наговаривая Мауро на ухо. Мауро улыбается и кивает в такт шагам. Наконец, господин отстаёт и возвращается к столу.
   - Важный человек, - тихо сообщает мне Мауро. - Помогает решать некоторые рабочие вопросы.
   Мауро замедляет шаг и осматривает гостей.
   - Сейчас я тебя представлю, - говорит он, и в этот момент раздаётся громкий и противно-писклявый сигнал, очень похожий на звонок моего мобильника.
   Я инстинктивно хлопаю себя по карману, где обычно лежит телефон. Вибросигнал не ощущается. Значит, звонят не мне. В это время Мауро не спеша лезет рукой во внутренний карман смокинга и достаёт оттуда изящный слайдер Nokia. Давно хочу прикупить себе такой, отличная машинка, но если честно, жаба душит. Не хочется вкладывать кучу денег в кусок пластика и несколько грамм металла, пусть даже драгоценного. Да и с моим везением, наверняка посею через пару недель. Вот уж обидно будет... Мауро внимательно смотрит на экран, потом на меня:
   - Извини! - бросает он и прикладывает телефон к уху.
   Далее следует непродолжительный разговор, состоящий из отрывочных фраз на жаргонном итальянском, в котором я мало что понимаю.
   - Извини, Денис, я сейчас! Срочное дело! Прости! Никуда не уходи! - спешно произносит Мауро и выбегает из залы.
   - Вот так вот, - произношу я одними губами, оставаясь в гордом одиночестве среди разодетых господ, и только тут замечаю, что выгляжу на их фоне совершенным оборванцем. Мой вечерний костюм: выпущенная наружу футболка; тёртые и чуть мятые джинсы; лёгкие чёрные ботинки с острыми носами. Короче, с корабля на бал. И о чём только я думал? Может, стоит удалиться, пока не засмеяли? Хотя, какое мне дело до чужого мнения? Вроде бы никакого, но всё равно неприятно. Я-то рассчитывал на скромный сабантуйчик, а тут королевский приём на сто персон. Ну Мауро, ну подставил... "Всё будет исключительно по-домашнему". Хотя, я сам дурак. Это для меня по-домашнему - водка с солёными огурцами...
   От этой мысли на меня нападает приступ смеха. Я громко прыскаю, пытаюсь совладать с собой, но не тут-то было. Смотрю по сторонам, не заметил ли кто моё странное поведение, и перед глазами встают все эти господа и дамы декольте, хрумкающие солёные огурцы под водочку и Штрауса. Меня разбирает еще больше. Сейчас под стол свалюсь. От нового приступа смеха я закашливаюсь и сгибаюсь в три погибели. Вот это действительно влип. Сейчас, наверное, я в центре внимания.
   - Молодой человек! - слышу я рядом с собой приятный женский голос. - Что с вами?
   Вместо того чтобы ответить я продолжаю кашлять.
   По моей спине начинают весьма ощутимо хлопать узкой ладошкой. Не разгибаясь, скашиваю глаза влево и вижу край длинного тёмно-красного платья, из-под которого торчит бархатная туфелька такого же цвета.
   -Помогите ему, он, кажется, подавился, - слышу я.
   Вот Дьявол! Надо же так...
   - Дайте сюда воды! - продолжает командовать женщина.
   Спустя пару секунд мне под нос суют бокал с пузырящейся жидкостью. Я распрямляюсь и делаю большой глоток. Шампанское. Газ ударяет мне в нос и... В общем, выходит неприятность пуще прежней. Да что же это такое! Злой рок какой-то. Теперь точно в шею выгонят. Но вместо этого мне протягивают тончайший кружевной платок. Я быстро промокаю им лицо и осматриваюсь. Взгляды всех собравшихся в зале устремлены ко мне. Оркестр молчит. Вот он - момент славы, так его растак.
   Передо мной стоит пышногрудая незнакомка. Тёмное платье приятно оттеняет её смуглую гладкую кожу. Лицо женщины скрывает изящная чёрная полумаска, усыпанная по краям блёстками. Вьющиеся смоляные волосы спадают на плечи. В маленьких ушках поблёскивают сережки с белыми камушками.
   - Извините, - сконфуженно говорю я.
   - Ничего страшного, - добродушно отзывается незнакомка.
   Она оборачивается, делает знак рукой, и зала снова наполняется звуками вальса. Из-под маски женщина придирчиво осматривает меня. Взгляд ее карих глаз буквально обжигает.
   - Денис Стрельников, - представляюсь я, решив, что молчать больше не стоит.
   - Ремина, - отвечает женщина, не переставая меня разглядывать. - Как я понимаю, вы тот самый русский друг Мауро?
   - Да, - с готовностью подтверждаю я.
   - Паола мне о вас рассказывала.
   - Прошу простить за мой вид. Дело в том, что я не рассчитывал на такой приём.
   - Д-а-а, - протяжно произносит Ремина и, улыбнувшись, добавляет, - с этим надо срочно что-то делать. Идёмте! - говорит она, и в голосе ее звучат откровенные командирские нотки.
   - Куда? - интересуюсь я.
   Отвечать Ремина не собирается.
   - Разрешите?! - то ли спрашивает, а то ли приказывает она, и, не дожидаясь разрешения, оттопыривает мою руку эдаким крендельком и просовывает в него свою.
   Мы движемся к выходу. Я как галантный кавалер сопровождаю даму. Но со стороны это, должно быть, больше похоже на картину "Принцесса и нищий". Гости провожают нас удивлёнными взглядами.
   Мы выходим из залы и движемся через холл. Сеньоры и синьорины внимательно глядят на нас с портретов. В дальнем конце холла обнаруживается маленькая дверца. Вопреки моему джентльменскому порыву, Ремина заставляет меня войти в дверь первым. Сразу за дверью начинается узенькая винтовая лестница. Её ступени тихо и совсем не противно поскрипывают. Изогнутые деревянные перила отполированы множеством рук. Поднимаемся на второй этаж.
   - Налево, - направляет меня Ремина.
   Налево тянется широкий скупо освещенный коридор.
   - Вторая дверь, - продолжает указывать маршрут моя спутница.
   У двери я останавливаюсь. В комнату первой входит Ремина. Она щелкает выключателем и приглашает:
   - Входи.
   Комната оказывается неправдоподобно маленькой для такого огромного дома. Почти всё её пространство занимает шикарная кровать. Если бы не она, я предположил бы, что Ремина привела меня в комнату для прислуги... Рядом с кроватью ютятся напольные часы с маятником, зеркальный трельяж и полукресло. В углу поблекши от времени платяной шкаф. Эти вещи будто согнаны сюда из других уголков дома, выставлены за ненадобностью. По крайней мере, такое ощущение у меня возникает, когда я смотрю на них. Слишком плотно и сиротливо жмутся они друг к другу. Узенькое окошко занавешено плотной тёмно-красной шторой.
   Ремина открывает шкаф, несколько секунд придирчиво разглядывает его содержимое.
   - Вот! - говорит она. - То, что надо.
   Из шкафа появляются плечики с висящим на них черным смокингом. Ремина элегантно бросает его на кровать. Затем достает из шкафа белую рубаху и чёрные с отливом, под стать смокингу, брюки.
   - Примерь! - требует она.
   Я конечно с удовольствием, но раздеваться при незнакомой женщине как-то неудобно.
   - Не стесняйся! - говорит Ремина. На лице ее я вижу легкую усмешку.
   Легко сказать "не стесняйся". Ну и что делать? - пытаюсь сообразить я, переводя взгляд с Ремины на смокинг и обратно.
   - Ну ладно, так и быть, я отвернусь, - снисходительно произносит она.
   Я с облегчением вздыхаю и начинаю разоблачаться.
   По ширине новые брюки приходятся в пору, но не длинноваты ли? Подхожу к зеркалу и придирчиво оглядываю себя. Нормально. За спиной чувствую едва уловимое движение, и над моим плечом в зеркале появляется лицо Ремины. Я застываю, как вкопанный. Дыхание женщины касается моих волос. Я ощущаю легкое прикосновение к спине. Спина обнажена и от касания женских пальчиков, по всему телу пробегает дрожь.
   - Ниточка прилипла, - как ни в чём ни бывало говорит Ремина и касается моей спины еще раз. Я снова вздрагиваю. - Ну и чего ты ждешь? - интересуется она, подхватывает с кровати рубашку и смокинг и протягивает мне.
   Я разворачиваюсь, чтобы принять одежду и встречаюсь взглядом с Реминой. Мы долго смотрим в глаза друг другу, затем взгляд женщины скользит вниз по моей груди.
   - А ты ничего, - заявляет она. - Крепкий парень.
   Что есть, то есть, жиром стараюсь не зарастать, и даже кое-какая мускулатура имеется.
   Я быстро заканчиваю переодевание, расправляю атласные борта смокинга. Ремина лично повязывает мне галстук-бабочку.
   - Вот так гораздо лучше, - говорит она, придирчиво оглядев меня. - Идём!
   Я предлагаю ей руку, и мы не спеша возвращаемся в залу. По пути я осторожно кошусь на Ремину. Она идёт плавно, словно плывёт, грациозно покачивая бёдрами. Подбородок её чуть вздёрнут, длинные ресницы в прорези маски медленно движутся вверх-вниз. Ни дать, ни взять - королева.
   В зале по-прежнему царит веселье. Наше появление не вызывает никакой реакции со стороны присутствующих. Мы подходим к столу, и тут же рядом появляется официант. На левой руке он держит поднос с бокалами.
   На этот раз шампанское приятно освежает меня. Я окидываю залу взглядом и ловлю себя на ощущении сказочной нереальности происходящего. Неужели всё это на самом деле происходит со мной?
   Краем глаза замечаю движение. Смотрю налево и вижу Мауро. Он перемещается от одной группки гостей к другой, что-то спрашивает и, получив ответ, идёт дальше. Уж не меня ли ты ищешь? Я специально разворачиваюсь к нему спиной, пусть побегает. Нечего было бросать меня на произвол окружающих. Попробуй теперь найди.
   Ремина стоит напротив меня, похоже, она заметила странные перебежки Мауро и с интересом наблюдает за ним. По крайней мере, взгляд её устремлен за мою спину.
   - Что это ты ищешь, Мауро? - громко спрашивает она спустя минуту наблюдений.
   - О, Ремина! Так вот кто скрывается за этой прелестной маской! Ни за что бы не догадался! - игриво восклицает Мауро.
   Он подходит и останавливается справа от меня. Отворачиваю лицо в сторону, якобы я тут сам по себе и вообще не замечаю его присутствия.
   - Так что ты ищешь? - переспрашивает Ремина.
   - Ты видела здесь парня в майке и джинсах? - вопрошает Мауро. - Оставил его буквально на мгновение, и он исчез!
   Я быстро оборачиваюсь и подмигиваю Ремине.
   - Ты в своем уме, Мауро? - гневно произносит она, принимая игру. - В майке и джинсах? Да я убила бы того, кто осмелился так опозорить этот дом! А потом того, кто его пригласил!
   - Тебе придётся убить меня! - полным раскаянья голосом говорит Мауро. - Но может быть, я могу искупить? Любой каприз!
   Вот ведь мерзавец! - с негодованием думаю я. Сначала бросил меня, а теперь заигрывает с моей женщиной! Стоп!.. Ну, я и загнул... Уже успел записать Ремину в "свои женщины". Но ведь действительно, как в песне поется: "ах какая женщина, мне б такую!". Держи карман шире, Дениска.
   - Чтобы такого пожелать... - томно произносит Ремина.
   Ну вот, и она заигрывает с ним. Я чувствую весьма ощутимый укол ревности.
   - Ах, чтобы такого... - вздыхает она еще более томно.
   Всё, пора с этим завязывать! Я громко и нарочито откашливаюсь и в упор смотрю на Мауро. Он бросает на меня короткий безразличный взгляд, затем снова смотрит на Ремину, и тут же буквально подскакивает на месте.
   -Денис?! - восклицает он.
   - Собственной персоной!
   - А это, - Мауро тычет пальцем в мой смокинг, - откуда? С кого снял?
   - Оттуда, - несколько грубовато отвечаю я и в картинном поклоне склоняюсь к Ремине.
   - Вот оно что... - задумчиво произносит Мауро. - Значит, уже познакомились?
   Я киваю.
   - Ну и замечательно! - констатирует он и делает мне комплемент: - А тебе идёт так одеваться, Денис.
   - С этого момента перехожу исключительно на смокинги.
   Мауро смеётся.
   - Так давайте же отдыхать! - громко восклицает он, окидывает нас с Реминой придирчивым взглядом и не допускающим возражений тоном заявляет: - Денис, тебе непременно, нет, немедленно надо пригласить Ремину на вальс! Вы будете отлично смотреться. Музыканты, вальс! - требует Мауро во весь голос.
   Я впадаю в ступор. Он сдурел что ли? Не представляет с кем имеет дело? Должен ведь догадываться, что с вальсами у меня с детства не задалось. Да и вообще не люблю я танцевать! Как бы поделикатнее об этом сообщить, чтобы никого не обидеть?
   Мауро подталкивает меня в спину и при этом довольно пакостно улыбается. Да ведь он специально! Посмеяться хочет, собирается посрамить меня перед Реминой. Оркестр даёт первый аккорд, я в панике смотрю на Ремину и по ее испытующему взгляду понимаю, что она ожидает с моей стороны активных действий. Ну не умею я танцевать! Хоть режьте меня! Даже не глядя по сторонам, я могу угадать, что опять попал в центр всеобщего внимания. Ремина капризно надувает губки и делает шаг вперед, явно намереваясь потащить меня в центр залы. Я отступаю, панически пытаясь сообразить, что можно предпринять в данной ситуации. На помощь приходит Мауро. Это каверзный итальяшка, прикидывавшийся до сих пор моим приятелем, увлекает Ремину на танец. С одной стороны я готов его убить, но с другой... мне так полегчало... Теперь, когда паника отступила, меня из вредности так и подмывает картинно, чтобы все слышали, крикнуть вслед Мауро: "Какого дьявола ты уводишь мою даму, подлец?!". Мол, не по собственной воле не состоялся я как танцор, мне вероломно помешали! Но я не рискую. А то ведь действительно танцевать заставят. Тогда уж позор ничем кроме крови не смыть.
   Мауро и Ремина вальсируют в центре залы. Мауро уверенно ведет очаровательную партнёршу. Ремина изящна до умопомрачения. Спина Мауро вытянута, словно струна, плечи гордо расправлены, лицо его сияет. Я испытываю к нему черную, как сажа, зависть. Но опять же, сам дурак... На что рассчитывал и чему завидую? Сунулся дурень со свиным рылом в калашный ряд. И танцевать-то не умею...
   Мелодия вальса стихает. Мауро и раскрасневшаяся Ремина возвращаются ко мне под гром оваций.
   - Как мы смотрелись? - ехидно осведомляется Мауро.
   - Отлично, - не кривя душой, отвечаю я.
   - Всего лишь отлично? - возмущается Ремина.
   - Вы были великолепны и бесподобны, - исправляюсь я.
   - Не могу не согласиться, - раздаётся у меня за спиной незнакомый мне мужской голос.
   Прежде чем обернуться, я смотрю на Ремину. Лицо её на мгновение искажается, уголки соблазнительных губ опускаются вниз, симпатичный носик хищно заостряется, а глаза выстреливают пару молний.
   Обладателем незнакомого голоса оказывается высокий парень лет тридцати. Одет он, как подобает ситуации, в чёрный смокинг и чёрные брюки, под смокингом виднеется белоснежная сорочка, на шее галстук-бабочка. Чёрные волосы гладко зачёсаны назад и собраны на затылке в тугой хвост. Длинный нос, впалые щёки, массивные скулы и сёрые большие глаза делают их обладателя похожим на птицу. С первого взгляда не разберешь - хищную или нет. Сложен парень весьма атлетически. Выше меня на полторы головы. Держится уверенно. Широкие плечи расправлены, грудная клетка выпячена, мощные длинные ноги широко расставлены. На согнутой руке парня буквально висит Паола. Рядом со здоровяком она выглядит невероятно миниатюрной и хрупкой. Одета Паола под стать своему кавалеру. Я смотрю на неё и с удивлением понимаю, что вот уже который день подряд меня окружают дьявольски привлекательные женщины. Настолько привлекательные, что дух захватывает.
   - Чао! - приветствует нас Паола.
   Мауро галантно подхватывает руку девушки, облачённую до локтя в серебристую перчатку, и касается губами. Я собираюсь было последовать его примеру, но Паола быстро прячет руку за спину. На мою долю остаётся только улыбнуться и сказать:
   - Привет!
   - Как дела, Денис? - вежливо осведомляется Паола.
   - В полном порядке.
   - Тебя хорошо встретили?
   - Великолепно!
   - Я старался! - заверяет Мауро.
   Да уж, помню я, как ты старался, хочется съязвить мне. Но в компании таких женщин грех сводить пустяковые счёты. Вместо этого я обмениваюсь продолжительным взглядом с Реминой и коротко киваю, как бы отмечая, что именно её приём считаю великолепным.
   - Это Андреа, - представляет Паола своего кавалера. - Мой жених, - добавляет она. В её голосе я не слышу особого энтузиазма.
   Андреа галантно кивает и протягивает мне руку. Ну, здравствуй, Андрюша, думаю я, пожимая его ладонь, чувствуя её стальную, как у тисков, силу.
   - Как тебе праздник? - интересуется Паола.
   - Шикарно, - отвечаю я. - Впервые на таком торжестве.
   - Кстати! - вмешивается Мауро. - Пора бы действительно приступить к торжественной части! Надо же, наконец, поздравить нашу именинницу? Простите, но я должен её похитить! - говорит он, подхватывает Паолу под руку и увлекает в центр залы. Андреа, чуть помедлив, отправляется за ними.
   - Rammollito (Тюфяк), - чуть слышно шипит Ремина ему вслед.
   Вот это да! А внешне парень на тюфяка совсем не похож. Такой здоровяк... Интересно, с чего это Ремина так окрысилась? Чем он ей насолил?
   В центре залы теперь господствует Мауро. Он громогласно привлекает к своей персоне внимание гостей. Затем произносит хвалебную оду Паоле. Через слово он то целует ей ручку, то приобнимает, всё плотнее привлекая к себе. Паола, раскрасневшаяся, буквально млеет, принимая знаки внимания. Стоящий рядом Андреа безучастно наблюдает. Ну, точно тюфяк, ловлю я себя на мысли. На его месте я бы уже давно начал работать кулаками, а не стоял, потупив взор. Мало ли, что Мауро ей как отец, но ведь не отец же! Старый ловелас!
   В конце речи Мауро картинным жестом извлекает из кармана маленькую малинового цвета коробочку и преподносит Паоле. Паола раскрывает её и восторженно ахает. На секунду она замирает, а потом звонко чмокает Мауро в щёку. Издали подарок рассмотреть не могу, но вполне представляю себе какое-нибудь очаровательное колечко с брильянтом. Да... вот это и называется "красивая жизнь".
   Гости оглашают залу аплодисментами. Мауро взмахивает рукой, на секунду свет гаснет, а когда зажигается вновь - в зале словно материализуются три пары танцоров, облаченных в яркие национальные одежды. Оркестр взрывается ритмом тарантеллы. В течение нескольких минут, постукивая кастаньетами, танцоры стремительно движутся вокруг именинницы. Подчиняясь зажигательному ритму, мои ноги готовы пуститься в пляс. Тоже самое творится и с Реминой. Она то и дело одаривает меня призывными взглядами и порывается броситься к танцующим.
   Выступление танцоров оканчивается не менее восторженными аплодисментами. Оркестр вновь играет вальс. На этот раз Андреа не плошает и приглашает невесту на танец. Мауро быстрым шагом возвращается к нам. Но не успевает он подойти, как какой-то бойкий кавалер подскакивает к Ремине и, склонившись в красивом поклоне, предлагает ей руку. Ремина благосклонно принимает приглашение на танец.
   - Вот дьявол! - темпераментно бросает Мауро на ходу. - Увели! Куда же ты смотришь? - осведомляется он, приблизившись ко мне вплотную. - У тебя из-под носа крадут такую женщину!
   - Что я, по-твоему, должен был сделать? - наигранно удивляюсь я. - Не пустить?
   - А хотя бы и так! - безапелляционно заявляет Мауро.
   Минут пять мы наблюдаем за танцующими парами. Когда вальс умолкает, кавалер отводит Ремину к одному из столиков неподалеку от нас и заводит с ней увлекательную беседу. По-крайней мере, так можно предположить, наблюдая за реакцией Ремины. Она улыбается, кивает и с готовностью поддерживает разговор.
   С минуту Мауро не отрываясь смотрит на неё, а потом начинает поглядывать по сторонам с откровенно скучающим видом.
   - Может, сменим обстановку? - говорит он, наконец. - Есть здесь одно неплохое местечко...
   - Можно, - соглашаюсь я.
  
   Кабинет, в который привёл меня Мауро, обставлен со вкусом. У левой стены массивный, но вместе с тем изящный письменный стол, неподалёку от него два глубоких кожаных кресла. На столе оформленный под старину телефон и невысокая лампа на фигурной ножке. В противоположной стене камин с резной решеткой. Вдоль той стены, что напротив входа стоит высокий книжный шкаф со стеклянными дверями. На его полках нет пустого места. Освещение в кабинете мягкое, не тревожащее глаза, но вместе с тем достаточное для работы с бумагами. Таким, наверное, должен быть кабинет крупного банковского воротилы. Скромность и роскошь, слившиеся воедино.
   - Располагайся, - кивает Мауро на кресла.
   Пока я усаживаюсь, он подходит к столу, жестом хозяина распахивает дверцу тумбы, на которую опирается столешница, и достаёт пузатую бутылку и два широких низких бокала.
   - Неплохой бренди, - рекламирует Мауро. - Будешь?
   - Не откажусь.
   Мауро разливает напиток по бокалам, передаёт один из них мне, затем усаживается в свободное кресло и закидывает ногу за ногу.
   Пробую бренди. Действительно неплохо. Вкус мягкий, приятно отличающийся от болгарского "Солнечного берега". Распробовав, приканчиваю содержимое бокала одним глотком.
   - Нравится? - спрашивает Мауро.
   Киваю в ответ.
   - Еще?
   - Можно.
   - Действуй! - говорит Мауро, указывая рукой на бутылку.
   Не вставая из кресла, я лениво дотягиваюсь до неё. Сквозь матовое стекло видно, что она опустошена на половину. Надпись на чёрной этикетке гласит "Vecchia Romagna". Сначала наливаю Мауро, потом себе.
   - Чин-чин! - серьезно произносит Мауро, легко касаясь своим бокалом моего.
   Сдерживаю улыбку. Меня всегда веселил этот забавный тост. Если разобраться - он нечто вроде нашего "ну, чтобы все...". Вроде и сказать нечего, но и просто так пить не хочется. Правда, перекочевав с исторической родины на бескрайние евро-азиатские просторы, он почему-то всё больше приобретает вульгарный оттенок.
   - На самом деле, - говорит Мауро, отпив бренди, - люблю уединение. Балы, приёмы и прочее - не совсем моя среда. Конечно, иногда можно и погулять, я думаю, ты заметил, что это у меня неплохо получается?
   Еще бы не заметил, думаю я, а Мауро, не дожидаясь ответа, продолжает:
   - Но это не более чем желание сделать приятное кому-то из близких. Захотела Паола повеселиться, почему бы нет? Да, кстати, - спохватывается Мауро, - это кабинет Романо, - он обводит рукой пространство вокруг себя и добавляет: - отца Паолы. Когда-то я частенько здесь бывал, а сейчас лишь по случаю. Интересный был человек, - вздыхает Мауро. - Видишь книги? - указывает он на шкаф. - Романо собирал. Отыскивал самые лучшие, денег на них не жалел. Считал, что в книгах вся премудрость мира. Добро и зло. Всё, что накапливается в людях, рано или поздно, через кого-нибудь из них выплёскивается на бумагу, любил говорить Романо. И к чёрту историков с их личными предпочтениями, их домыслами и желанием угодить властям! Открой Боккаччо, Альгаротти, Коллодио и ты узнаешь, чем жила Италия тех времён! Открой Джонсона, Киплинга - и вот перед тобой подноготная Англии. Так он считал.
   - Хм, с таким подходом легко прийти к выводу, что именно сейчас мы по уши в дерьме, - произношу я, настраиваясь на философский лад. - Такое выплёскивается...
   - Да что ты говоришь, неужели всё так плохо?
   - На мой взгляд, хуже некуда, по крайней мере, у нас. А у вас всё в порядке?
   Прежде чем ответить Мауро несколько секунд ерзает в кресле.
   - Понимаешь, Денис, - говорит он, устроившись поудобнее, - я уже слишком стар, чтобы судить так же категорично. Если говорить о литературе, я совершенно не слежу за нашими нынешними классиками жанров. Знаю, что пишут и пишут много, но что именно... Хочу почитать, но никак не выберу время. Теперь вот слушаю тебя и думаю, а может и не стоит себя расстраивать?! - усмехается он.
   Я поддерживаю его, слегка приподнимая уголки губ.
   - Значит, в дерьмо? - уточняет Мауро, совершенно не морщась, как по моему представлению должен был сделать. Всё-таки человек с изрядным налётом аристократизма.
   - Угу, - отзываюсь я.
   - Не преувеличиваешь? Может, не всё так страшно? Перебесятся, пройдёт?
   - Сомневаюсь.
   - Почему?
   - Чтобы прошло, надо, чтобы было куда проходить, - витиевато произношу я.
   Брови Мауро изгибаются, придавая лицу недоумённое выражение.
   - Нет ориентира, - спешу пояснить я. - Двигаться назад смысла нет, а вперёд... Не видно, куда идти. Топчемся на месте, а время идёт. Это и пугает. На голову льют и льют, без остановки... Кто-то точно подметил, что человек быстро ко всему привыкает. Боюсь, привыкнем и к дерьму. Тем более что им пичкают с утра до ночи, поминутно доказывают преимущества одного дерьма перед другим. Нет ему противовеса, не за что уцепиться, чтобы не свалиться в выгребную яму. Вернее, почти не за что. Кое-какие проблески разума ещё бывают, но их слишком мало, и как-то уж слишком быстро они гаснут. Подозреваю, что принудительно, чтоб пламени не возгорелось из искры, - продолжаю я, распаляясь. - По всем каналам - дерьмо, на всех прилавках - оно же. Одни ещё нос воротят, умных из себя строят, а другие уже пристроились и с аппетитом потребляют. Вскоре две эти категории сольются, причём не в пользу первой. И тогда даже высоколобый профессор, когда-то тонко споривший о преимуществах Булгакова перед Достоевским и Меньшова перед Быковым, с пеной у рта будет отстаивать, что фильмы Даши Срашкиной и книжки Вани Сидорчука - верх изыска и апогей совершенства.
   Теперь Мауро морщится.
   - Даши... э-э-э... Даши... - пытается выговорить он. - Эта дама - популярный режиссёр?
   - Я абстрактно выразился, мало ли, как дерьмового режиссёра зовут.
   Мауро печально улыбается.
   - Понимаю твоё беспокойство, - задумчиво произносит он.
   Несколько минут мы сидим молча. Я мелкими глотками пью бренди, еще глубже погружаясь в невесёлое раздумье. Мауро тоже о чём-то размышляет.
   - Ха! - наконец восклицает он, заставив меня вздрогнуть и вернуться к реальности. - Всё в твоих руках!
   - Хочешь сказать, ты знаешь, что делать?
   - Узнаю русского! - смеётся Мауро. - Теперь у вас полагается спросить, кто виноват?
   Я кисло улыбаюсь в ответ.
   - Тем не менее, я могу предложить вариант! - уверенно заявляет Мауро. - Не сиди сложив руки, а действуй! Для начала попытайся немного думать! Научись разбирать, что тебе предлагают - первый или второй сорт. А затем расскажи об этом соседу. Постарайся убедить его. Научи своих детей. Дай им ориентир! В конце концов, с самого начала привей им стойкий рефлекс "не жрать без разбора всё, что тебе суют!" - грубо бросает он и умолкает.
   - Ну и?
   Что "ну и"? - раздраженно переспрашивает Мауро. - Тогда производителям дерьма некому будет его сбывать! Надеюсь, про законы экономики ты слышал?
   - Думаешь, все смогут научиться выбирать между плохим и хорошим? - неуверенно спрашиваю я.
   - Естественно не все! А кому-то вообще нравиться кушать отходы. Такие находятся в любом обществе, но в нормальном их единицы. Так помоги своему обществу стать нормальным!
   Как же всё правильно, как всё элементарно за бокалом хорошего бренди. Легко сказать "помоги", забыв про сотни "если" и "но", мысленно вздыхаю я. Но с другой стороны, ели не я, то кто? Уж Мауро точно не бросится на помощь утопающей в дерьме России, у него своя Родина.
   - Да, вот еще что, - тихо и вкрадчиво произносит Мауро, - надеюсь, ты готов взять на себя ответственность определять, что хорошо, а что плохо? И понести наказание в случае ошибки?
   Готов ли я? Наверное, готов. Но, а что если я действительно ошибусь? Признаю хорошее плохим, а плохое хорошим? Тогда я тоже стану производителем дерьма... Как быть? Просто пойти напролом? Сказать - вот она моя правда, следуйте ей, и всё будет хорошо? Кто-то же должен найти выход! Направить людей туда, куда идти стоит, пусть трудно, но есть ради чего. Кто-то должен взять на себя ответственность - без этого не обойтись.
   - Вернемся к гостям, развеемся немного? - спрашивает Мауро. - Ты что-то совсем загрустил.
   - Честно говоря, чувствую себя здесь не в своей тарелке. Не светский я человек.
   - Ну почему же? Совсем неплохо держишься.
   - Знаешь, я хотел бы вернуться в отель, если это возможно.
   - Как пожелаешь.
   - На меня никто не обидится? - интересуюсь из вежливости. Конечно, я на сто процентов уверен, что моё исчезновение не будет замечено, но ради приличия стоит осведомиться.
   - Не забивай голову, - успокаивает Мауро. - Значит, точно решил покинуть нас?
   - Да.
   Мауро отталкивается руками от подлокотников кресла, резко встаёт и подходит к телефонному аппарату. Пока он отдаёт распоряжения о машине, я ловлю себя на мысли о том, что единственное, что могло бы меня удержать здесь, вернее, кто мог бы меня удержать - это Ремина. Воспоминание о ней вызывает у меня неестественную эйфорию, заставляет сердце биться с частотой отбойного молотка. Удастся ли мне встретиться с ней еще хотя бы раз? Аромат её духов до сих пор кружит мне голову. А уж о том, как она коснулась моей обнаженной спины, я и вспоминать боюсь. На многое бы решился, чтобы вновь оказаться наедине с ней в той крохотной комнатке с такой огромной кроватью.
   - Идём, - зовёт Мауро, положив телефонную трубку на рычаг.
   На улице свежо. Мы стоим на ступенях у входа в дом. Увитая зеленью вилла будто что-то нашептывает в ночи листвой растений.
   - Попрощаться за тебя с дамами? - спрашивает Мауро.
   - Да. И передай Ремине мою благодарность, она буквально спасла меня.
   - Передам.
   За решеткой ограды, поблёскивая тонированными стёклами, проплывает всё тот же белый лимузин. Останавливается у ворот и даёт короткий сигнал. Я бросаю прощальный взгляд на окна. Там за шторами в ярко освещенной зале сейчас танцует Ремина, а, может быть, кокетничает с галантным кавалером.
   Пора ехать.
   На прощание обмениваюсь с Мауро крепким искренним рукопожатием. Всё-таки по его милости я сегодня попал в почти что сказку.
   - И ещё поблагодари хозяйку дома, хоть мне и не довелось с ней познакомиться, - говорю я напоследок, стараясь быть учтивым до конца. Мол, видели мы кино про аристократов, знаем, как у вас заведено.
   Мауро пожимает плечами.
   - Или ты плохо говоришь по-итальянски, или я что-то не понимаю! - удивлённо произносит он. - Почему не удалось познакомиться?
   - Ты меня не представил!
   - Ведь ты сам... - растерянно произносит Мауро. - Подожди! - оживляется он. - Ты не догадался?
   - О чём?
   - А кто, по-твоему, Ремина? - хитро интересуется Мауро.
   Тут я ощущаю легкий укол под сердцем. Неужели? Ну конечно же, - мелькает мысль, - вся эта затея с переодеванием... стала бы Ремина так распоряжаться в чужом доме? Вот оно что! Вдова миллионера. Владелица огромного состояния. А Паола, выходит, её дочь. От этих догадок мои виски словно сдавливает стальной обруч, ноги делаются ватными. Желание сесть на мраморные ступени становится почти непреодолимым.
   - Сколько же ей лет? - едва слышно выдыхаю я.
   - Денис, что с тобой? - раздаётся голос Мауро. Звучит так, будто уши мои набиты ватой. - Ты в порядке? - Мауро теребит меня за плечо.
   - Да, - тихо отвечаю я, приходя в себя.
  

***

   Плыву, широко загребая руками. Вода держит так, что утонуть практически невозможно. Хочется плыть и плыть, пока хватит сил. Впереди голубой горизонт, сзади далёкая полоска берега. Волны набегают слева наискосок. Иногда одна из них захлёстывает меня с головой. Тогда я фыркаю, отплёвываюсь и жмурюсь, подставляя лицо солнцу и ветру, чтобы они поскорее обсушили его. Соль беспощадно ест глаза. Чёрное море на этот счёт гораздо милосерднее.
   Ночью почти не спал. В редкие минуты забыться мне являлась Ремина. Из-под полумаски она испытующе-лукаво смотрела не меня и звала... Звала в ту самую комнату... И я, не в силах отказать, шел за ней, с трудом переставляя ватные ноги. Но как только мы поднимались по винтовой лестнице на второй этаж, нас встречал Мауро. "Ты не догадался?" - ехидно спрашивал он меня, и я просыпался, терзаемый одним и тем же вопросом: "сколько ей лет?". И сейчас этот вопрос не даёт мне покоя. Разве можно угадать в Ремине умудрённую опытом женщину - мать двадцатилетней дочери? Это кажется мне просто невероятным. На вид ей едва ли больше лет, чем мне. Но что я хочу? Большие деньги дают шанс хорошо выглядеть в любом возрасте. Месяц назад мне исполнился тридцать один год, всего лишь тридцать один! И мне надо во что бы то ни стало выбросить Ремину из головы, не хватало сохнуть по старухам, пусть и хорошо сохранившимся! Так я решил ещё под утро, когда оранжевый диск солнца осторожно показался из-за горизонта, а я потерял всякую надежду выспаться. Так я решил... Но вот сейчас в тёплой воде Лигурийского моря опять думаю о Ремине вместо того, чтобы по полной программе получать удовольствие от купания!
   Я делаю глубокий вдох и резко ныряю под высокую волну. С гулом она проносится надо мной и с глухим хлопком разваливается позади, породив несколько волн поменьше. Вынырнув на поверхность, я ожесточённо мотаю головой, не давая стекающей с волос воде попасть в глаза. Откидываюсь на спину. Дышу как можно глубже. Отдыхаю, стараюсь полностью освободить сознание от мыслей. Небо надо мной кажется безумно далёким, совсем не таким как у нас - пусть даже в самую ясную погоду. Новая высокая волна поднимает меня на своём хребте, и, прежде чем рухнуть вниз, вдали я замечаю белое пятно. Оно на столько мало, что я принимаю его за облако у горизонта. Но постепенно пятно увеличивается и вскоре превращается в корабль. Я с интересом наблюдаю за ним. Ветер усиливается, волны начинают расти, а корабль приближается всё быстрее. И вот я уже вижу огромную бело-голубую двухпалубную яхту, которая, обгоняя волны, разрубая их килем, движется к берегу. Яхта проходит так близко, что на нижней палубе я могу отчётливо рассмотреть полуголого загорелого до черноты мужчину. Он машет мне рукой.
   - Всё в порядке, сеньор? - выкрикивает он. - Вы далеко заплыли! Помощь нужна?
   - Всё отлично! - отвечаю я. - Сам справлюсь!
   Миновав меня, яхта поворачивает, становясь левым бортом вдоль берега, и на её корме я читаю название "Ремина".
   - Да что же это такое! - восклицаю я и ударяю ладонь по воде. - Наваждение какое-то!
   Рывком я переворачиваюсь со спины на живот и устремляюсь к берегу "брасом". Тело гудит от напряжения, лёгкие работают на полную мощность. Мгновениями я чувствую, что вот-вот задохнусь, но темп не сбавляю, полностью вкладываюсь в заплыв, думая лишь о том, что нужно плыть как можно быстрее.
   Наконец, ноги касаются дна, и я выбегаю на берег. Со всего маху падаю на мокрый песок у воды. Дышу надсадно, временем срываясь на хрип. В висках бухает. Накатывающиеся на берег волны захлёстывают меня по пояс.
   Немного отдышавшись, осматриваю пляж. Чуть поодаль пара пенсионного возраста занимается гимнастикой. Мужчина в длинных шортах, над которыми нависает солидное брюшко, женщина в цветастом купальнике. Больше никого. Основная масса отдыхающих, нарезвившихся за ночь в барах и на дискотеках, еще спит.
   Лежу, не считая времени, бездумно смотрю на пенсионеров. Те возятся по-своему, выполняют незамысловатые упражнения. По лицам видно, что это доставляет им настоящее удовольствие. Солнце постепенно прогревает воздух. После бессонной ночи меня начинает смаривать. Когда глаза мои почти совсем слипаются, перед моим носом, выбрасывая из-под себя мокрый песок, мелькает пара миниатюрных ступней. Наверняка бежит женщина, но даже посмотреть вслед и полюбоваться упругой спортивной попкой лениво. Вслед за первой парой ступней появляется вторая - гораздо крупнее, а потом и третья - совсем маленькие. Сон уходит. Оттолкнувшись руками от песка, я встаю на колени и смотрю вслед бегунам. Первой бежит высокая стройная женщина, за ней мужчина, чуть ниже её ростом, а за ним мальчик.
   Ладно, пойду в номер. Заплыв изрядно вымотал меня, может, теперь удастся заснуть.
  
   В холле отеля меня окликает портье.
   - Господин Стрельников? - уточняет он по-английски.
   - Да.
   - За вами приезжала машина.
   - Машина? - удивляюсь я. - Вы уверены, что за мной?
   - Водитель назвал ваше имя. Он прождал полтора часа, после чего уехал.
   - Что за машина?
   - Белый "Ролс-Ройс".
   - Меня интересует, кто её прислал, - уточняю я.
   - Это мне не известно, - виноватым тоном произносит портье. - Я не стал уточнять, думал, что вам должно быть известно, кто за вами посылает.
   - Ничего страшного, - успокаиваю я его.
   В номер поднимаюсь по лестнице и в изрядной задумчивости. Интересно кто это заинтересовался моей персоной настолько, что присылает машину, да не простую, а "Ройс"? Единственный, кого могу заподозрить - это Мауро. Но зачем я ему опять понадобился? Хочет затащить на очередное семейное торжество? Ну уж нет. Увольте. Идите вы с вашими смокингами и фраками... А я как-нибудь джинсами обойдусь... Чёрт! А ведь я вчера уехал не переодевшись, - внезапно осеняет меня. Как же я до сих пор об этом не вспомнил? Значит, мои поношенные шмотки остались у Ремины, а мне достался шикарный костюмчик...
   - Выгодный обмен! - усмехаюсь я вслух, войдя в номер.
   Но тогда вполне возможно, что машина приезжала за костюмом. Ведь он наверняка дорогой. Может, даже от какого-нибудь Кардена. Проснулась Ремина по утру, спохватилась, что вчерашний русский смылся, прихватив чужое, и послала водителя забрать. Но откуда ей известно, где я живу? Разве что Мауро рассказал или Паола? Ну да, они знают.
   Едва успеваю принять душ, как в номер без стука входит Паша.
   - Где шлялся? - спрашивает он недовольно. - Замотался тебе стучать!
   - Купаться ходил.
   - А меня чего не позвал?
   - Рано было, думал, спишь еще. - Я внимательно присматриваюсь к Павлу и, отметив его несколько потрепанный вид, ехидно интересуюсь: - Или ночь была бессонной?
   Паша морщится и выразительно машет рукой.
   - Какой-то ты недовольный... - подмечаю я. - Опять осечка?
   - Угу, - смущённо бурчит Павел.
   - Как же ты так?
   - Да хрен его знает! - восклицает Паша. - Всю ночь на балконе просидели, звёздами любовались, блин.
   Прямо скажу, Паша изрядно удивляет меня своим интересом к Мариночке. И что он в ней нашел? Пустышка ведь самая настоящая. Смазливая конечно. Но мало что ли красивых женщин?
   - И за всю ночь ты не проявил никакой активности? - спрашиваю я. - Ты же Дон Гуан в русской версии. Мариночки должны штабелями падать к твоим ногам.
   - Понимаешь... - мнётся Паша, - не знаю, что со мной. Такие женщины были у меня... такие, - он мечтательно закатывает глаза, - а тут, как школьник на первом свидании... Только и смог за плечи обнять.
   - Слушай, а может это любовь?
   - Да иди ты, - вяло отмахивается Павел, и тут же возбужденно восклицает: - Какая нахрен любовь? К кому?
   Это он точно подметил.
   - Хотя... не знаю... - сникает мой приятель и умолкает, не окончив фразу.
   Приплыли. Советовал я ему бросить эту особу, но больше не стану. Пусть сам разбирается, не маленький.
   - Как у тебя-то дела? - меняет Паша тему разговора. - Хорошо погулял?
   - Вполне.
   - За Паолой приударил? - оживляется Паша, и в глазах его загорается озорной огонёк.
   - Там кроме меня желающих хватало.
   - Понятно, - говорит Паша тоном, дающим понять, что ничего иного он от меня не ожидал.
   - Гостей много было, кормили хорошо?
   - По полной программе, - неопределенно отвечаю я.
   - Ясно... Не хочешь рассказывать, не надо, - произносит Паша.
   - Не обижайся, ладно? - Мне действительно не хочется вспоминать о вчерашнем. - Как-нибудь потом.
   - Как скажешь. Пойдем завтракать?
   Прежде чем выйти из номера, я собираю в охапку полученную от Ремины одежду и запихиваю её в целлофановый пакет с логотипом "Дьюти Фри". Спустившись в холл, подхожу к портье.
   - Чем могу служить, - с готовностью спрашивает он.
   - Если машина придет опять, спросите у водителя, не это ли ему нужно, - говорю я и вручаю портье пакет с одеждой.
   Принимать пищу в нашем отеле можно либо в просторном зале ресторана, либо под открытым небом на веранде. Конечно же, при хорошей погоде большинство отдыхающих предпочитают второй вариант. Поэтому к нашему приходу все столики на веранде оказываются занятыми. Завтрак проходит по принципу шведского стола - ешь сколько хочешь. Сегодня на выбор предложены разнообразные салаты, крупные маслины, варёные яйца, сыр, фрукты и, конечно же, итальянская паста. Накладываем на тарелки всё, что приглянётся, и усаживаемся за стол. Едим не спеша, запиваем минералкой. Покончив с трапезой, отправляемся к бассейну. Располагаемся в шезлонгах. Бассейн огромный, он разделен на две части - одна глубокая, другая помельче. Лежим молча, смотрим на воду. Постепенно к бассейну подтягиваются отдыхающие. То тут, то там слышится детский смех. Малышня и взрослые с шумом барахтаются в воде. В центре бассейна сооружен бар. Можно подплыть и заказать коктейль или лёгкую закуску. Из бара доносится музыка. Вокруг бассейна посажены кусты, цветущие крупно ярко-красными цветами. Красота. Тепло, светло, можно лежать и ни о чём не думать. От куста к кусту ходит мужчина лет под сорок с большим полиэтиленовым мешком и садовыми ножницами. Следуя ведомому лишь ему принципу, он отрезает у куста ту или иную ветку, не забывая обрывать у цветков подсохшие лепестки.
   - Вот работа, - произносит Паша, лениво ковыряясь в зубах зубочисткой. - Не бей лежачего. Мне б такую. Обрывай лепестки и больше никаких тебе забот...
   - А ещё лучше - совсем не работать, - усмехаюсь я.
   - Ага.
   - Неужели надоело? - язвительно осведомляюсь я.
   - Не то чтобы надоело. Тут дело в другом, - задумчиво произносит Паша. - Чем больше работаю, тем чаще задумываюсь о том, что работаю не на себя, а на чужого дядю. Кто там сказал?.. - запинается Павел. - Короче, не важно кто, но сказал правильно: "Надоело вращать жернова чужих мельниц".
   Вот тебе раз! - мысленно изумляюсь я. Оказывается, мой приятель разделяет жизненную позицию известного поэта.
   - Ну так бросай! - подначиваю я Пашу.
   - Бросил бы, но кушать хочется, - вздыхает он.
   О, как ты прав, друг мой! - беззвучно соглашаюсь я. И я бы бросил, но надолго ли? Скорее всего, до первых холодов... И вращать надоело, и деться от этого некуда. Навеки мы скованы необходимостью ходить на работу. Работа. Рабочий. Раб. Вот такая у меня выстраивается цепочка. И можно конечно поспорить. Сказать, что строй-то теперь далеко не рабовладельческий и право не крепостное... А что изменилось после отмены рабовладельческого строя и крепостного права? По большому счёту - ничего. Ну, разве что не может барин забавы ради убить. А так... Как и раньше, есть хозяева, и есть рабочие. Как и раньше, хозяева сами не пашут и не жнут. Нанимают рабочих. Рабовладельцы, князья, барья, наниматели. Теперь им даже проще живётся, ведь рабочих не нужно содержать, давать им пищу и кров, как было при том же крепостном праве, когда какой-никакой, а домишко работнику строили. Сейчас можно отделываться подачками в виде зарплаты. А уж если учесть, что и эти жалкие подачки стараются всячески урезать и зажать, то...
   - Пора освежиться! - восклицает Паша и, хлопнув меня по плечу, вскакивает с лежака.
   Отбросив невесёлые мысли, спешу за ним. С разбега ныряю в бассейн. Прохладно - словно миллион иголочек впивается в кожу. Но после нескольких мощных движений руками и ногами становится теплее. Плыву под водой, приоткрыв глаза, жмусь к выложенному цветной плиткой дну. Лавирую между множеством ног, стараюсь проплыть, как можно дольше. Выныриваю посреди бассейна у бара. Паша оказывается неподалёку. Призывно машу ему рукой.
   Заказав по коктейлю "Виски-Кола", мы усаживаемся у барной стойки на торчащие из воды стульчики.
   - Какие планы на день? - спрашивает Паша, прихлёбывая из узкого высокого стакана.
   - Никаких, - честно отвечаю я.
   - Значит, будем бездельничать, - констатирует мой приятель.
   Он ставит стакан на стойку, взбирается на стульчик и ныряет в воду. Я заказываю ещё один коктейль.
   Пока Паша беззаботно плещется среди отдыхающих, музыка, звучащая из бара, становится всё громче. Вскоре у бассейна появляется смуглый мускулистый парень в полосатых спортивных трусах и оранжевой бейсболке. В руках он держит микрофон. Объявляет:
   - Дамы и господа, настало время водной аэробики.
   Положив микрофон на свободный лежак, парень бежит вокруг бассейна. По пути он скидывает в воду всех, кто не особо сопротивляется. Предпочтение отдаёт молодым девушкам. Те с визгом плюхаются в воду. Одна из них падает чуть ли не на голову к Паше. Павел реагирует вовремя. Он отступает в сторону и подхватывает девушку на руки. Та от неожиданности вскрикивает и обхватывает его за шею. Естественно, Павел пользуется сложившейся ситуацией, чтобы завязать знакомство. Он широко улыбается в испуганное личико незнакомки и что-то говорит ей. Что именно, из-за гомона купающихся, я не слышу. Девушка растерянно улыбается в ответ. Павел произносит ещё что-то. Девушка продолжает улыбаться, но теперь уже на лице её нарисовано откровенное непонимание. Видимо, по-русски она, как говорится, ни бельмеса. Я оставляю их объясняться языком жестов и вылезаю из бассейна.
   Подойдя к лежакам, натыкаюсь на Мариночку. В руках она держит большую тарелку, наполненную виноградом.
   - А я смотрю, вроде, ваши вещи лежат, - говорит она мне.
   - Располагайся, - предлагаю я и подтаскиваю свободный лежак поближе к нашим.
   Мариночка садится, закидывает ногу за ногу.
   - Угощайся, - говорит она и протягивает тарелку.
   Беру массивную гроздь винограда. Отрываю ягоду и с удовольствием кладу в рот.
   - А Паша где? - интересуется Мариночка.
   - Там где-то, - указываю я на бассейн.
   В бассейне - под руководством местного массовика-затейника в бейсболке - отдыхающие дружно выполняют незатейливые упражнения. Они хлопают ладонями над головой, подпрыгивают на месте и приседают. Среди них взглядом нахожу Пашу. Он с энтузиазмом скачет рядом с новой знакомой. Парень в бейсболке проворно шныряет между новоявленными спортсменами, выкрикивает команды и что есть мочи свистит в свисток, который висит у него на шее.
   Когда сеанс аэробики заканчивается, Паша с новой знакомой усаживаются на бортике бассейна неподалёку от наших лежаков. Павел, оживленно жестикулируя, пытается что-то рассказывать девушке. Она отзывается заливистым смехом.
   До сих пор апатично посматривающая на бассейн, Мариночка оживляется. Отставляет тарелку с виноградом и устремляет гневный взгляд на беседующую парочку. Сейчас что-то будет, - усмехаюсь я про себя. Но вопреки моим ожиданиям, Мариночка не бросается выяснять, что это за девицу подцепил Павел. На лице Мариночки нарисовано возмущение. Она ёрзает на месте, а Паша у бассейна переходит к активным действиям - обнимает новую подружку сначала за плечи, а спустя минуту - за талию. Девушка пытается освободиться от объятий, но не слишком настойчиво, скорее, для вида.
   Чаша Мариночкиного терпения переполняется. Она возмущённо фыркает, вскакивает и быстро удаляется в сторону пляжа.
   - Женщины просто рвали его на куски, - тихо произношу я ей вслед. Чёрт, да ведь я просто завидую Паше! С какой лёгкостью он умудряется отыскать подход к женщине. Еще полчаса назад совершенно незнакомая с ним особа теперь просто-таки заглядывает ему в рот.
   Девушка у бассейна действительно с интересом слушает всё, что говорит Павел. Она уже не старается отстраниться, а даже жмётся к нему.
   От нечего делать я некоторое время наблюдаю за их беседой, а потом откидываюсь на лежак и закрываю глаза. Меня опять начинает смаривать, и я, несмотря на царящий вокруг шум и гам, засыпаю спокойным сном.
   Просыпаюсь оттого, что меня теребят за плечо.
   - Вставай, соня! - слышу я голос Павла. - Всё проспишь!
   - Не мешай! - недовольно бурчу я, и поворачиваюсь на бок, намереваясь продолжить спать.
   - Я с такой девочкой познакомился! - восторженно восклицает Павел. - М-м-мммм... Просто фантастика!
   - Молодец, - тихо произношу я, чувствуя, как сон опять начинает брать своё.
   - Весна зовут. Болгарка. Представляешь, у них язык так на наш похож! Я почти всё понимал, что она говорит!
   - Замечательно, - отзываюсь я, начиная догадываться, что заснуть он мне всё же не даст.
   - У неё и подружка есть! Хочу тебя с ней познакомить! Оторвёмся по полной! - продолжает радоваться жизни Павел.
   - Расскажи об этом Мариночке, - язвлю я и поворачиваюсь к Паше, чтобы посмотреть на его реакцию.
   - Зачем? - недоумевает он.
   - Чтоб в курсе была и не поломала тебе всю малину. Не знаю, как уж она сдержалась и не сделала это сразу.
   - Ты о чём?
   - Да о том, что здесь она была, когда ты болгарку свою обрабатывал. Вся испереживалась. Или решил-таки с ней завязать? - ухмыляюсь я. - А как же бессонные ночи под звёздным небом?
   Паша бледнеет. Он опускается на лежак и замирает. Зря, наверное, я ему про Мариночку напомнил. Переключился бы на болгарок и забыл о ней. В конце концов, кто мне ближе? Чёрт с ней - с Мариночкой, какое мне дело до её переживаний?
   - Так что ты говорил по подружку? - спрашиваю я, стараясь выразить голосом крайнюю заинтересованность.
   Впрочем, много усилий для этого мне не требуется. Почему бы в самом деле не познакомиться с интересной молодой болгарочкой? Тем более, если она такая же симпатичная, как её подружка.
   - А? Что ты сказал? - отрешенно спрашивает Паша.
   Дьявол бы её побрал - эту Мариночку! И чем она его так привлекает? Впору вспомнить о зельях и приворотах. Парня словно околдовали.
   - Подружкой интересуюсь, - отвечаю я.
   - А куда она ушла? - невпопад и всё так же задумчиво спрашивает Павел.
   - Кто?
   - Марина.
   - Туда, - указываю я рукой в направлении пляжа.
   Ни слова не говоря, Паша встаёт и идет к пляжу. И это называется друг! Затащил чёрти куда, а сам вместо того, чтобы составлять мне компанию и знакомить с привлекательными девушками, таскается за какой-то Мариночкой! Видимо придётся мне почти две недели заниматься саморазвлечением. Перспектива, честно говоря, безрадостная. С умением развлекаться у меня проблемы. Остаётся до позеленения сидеть у бассейна, на пляже или в номере, а для разнообразия ходить на завтраки, обеды и ужины. Как раз народ потянулся на обед. Но есть мне совершенно не хочется. Пойти что ли за Коэльо? Одолеть еще пару-тройку страниц? Так тому и быть.
   Я поднимаюсь с лежака, натягиваю шорты и, влившись в поток спешащих к обеду, иду в отель.
   У ограды замечаю белый "Ролс Ройс". Уж не за мной ли?
   Захожу в отель, и тут же меня окликает портье:
   - Сеньор, вас ждёт машина!
   Вот это да, кто-то проявляет изрядную настойчивость!
   - Вы показывали водителю то, что я вам оставил? - осведомляюсь я.
   - Конечно, сеньор, - отвечает портье с лёгкой обидой в голосе, - первым делом!
   - Что он сказал?
   - Сказал, что его прислали за вами и приказали непременно вас дождаться!
   Вот так дела! Оказывается дело не в одежде. Меня начинает разбирать любопытство. Пойду узнаю, кто именно жаждет встречи со мной
   Тонированные стёкла "Ройса" подняты. Подхожу к автомобилю и легонько стучу в стекло со стороны водителя. Оно медленно опускается, и я вижу знакомую физиономию. Именно этот парень вёз меня на день рождения Паолы. Парень бросает на меня внимательный взгляд. На опознание ему хватает пары секунд.
   - Сеньор Стрельников, я завами! - восклицает он и, выскочив из машины, спешит распахнуть передо мной заднюю дверцу. - Прошу!
   - Кто тебя послал? - спрашиваю я, не спеша забираться в "Ройс".
   - Сеньора Манчини, - сообщает водитель, и я замечаю, как по его губам проскальзывает нечто похожее на улыбку.
   Внутри меня всё сжимается, по спине пробегает холодок.
   - Сеньора не сказала, зачем я ей понадобился? - интересуюсь я.
   - Нет, - отвечает водитель и уже откровенно улыбается.
   И чего этот водила лыбится, что себе позволяет? В приступе раздражения ладони мои сжимаются в кулаки, зубы смыкаются настолько плотно, что я ощущаю, как на скулах вздуваются желваки.
   Видимо заметив во мне перемены не в лучшую сторону, парень стирает с лица улыбку и спешно произносит:
   - Извините сеньор, но сеньора просила вас приехать.
   - Зачем? - упрямо спрашиваю я.
   - Сеньора не сказала! Она просила, чтобы я привёз вас.
   Ну ничего себе! Интересно, как меня можно привезти, если я не захочу?
   - Передай, сеньоре, что я не могу приехать!
   - Сеньора очень просила! - настойчиво произносит парень.
   - Не могу! - отрезаю я.
   Могу, ещё как могу. Именно сейчас, я ощущаю, как сильно хочу видеть Ремину. Так почему же я отказываюсь? Ведь она сама зовёт меня. И не важно зачем. Я просто хочу посмотреть на неё. Увидеть её лицо без маски, заглянуть ей в глаза.
   - Но я должен... - продолжает настаивать водитель.
   Могу, но не таким же образом? Броситься на первый зов? Вот, значит, какая она - Ремина. Захотела - получила. Тяжело, наверное, с ней...
   - Погоди! - обрываю я упрямого водителя и вкрадчиво интересуюсь у него: - Ты меня хоть немного слушаешь?
   - Да сеньор!
   - Я сказал, не поеду, значит не поеду! - рявкаю я ему в лицо. - Передай сеньоре мои извинения
   - Хорошо, сеньор. Передам, - сникает водитель.
   Несколько секунд он топчется на месте, рассеянно глядя на меня, а затем садится в машину и громко хлопает дверцей. Тяжело вздрогнув, "Ройс" трогается с места, и вскоре я теряю его из вида. А вместе с ним теряю надежду увидеть Ремину. Не думаю, что она будет в восторге от того, что расскажет ей водитель. Великолепная сеньора наверняка воспримет мой отказ, как личное оскорбление.
   Странный я человек. Оттолкнул то, что само шло в руки. Но с другой стороны, что могло бы получиться, согласись я поехать? Ремина богатая женщина из высшего общества, у неё свои причуды и запросы, что, в общем-то, одно и то же, а я светскими манерами не обременен, к этикету не приучен... Даже танцевать не умею. Короче, снова влез бы со свиным рылом в калашный ряд. Стоп, Денис! Откуда такая неуверенность в себе? А что если эти самые манеры и общество до чёртиков успели ей надоесть, и хочется ей такого вот простого, как ты, парня? Может такое быть? Теперь уже не проверишь...
   Размышляя таким образом, я иду в номер. Там плюхаюсь на кровать и лежу, глядя в потолок. Настроение, как говорится, премерзопакостное. И зачем я только поддался Пашиным уговорам? Сидел бы сейчас дома... Сказав это, я начинаю смеяться в полный голос. Нет, ну надо же какой я зануда! И так мне плохо, и эдак нехорошо. Хватит ныть, Денис! Ты отдыхать приехал или что? Скорее, отдыхать, чем что-то другое... Но точно, не для того, чтобы бесцельно валяться на кровати и разыгрывать из себя страдальца! В конце концов, кто тебе мешал принять предложение Ремины, а? Взял бы да поехал! А там будь, что будет - или пан, или пропал. Такая женщина тебя позвала, а ты вместо того, чтобы немедля броситься к её ногам, стал прикидываться гордецом и недотрогой! А ведь мог... Так стоп! Начинаю зацикливаться! Надо срочно на что-то отвлечься! Где тут у нас "Хеннеси"?
   Рывком вскакиваю с кровати и спешу к холодильнику. Достаю бутылку, быстро распечатываю и прямо из горлышка отхлёбываю изрядную порцию коньяка. Да простят меня ценители этого благородного напитка. От желудка по всему телу немедленно растекается тепло. Сколько же раз мне говорили, что это и есть отличительный признак качественного коньяка? Перевожу дух и отхлёбываю ещё, теперь, прежде чем проглотить, держу коньяк во рту, пытаясь ощутить вкус. Никогда раньше не пил "Хеннеси", но весьма наслышан. Теперь вот недоумеваю. Для достоверности повторяю процедуру вкусового тестирования ещё раз. Хм... Наверное, дегустатор из меня никудышный, но ничего особенного в этом коньяке не нахожу. По моему субъективному восприятию, пьётся он, конечно, лучше, чем "Дербент", но того особого восторга, о котором передают из уст в уста, не вызывает. Просто хороший коньяк. Короче, как обычно платишь за название, за раскрученный бренд. Ну и ладно. Попробовал и успокоился. Зато теперь буду знать, что отданных за него денег он не стоит, и если нет необходимости гнуть перед кем-нибудь пальцы, то можно вполне перебиваться "Араратом". Вообще, разочарование моё вполне естественно. Мы - русские - в большей своей части, как правило, оцениваем качество той или иной вещи исключительно по слухам. Слухов много, значит, надо брать. А уж нам наговорят, разрекламируют! Как любит говорить мой хороший знакомый: "Мы почти обо всём слышали, но почти ничего не испытали на себе". Вот и покупаемся на все эти бренды и восторженные охи-ахи "знатоков" на их счёт, когда появляется редкая возможность потратить денег больше, чем обычно. А потом удивляемся: "Но ведь должно же быть ой как хорошо?! Ведь говорили же?!"
   Прихватив бутылку, выхожу на балкон. Слева от меня - вид на бассейн, у которого после плотного обеда отлёживаются отдыхающие, справа - вид на море. Солнце над ним начинает медленно заваливаться к горизонту. После принятия внутрь алкоголя тянет закурить - давнишняя и, судя по всему, неистребимая привычка. Стою, прислонившись к балконной решетке, смотрю вдаль и не спеша потягиваю "Хеннеси" из бутылки. Представляю удивление того, кто это заметит. Так и рождаются легенды о русских за границей. Что ж, не беда, если станет на одну больше.
   Солнце весьма ощутимо пригревает, но с моря тянет прохладой. Это сочетание весьма приятно. Любуясь пейзажем, я незаметно для себя опустошаю бутылку на треть. Если учесть, что бутылка семьсот граммовая, то уговорил я стакан коньяка. Мысли начинают сбиваться и путаться, в теле появляется приятная истома. Ночной недосып надо срочно восполнить - решаю я и отправляюсь спать.
   Просыпаюсь оттого, что где-то неподалёку раздаётся громкая переливистая трель, очень похожая на птичью. Спросонья долго не могу сообразить, кто издаёт эти звуки. В комнате темно, лишь сквозь незашторенное окно в неё проникает тусклый свет. Так, у кровати вроде бы должна стоять тумбочка, пытаюсь сообразить я, на ней телефон. Точно! Звонит телефон! К сожалению, осеняет меня слишком поздно, и телефон умолкает прежде, чем я снимаю трубку.
   - И не очень-то хотелось, - невнятно произношу я, зевая во весь рот.
   Отличительным признаком хорошего коньяка является отсутствие похмелья - уверяют знатоки. Видимо, "Хеннеси" действительно хорош. После глубокого сна я свеж и полон сил. На что бы их потратить? Ума не приложу... Для начала можно сходить прогуляться, отыскать Пашу и, например, рвануть с ним на вечернюю дискотеку. Идея неплохая - в самый раз для отдыхающих лоботрясов. Пусть с вальсами у меня проблемы, зато подёргаться под ритмичное буханье бубнов и барабанов я вполне могу. Но сперва не мешает подкрепиться. Достаю мобильник и ахаю. Электронные часы показывают начало одиннадцатого. Ужина мне не видать, как своих ушей. Отплясывать на голодный желудок - весёлого мало. Интересно, есть здесь вечернее кафе или придётся тащиться в город? - гадаю я, пытаясь отыскать проспект с описанием услуг, которые предоставляет отель. От поисков меня отвлекает стук в дверь.
   - Войдите! - разрешаю я.
   Стук не смолкает, становится настойчивее.
   - Да войдите же! - гаркаю я во всё горло. Глухой там что ли?
   - Ага! Сейчас! Только дверь выбью! - раздаётся за дверью Пашин голос. - Открывай!
   Ура, мой друг нашелся сам.
   - Пятый раз к тебе стучусь! - недовольно произносит Паша, переступив порог комнаты. В руках он держит большую тарелку с фруктами. Несколько секунд он внимательно изучает моё лицо и спрашивает: - Дрых что ли весь день?
   - Ага.
   - Так я и думал! Ну и здоров ты спать! - усмехается Павел. - Вот, держи, - говорит он, протягивая мне тарелку. - Тебе принёс.
   - Спасибо, друг! - искренне благодарю я. - Не дал умереть с голода!
   - Э-э-э! Да ты кутишь в одиночестве! - восклицает Паша, заметив распечатанный "Хеннеси". - Ну, ничего себе, отпил! - он оценивающе взвешивает бутылку в руке. - Один и без закуски. Хорош, нечего сказать. С горя или с радости?
   - Да так, - неопределенно отвечаю я, махнув рукой.
   Повертев в руках бутылку, Паша хитро прищуривается и с наигранной укоризной спрашивает:
   - Хотел один всё выпить? А другу, значит, шиш?
   - Да ладно тебе!
   - Не выйдет! - заявляет Павел и, хлопнув ладонью по колену, требует: - Наливай!
   Ни слова не говоря, я беру у него бутылку и разливаю коньяк по высоким стаканам из тонкого стекла, которые присутствуют в каждом номере любой, уважающей себя, гостиницы. Поскольку стаканы эти всегда соседствуют с графином, наполненным водой, подозреваю, что персонал гостиниц и отелей искренне заблуждается, считая, что пить из них будут исключительно воду. Русский человек неприхотлив и смекалист. Ну, подумаешь, для воды? А коньяк разве не жидкость?
   Передаю стакан Паше, взамен получаю яблоко.
   - Закусишь, - усмехается Павел. - Хотя, зачем тебе - алкоголику-одиночке? Только градус перебивать!
   Мы выпиваем. Закусив яблоком, снова плескаю коньяк в стаканы.
   - Ты повеселел! - отмечаю я. - С Мариночкой что ли помирился?
   - Вроде того.
   - Долго капризничала?
   - Не очень.
   - И что же пришлось пообещать за прощение? Небо в алмазах? - ехидно интересуюсь я.
   - Хм... - отзывается Павел, и на его лице я вижу изумление. - Ты знаешь, как-то без обещаний обошлось... Ой, не к добру, - вздыхает он, помедлив. - А я полдня думаю, что не так! И главное, всё так хорошо получалось, ещё бы чуть-чуть и... - Паша мечтательно закатывает глаза.
   - Что же тебе помешало?
   - Мобильник, блин! - морщится Павел. - В самый ответственный момент! Я уже бретельку рукой тереблю... И тут звонок! Я, конечно, стараюсь внимания не обращать, действую дальше. А она всё - возьми, да возьми, вдруг, что-то важное!
   - Понятно, - улыбаюсь я. - Ну, хоть действительно важное?
   Лицо Паши искривляется в уродливую гримасу.
   - Хозяйка квартиры, мать её! - в сердцах произносит он. - Деньги за квартиру ей, видишь ли, понадобились! Пришел, понимаешь, час расплаты.
   Хорошо, что у меня теперь квартира собственная, мысленно радуюсь я за себя. Если что, отвлекать некому будет.
   - Достала она меня! - восклицает Павел. - Каждый раз звонит, напоминает. Что я, склеротик что ли? Мало того, что цену чуть ли не каждый месяц поднимает, так еще и весь кайф обломала!
   - Ищи другую квартиру.
   - Эта от работы недалеко. Удобно. Правда, бабка меня действительно достала. Сдала жильё, а сама чуть ли не каждый день в квартире пасётся. Живёт, карга, в соседнем подъезде! Проверять ходит, не устроил ли я у себя бордель. Ты, говорит, малый молодой, ещё девок водить станешь. Ну, я ей на это - пожрать бы тогда готовила к моему приходу, всё равно у телевизора без дела торчишь.
   - А она?
   - Отказывается. Пусть, мол, жена тебе готовит! А где я её возьму, если девок водить нельзя?
   Сказав это, Паша залпом осушает стакан. Сочувствую я ему. Сам пять лет снимал квартиру. Извелся. На мой взгляд, съем жилья - нечто противоестественное. По крайней мере, в том виде, как это есть у нас. Сидишь и ждешь, когда хозяева поднимут цену, которая и так ни в какие ворота не лезет, или вообще попросят удалиться. Ни лишнюю вещь купить в дом, ни хороший ремонт сделать. Много думал об этом и пришел к выводу, что если государство делает упор на съем гражданами жилья, взамен его приобретения в собственность, а так у нас и есть, то государство это относится к гражданам, как к скоту, которому всё равно в чьем стойле спать. А упор на съём очевиден. Стоит только посмотреть на стоимость квадратного метра и динамику её роста. Несомненно, с моими выводами можно поспорить. Непременно найдётся куча умных дядей, которые станут вежливо обзывать меня идиотом и рассказывать про правила экономики. И я не стану с ними спорить, поскольку на словах они всегда будут умнее меня. Поскольку у них всегда наготове масса неопровержимых доводов. Но я свято верю в то, что из нас буду прав лишь я. Потому что я ЗНАЮ, что это такое - не иметь НИКАКИХ перспектив на покупку собственного жилья - ни по выдуманной этими дядями ипотеке, ни каким-то другим способом. Это страшно.
   - Значит, девчонки из Болгарии отменяются? - интересуюсь я у Павла.
   - Вопрос интересный! - усмехается он. - Надо его серьезно обдумать. Как ты считаешь?
   - Думай.
   - Один?
   - Конечно. Я совершенно свободен. А тебе выбирать за кем гоняться - за Мариночкой или за кем-то ещё.
   - Одно другому не мешает, - ухмыляется Паша.
   - Ну-ну. Про два стула ты, надеюсь, слышал.
   - И про зайцев тоже. Только я опытный охотник. Не в первой, - заверяет меня приятель.
   - Дело твоё. Сам потом будешь разгребать проблемы.
   - Всё будет в ажуре, - заверяет меня приятель. - Помню, пару лет назад, ухлёстывал я сразу за двумя и не безрезультатно, забавная история была, сейчас расскажу тебе, как надо... - продолжает он, широко улыбаясь, но его наверняка интересный рассказ прерывает телефонный звонок.
   Я подскакиваю к аппарату и снимаю трубку.
   - Слушаю!.. Да, Стрельников... Кто?!.. Перезвонить?.. - на мгновение я впадаю в ступор и не сразу отвечаю на призывные возгласы "Алло, вы слушаете?", издаваемые портье на том конце провода. - Подождите, сейчас запишу! - отзываюсь я, опомнившись, и жестом прошу Пашу подать мне бумагу и ручку. Он роется среди разбросанных мной вещей и спустя несколько секунд подаёт требуемое. - Диктуйте, - говорю я в трубку.
   Записав номер, кладу трубку и замираю у телефона. Настолько невероятным мне кажется услышанное от портье, что от удивления я даже не могу дышать. Так и стою, набрав полные лёгкие воздуха и боясь выдохнуть.
   - Ты чего, Денис? - озабоченно интересуется Паша. - На тебе лица нет! Что стряслось? Кто звонил? - сыпет он вопросами.
   - Ремина, - выдыхаю я.
   - Какая Ремина? - не понимает Павел.
   - Да есть тут одна...
   - Рассказывай! - требует Паша. - Что за девчонка? Откуда взялась?
   Если бы девчонка, - мысленно вздыхаю я, и вкратце рассказываю приятелю о том, что случилось со мной на дне рождения Паолы. Паша слушает, широко раскрыв рот. Временами глаза его округляются, и, кажется, вот-вот вылезут из орбит.
   - Ну ты даёшь! - восклицает он, выслушав моё повествование. - Дама проявила к тебе вполне определенный интерес! А ты... Зачем сбежал?
   - Тоже мне психолог, - отмахиваюсь я. - Много ты понимаешь в интересах!
   - Побольше некоторых! - безапелляционно заявляет Паша.
   - Ну конечно, уж ты бы на моём месте не оплошал, - безразлично произношу я.
   - Естественно! А сейчас она зачем звонила?
   - Сейчас звонил портье. Сказал, что звонила сеньора Манчини, не дозвонилась, оставила номер и просила меня ей перезвонить.
   - Дама очень настойчива! Твои дальнейшие действия?
   - Какие могут быть действия? Один раз я уже отказался встретиться с ней, не буду нарушать складывающуюся традицию.
   - Как это отказался встретиться? Когда? - изумляется Павел, и я рассказываю ему о присланном Реминой "Ролс-Ройсе".
   Паша обалдевает от услышанного.
   - Мне сейчас будет плохо, - произносит он голосом умирающего и, картинно взмахнув руками, валится на кровать.
   - Да пошел ты, - беззлобно произношу я. - Плохо ему видите ли! Мне что, надо было броситься к ней с распростёртыми объятьями?
   Паша вскакивает с кровати и начинает расхаживать по номеру быстрой пружинящей походкой.
   - Нет, ну надо быть таким идиотом! - восклицает он. - Что ты творишь?
   Я пожимаю плечами.
   - Да это же такое приключение может получиться! Память на всю жизнь! - неистовствует этот любитель приключений. - Потом внукам рассказывать будешь! Ты хоть понимаешь, от чего отказываешься?
   - К сожалению, да.
   - Д-а-а-а? - нараспев произносит Паша и, резко остановившись, восклицает:- Ни хрена ты не понимаешь!
   Он внимательно смотрит на меня, чешет затылок и спрашивает:
   - Можешь объяснить, почему отказываешься встретиться с ней? Что тебя смущает?
   - Возраст, - искренне отвечаю я. - Ремина - мать двадцатилетней дочери. А мне только тридцать один стукнуло. Как-то это... В общем, попахивает сексуальными отклонениями.
   - Хм, - ухмыляется Паша. - А чего это ты сразу про секс? Может, она хочет всего лишь пообщаться?
   Действительно, почему я сразу задумался о сексе?
   - Может и так... - задумчиво отвечаю я. - Но есть у меня предчувствие, что просто общением не обойдется. Видел бы ты, как она на меня смотрела, когда я переодевался.
   Глаза Паши загораются.
   - Ты хотел бы, чтобы между вами случилось нечто большее, чем общение? - серьезно спрашивает он.
   Отвечать я не спешу. Конечно мне хочется. Но всё же есть в этом что-то противоестественное.
   - Скажи, а во сколько лет женщина может родить ребенка? - неожиданно озадачивает меня Паша.
   - Ну... - соображаю я, - наверное, и в пятнадцать лет некоторые могут.
   - Вот! Ты ведь говорил, что твоя Ремина молодо выглядит?
   - Да.
   - А что если и она родила пусть не в пятнадцать, так хотя бы в семнадцать лет?
   - Допустим.
   - Какая получается между вами разница?
   Я прикидываю в уме, и выходит не так уж и много.
   - Слушай, а чего это ты так старательно меня убеждаешь? - отвечаю я вопросом на вопрос.
   - Завидую я тебе - дураку, - вздыхает Павел. - И за что тебе такое? Уж если мне не суждено, так хоть за тебя порадуюсь, - улыбается он.
   Некоторое время мы молчим. Я обдумываю ситуацию, Паша размышляет о чём-то своём.
   - Не глупи, Денис! - наконец нарушает он молчание. - Лови момент. Сам подумай, если бы в Москве классная женщина пригласила тебя к себе домой, ты бы так же ломался?
   Хм, что-то подсказывает мне, что ломаться я бы не стал. Вот только в Москве меня вряд ли бы пригласила шикарная миллионерша...
   - И чего ты так напрягаешься? Ну, подумаешь, женщина старше тебя? - продолжает наставлять меня Павел. - Как ты её описал - она настоящая конфетка. В самом соку! Такая, если хочешь знать, многому научить может... - Паша мечтательно закатывает глаза. - Так что не парься! Лови момент и восполняй пробелы, если они есть, - лукаво усмехается он. - В конце концов, сделай вид, что не знаешь о её возрасте. На сколько, говоришь, она выглядит?
   - Лет на двадцать девять, - отвечаю я, освежив в памяти образ Ремины. - Максимум - тридцать.
   - Вот и считай, что ей двадцать девять лет!
   Почему бы и нет. Надо попробовать. В конце концов, могу я подарить себе мимолётное приключение? На серьезные отношения я не рассчитываю, жениться на Ремине не собираюсь... Тогда какое мне дело до её возраста? Выглядит привлекательной. Как говорится, чего же боле?
   - Ну? - нетерпеливо интересуется Паша.
   - Не нукай, не запряг, - отвечаю я и широко улыбаюсь.
   - Убедил! - буквально выкрикивает Павел. - Я тебя убедил! По роже твоей вижу, что убедил!
   Вот заладил: убедил, да убедил. Ну, положим, убедил...
   - Что делать собираешься? Когда будешь ей звонить? - с нескрываемым интересом спрашивает приятель.
   - Сейчас уже поздно. Завтра! - решаю я и тут же предупреждаю: - Только не надейся при этом присутствовать!
   - Вот ещё! - произносит Павел, ничуть не огорчившись. - Потом всё равно всё расскажешь!
   Куда ж я денусь? Возможно не всё, но расскажу. Иначе от Паши не отделаешься. Так и будет хвостиком волочиться, заунывным голосом требуя выложить подробности.
  

***

   На утро большая часть моей решимости позвонить Ремине улетучилась. Проснулся я рано, за окном только начинало светать. Долго лежал, ворочаясь с боку на бок. Представлял, как и во сколько буду звонить, что буду говорить и постепенно совсем запутался. Что я скажу, когда она поднимет трубку? "Привет, это Денис, помнишь такого?" Естественно помнит. Глупо, не пойдёт. "Ты хотела, чтобы я позвонил, вот я и звоню?" Тоже как-то не очень... "Привет! Когда я могу к тебе приехать?" Звучит нагло.
   Теперь вот сижу у телефона, стараюсь заставить себя набрать её номер. Решаюсь. Снимаю трубку, выжидаю несколько коротких гудков и быстро жму на нужные кнопки. После десятка длинных гудков в трубке раздаётся голос, скорее всего принадлежащий молоденькой девушке:
   - Дом сеньоры Манчини.
   - Здравствуйте! Могу я поговорить с сеньорой?
   - К сожалению, сеньоры сейчас нет дома.
   - Когда сеньора вернется? - осведомляюсь я.
   - Не могу этого сказать, - отвечают мне.
   - Что-нибудь передать сеньоре? - спрашивает девушка.
   Несколько секунд я размышляю, стоит ли Ремине знать, что я звонил ей. Может оно и к лучшему, что всё так получается?
   - Передайте, что звонил Денис Стрельников, - наконец, говорю я, поборов сомнения.
   - Обязательно передам, - заверяет меня девушка.- Что-нибудь еще, сеньор? - учтиво интересуется она.
   - Нет, спасибо, - отвечаю я и собираюсь уже положить трубку, но в ней раздаётся:
   - Подождите, сеньор! Кажется, я слышу мотор автомобиля. Возможно, это вернулась сеньора. Сейчас я проверю.
   Около минуты я с волнением ожидаю, что будет дальше.
   - Алло, Денис! - раздаётся из трубки голос Ремины, и сердце моё буквально обрывается, оставаясь висеть на тоненькой ниточке. Да и та вот-вот разорвётся. - Куда ты пропал? Почему не приехал с водителем? Ты обиделся на меня? - быстро говорит Ремина.
   Я молчу, вслушиваясь в звучание её голоса.
   - Алло! Куда ты опять пропал? - спрашивает она, и в голосе её я улавливаю обиду.
   - Я здесь, - отвечаю я.
   - Приедешь?
   - Да, - соглашаюсь я, не задумываясь.
   К приезду "Ролс-Ройса" я уже стою у входа в отель. Машина останавливается у моих ног, водитель расторопно выскакивает из неё и распахивает передо мной пассажирскую дверцу. На лице его ни тени улыбки.
   - Прошу вас, сеньор! - приглашает он.
   Машина трогается и прежней дорогой везет меня к дому Ремины. На этот раз услугами бара воспользоваться не удаётся - в "Ройсе" его попросту нет. Оно и к лучшему, а то бы обязательно выпил чего-нибудь покрепче. Я сейчас испытываю такое внутреннее напряжение... даже не с чем его сравнить. Никогда раньше не чувствовал себя так. Ощущаю острую необходимость приложиться к рюмке для снятия стресса, но именно теперь нужно в полной мере сохранять трезвый рассудок. Лишь когда по правую сторону автомобиля начинают мелькать миловидные утопающие в зелени домики, напряжение немного ослабевает. Я устремляю взгляд далеко в море и стараюсь расслабиться.
   Вскоре "Ролс-Ройс" съезжает с шоссе, и так же медленно, как в прошлый раз огромный лимузин везёт меня по узкой асфальтовой дороге. Фонари, что тянутся по обеим её сторонам, теперь выключены. Чтобы отвлечься, начинаю считать их. Дойдя до пятидесяти, останавливаюсь и смотрю в лобовое стекло. Впереди дорога делает поворот. Сердце моё сжимается, что-то подсказывает мне, что за тем поворотом должна показаться дом Ремины.
   В свете дня вилла поражает меня ещё больше. Огромный дом величественно возвышается над увитой зеленью оградой. Обнаженные каменные великаны у ворот строго взирают на прибывшего гостя. Всё - каждый штрих того, что я сейчас вижу - буквально кричит: "Знаешь, сколько всё это стоит?". Даже не пытаюсь угадать.
   Через ворота иду уже знакомым маршрутом - по гравиевой дорожке к ступеням, ведущим в дом. Слева и справа в воздухе над цветочными клумбами висит водяная пыль от разбрызгивателей. В ней переливаются десятки радуг. Цветы благоухают незнакомыми мне ароматами. Этот приторный запах и жаркое солнце едва не валят меня с ног. На мгновение возникает желание сунуть голову в бьющий неподалёку от дорожки фонтанчик. У ступеней я замираю. Словно невидимая сила останавливает меня, не давая двинуться дальше. Сердце глухо стучит, отдаваясь в висках. "Что ждёт меня там - наверху?" - спрашивает оно. "Не знаю, - отвечает ему разум, - чего гадать? Поживём - увидим!"
   - Чао! - раздаётся у меня над головой.
   Там - на краю последней ступени в белом просторном платье стоит Ремина. Она боса, смоляные волосы собраны на затылке в тугой пучок, глаза скрывают широкие солнечные очки.
   - Поднимайся сюда! - зовёт она.
   Я подчиняюсь.
   - Ну что же ты не приехал сразу, как я позвала? - спрашивает Ремина, едва я оказываюсь рядом с ней.
   Я молчу и не отрываясь смотрю ей в глаза, вернее в стёкла чёрных очков, пытаясь представить, что сейчас в глазах этой женщины. Сердце моё с каждой секундой стучит всё ровнее, я уже почти спокоен.
   - Садись, - говорит Ремина и не церемонясь опускается на ступеньку у моих ног.
   Разогретые солнцем, ступени пышут жаром. Ощущение такое, словно оказался на верхней полке парной. Несколько минут мы сидим молча. Смотрим прямо перед собой. В воздухе повисло вязкое марево, едва заметно оно колышется, искажая очертания растений и предметов.
   - Будет дождь, - тихо произносит Ремина. - Люблю дождь. А ты?
   Не говоря ни слова, осторожно, боясь вспугнуть, протягиваю руку и снимаю с её лица очки.
   - Так лучше, - говорю я, впиваясь взглядом в чёрные, как ночь, и бездонные, как океан, глаза прекрасной женщины. Ни на мгновение не сомневаюсь, что именно их от сотворения мира воспевали поэты всех стран, на всех континентах.
   Ремина не отводит взгляда, держится уверенно, давая понять, что не один я пытался играть с ней в эту игру, и что краснеть и смущаться она не собирается.
   - Так почему ты не приехал сразу? - спрашивает она после длительной паузы.
   На мгновение я теряюсь и отвожу глаза. Ремина улыбается.
   - Я жду ответа! Ты со всеми женщинами поступаешь так?
   И я опять не нахожу что сказать. Не говорить же правду? А лгать ей мне почему-то не хочется.
   - А может, ты меня стесняешься? - серьезно спрашивает Ремина. - Или, может быть, даже боишься?
   Я продолжаю молчать и чувствую себя идиотом.
   - Неужели я такая страшная? - восклицает Ремина, подаваясь телом ко мне.
   - Ты очень красивая, - произношу сдавленно.
   - Я тебе нравлюсь? - откровенно спрашивает Ремина, придвигаясь ещё ближе.
   Я медлю с ответом.
   - Отвечай! - требует она, но тут же мягко добавляет: - Пожалуйста.
   - Как только увидел тебя, понял, что более красивой женщины ещё не встречал, - отвечаю я и замираю, с тревогой ожидая её реакции.
   - Хочешь меня поцеловать? - спрашиваем Ремина, и от неожиданности вопроса я вздрагиваю.
   Пытаясь сообразить, как поступить, я смотрю в лицо Ремины и мысленно удивляюсь - его выражение совершенно беспристрастно, будто не о поцелуе она спросила, а о стакане воды. Над нами нависает неловкая тишина.
   - Ну же! Ты хочешь? - Ремина придвигается ко мне так близко, что её грудь во время вдоха прижимается к моей. Лицо Ремины по-прежнему беспристрастно. Что за испытание она мне готовит? Что скрыто за этой маской безразличия? Желание посмеяться надо мной или нечто другое?
   К чёрту все дурацкие сомнения, решаю я, рывком прижимаю Ремину к себе и впиваюсь поцелуем в её губы. Она отвечает - сначала осторожно, а потом всё напористее. В порыве страсти она прикусывает мою губу, и я чувствую сладковатый привкус крови. Ремина порывисто отстраняется от меня. Её черные глаза пылают, обдавая жаром. Я словно во сне, нереальность происходящего на мгновение вызывает в памяти картины из эротических фильмов. Но теперь вместо киноактёров в центре кадра я и Ремина. Резким движение руки она высвобождает волосы из пучка, давая им упасть на плечи. Затем касается моих губ ладонью. Я оставляю на ней поцелуй вместе с капельками крови. Глаза Ремины разгораются ещё сильнее. Жестом, от которого меня бросает в дрожь, она слизывает с ладони кровь. Мою кровь...
   - Идём, - хриплым голосом произносит Ремина.
   Она встаёт на ноги и, протянув мне руку, требует:
   - Идём!
   Войдя в дом, мы натыкаемся на девушку в белом переднике поверх скромного синего платья. Ей лет двадцать, максимум - двадцать два. Она стройна, на первый же взгляд грациозна и привлекательна. Классическая итальянка, как их изображают художники. Всего лишь на мгновение но, как мне показалось, не без интереса задержав на мне взгляд, девушка опускает глаза.
   - Сеньора, - тихо и смиренно, как подобает настоящей служанке, обращается она к Ремине.
   - Дома никого нет, ты поняла, Дебора? - бросает Ремина, увлекая меня в глубь холла.
   - Да, сеньора, - спешно отзывается девушка, не поднимая глаз. - А когда вы появитесь?
   Ремина на секунду останавливается и, бросив на меня хищный взгляд, отвечает:
   - Не скоро!
   Мы быстро проходим холл, взбегаем по винтовой лестнице и оказываемся в маленькой комнате с трельяжем, платяным шкафом и кроватью.
  
   В отель возвращаюсь на утро. В номере не раздеваясь падаю на кровать. Усталый, измождённый бессонной ночью и вместе с тем счастливый. Да, чёрт возьми, я счастлив. Плевать на условности, на разницу в возрасте. Нет никакой разницы! Ремина молода, как никакая другая из женщин, и скоро я снова буду рядом с ней. Паола приезжает всего лишь на сутки. Спустя двадцать четыре часа я опять встречусь с самой прекрасной женщиной. Скорей бы! Сутки - это так мало, но если подумать - это очень много! За это время мне нужно как следует отдохнуть и набраться сил.
   - Спасть! Срочно спать! - громко говорю я себе и почти мгновенно засыпаю.
   Сплю крепко, без снов и, судя по некоторому оцепенению в конечностях на момент пробуждения, абсолютно неподвижно. Проснувшись, с удовольствием потягиваюсь, несколько раз сгибаю руки и ноги, заставляя кровь быстрее бежать по венам. Я бодр и свеж.
   На дисплее мобильника 17:45. Значит, проспал почти восемь часов. Наверняка Паша уже замучался обивать порог моего номера, а так же кулаки, барабаня ими в дверь, мысленно усмехаюсь я прежде чем отправиться в ванную комнату. Там, не спеша и с удовольствием побрившись, лезу под душ. Долго и с большим энтузиазмом натираюсь лохматой мочалкой. Не успеваю закончить эту процедуру, как сквозь шум воды улавливаю стук в дверь. Широко улыбаюсь и, понимая, что испытываю терпение приятеля, неторопливо смываю с себя мыльную пену. Стук становится всё громче и настойчивее.
   Обернув вокруг пояса широкое махровое полотенце, спешу открывать.
   - Ну что, выспался? - интересуется Паша с порога.
   - Ещё как! - бодро отвечаю я.
   - Захожу к нему, а он дрыхнет, как сурок!
   - Что значит заходишь? - удивляюсь я. - Каким образом? Ведь закрыто было!
   - Ага!
   - Как же ты вошел?
   - Горничная помогла. Прихожу, а она у тебя в прихожей возится, типа убирается, а ты храпишь и ни сном, ни духом... Эх ты... - вздыхает Павел. - Табличку надо вешать! - тоном наставника добавляет он и демонстрирует мне лежащий на тумбочке у двери кусок пластмассы с надписью "Не беспокоить" на английском языке.
   - В следующий раз обязательно, - заверяю я.
   - Ну-ну... Смотри, Дениска, когда-нибудь невнимательность обойдётся тебе дороже, чем покупка нового мобильника.
   Паша проходит в номер и усаживается на край кровати.
   - Рассказывай! - требует он, но не успеваю я открыть рот, как Павел произносит: - Подожди! Хочешь угадаю, как всё было?
   - Попробуй! - с готовностью соглашаюсь я. Мне действительно интересно, что скажет Паша.
   - Ну-у-у... - задумчиво произносит он, оценивающе рассматривая меня. - Сначала вы долго сидели у какого-нибудь бассейна, или что там у неё есть... нет, наверное, сначала вы пообедали, выпили вина, а затем пошли к бассейну. Там просидели до вечера, пытались беседовать, получалось с трудом. Потом пошли ужинать... Опять выпили. На этот раз побольше. Она слегка захмелела, да и ты тоже. Беседа стала клеиться, языки развязались, ну а потом развязалось и всё остальное! - восклицает Паша. - И до утра вы не выходили из спальни! Угадал? - заканчивает он, состроив хитрющую гримасу.
   - Почти, - отвечаю я.
   - Ну, хоть в главном не ошибся?
   - А что ты считаешь главным?
   - Спальню! - серьезно говорит Павел.
   - Тут ты попал в самую точку.
   Паша встаёт, протягивает мне руку и с деловым тоном произносит:
   - Позвольте вас поздравить, молодой человек! Вы оправдали...
   - Хватит тебе паясничать! - беззлобно обрываю я его.
   - Ну хватит, так хватит, - вздыхает он. - Слушай, а как же возраст и всё остальное, а?
   Я делаю страшное лицо и свирепо смотрю на Пашку.
   - Всё-всё, понял-понял! - спешно отвечает он, выставив перед собой руки, словно готовясь прикрыться ими от нападения. При этом он улыбается во все тридцать два зуба. - Больше ни слова об этом! Никогда! - заверяет он меня.
   Пока я одеваюсь, Паша сидит на кровати и переключает каналы телевизора.
   - Ну и какие у нас планы на вечер? - интересуется он, когда я принимаюсь расчёсывать влажные ещё волосы
   - Никаких.
   - Может, поужинаем и на дискотеку? Разведал тут одну в городе...
   - С болгарками или с Мариночкой? - спрашиваю я, подавив улыбку.
   - С ней, - отвечает Паша. - Но для тебя могу постараться достать болгарку.
   - Я пас.
   - Что так?
   - Не хочется.
   - Ну ты даёшь! - удивляется Паша. - Ему девчонку предлагают симпатичную, а он отказывается! Или эта Ремина тебя так зацепила, что на других смотреть не можешь?
   - Если на чистоту, так оно и есть.
   Паша неопределенно хмыкает и спрашивает:
   - И что ж ты один пойдёшь?
   - Ага. Буду на тебя с Мариночкой любоваться.
   - Как знаешь, - вздыхает Паша. Видимо, ему очень хочется, чтобы одна из его болгарских знакомых пошла с нами. Извини, но не в этот раз, приятель. Сейчас я не смогу ухаживать ни за какой, пусть даже очень симпатичной, девушкой кроме Ремины.
  
   По дискотечным меркам время ещё раннее, и посетителей в танцклубе совсем немного. Среди разноцветных огней и ярких бликов зеркального шара, крутящегося под потолком, насчитываю десять человек. Вместе с нами получается тринадцать. Если верить примете, число не самое лучшее, отмечаю я, располагаясь на стуле у барной стойки. Но не думаю, что теперь меня станут преследовать неудачи. Просто не может этого быть! Как только вспоминаю о Ремине, сразу ощущаю, что для меня началась длинная и широкая полоса везения. Подумать только, на своём пути я встретил женщину, о которой большинство мужчин могут лишь мечтать.
   Паша и Мариночка усаживаются на соседние стулья. Заказываю у бармена по лучшему местному коктейлю для каждого. С интересом наблюдаю за процессом смешивания напитков. Как на киноэкране, бармен долго взбалтывает коктейль в высокой железной колбе, виртуозно подбрасывая её вверх и ловя из самых неожиданных положений. Работает на публику. Взболтав как следует, выливает содержимое колбы в широкие бокалы на длинной ножке. На край каждого бокала насаживает дольку лимона.
   Не знаю, что он там намешал, но вкус приятный - смесь чего-то кислого, сладкого и терпкого. Сделав глоток, я киваю бармену в знак одобрения. Он скупо улыбается в ответ и тоже кивает. Мол, другой реакции на его творчество и быть не могло.
   Пока мы не спеша потягиваем коктейль, посетителей в клубе прибывает, а музыка звучит всё громче. На танцполе уже собрались несколько человек, но двигаются они не очень энергично. Девушки не совсем в такт ритмичной музыке покачивают бедрами, парни переминаются с ноги на ногу. Поставив опустевший бокал на стойку, Мариночка берет Павла под руку и ведет на танцпол. Уходя, Паша хватает меня за запястье, намереваясь утащить с собой, но я вырываюсь.
   - Ну, тогда не скучай, - бросает Паша и спешит присоединиться к танцующим.
   Влившись в их, если так можно сказать, ряды, мои спутники начинают задавать темп для остальных. Насколько мне известно, Паша когда-то специально брал уроки танцев. Поэтому на дискотеках он, как рыба в воде. Оказавшись в знакомой среде, Паша начинает выделывать замысловатые па. Но и Мариночка не отстаёт. Она умудряется попадать с ним в такт, по-своему отвечая на каждое его движение. Со стороны это выглядит довольно красиво. Музыка ускоряется, заставляя их двигаться всё быстрее. Диджей включает стробоскоп, и танец превращается в загадочное действо. Фигуры на танцполе то замирают, то незаметно для глаза перескакивают из одного положения в другое. Когда от этого рваного движения начинает рябить в глазах, я отворачиваюсь к бару. Музыка гремит так, что вряд ли получится разобрать сказанное на ухо слово, и я жестами объясняю бармену, что совсем не прочь попробовать еще какой-нибудь из его алкогольных шедевров.
   На этот раз коктейль слегка горчит, но пьётся так же великолепно, как предыдущий. Мариночка и Паша продолжают отплясывать. Я даже не пытаюсь следить за ними, поскольку это просто невозможно в той чехарде, что творится сейчас на танцполе. По причине моего острого ничего неделанья, коктейль быстро заканчивается, и, закусив приложенной к нему вишенкой, я немедленно заказываю новый. Стулья, на которых недавно сидели Паша и Мариночка, теперь занимает другая пара: темноволосый смуглый парень - на вид местный и светленькая миловидная девушка среднеевропейской внешности. Они обнимают друг друга за плечи. Парень что-то нашептывает на ушко спутнице, та приятно улыбается ему. Интересно, любовники они или просто хорошие друзья? - начинаю гадать я, чтобы хоть чем-то себя занять. Танцевать мне совсем не хочется, идти в какое-то другое место - тоже. Хочется просто сидеть и пить вкусные коктейли. Один мой знакомый как-то заметил мне, что от алкоголя я грустнею. Наверное, он прав. Посередине третьего коктейля ко мне приходит ощущение полного одиночества. Вокруг гремит музыка, веселится молодежь, а у меня возникает желание протяжно закричать: "Лю-ю-ю-ди-и-и. Эй, кто нибу-у-у-дь!". Хорошо Паше, он сейчас не один. Хоть и не нравится мне эта Мариночка, но она что-то значит для моего друга. Наверняка, значит. Иначе не гонялся бы он за ней. Вот только Паша, скорее всего, сам не может понять, зачем она ему нужна - эта капризная стервозная особа. А я вот понимаю... Понимаю и знаю зачем мне нужна Ремина. Ведь она именно нужна мне и никак иначе. То ли под действием алкоголя, то ли по какой-то иной причине, от моей утренней эйфории не осталось и следа. Я начинаю чувствовать себя абсолютно несчастным. Я слышал или читал, что ощущение счастья изначально заложено в человеке и не зависит от места его нахождения. Вот именно сейчас не могу с этим согласиться. Для настоящего счастья у меня теперь именно не то место нахождения - вдали от Ремины.
   Мне на плечо ложится чья-то рука. Оборачиваюсь и вижу высокую симпатичную девушку с большими серыми глазами, полными озорного блеска.
   - Ты мне нравишься, - говорит она по-английски.
   - Ты мне тоже, - искренне отвечаю я. Она слегка полновата, но привлекательна в своей естественной красоте. На лице ни капли макияжа, волосы, как мне кажется, не окрашены.
   - Пойдём? - спрашивает она и протягивает мне руку.
   Медлю я всего лишь мгновение.
   Грохот музыки, цоканье каблучков и возгласы, как минимум на трёх языках, на танцполе сливаются в единый, подчинённый какому-то неведомому закону гул. Но после трёх убойных коктейлей я легко выдерживаю это испытание. Моя новая знакомая танцует по молодежным меркам весьма неплохо. Я пытаюсь просто двигаться. Так, как получается. Со стороны мои подёргивания наверняка комичны, но кому какое дело? Во всяком случае, лично мне сейчас абсолютно наплевать на то, что кто-то может меня высмеять. Пытаюсь взглядом отыскать Пашу или Мариночку, не получается. Может, они отплясывают неподалёку, а, возможно, успели сбежать и сейчас уединяются где-нибудь в укромном месте. Неожиданно музыка умолкает, что вызывает на танцполе возгласы неодобрения.
   - Технический перерыв тридцать минут, - объявляет диджей. - Не расходитесь, скоро мы продолжим веселиться!
   Покрутив головой, может, в поисках подружек, а может, просто так, моя знакомая хватает меня за руку и ведёт к бару. Успеваем занять свободные места рядом друг с другом.
   - Угостишь? - спрашивает девушка.
   Я делаю бармену знак, и он принимается смешивать коктейль.
   - Джулия, - представляется девушка.
   - Денис, - отвечаю я.
   - ДЭнис? - переспрашивает она, коверкая моё имя на американский манер.
   - ДенИс. Но если так проще, называй меня Дэн.
   - О'к! - соглашается Джулия. - Зови меня Джул. Откуда ты, Дэн?
   - Из России.
   - О! - оживляется Джулия. - Это интересно. Никогда ещё не знакомилась с русским!
   - Значит, буду первым.
   - Это вряд ли, - прыскает Джул, но тут же серьёзнеет и говорит: - Я из Америки. Тебе нравится Америка?
   - Не знаю, - честно отвечаю я. - Никогда не был.
   - Это плохо! - уверенно заявляет Джулия. - Будешь себя хорошо вести, приглашу в гости, - улыбается она.
   - Что значит хорошо? - интересуюсь я, принимая от бармена бокалы с коктейлем.
   Передаю один Джулии.
   - Посмотрим... - произносит она, то ли отвечая на мой вопрос, а то ли собираясь отведать напиток.
   Отпиваю коктейль - опять неплохо. Видимо, бармен сегодня в ударе.
   - Отлично! - громко произносит Джулия. - Классная штука. Она быстро выпивает содержимое бокала и просит: - Ещё.
   Я киваю бармену, и он подливает коктейль в бокал Джулии.
   - Иногда люблю выпить, - говорит она, то ли оправдываясь, а то ли ставя меня перед фактом. - А ты?
   - Тоже.
   - А давай сегодня напьёмся?! - с энтузиазмом восклицает Джул.
   - Давай, - легко соглашаюсь я.
   И мы начинаем пить. Коктейль следует за коктейлем. Джулия не переставая болтает об Америке, о бойфренде, который ждёт её дома, и всякой прочей ерунде. Замечаю, что с каждым коктейлем говорить ей становится всё труднее. Всё чаще она переходит на язык жестов, стараясь на пальцах объяснить, что к чему. Да и на меня алкоголь действует далеко не отрезвляюще. Если бы не соседство Джулии, наверняка, заснул бы на месте. А так приходится держаться бодрячком, когда надо улыбаться и поддакивать. Впрочем, меня это не сильно напрягает. Даже приятно, что такая симпатичная девчонка уделяет мне столько внимания, посвящает в подробности своей жизни. Заказываю ещё по коктейлю для нас. Честно говоря, пью уже через силу. Но раз решил напиться, значит, надо пить. Захмелевшая Джулия умолкает, облокотившись на стойку. Я вяло потягиваю коктейль, тупо смотря перед собой. Кажется, до поставленной цели остаётся совсем немного. Скоро нас можно будет выносить.
   С танцпола раздаётся музыка. Джулия слегка оживляется. На этот раз звучит что-то медленное и без слов.
   - Идём? - без особого энтузиазма спрашивает Джул.
   Мне тоже не очень хочется, но надо немного растрястись, если собираюсь самостоятельно доползти до номера. Не глядя, достаю из кармана банкноту и кладу на стойку. Затем встаю, подхватываю Джул за талию и снимаю со стула. Нетвердой походкой, поддерживая друг друга, мы движемся на танцпол. Там уже танцуют несколько пар. Присоединяемся к ним. Джулия сразу же повисает у меня на шее, я обнимаю её за талию, и мы начинаем медленно кружиться на месте. В ногах я чувствую значительную слабость и, танцуя, думаю лишь об одном - как бы не споткнуться. Неожиданно ощущаю на своей шее горячее дыхание. Затем легкое касание губ. Медленно, миллиметр за миллиметром губы Джулии движутся вверх по моей шее. Не мешаю ей. Да и зачем? Мне хорошо. И хотя поначалу моё сознание пытается вяло протестовать, но постепенно оно умолкает, передавая бразды правления телу. Поднявшись к подбородку, губы Джулии приникают к моим. От тела девушки волнами идет жар, как при сильной простуде. Она всё сильнее жмётся ко мне.
   - Хочу, - шепчет она, оторвавшись от моих губ.
   Желание женщины - закон. Эта мысль последней мелькает в моём сознании, и меня охватывает всепоглощающее желание овладеть Джулией прямо на танцполе.

***

   Нас утро встречает похмельем... Эта мысль первой возникает в моей голове при пробуждении и тут же отдаётся в ней какой-то нечеловеческой болью. Открываю глаза, стараясь на корню пресечь начало любого мыслительного процесса. Левая рука заложена за голову и затекла почти до полного онемения. Осторожно вынимаю её, и перед моими глазами предстаёт зажатый в кулаке кружевной бюстгальтер. Меня словно током ударяет.
   - Джулия, - выдыхаю я, подскочив в кровати.
   Из распахнутой двери ванной комнаты доносится звук льющейся воды.
   - Джулия, - растерянно повторяю я, стараясь восстановить в памяти события вчерашнего вечера.
   Спустя минуту напряженной умственной работы я вижу выходящую из ванной Джулию. Она завёрнута в полотенце, из-под которого проступают острые холмики грудей.
   - Привет! - произносит она улыбаясь.
   - Привет, - на автомате отвечаю я, пытаясь сообразить, что мне теперь делать.
   - Всё было супер! - сообщает она, пока я мучительно напрягаю терзаемые похмельем мозги. - Мне надо бежать, - продолжает Джул, бесцеремонно скидывая полотенце. - Договорились с подругой сходить в кафе. Ещё увидимся с тобой?
   Приблизившись к кровати, Джулия выхватывает у меня из руки бюстгальтер и начинает спешно одеваться.
   - Увидимся или нет? - переспрашивает она, обувая туфли на шпильке.
   - Давай.
   - Захочешь увидеть меня, позвони! Где записать телефон?
   Я подаю ей ручку и первый попавшийся под руку клочок бумаги. Джулия быстро черкает на нём номер телефона, чмокает меня в щёку и исчезает за дверью. Буквально тут же на пороге номера появляется Паша.
   - Что это было? - удивлённо вопрошает он, выглядывая в коридор. - Чего это от тебя женщины убегают?
   Я пожимаю плечами, всё еще находясь в состоянии растерянности. Неужели я так просто и бездумно переспал с первой попавшейся под руку девушкой? В первый раз со мной такое. Раньше до близости доходило лишь после периода платонических отношений. А здесь... Хотя, почему в первый раз? А Ремина? Я вздрагиваю и ощущаю, как заливаюсь краской. Я так легко изменил ей с Джулией... Ещё вчера утром мне казалось, что никакая другая женщина мне не нужна! Что же я наделал? Как теперь смотреть ей в глаза?
   От самобичевания меня отвлекает Паша.
   - А это у тебя что? - ехидно спрашивает он, тыча пальцем в район моего живота.
   Смотрю в указанном направлении и вижу там пару здоровенных синяков.
   - Ну, даёшь! - начинает хохотать Павел. - Это которая из двух тебе отметки поставила? А где-нибудь пониже следы есть?
   - Да пошел ты! - рыкаю я в ответ.
   - Нет уж, рассказывай! Что за девчонка сейчас убежала? В клубе подцепил?
   Обреченно киваю.
   - Слушай, Казанова, ты мне тут хоть одну девчонку оставишь? - смеётся Паша.
   - Тебе Мариночки мало? - ядовито интересуюсь я.
   Павел как-то сразу сникает. Видимо, и прошлой ночью ему досталось лишь созерцать звёзды. Оставив приятеля грустить в одиночестве, я ухожу в душ. Пока моюсь, думаю о Ремине и Джулии. Почему я так быстро забыл первую и бросился в объятия второй? Обычный инстинкт, подогретый алкоголем? Наверное, так и есть. Теперь связь с Джулией кажется мне лишь мимолётным влечением. Она, конечно, привлекательна, но Ремина...
   - Телефон! - слышу я сквозь шум воды.
   - Возьми!
   - Мобильник! - кричит Паша.
   - Я же говорю - возьми!
   Секунд пять я выжидаю, прислушиваясь к тому, что происходит в комнате.
   - Мужик какой-то! - громко сообщает мне Павел.
   - Чего хочет?
   - Ничего не понимаю! Не по-русски! По-итальянски что ли?
   - Сейчас выйду! - отвечаю я, отключив воду.
   - Джаст... э... момент, - с трудом выговаривает Паша за дверью.
  
   На моё "Pronto!" из трубки раздаётся жизнерадостный голос Мауро:
   - Чао, Денис!
   - Чао, Мауро!
   - Как дела?
   - Отлично!
   - Чем занимаешься?
   Интересно, откуда у него номер моего мобильного? Если только... Ну конечно, этот номер у меня уже года три. Он такой удачный и лёгкий для запоминания, что после каждой потери телефона я восстанавливал его. Наверняка он остался в записной книжке Мауро со времени последнего визита в Россию. Именно тогда на сабантуе по поводу заключения очередного контракта мы обменялись контактными телефонами. Других вариантов нет.
   - Только проснулся, - отвечаю я.
   - Есть планы?
   - Нет, - признаюсь я.
   - Отлично! - отзывается Мауро.
   Чего уж тут отличного? Приехал на курорт, а чем занять себя не знаю.
   - Как относишься к морским прогулкам? - интересуется Мауро.
   - Положительно.
   - Паола хочет прокатиться на яхте...
   - А Ремина? - вырывается у меня в полголоса.
   - Она спрашивает, не составишь ли ты компанию, - продолжает Мауро, видимо не расслышав, что я сказал. - Можешь взять своих друзей. Они согласятся?
   Интересно, зачем понадобились друзья? - мысленно удивляюсь я.
   - Хочется развеяться, а компании нет, все поразъехались куда-то, - продолжает Мауро, будто угадав мой неозвученный вопрос.
   - Думаю, друзья согласятся.
   - Великолепно! Яхта большая, места на всех хватит. Ремина тоже будет с нами.
   Эта весть мгновенно поднимает моё настроение.
   - На этот раз обойдёмся без высшего общества? - интересуюсь я.
   В ответ Мауро хохочет так, что мне приходится отдёрнуть телефон от уха.
   - Отправлять за вами машину? - осведомляется он сквозь смех.
   - Подожди, сейчас узнаю.
   - Куда на этот раз собираешься? спрашивает Паша, опережая мой вопрос. Я не психолог, но определить, что приятель откровенно завидует мне, не составляет никакого труда. Глаза его потускнели, словно подёрнулись плёнкой, голос подрагивает, а на лице красуется невзрачная косоватая улыбочка.
   - На яхте кататься.
   - Вот буржуй! Хорошо устроился...
   - Хочешь со мной?
   Пашка мгновенно преображается. Глаза его загораются угольками, уголки губ ползут вверх, приоткрывая вид на плотно подогнанные крупные зубы.
   - А то! - восклицает он.
   - Можешь и подружку свою взять, - предлагаю я, ехидно улыбаясь. - Вдруг морская прогулка поможет ускорить процесс вашего сближения?
   Паша с готовностью кивает.
   - Отправляй! - говорю я в трубку.
   - Договорились! До встречи! - прощается Мауро и сбрасывает вызов.
   В том, что Мариночка согласится покататься на яхте, я даже не сомневался. Когда к отелю подкатил длиннющий лимузин, она буквально оцепенела от восторга, и мне с Пашей пришлось чуть ли не силой запихивать её в машину. Там, отведав ликёра, Мариночка быстро пришла в себя и принялась засыпать меня откровенными вопросами о Мауро. Паша при этом медленно зеленел от злости.
  
   Ветер на причале бьёт в лицо, вышибая слезу. Нам с Пашей приходится щуриться, а Мариночке ещё и придерживать рукой волосы. Хорошо, что догадалась надеть шорты, а то бы второй рукой держалась за юбку. По обе стороны причала вдоль берега стоят лодки и яхты - от мала до велика. Большинство на моторе. Давно слышал, что под парусами в водах Лигурии уже почти никто не ходит. Только профессиональные спортсмены и горстка заядлых любителей рискуют отдаться на волю местным ветрам. Остальные с большим доверием относятся к немцу Дизелю. Некоторые из яхт впечатляют своими размерами. На мой взгляд - настоящие океанские корабли. Но это, конечно, от непривычки.
   У дальнего края причала стоит она! Я уже видел эту бело-голубую двухпалубную "Ремину". Длина её, наверное, метров сорок. Крыша верхней палубы увенчана тарелкой радара и невысокой, но толстой мачтой. На мачте установлен большой прожектор и несколько коробочек неизвестного мне назначения.
   Не спеша, наша компания приближается к морской красавице "Ремине". Она великолепна, как и та, чьё имя ей дано.
   - Чао! - с борта яхты приветствует нас Мауро. - Поднимайтесь, - указывает он на спущенный трап.
   Первой на борт ступает Мариночка. Мауро помогает ей сойти с трапа и галантно целует ручку. Потом поднимаемся мы. Я представляю Мауро Пашу и его подружку.
   - Очень приятно! - говорит Мауро каждому из них. Я перевожу.
   Мариночке он ещё раз целует ручку, чем окончательно вгоняет девушку в краску, а с Павлом обменивается крепким рукопожатием.
   - А я думала под парусом, - озираясь, произносит Мариночка.
   Перевожу её слова Мауро.
   - Ветер сильный, под парусом могут быть проблемы, - серьезно отвечает он. Я снова перевожу.
   Удовлетворившись ответом, Мариночка продолжает рассматривать яхту.
   - Ждём Ремину и Паолу с женихом и отплываем, - сообщает мне Мауро. - Прохладно здесь, - добавляет он, слегка поёжившись. - Идёмте внутрь.
   С палубы мы спускаемся по узкой лесенке и попадаем в длинный коридор, по обеим сторонам которого расположены двери. Поскольку в устройстве кораблей и морских терминах я не силён, могу лишь предположить, что это двери кают. Пройдя по коридору, попадаем в просторный салон. Он поражает меня своей роскошью. Сразу вспоминается Титаник, как его показывали в одноимённом кинофильме. Стены салона покрыты лакированным деревом, на полу блестящий в ярком свете паркет. У левой стены примостился небольшой деревянный столик, вокруг которого стоят четыре кресла. У правой - мягкий диван. В левом дальнем углу расположилась барная стойка. Импровизированные окна, выходящие на иллюминаторы, завешены шторами из какого-то воздушного на вид материала. В противоположной от входа стене раздвижная дверь, наверняка ведущая в не менее шикарное помещение. Люстры не видно, свет льется как бы из самого потолка. Интерьер дополняют несколько мягких стульев. Всё это производит на меня, мягко говоря, неизгладимое впечатление, что уж говорить о Мариночке. Ступив пару шагов по салону, она застывает, как вкопанная с неприлично разинутым ртом.
   - Выдохни, - шепчет ей на ухо Павел.
   Мариночка вздрагивает и восхищённо восклицает:
   - Вот это да!
   - Присаживайтесь! - приглашает Мауро. - Диван, кресла.
   Располагаемся в креслах. Мауро непринуждённо закидывает ногу за ногу и устремляет взгляд на носок ботинка. Мы вертим головами, продолжая рассматривать обстановку салона.
   - Дамы немного опаздывают, но не думаю, что ждать придётся долго, - наконец произносит Мауро, всё так же рассматривая обувь. - Может быть, выпьем?
   Довожу эти слова до сведения Паши и Мариночки. Выпить они не отказываются. Мауро привстаёт в кресле, дотягивается рукой до стены и нажимает едва заметную кнопочку звонка. Спустя несколько секунд створка раздвижной двери отъезжает, и перед нами появляется молодой человек. Одет он, как подобает официанту в приличном ресторане: лакированные ботинки, отглаженные чёрные брюки и красная жилетка поверх белоснежной рубахи. На шее парня красуется традиционный галстук-бабочка.
   - Что угодно сеньорам? - осведомляется официант.
   - Коньяк для сеньоров и вино для дамы - самое лучшее! - требует Мауро.
   Официант безмолвно исчезает. Возвращается он с подносом, на котором стоят три широких приземистых бокала с коньяком и один высокий - с красным вином.
   Не успеваем мы разобрать бокалы, как в салон входит Ремина.
   - Все в сборе? - интересуется она, и я вздрагиваю от её голоса.
   За Реминой входит Паола, а следом - похожий на птицу Андреа.
   Все они одеты по-простому. На Ремине то самое просторное белое платье, Паола в шортах и обтягивающей майке, на Андреа рубаха с короткими рукавами и джинсы. Похоже, Мауро не обманул и торжественных мероприятий не ожидается.
   Мауро прорно встаёт из кресла и спешит приветствовать дам. Я порываюсь следовать его примеру, но делаю лишь пару шагов и останавливаюсь, напоровшись на взгляд Ремины. Сурово посмотрев на меня, она косится на Мауро и едва заметно качает головой. Трактую это, как "ни к чему ему знать о нас". Что ж, придётся держаться на расстоянии.
   Мауро исполняет ритуал представления друг другу тех, кто ещё не знаком. Тем временем яхта плавно трогается с места, сдаёт назад и, развернувшись, уходит в море. Официант приносит напитки для вновь прибывших. В салоне звучит тихая мелодичная музыка. Я пью терпкий коньяк, украдкой смотрю на Ремину и буквально сгораю от стыда. Как я мог изменить ей? Но вместе со стыдом я испытываю и сильное возбуждение. Наверное, так чувствует себя человек, совершивший удачное и пока нераскрытое преступление.
   - Пойдёмте наверх! - восклицает Паола, допив вино. Она раскраснелась, глаза её блестят жизнерадостным блеском. - Хочется на свежий воздух! - произносит она и выбегает из салона.
   На верхней палубе мы располагаемся в креслах, поставленных полукругом. Официант приносит пледы, подаёт напитки и сигары для желающих. Укрывшись пледом, я смакую коньяк и дышу чистейшим морским воздухом, к которому примешивается лёгкий аромат сигар Мауро и Павла. Мариночка потягивает вино, переводя взгляд поочередно с одного мужчины на другого. Андреа и Паола о чём-то перешептываются. Ремина сидит, закрыв глаза. Положив голову на спинку кресла, она дремлет. Грудь её высоко поднимается при каждом вдохе, рот слегка приоткрыт, а губы изредка вздрагивают, будто она беседует с кем-то во сне.
   Официант выкатывает на палубу тележку с закусками и вином. Мауро берет бутерброд с ветчиной и уходит к периллам. Облокотившись на них, он устремляет взгляд вдаль. Подхожу к нему и встаю рядом.
   - Красиво? - спрашивает Мауро.
   - Да.
   - Наверное, тебе всё это кажется более красивым, чем мне. Мы - местные уже привыкли видеть вокруг себя это великолепие и не так остро на него реагируем.
   - Наверное.
   Мауро задумчив.
   - С молодости море нагонет на меня печаль, - тихо говорит он. - Не знаю почему, но это так. Есть в нём что-то такое... - умолкнув на секунду, он продолжает: - нечто, чего я до сих пор не могу понять. Возможно, среди бескрайних вод я в полной мере чувствую, насколько одинок в этой жизни? Как считаешь?
   - Разве ты одинок?
   - Карьера, бесконечная работа. Семья не сложилась...
   Он умолкает. Оказывается, за напускной весёлостью скрывается довольно-таки грустный человек.
   - Но я всё ещё не теряю надежду, - тихо произносит Мауро. - Когда-нибудь я найду свою женщину. Возможно, Ремина окажет мне честь, - говорит он, понизив голос до шёпота и лукаво улыбаясь.
   От этих слов мне становится немного не по себе. Значит, Мауро имеет виды на Ремину? И тут между ними возникаю я. Нехорошо как-то получается... Но для кого нехорошо? Для меня или для Мауро? Интересно, кого в таком случае выберет Ремина? И как поведет себя Мауро, узнав о наших с ней отношениях? Хотя, какие отношения? Собственно говоря, никаких. Переспали один раз, а я уже тешу себя иллюзиями... Да и не собирался я заводить каких-либо отношений... Раньше не собирался.
   Звонок телефона отвлекает меня от раздумий.
   - Дьявол! - восклицает Мауро, глядя на экран своего мобильника. - Отдохнуть не дадут! Алло! Слушаю!
   Пока Мауро разговаривает, я всё время смотрю на телефон в его руке. Стильная всё-таки вещь. Продуманный дизайн, большой экран, да и наворотов технических куча. Может, действительно купить?
   - Нравится? - интересуется Мауро, закончив разговор.
   - Телефон? - уточняю я.
   Мауро кивает.
   - Стильная игрушка.
   - А хочешь, подарю? - огорошивает меня Мауро и без церемоний протягивает мобильник.
   - Я себе сам куплю, - твердо заявляю я.
   Мауро хохочет. Мне становится как-то не по себе и плюс ко всему обидно. Что смешного в моих словах? Значит, я по его понятиям и на телефон заработать не в состоянии?
   - Вот это я в тебе еще при первой встрече отметил! - заявляет он отсмеявшись. - Желание всего добиться самому! Уважаю! Не сглупишь, далеко пойдешь!
   Мауро сильно хлопает меня по плечу, и у меня будто камень с души падает. Обида сразу улетучивается. Доброе слово, оно и собаке приятно.
   - Не жалей денег, Денис!
   - Ну да, - не совсем уверенно произношу я.
   Мауро внимательно смотрит мне в глаза.
   - А хочешь, скажу тебе одно из правил Мауро Перелли? - деловым тоном осведомляется он.
   - Конечно, хочу.
   - Надо не тратить меньше, а зарабатывать больше! - важно говорит Мауро.
   Не согласиться трудно.
   - А ещё есть правила?
   - Есть.
   - Расскажешь?
   - Исключительно для тебя, - улыбается итальянец. - Умей правильно вложить заработанное.
   Это тоже кажется мне очевидным.
   - Что еще?
   - А разве этого мало? - удивляется Мауро.
   Действительно, разве мало? Почти каждый, в том числе и я, неоднократно слышал эти элементарные экономические истины, читал о них в книжках. Но... Вот он я - Денис Стрельников - ныне безработный учитель и переводчик, и вот он - Мауро Перелли - президент крупной фирмы. Один сумел применить теорию на практике, а другой...
   - Не грусти, Денис, - прерывает мои невесёлые мысли Мауро. - Давай лучше выпьем.
   Мауро кивает официанту, и тот приносит нам бокалы.
   - За успех! - громко произносит Мауро.
   - За успех, - тихо повторяю я.
   Коньяк приятно прогревает горло и желудок, постепенно очищает рассудок от тяжёлых мыслей. Жить становится веселее.
   - Мауро, - раздаётся немного заспанный голос Ремины. - Какая муха тебя укусила? - интересуется она, томно потягиваясь. - То смеёшься, то кричишь во всё горло.
   - Виноват! - восклицает Мауро. - Но прошу тебя, не сердись! Лучше выпей вина и поговори с нами о чём-нибудь.
   Мауро лично наполняет бокал Ремины вином.
   - О чём же ты хочешь говорить? - спрашивает Ремина, пригубив из бокала.
   - Хотя бы о том, достоин ли мужчина найти женщину, которая будет любить его?
   - Смотря, что за мужчина... - произносит Ремина, прищурившись.
   - Например, я.
   - Ты? Может быть...
   - Твоего "может быть" вполне достаточно! - улыбается Мауро. - Значит, у меня есть шансы.
   - Ну конечно же, есть! - вмешивается Паола. - Ты такой шикарный мужчина, что любая женщина будет просто счастлива! - говорит она, пристально глядя на Ремину. Та загадочно улыбается.
   Эта беседа начинает меня, мягко говоря, настораживать. Выходит, Паола не прочь сосватать Ремину Мауро? Тогда его ставки повышаются.
   На палубу входит смуглолицый коренастый мужчина в морской фуражке и кителе.
   - Будут ли пожелания по маршруту? - спрашивает он.
   - На ваше усмотрение, - отзывается Ремина. Она устраивается поудобнее и закрывает глаза.
   Мужчина в кителе не отрывает от неё взгляда чёрных, как сажа, глаз. Ноздри его горбатого крупного носа широко раздуваются, грудь расправлена так широко, что кажется, китель вот-вот лопнет по швам.
   - Мы хотим просто покататься, - дополняет Мауро. - Решайте сами, капитан.
   - Как будет угодно, сеньор, - произносит капитан и удаляется.
   - Видел, как смотрит! - шепчет мне на ухо Мауро, когда мы вновь усаживаемся в кресло. Он берёт из пепельницы не успевшую потухнуть сигару, затягивается и, выпустив изо рта колечко дыма, добавляет: - Как у вас говорят, по уши! Ревнует к каждому!
   - Он не похож на итальянца, - замечаю я.
   - Турок. Зовут Садо, - всё так же шепотом сообщает Мауро. - Интересный малый. Приехал сюда вслед за Реминой. Представляешь, бросил всё и приехал!
   - Вот как? - удивляюсь я. - Давно?
   - Романо ещё был жив. Поехал он как-то в Турцию по делам и жену с собой взял. Там по случаю решили покататься на яхте, а её капитан, как увидел Ремину, так рассудка и лишился.
   - А потом?
   - Потом смог разузнать адрес, приехал и каким-то чудом устроился здесь. Как уж он упросил Романо - не знаю.
   - Интересная история.
   - Любовь - штука загадочная... - таинственно произносит Мауро, подняв кверху ладонь с зажатой между пальцами сигарой. - Да, а сколько ты собираешься здесь пробыть? - неожиданно меняет он тему.
   - Пока не надоест. Мы билеты в один конец брали.
   - Может, ещё увидимся. Завтра я улетаю в Милан. Деловые переговоры... И Паола со мной, дня на три-четыре.
   - Готовится стать бизнес-вумен?
   - Хочет посмотреть что к чему, опыт перенять, - отвечает Мауро, кивнув. На губах его появляется тёплая улыбка.
   - Нужное дело.
   - На всякий случай, если всё же не увидимся... - Мауро лезет во внутренний карман пиджака, достаёт оттуда визитку. - Здесь мои координаты. Будешь ещё в Италии, звони.
   - Договорились.
   Кивнув, Мауро лукаво смотрит на меня.
   - И что, ты даже не предложишь мне быть твоим гостем в России? - спрашивает он после недолгой паузы.
   - Будешь у нас, заезжай! - спешу я исправить оплошность.
   Широко улыбнувшись, Мауро кладёт ладонь на моё плечо.
   - Не забудь записать мне свой адрес, и я обязательно заеду, - негромко произносит он и ещё тише добавляет: - Ты хороший парень, Денис. Если бы у меня был сын, я хотел бы, чтоб он был похож на тебя.
   - А сколько тебе лет?
   - Пятьдесят два.
   Я считаю разницу между нами. Двадцать один год. Что ж, по возрасту он вполне годится мне в отцы.
   - А что это мы всё скучаем?! - восклицает Мауро, приподнявшись в кресле. - Ремина, разве тебе ещё не надоело спать?
   Ремина приоткрывает глаза, зевает, прикрыв рот ладошкой, и недовольно произносит:
   - Мауро, тебя просто съедает жажда деятельности!
   - Да, я такой! - гордо соглашается Мауро. - И, между прочим, некоторым женщинам это нравится!
   - Ни на секунду не сомневаюсь, - улыбается Ремина, меняя гнев на милость. - Раз уж ты снова разбудил меня, начинай развлекать.
   - Хм... - задумывается Мауро. - А давайте купаться!
   - Вот ещё! - морщится Ремина. - Холодно! Ничего лучше предложить не мог?
   Мауро сконфуженно пожимает плечами.
   - Действительно никто не хочет купаться? - разочарованно спрашивает он, обводя взглядом присутствующих.
   Не знаю, как остальным, а мне лезть в воду совершенно не хочется. Прохладный ветер и высокие волны не располагают к купанию.
   - Эх, - картинно вздыхает Мауро, - деваться некуда, придётся одному...
   - Андреа! - неожиданно раздаётся голос Паолы. - Покажи, как ты можешь! - требует она.
   Помедлив всего лишь пару секунд, Андреа встаёт из кресла.
   - Если никто не против, - произносит он, оглядывая нас. Все молчат. Лишь Ремина недовольно посматривает то на дочь, то на её жениха. Не услышав возражений, Андреа начинает раздеваться.
   Сложен он весьма атлетически. Широкие плечи пловца, мощная грудная клетка, широкая прямая спина и крепкие руки с выступающими бугорками мышц. Прирождённый пловец или тренируется? Пока я пытаюсь угадать ответ на этот вопрос, Андреа забирается на перила, на мгновение замирает, сложив ладони вытянутых рук над головой, и прыгает вниз. Как бы не врезался в нижнюю палубу, пугаюсь я и с облегчением вздыхаю, услышав лёгкий всплеск.
   - Ты посмотри каков! - восклицает Мауро, подбегая к перилам.
   - Да уж... - отзываюсь я, следуя за ним.
   Пройдя по инерции несколько десятков метров, яхта замирает, покачиваясь на волнах. Среди них я замечаю Андреа. То появляясь, то исчезая из поля зрения, он плывёт к кораблю. С нижней палубы в воду бросают привязанный к канату спасательный круг.
   - Ну? - слышу я за спиной голос Мариночки.
   - Да что я самоубийца что ли! - восклицает Паша.
   Подойдя к перилам, он перегибается через них и, присвистнув, произносит:
   - Ну ни хрена ж себе...
   - Слабо? - ехидно осведомляется Мариночка.
   - Я не трус, но я боюсь, - упрямится Паша.
   - Для меня! - настаивает Мариночка.
   Паша затравленно смотрит на меня. "Не вздумай!" - говорит ему мой взгляд. Паша пожимает плечами. "А может попробовать?" - читаю в его глазах.
   - Ну? - капризно произносит Мариночка.
   "Разобьешься!" - сообщают Павлу мои глаза. Паша вновь пожимает плечами.
   - Дурак! - цежу я сквозь зубы и отворачиваюсь, не желая становиться свидетелем самого настоящего убийства.
   За спиной я слышу какую-то возню. Неужели раздевается? Неужели ради этой Мариночки он готов прыгнуть с такой высоты и без какой-либо подготовки? Было бы ради кого... Интересно, а ради Ремины я смог бы вот так же...
   - Молодой человек решил поддержать инициативу! - слышу я голос Мауро, и спустя мгновение до моих ушей доносится звук удара о воду. Не мягкий шлепок, как при прыжке Андреа, а такой, словно в воду сбросили мешок с камнями.
   Моя шея инстинктивно втягивается в плечи. Смотреть за борт я боюсь. Неужели разбился... И я ему не помешал!
   - Молодец! - восклицает Мауро. - Сеньора, ваш мужчина по-настоящему смел, - он, видимо, обращается к Мариночке, которая вряд ли понимает этот комплимент.
   Я оборачиваюсь и вижу её довольную физиономию. Как бы ты радовалась, если бы Паша расплющил себе башку... Подумать только, ради тебя кто-то умер... Вот ведь... не знаю, как и назвать тебя без мата...
   Шлёпая босыми ногами по ступеням, Павел появляется на палубе. На нём просто лица нет. Он бледен, слегка скособочен и прижимает к боку согнутую в локте правую руку. Левой держится за перила. Мариночка даже не пытается хоть как-то помочь своему герою. Вмёсто неё это приходится делать мне.
   - Ну что, доказал? - шепчу я, подхватив Пашу под руку и отводя к креслам.
   Он мотает головой в ответ.
   - Сильно ударился?
   - Терпимо, - произносит Паша сквозь плотно сжатые зубы. - Не рассчитал. На бок плюхнулся.
   - Дурак! - еле слышно цежу я.
   - Опозорился я, да?
   Идиот! Он ещё о позоре думает!
   - Радуйся, что жив остался! - зло отвечаю я.
   Пашу трясёт то ли от холода, то ли от шока.
   - Денис, налей ему выпить! - кричит мне Мауро. - Пусть согреется. И укрой пледом!
   Наливаю коньяк в бокал и вручаю его неудачливому прыгуну. Он жадно выпивает всё до последней капли и просит ещё. Мариночка хоть бы пальцем пошевелила. Оживляется она лишь, когда я принимаюсь укрывать Пашу.
   - Не так! - капризно произносит она. - Дай, я сама.
   Отняв у меня плед, она укутывает им стучащего зубами Павла и снова отходит в сторону. Гляди-ка, какой прогресс, ехидно отмечаю я про себя. Ещё чуть-чуть и тапочки подносить будет... к койке больного.
   - Мауро, кажется, твоя идея оказалась не совсем удачной, - гневно произносит Ремина. - Прошу всех сохранять благоразумие и перестать бросаться за борт!
   - Ну что ты, Ремина! - восклицает Мауро. - Это же молодость! Молодежь развлекается. Зачем на них сердиться, ты ведь...
   - Я прошу! Больше не надо! - обрывает его Ремина.
   - Как скажешь!
   Слава Богу, новых камикадзе не ожидается. А если бы вместо того, чтобы отчитать Мауро, Ремина попросила прыгнуть меня? Прыгнул бы? Этот вопрос заставляет меня задуматься. Тем временем, официант объявляет, что внизу нас ждёт обед.
   Обед проходит в почти полном молчании. Проголодавшиеся на свежем воздухе, все мы усиленно налегаем на необычайно вкусный окорок с гарниром из дынь, салаты и пасту. На десерт подают творожно-кофейный торт "Тирамису". Это название подсказывает мне Мауро. К торту полагается ароматный эспрессо. Всё время обеда думаю о том, прыгнул бы я, попроси меня об этом Ремина, или нет. С удовольствием потягивая кофе, прихожу к выводу, что скорее да, чем нет. Раз уж Паша рискнул ради такой, как Мариночка, то для Ремины можно пойти и на большее, чем упасть вниз головой со второй палубы одноимённой яхты. Нда, прыгун из меня просто никакой, представляю, что осталось бы от Дениса Стрельникова.
   Остаток морской прогулки мы проводим в салоне. Звучит плавная, успокаивающая мелодия. Слушая её, Мауро впадает в меланхолию. Покачивая головой в такт музыке, он смакует коньяк и курит сигару, раздражая меня ароматом табака. Паола переговаривается с женихом, а Мариночка, как это ни странно, пытается ухаживать за Павлом, который почти уже пришёл в себя. Ремина, сидя в кресле, думает о чём-то своём. Глаза её приоткрыты и смотрят куда-то вдаль, будто проникая взглядом сквозь борт. Я просто изнываю оттого, что не могу приблизиться и обнять её.
   К причалу яхта подходит за полночь, яркие лучи прожекторов указывают ей путь в темноте. Мягко прислонившись к баллонам, подвешенным на бетонной стенке, она замирает. Наша компания прощается с гостеприимными хозяевами и сходит на причал. Павел идёт самостоятельно, слегка припадая на больную ногу и морщась при каждом шаге.
   Мауро провожает нас до машины.
   - Адрес скину тебе по СМС, - сообщаю я ему напоследок.
   - Договорились. До встречи.

***

   На следующий день Ремина звонит мне.
   - Приезжай, - говорит она. Не просит, а требует. Я подчиняюсь.
   Мауро несомненно прав: любовь действительно явление загадочное. Попав в объятья Ремины, я теряю связь с реальностью. Дни и ночи для меня сплетаются в причудливый клубок, каждое мгновение в её объятьях кажется бесконечным. Я уже с трудом понимаю, где я, и почти забыл кто я такой. Всё это становится для меня абсолютно неважным. Потому что рядом она - женщина по имени Ремина. Не это ли настоящая загадочная любовь? Моё сознание отчётливо выхватывает лишь обрывки событий, чтобы сразу же спрятать их в дальний уголок мозга. До поры. До того момента, о котором я боюсь думать. Но каждое мгновение, каким бы бесконечным оно ни казалось, кончается. Стрелки часов не стоят на месте. День-ночь, ночь-день - отбивает маятник у кровати... С каждым днём этот ритм звучит всё острее. С каждым новым днём сердце моё всё сильнее сжимается в ощущении скорой утраты. Свалившееся на меня счастье не может быть бесконечным.
   Ремина ещё спит. Обнаженная, она разметалась по кровати. Осторожно, чтобы не разбудить, укрываю её. Ласково провожу по щеке, убирая прилипшую прядку волос. Ремина бормочет что-то невнятное и открывает глаза. Она улыбается, поворачивается на бок, прижимается ко мне и кладёт голову мне на грудь. Несколько секунд, она, словно кошка, трётся об неё щекой. Приятно. Затем она откидывается на подушку и замирает.
   - Скажи, почему именно эта комната? - спрашиваю я.
   - В каком смысле?
   - В который раз ты тянешь меня сюда. Хотя в доме наверняка есть более удобные места для свиданий.
   - Ты действительно хочешь знать ответ?
   - Да.
   - Я отвечу, но вряд ли тебе понравится.
   - Как-нибудь перенесу, - заверяю я.
   Ремина вновь кладёт голову мне на грудь и крепко обнимает меня.
   - Твоё сердце бьётся так часто, - говорит она. - Люблю слушать, как бьется сердце мужчины в моих объятьях.
   Я молчу.
   - Здесь я в первый раз была с мужчиной, - тихо произносит Ремина и смотрит мне в лицо, наблюдая за реакцией. Я ловлю взгляд её прищуренных глаз. Смотрит она испытующе. Ну что же, где-то есть место, где я в первый раз был с женщиной. Что в этом особенного?
   - Мне было шестнадцать, - продолжает Ремина. - Мы познакомились в кафе на набережной. Романо был видным мужчиной. Многие женщины готовы были пойти с ним по первому зову. Кроме того, он был очень богат. Я же была девчонкой из бедной семьи. Отец умер рано, мать одна растила меня. Я была очень красива. Все парни в округе пускали слюни, лишь завидев меня. Но я не замечала их. С Романо мы встречались пару недель, прежде чем он пригласил меня поужинать. Я не была дурочкой, видела, как он смотрит на меня, и понимала, чем кончится этот ужин. Согласилась, хоть и не питала надежд по поводу длительных отношений. Просто мне было интересно, и, конечно же, льстило, что такой мужчина хочет близости со мной. В доме тогда был ремонт, и мы провели ночь в этой крохотной комнатке, вот здесь. - Ремина легонько хлопает ладонью по постели. - Утром меня ждал грандиозный скандал. Какими только словами ни обзывала меня мать. Но, в конце концов, я убедила ее в том, что ночевала у подруги. С Романо мы продолжали встречаться один-два раза в неделю, а через два месяца я поняла, что беременна. Я хотела избавиться от ребенка, но врач, к которому я обратилась, оказался знакомым моей матери. Он всё рассказал ей. Мать тут же бросилась к Романо и заявила, что убьёт его за то, что он обесчестил меня. Кто теперь возьмет её девочку с ребенком? Она рассказывала потом, что едва не лишилась чувств, когда Романо бросился к ней. Бедная женщина подумала, что и её он решил обесчестить. Романо расцеловал мать и, упав перед ней на колени, попросил моей руки. Вот так я и стала сеньорой "...". Ремина и Романо, - вздыхает она, - ведь правда звучит!
   - Романтическая история, - комментирую я.
   - Подожди, не перебивай! - требует Ремина. - Это ещё не всё. Спустя три года мой муж надолго уехал по делам, а когда вернулся, почувствовал себя нездоровым. Сначала врачи говорили, что ничего страшного нет, а потом состояние Романо резко ухудшилось. Анализы выявили редкое тропическое заболевание. Через три месяца Романо парализовало. Он навсегда оказался прикован к инвалидному креслу. - Ремина умолкает, и мы долго лежим молча. Она водит ладонью по моей груди, а я глажу ее по голове. - Я была молода. Мне хотелось мужской ласки, - наконец, продолжает она рассказ. - Романо понимал это, но был не в состоянии удовлетворить меня, как настоящий мужчина. Тогда он разрешил мне встречаться с другими. - При этих словах внутри у меня словно что-то обрывается. - Твое сердце будто разорвалось! - восклицает Ремина. - Мне замолчать?
   - Продолжай, - прошу я.
   - Прости, - говорит она, - прости, если причиняю тебе боль. Я никогда ни с кем не говорила об этом, но мне нужно выговориться. Выслушай меня, ладно? - в голосе этой властной женщины я впервые слышу что-то похожее на просьбу.
   - Я слушаю.
   - Романо не хотел, чтобы мои встречи с мужчинами проходили в каком-нибудь грязном мотеле. Он разрешил мне встречаться с ними здесь, в этой комнате. Он всё устроил так, чтобы никто ни о чём не заподозрил. Ему было больно, но он понимал, что мне это необходимо. Уж он-то знал, какая я страстная и видел, как я чахну день ото дня. Я встречалась здесь со многими мужчинами. Единственное условие, которое поставил Романо - я недолжна была беременеть от них. Я обещала и сдержала слово. Хотя первое время думала, что не плохо было бы родить сына. Но потом, когда подросла Паола и во всей красе показала свой характер, я поняла, что одного ребенка мне вполне хватит.
   - Паола показала характер? - удивляюсь я. - По-моему, она почти само смирение.
   - О, эта девочка умеет хорошо себя подать.
   Ремина умолкает, а спустя несколько мгновений смотрит в мои глаза и тихо говорит:
   - Спасибо.
   - За что?
   - За то, что выслушал.
   Я провожу ладонью по ее губам. Она целует мои пальцы. Потом мою грудь, постепенно опускается к животу, ниже, еще ниже. У меня перехватывает дыхание.
   Раздается звонок телефона. Мой мобильник начинает вибрировать и подпрыгивать на трельяже. Я боюсь пошевелиться.
   - Ну что же ты? - спрашивает Ремина, отрываясь от своего занятия. - Возьми трубку, вдруг что-то важное?
   Я протягиваю руку и судорожно хватаю телефон.
   - Алло, Паша... - выговариваю я с трудом. - Никуда я не пропадал... Все нормально. Не могу больше говорить.
   Я роняю мобильник на пол и замираю в блаженстве. Оно длится мучительно долго. Ремина будто специально терзает меня, подвергая этой сладкой пытке, наслаждается полнотой своей надо мной власти. Наконец, мое сознание на секунду мутнеет, а затем словно взрывается яркой вспышкой. Перед глазами плывут разноцветные круги.
   - Тебе хорошо? - спрашивает Ремина, когда я прихожу в себя.
   - Да, - выдыхаю я, делая над собой неимоверное усилие. Я чувствую себя выжатым, полностью опустошенным и усталым, но вместе с тем - счастливым.
   - Сегодня вечером возвращается Паола, - говорит Ремина, ложась рядом.
   - Мне нужно уехать?
   - Лучше так, - отвечает Ремина и целует меня в краешек губ. - Это ненадолго. Мне надо переговорить с ней. Наедине.
   - Я уеду, - говорю я, усаживаясь в кровати.
   Ремина проводил ладонью по моей спине, как тогда - на дне рождения Паолы. Моё дыхание учащается, по телу пробегают мурашки.
   - Ты не спросишь, о чём я хочу говорить с ней? - спрашивает Ремина, принимаясь массировать моё плечо.
   - О чём? - с замиранием сердца спрашиваю я.
   Ремина долго не отвечает.
   - Потом, всё потом... - задумчиво произносит она, поднимаясь с кровати. - Извини.
   Накинув на голое тело халат, босая она выходит из комнаты. Я тоже встаю. Одеваюсь. Выхожу в коридор. В дальнем его конце вижу Ремину. Изогнувшись, она выглядывает в распахнутое окно. Подхожу и обнимаю её за талию. Ремина распрямляется, прижимаясь ко мне всем телом. Я нежно целую её в шею. Ремина вздрагивает. Продолжаю целовать смуглый бархат её кожи. Поднявшись по талии, мои ладони проникают под халат и ложатся на упругую грудь.
   - Прекрати, - выдыхает Ремина. - Не надо. Не сейчас. Пожалуйста, Денис, - шепчет она. - Уезжай.
   Это тихое "уезжай" кажется мне ударом плети по лицу. Я разрываю объятья и отстраняюсь.
   - Как скажешь, - тихо произношу я, стараясь сохранить спокойствие.
   - Я позвоню. Скоро, - заверяет меня Ремина.
   Знакомый "Ролс-Ройс" увозит меня в отель. Я прошу водителя выключить музыку и в полной тишине смотрю на проносящийся мимо пейзаж. Вот так же мимо порой проносится человеческая жизнь. Мелькает перед глазами, будто бы вовсе и не твоя, чужая и непонятная, и страшнее всего - когда она чисто механическая, как бы на автомате - бесцветное сегодня, завтра, год, десятилетие. И так до того момента, пока в ней не появляется смысл. Настоящий, а не надуманный, не предписанный и не назначенный. Естественный, сливающийся с человеком, становящийся каждодневной потребностью, такой же, как воздух. Без которого становится невозможным жить. Для каждого - свой. Кто-то может потрогать его руками, а кто-то лишь представить или увидеть во сне. Но главное, что он есть. Главное, что появился, раскрасил собой каждый день, добавил волнений и надежд.
   - Сеньор! - окликает меня портье, когда я вхожу в отель.
   - Вы меня? - недовольно отвечаю я, сетуя на то, что меня сбивают с философского настроя.
   - Да, сеньор!
   - Что вам угодно?
   - Сеньор, что мне делать с этим? - Портье предъявляет пакет, который я оставлял ему.
   - Давайте сюда.
   Войдя в номер, кидаю пакет на кровать и долго смотрю на него. В конце концов, оставлю на память, решаю я, и иду вешать на дверь табличку "Не беспокоить".
   Видеть не хочется даже Пашу. Подозреваю, что это он периодически стучит в дверь. Не открываю. На звонки со знакомых номеров не отвечаю. Мой мобильный Ремина не знает. Она может позвонить лишь на номер отеля.
   Жду. Думаю о Ремине. Странная она. И зачем ей понадобилось открывать мне своё прошлое? Хотела проверить на прочность? Или что? Какая в здравом рассудке женщина станет рассказывать любовнику о десятках предыдущих своих мужчин, да еще непосредственно в постели? Той постели, где предавалась с ними любви. Нет, она определенно ненормальная... Или... Или же ей просто наплевать на меня? Ну, рассказала и что? Подумаешь, велика потеря, если обижусь. Сегодня со мной, а завтра будет с другим. Чёрт... А ведь я не могу представить её с другим. Ни с кем кроме себя. Дьявол меня раздери! Неужели она сейчас со мной просто из-за того, что я случайно подвернулся под руку? Вот так вот... просто первый встречный смазливый парень? Или же что-то другое? Может, она что-то испытывает ко мне? Но почему я? Почему, например, не Мауро? Ведь он не прочь... Его неровное дыхание к Ремине отчетливо прослушивается. Роскошный состоятельный мужчина. Куда и на кого она смотрит? А может, ей просто хочется развлеченья? Хочется секса без каких-либо обязательств, в конце концов. Покрутит мальчиком, а когда надоест - тут же забудет. Навряд ли от Мауро ей удастся отделаться так же легко, как от меня.
   Время ползёт невообразимо медленно. Порой хочется лезть на стену от обуревающих сомнений. Поскорей бы всё решилось. Если Паола возвращается надолго, то как я смогу встречаться с Реминой? И о чём Ремина хочет поговорить с дочерью? Неужели обо мне? Верится с трудом, но очень хочется, чтобы так оно и было. Хочется, чтобы отпала необходимость скрывать нашу связь. Хотя уже довольно поздно принимать какие-то решения и вроде бы незачем. Скоро я уезжаю. Осталось совсем немного времени. Неужели Ремина собирается ради каких-то нескольких дней рассказывать Паоле о наших отношениях? Предавать их огласке, не боясь осуждения. Узнает Паола, узнает и Мауро. Что-то подсказывает мне, что именно так и выйдет. Или Ремине он совсем безразличен? А может, ей небезразличен я, да ещё настолько, что она не боится испортить отношения с дочерью и перспективным ухажером? Слишком много вопросов и ни одного ответа. Слишком мучительно ожидание. Пусть она позвонит, пусть скажет "нет", и всё кончится. Будет тяжело, но, по крайней мере, я перестану тешить себя надеждой.
   Всё, мучить себя догадками становится просто невыносимым. Надо чем-то заняться. Очень вовремя раздаётся стук в дверь. Иду открывать.
   Открыв, вижу Павла. Увидеть кого-то другого я и не ожидал.
   - Давно вернулся? - с порога спрашивает Паша.
   - Да.
   - Чего такой хмурый? - интересуется Павел, пройдя в номер и усевшись на стул. - Или со своей поссорился?
   - Пока нет.
   - А что тогда?
   - Да просто так... Настроение плохое. У тебя как дела?
   - Вполне.
   - А на любовном фронте?
   - Так себе, - грустно сообщает Паша.
   - Всё ещё держится бастион? - удивляюсь я.
   - Угу, - мычит Павел.
   - Никак не уламывается? - продолжаю я измываться над приятелем, чувствуя прилив бодрости.
   Паша бросает на меня раздраженный взгляд.
   - Неужели она думает, что зауважаешь и замуж позовешь? - скалюсь я в ответ.
   - А хрен ее знает! - в сердцах бросает Паша и вскакивает со стула.
   - Ну и пошли ты ее подальше!
   - Ну уж нет! Я привык начатое доводить до конца!
   - До чего, говоришь, доводить?
   Паша секунды две непонимающе глядит на меня, а потом начинает хохотать во всё горло. Я составляю ему компанию
   - Ну ты и пошляк! - говорит он, закончив смеяться.
   - Есть немного.
   - Слушай, я чего пришел-то! - спохватывается Паша.
   - Ну?
   - Баранки гну! Жрать пошли! Одному не интересно, да и выпить не с кем.
   Спустившись к ужину, мы берём по порции аппетитно пахнущего мяса и паре бокалов красного вина. Потом, не сговариваясь, каждый из нас добавляет к этому пару салатов и порцию пасты. Подготовившись таким образом, мы принимаемся за еду.
   - Ездили тут на экскурсию, - сообщает мне Паша, наматывая на вилку спагетти.
   - Куда?
   - В Рим.
   - Ну и как? - спрашиваю я, ощутив лёгкую зависть. Молодцы всё же ребята, время даром не теряют. А я до сих пор так ничего и не посмотрел, кроме виллы Ремины.
   - Интересно, конечно, но долго. Двое суток мотались туда-сюда. Если бы не Мариночка, ни за что бы не согласился. Да ещё ни бельмеса не понимая ни по-местному, ни по-английски...
   - А она понимает?
   - По-английски довольно неплохо. Да ещё парень с нами попал - Серёга, тоже русский. Он вообще шпарил - дай бог каждому. Переводил нам всё, что гид рассказывал.
   - Что видели в Риме?
   - Колизей, - с гордостью произносит Павел. - В принципе, развалины... Но как подумаешь, сколько им лет! Гладиаторские бои и всё такое. Прикоснуться к камню приятно, словно до того времени дотрагиваешься.
   Под шум оваций двое парней в белых халатах и поварских колпаках выкатывают в зал тележку с огромным мороженым. Поклонившись, один из них поливает мороженое какой-то жидкостью, а второй подносит спичку. Мороженое вспыхивает, как огромный факел.
   - Просим! - восклицают они в один голос, и к ним начинают стягиваться люди с тарелками.
   - Будешь? - спрашивает меня Павел.
   - Возьми порцию на двоих.
   Паша уходит и вскоре возвращается с мороженым.
   - Вспомнил! Сейчас такое расскажу, умрёшь от меха! - восклицает он ещё на подходе. - Перед самым отъездом из Рима повели нас в кафе, чтобы поели перед дорогой, - продолжает Паша, усевшись за стол. - Кафе оказалось на небольшой площади. Часть столиков на улице. Я, Мариночка и Серёга уселись за один, сделали заказ и сидим ждём, по сторонам смотрим. Видим, чуть в стороне от кафе на тротуаре сидит малый. Молодой совсем. Точно не старше нас с тобой. Одет прилично. Перед ним табличка и кепка. Сразу ясно, что милостыню просит. Увидев это дело, Серёга говорит, что у него мелочи много скопилось, а скоро уезжать, куда её девать потом? Давайте, мол, я пойду и малому этому её кину, а вы всю эту благотворительность на фото запечатлете, как, значит, богатые русские бедных итальянцев осчастливливают. Вручает он мне фотоаппарат и идёт к попрошайке. Подходит, наклоняется к кепке, чтобы выглядеть эффектней. Я Серёгу приблизил в кадре, смотрю, он что-то малому говорит. А тот ему что-то отвечает. Выглядит этот процесс вполне нормально, и я, не долго думая, делаю снимок и кричу Серёге, чтобы возвращался. Но Серёга не спешит, что-то там выясняет. В общем, когда он вернулся, на нём просто лица не было. Бледный как мертвец. Попрошайка-то русским оказался. Он, когда Серёга ему мелочёвку бросил, прямым текстом его послал куда подальше. Типа, понаехали тут, да ещё всякий мусор мне в кепку кидают, - заканчивает Паша, уплетая мороженое и широко улыбаясь
   Выслушав его рассказ, я не знаю смеяться мне или плакать. Конечно, забавно... Но вот так вот делай добрые дела... а тебя "куда подальше"! Да еще твой соотечественник.
   - Куда-нибудь ещё собираетесь ехать? - интересуюсь я.
   - Думаем. Может в Монако рванём или во Францию, оказывается тут недалеко. А может, машину арендуем и по Италии прокатимся. Кстати, гид очень советовал посетить Сицилию. Говорил, есть на что посмотреть.
   - Мафии не боишься? - усмехаюсь я.
   - Да говорят, она туристов не трогает. Зачем рубить голову курице, несущей золотые яйца?
   - Незачем, - соглашаюсь я. В общем-то, я неоднократно слышал о том, что сицилийская мафия охраняет туристов больше, чем тамошние карабинеры. Вроде бы даже возвращает туристам угнанные машины.
   - На Сицилии советуют больше опасаться карманных воришек, - продолжает информировать меня Паша. - Гид рассказывал, что их там хоть пруд пруди. А мафия... нужен ты ей... Она посерьезнее дела проворачивает, чем ограбление Дениса Стрельникова. У них тут не как-то скандал был. Мафиози какого-то повязали, старичка совсем. Ничем не приметный дедок и обитал в самой настоящей лачуге. Соседи до последнего момента не верили, что столько лет прожили рядом с реальным Доном. Но, когда карабинеры стали обыскивать его лачугу, чуть ли не в каждой щели нашли по пачке денег.
   - Прямо-таки в лачуге жил? - недоверчиво спрашиваю я.
   - Так Серёга перевел со слов гида, - отвечает Паша, пожимая плечами. - За что купил, за то и продаю.
   Что тут сказать? Возможно, гид и преувеличил скромность старого мафиози, но всё равно выходит, что итальянская мафия скромнее русской. Богатства на показ не выставляет, народ не дразнит. А наши так и норовят в морду ткнуть наворованной роскошью... Мразь...
   Отужинав, мы выходим на свежий воздух. Территория отеля ярко освещена. То тут, то там раздаются голоса и весёлый смех.
   - А где ты Мариночку потерял? - интересуюсь я.
   - В номере сидит, говорит, голова заболела. Даже ужинать отказалась. Оно и к лучшему! Надо от неё отдохнуть. Познакомиться что ли с кем-нибудь?
   - Действуй.
   - А ты?
   - Не особо хочется.
   - Да ладно тебе! Cоставь компанию. Вдвоём проще. А когда познакомимся, решишь: продолжать или нет.
   Как говориться, чего не сделаешь для друга? Тем более, возвращаться в номер и там в одиночестве терзаться сомнениями мне совершенно не хочется.
   - Ладно, давай попробуем, - соглашаюсь я. В конце концов, понаблюдаю за работой профессионала. Может, когда-нибудь пригодится.
   Но проследить, как Павел будет проявлять чудеса обольщения, опять не удаётся. Первыми, кого мы встречаем на выбранном им пути "бассейн - пальмовая аллея - пляж", оказывается Джулия под руку с миловидной и слегка полненькой девушкой.
   - Привет! - восклицает Джул, завидев меня. - Почему не звонишь?
   - Извини, совершенно не было времени, - отвечаю я смущаясь, но не кривя душой. Времени у меня действительно не было, всё его без остатка я отдавал Ремине.
   - Познакомишь меня? - с надеждой в голосе интересуется Паша. Глазами он просто пожирает девушек.
   Я знакомлю его с Джулией, а она нас со своей спутницей, представив её как Сьюзен.
   Паша немедленно подхватывает Сьюзен под руку и вносит предложение прогуляться под звёздным небом. Я перевожу. Девушки не отказываются, и мы принимаемся неторопливо прохаживаться туда-сюда вдоль аллеи. На ужасно исковерканном английском обрывками фраз Павел пытается развивать знакомство со Сьюзен. Не знаю, как она, но даже я с трудом понимаю, что он бормочет. Хотя по реакции девушки замечаю, что ей, по крайне мере, не противно. Я иду рядом с Джулией. Чувствую себя скованно и неловко. Возможно, она ждёт активности с моей стороны, думает, что после той ночи я стану добиваться, как минимум, новой близости? Если так, боюсь её огорчить. Ничего кроме острого стыда за свою измену я не испытываю.
   - Мне почему-то кажется, что ты не рад меня видеть, - говорит Джул, придержав меня за плечо, давая Павлу и Сьюзен уйти вперёд.
   - Понимаешь... - начинаю я, всё ещё сомневаясь надо ли говорить ей то, что собираюсь сказать.
   - Ты здесь не один? - приходит мне на помощь Джул.
   - Можно сказать и так... - осторожно отвечаю я, но тут же твёрдо добавляю: - Да, у меня здесь есть женщина. Была с самого начала. С тобой я изменил ей. Если можешь, прости.
   Джулия грустно улыбается.
   - Не переживай, - мягко произносит она. - Я не буду к тебе приставать, если ты не хочешь. И не собираюсь делать трагедию из-за того, что ты переспал со мной, имея при этом связь с другой женщиной. Тем более, я сама этого хотела.
   Выяснив наши отношения, мы идём догонять Павла и Сьюзен.
   - А вообще, я рада, что ты всё мне рассказал! - заявляет Джул, на ходу подхватывая меня под руку.
   - Я тоже.
   - Между мужчиной и женщиной всё должно быть ясно. Секс - значит секс, отношения - значит отношения.
   Полностью с этим согласен. Так должно быть в идеале, но в реальной жизни получается не всегда. Очень часто обычное мимолётное влечение мы прикрываем высоким чувством. И уже вполне нормально воспринимаем выверт "я хочу тебя, а значит, люблю". То есть, люблю пока хочу. Из понятия "любовь" делаем обычную ширму, совершенно забывая о том, что оно означает на самом деле. Сорим им налево и направо. Только и слышишь вокруг: люблю, люблю, люблю. Особенно поражает, когда кто-нибудь выдаёт: "Как я вас всех люблю!" Он что - на полном серьёзе? Хотя бы чуть-чуть понимает, о чём он говорит?
   - Твой приятель очень даже ничего! - игриво произносит Джулия, толкнув меня локтем в бок. - Я собираюсь заняться им!
   - А как же подруга? Мне кажется, что он ей нравится.
   - У Сьюзен есть муж и маленькая дочь, - отвечает Джулия с неожиданной нежностью, - Она их очень любит. Тем более что они ждут её в номере, - смеётся Джул. - Максимум, что Сьюзен может себе позволить - немного пофлиртовать с парнем.
   Вечерний променад затягивается. В который раз меняя направление движения по аллее, Павел продолжает обрабатывать Сьюзен, не подозревая, что все его старания напрасны. Мы с Джулией ходим следом за ними, изредка обмениваясь ничего не значащими фразами.
   - Ой! - восклицает Сьюзен, взглянув на часы. - Мне пора! Увидимся завтра, Джул!
   Бросив на прощание "Пока!" и мило улыбнувшись, Сьюзен убегает к зданию отеля. Растерянный Павел ошалело смотрит ей вслед. Наверное, думает, что напрочь утратил способность к обольщению, раз после стольких приложенных им усилий девушка сбегает, не оставив хотя бы номер телефона.
   - Не переживай, - успокаиваю я его. - Всё равно у тебя не было ни одного шанса.
   - Это почему? - капризно спрашивает Паша.
   - Муж и ребенок. И оба здесь.
   - Ф-у-у-у... - с явным облегчением произносит Паша, - а я уж подумал...
   - Я оставлю вас наедине? - тихо спрашиваю у Джулии.
   - Давай, - соглашается она, подмигнув.
   - Действуй, - косясь на Джул, говорю я Павлу, и, не дав ему опомниться, ухожу.
   Направляюсь прямиком в свой номер. Там заваливаюсь на кровать и до самого утра борюсь с бессонницей. Ворочаюсь, хочется спать, но уснуть не получается. Упрямо стараюсь ни о чём не думать. Пробую разные способы уснуть - считаю баранов, замедляю дыхание, под сомкнутыми веками закатываю глаза - ничего не помогает. Когда за окном рассветает, выхожу на балкон и долго стою, подставив лицо прохладному ветерку. Бодрит. Бессонная муть в голове постепенно оседает, сознание проясняется.
   Время раннее, делать мне всё равно нечего, поэтому приношу на балкон одеяло и, устроившись в кресле, смотрю вдаль - на море. У кромки пляжа над водой кружат несколько чаек. То и дело какая-нибудь из них камнем падает в воду, а вынырнув отлетает на берег. В берег непрестанно бьются волны. Внизу - под балконом - звучат голоса обслуживающего персонала, начинающего рабочий день, с далёкой дороги всё чаще доносится шум от проезжающих машин. Хорошо всё же отдыхать. Не надо никуда спешить. А то бежал бы сейчас на работу... Хм, а работы-то у меня сейчас как раз и нет... Ну ничего, вернусь домой подыщу что-нибудь по-настоящему хорошее, какую-нибудь богатую конторку со стабильным доходом и добросовестным начальством, чтоб не как в предыдущей, без всяких "Лёх". Предложений будет много - в этом я уверен - хороший переводчик нужен везде. Выбирать буду с чувством, с толком, с расстановкой. А может, в школу податься? Вспомнить былое? Слышал, что в некоторых частных весьма неплохо учительский труд оплачивается... Надо будет прозондировать почву на этот предмет. Вообще, работая в школе, каждый день чувствуешь свою полезность. Даже если из всей массы учащихся лишь двое-трое воспринимают то, что ты рассказываешь... Эх... прямо ностальгия какая-то... Нравилось мне учительствовать. Но... но... но... и ещё сто раз но. Неблагодарное занятие, абсолютно не ценимое нашим государством. И не только учительство, куча нужнейших профессий в загоне. Обидно. И что за жизнь такая? Как с этим бороться? Бьются люди, как рыба об лёд, на демонстрации ходят, мнения свои высказывают, пытаются объяснить власти, что гробит она страну. Но толку что? Было дело, посещал и я подобные мероприятия. Целых три раза. Первый раз шел даже с интересом: как же, ведь волю свою идём изъявлять, права свои отстаивать, с властью общаться. Насмотрелся на всё это "общение", проникся и зарёкся. (Может и плохо, что зарёкся, может, где-то не хватило именно моего присутствия, чтобы хоть что-то, наконец, изменилось к лучшему?..) Покрутит какой-нибудь вышедший к народу (если, конечно, соблаговолит выйти) чинуша носом, руки пожмёт, братьями-сёстрами обзовёт или ещё какими приятными словами, с трибунки покричит, как все мы тут правы, и как он с нами и за нас, пообещает разобраться, исправить, наладить, устроить... Ах, эти обещания, обещания, обещания... Тьфу. Плюнуть и растереть. На словах: "Да, да, конечно, конечно, всенепременно. Вы только потерпите немного, затяните пояса, а уж мы... Вы же ж наше всё... Ведь мы же ж для вас...". Но, как только доходит до дела... Почти всегда найдётся что-то, мешающее исполнению обещанного. Какая-нибудь "непрогнозируемая чрезвычайная ситуация". И всё. И: "Наидрагоценнейшие вы наши, поймите, что в государстве/регионе/городе (нужное подчеркнуть) на данный момент сложились такие обстоятельства, что сейчас мы просто не можем... (нужное дописать)". Сколько ж раз я это слышал? Это "не можем". И каждый раз так премерзопакостно становилось. Особенно гадко, когда "не можем" озвучивает крупный государственный "деятель": "В данной наисложнейшей для государства ситуации отсутствует возможность выделять средства на развитие науки и медицины, строительство дорог, жилья, школ, детских садов". И т.д. и т.п. "Не можем, не можем, не можем". А действительно ли отсутствует, действительно ли не можем? Почему-то всегда мне казалось, что нет и не может быть в рамках государства понятия "не можем". Чего не могут несколько миллионов человек? В какой ситуации они не могут сделать собственную жизнь лучше? Да надо лишь немного помочь им для начала, а потом не мешать и не будет никаких "наисложнейших ситуаций для государства". Стоит лишь приложить необходимое усилие и в государстве всё будет отлично. Да, работать придётся много, но как иначе? Давно заподозрил, что понятием "не можем" каждый из "деятелей" подменяет понятие "я не хочу". Ну не хочу я, чтобы вы жили лучше! Да и зачем? Мне-то и так нормально, а тут ещё зад от кресла оторвать надо... Вот и вся его "наисложнейшая ситуация". И ведь надо же, как говорит он об этом, мерзавец, обязательно: "Мы не можем". Именно "МЫ". Таким образом, вовлекая лично меня и каждого слушающего в бездействие. "МЫ НЕ МОЖЕМ", то есть ни я, ни ты, ни кто-то ещё... Поголовная импотенция какая-то выходит!
   Вот и не смог я остаться учителем средней школы в бедном провинциальном городке, не смог поделиться знаниями с учениками... Струсил, дал слабину, сбежал. Поддался на провокации "деятелей", заставивших на какое-то время поверить в то, что "я ничего не могу"...
   Мысли грустные и совсем не отпускные уводят меня в не столь далёкое прошлое. В настоящее возвращает звонок телефона.
   - Приезжай, - слышу я в трубке голос Ремины, и моё восприятие реальности вновь даёт сбой.

***

   Не отхожу от Ремины. Я счастлив. Единственное, что тревожит - настороженные тяжёлые взгляды Паолы, которыми она награждает меня при каждой встрече. Выдержать их весьма непросто и, признаться, почти всегда я первым отвожу глаза. Если Паола смотрит мне в спину, взгляд буквально жжёт кожу даже через ткань рубахи. На днях к ужину приходил Андреа. Весь вечер Паола о чём-то нашептывала ему, периодически косясь в мою сторону. Андреа смотрел на меня с полнейшим безразличием.
   Конечно, Ремина замечает реакцию дочери на моё присутствие в доме, но не подаёт вида. Я могу понять поведение Паолы. Она ревнует меня к матери и наверняка считает альфонсом. Приехал, окрутил богатую тётку и рад. Но ведь это не так. Вернее так, но не совсем. Да я рад, что судьба свела меня с Реминой. Эта встреча - лучшее, что случилось в моей жизни. Но я её не окручивал. Всё вышло само собой. Я просто влюбился в неё, как мужчина может влюбиться в женщину. С первого взгляда. Теперь я понимаю, что это именно так! И с каждым днём осознание этого становится всё чётче. По остроте ощущений сегодняшнее утро, затмевает собой вчерашнее.
   Мы лежим на кровати всё в той же маленькой комнате, напоминающей уставленную ненужными вещами кладовую. Раскрытая по пояс, Ремина смотрит мне в лицо и улыбается.
   - Чему ты улыбаешься?
   - А разве для улыбки обязательно должна быть причина? - отвечает она вопросом.
   - Наверное, нет.
   - Вот видишь.
   - Скажи, а капитан Садо... у тебя с ним что-то было? - решаюсь задать я мучающий меня вопрос.
   - Какая разница? - безразлично спрашивает Ремина, пряча улыбку. - Или это для тебя что-то значит?
   - Ничего, но всё же...
   - Если хочешь знать, - всё так же безразлично произносит она, - то да. У меня с ним было.
   Сказав это, Ремина испытующе смотрит на меня. Конечно же, мне далеко не безразлично, спала она с этим турком или нет, конечно же, меня терзает ревность, но я стараюсь не подавать вида.
   - Это я помогла Садо устроиться капитаном на нашу яхту. Он мне сразу понравился. Приятно, когда мужчина готов идти за тобой хоть на край света. Я упросила мужа взять его на работу. Когда Романо заболел... - Ремина ненадолго умолкает, а потом тихо с ощутимой болью в голосе добавляет: - В общем, Романо знал, что я какое-то время спала с Садо... Тебя удовлетворил ответ? - зло бросает она, и я начинаю чувствовать себя виноватым. Виноватым за то, что заставил её вспомнить о муже, о его недуге и смерти.
   - Извини, не хотел тебя обидеть.
   - Ничего... Хорошо, что теперь ты знаешь об этом. Мне почему-то хочется быть с тобой откровенной. И от этого мне становится страшно. Я могу тебя попросить?
   - Конечно.
   - Больше не спрашивай меня о прошлом. Я не смогу тебе лгать... Давай оставим всё, как есть. Ведь что бы я тебе ни сказала, ничего уже не изменить. Договорились?
   - Да.
   Ремина вновь улыбается. Нежно проводит ладонью по моему лицу, задерживается пальцем на шраме.
   - Откуда он у тебя? - спрашивает она. - Ты с кем-то дрался? Наверное, из-за женщины?
   - Нет, - отвечаю честно.
   - Ты не лжешь? А может, не хочешь мне про неё рассказывать? Угадал, что я очень ревнива? - Ремина изгибается, словно кошка, и игриво кусает меня за плечо. - Это так! Не оставляю от соперниц и мокрого места! Так как её зовут?
   - Несчастный случай, - смеюсь я.
   - Какое странное имя... - улыбается Ремина. - И как она выглядит? Лучше меня?
   - Страшна, как чёрт.
   - Да как ты можешь говорить такое о женщине?! - с наигранным возмущением и серьезностью произносит Ремина, приподнимаясь в кровати.
   Не зная, что сказать в ответ, я пытаюсь состроить гримасу покомичнее.
   Не в силах больше оставаться серьезной, Ремина смеется и покрывает моё искажённое лицо поцелуями.
   Её смех, её поцелуи и объятья заставляют меня забыться, отбросить мысль о том, что до момента, когда нам придётся расстаться, осталось совсем немного. Я улечу домой, а Ремина... Как скоро она найдёт себе нового любовника? Надолго ли сохранит память обо мне? Эти вопросы теряют смысл, лишь только наши тела сливаются, превращаясь в единое существо, лишь только волна страсти захлёстывает нас обоих... И время для меня опять течёт совершенно непостижимым образом, то растягивая каждую секунду почти до бесконечности, то сжимая часы в мгновения...
   Нам необходимо выяснить всё до конца! Между мужчиной и женщиной всё должно быть ясно. Мне нужно откровенно поговорить с Реминой! Так я решаю сегодня, когда страсть и нежность к этой удивительной женщине становятся той необходимостью, без которой я уже не могу представить своё существование. Чем я хуже капитана Садо? Я готов остаться здесь навсегда, пусть не в доме Ремины, пусть мне придётся заново устраивать свою жизнь где-то по соседству. Но я готов бороться, готов доказать ей, что имею право быть рядом. Решающий разговор я назначил себе на завтра. Если Ремина не даст мне ни одного шанса, исчезну немедленно, не мучая больше ни себя, ни её. Так я решил.
   Последние три дня поведение Ремины кажется мне странным. Дважды она без всяких объяснений уезжала в город. Вчера вернулась после обеда и выглядела серьезно озабоченной чем-то. Теперь она часто впадает в задумчивость, невпопад отвечая на мои вопросы. Неужели и она чувствует близость разлуки? Неужели тоже не хочет расставанья?
   Сегодня утром на сотовый звонил Паша, спрашивал как мои дела, интересовался, собираюсь ли возвращаться в Россию или намерен зависнуть здесь навсегда. Посмотрим... Так я и ответил, чем привёл друга в замешательство. Он долго сопел в трубку, не находя, что сказать. Возможно, обиделся. А может быть, искренне удивился. Он не сказал. После длительного молчания, мы обменялись несколькими ничего не значащимися фразами и распрощались.
   Посмотрим... Посмотрим, что скажет Ремина.
   Я полулежу в шезлонге у бассейна. В одной руке бокал с коктейлем, в другой, свисающей до земли, мобильный телефон. Пытался играть в "Тетрис", но не заладилось. От нечего делать потягиваю через трубочку розовый джин, на две трети разведенный тоником. Смотрю на не естественно голубую и наверняка подкрашенную воду. Вот такой же не естественной кажется мне моя жизнь. Точнее, нынешний её отрезок. Что-то в нём не так. Не моё. А вот, что именно... Мауро прав, и я действительно привык всего добиваться сам, так сказать, с боем. Не выигрывал в лотереи, не находил на улице мешки с деньгами, не имел богатых и влиятельных родственников, могущих поспособствовать моему продвижению по карьерной лестнице. Я просто трудился, работал, вкалывал... какие ещё есть синонимы процесса добывания материальных благ? Никогда не был сердцеедом - не наградил бог способностью заставлять женщин падать к моим ногам на первом свидании. Приходилось доказывать, добиваться... Всё, что я когда-либо получал, являлось результат тяжелого труда, личных усилий. Возможно, именно в этом причина моего беспокойства? В том, что всё происходящее со мной теперь - всё это просто-таки катастрофическое везение - задаром свалилось на мою голову. За что мне такое счастье? То, что это именно счастье, я не сомневаюсь. Пусть, в конце концов, Ремина и прогонит меня, но всё, что я пережил рядом с ней, надолго, если не навсегда, останется для меня среди самых лучших воспоминаний. Заслужил я это? Чем?
   День неуклонно движется к вечеру. Скоро служанка Дебора позовёт ужинать. Ужин будет для меня испытанием. Опять придётся сносить недобрые взгляды Паолы и её молчание. Она умеет молчать так, что начинаешь думать: "лучше бы обругала".
   Около получаса назад Ремина ушла в дом, сказав, что ей надо позвонить. И до сих пор её нет. Видимо, разговор очень серьёзный, раз требует столько времени. Поведение Ремины беспокоит меня всё больше. Сегодня утром она плакала, если конечно можно назвать плачем несколько слезинок, скатившихся по щеке. Моих утешений Ремина не приняла, сказав, что всё в порядке и не стоит беспокоиться. Объяснить, что заставило её плакать, она отказалась. Очевидных причин для расстройства, на мой взгляд, не было. Могу лишь предположить, что слёзы вызваны воспоминанием о вчерашней размолвке с дочерью. Вчера вечером я случайно стал свидетелем финала их ссоры. То, что это была именно сора, я понял по выражению лица Паолы. Слов её я не расслышал, но могу предположить, что в весьма категоричной форме она что-то требовала от матери или высказывала ей своё недовольство. Больше всего меня поразило, что Ремина при этом выглядела виноватой. Она слушала дочь молча, и, когда та закончила отчитывать её, удалилась, так и не проронив ни слова. Ни Ремина, ни Паола не видели меня. И это к лучшему. Не люблю быть втянутым в выяснения отношений между родственниками. Имел несколько неприятных опытов подобного рода, с тех пор зарёкся становиться свидетелем, а хуже всего, судьёй чужих домашних конфликтов. И пока и Ремина и Паола не станут для меня одинаково "не чужими", вмешиваться в их отношения, тем более без спроса, я не стану. Взрослые женщины, решат всё сами.
   - Сеньор, - слышу я голос Деборы, которая появляется рядом с шезлонгом совсем бесшумно, словно призрак, - сеньора просит вас к ужину.
   За ужином Паола всё также недоброжелательна по отношению ко мне. Демонстративно игнорирует. Будто я - пустое место. Лишь на просьбу передать соль, произносит под нос что-то невнятное и, подозреваю, ругательное.
   Ем совершенно без аппетита и без всякого удовольствия. Вся еда кажется мне какой-то ватной и совершенно безвкусной. И Ремине, судя по всему, тоже
   - Денис, - говорит она, отодвинув тарелку с нетронутой пастой, в которой лишь немного поковырялась вилкой. - Я попросила капитана Садо подготовить яхту к выходу в море на сутки. Нам нужно будет серьёзно поговорить и обсудить сложившуюся ситуацию, - сообщает она, строго глядя мне в глаза, и, выдержав небольшую паузу, добавляет: - Наедине.
   Кровь приливает к моему лицу, а сердечный ритм взлетает к запредельным высотам. Поговорить наедине! Для меня это равнозначно "Поговорить о нас"! Значит, сегодня всё решится. И у меня наверняка есть шанс! Других вариантов просто не может быть! Зачем же ещё нужна вся эта затея с яхтой? Уж точно не для того, чтобы послать меня куда подальше! Не та Ремина женщина, чтобы разыгрывать целый спектакль для того, чтобы отделаться от надоевшего любовника.
   - Не смей, слышишь! - зло произносит Паола, прежде чем я успеваю сказать хоть слово в ответ Ремине. - Подумай, что ты делаешь ...
   - Опомнись, девочка! - громко и властно обрывает её Ремина. - Ты говоришь с матерью!
   Плечи Паолы вздрагивают, она вскакивает из-за стола и выбегает из столовой.
   Я и Ремина долго сидим молча. Дебора, наверняка перепуганная перепалкой дочери с матерью, безмолвно застыла за нашими спинами.
   - Ты поужинал? - наконец произносит Ремина абсолютно спокойным тоном.
   - Да.
   - Пойдём. Нам пора.
   Когда белый "Ролс-Ройс" трогается с места, для того, чтобы отвезти меня и Ремину к причалу, я оборачиваюсь и бросаю взгляд на дом. В одном из окон замечаю Паолу. Она пристально смотрит вслед машине, кажется, проникая взглядом через тонированное стекло в салон.

***

   На причале нас встречает лично капитан Садо. Я замечаю его ещё издали прогуливающимся у парапета. Как только "Ролс-Ройс" хозяйки останавливается, капитан спешит распахнуть перед Реминой дверцу.
   - Извините, сеньора, - виновато произносит Садо, когда Ремина выбирается из автомобиля, - но выход в море придётся отложить.
   - Что случилось? - недовольно спрашивает Ремина.
   - Запаздывает доставка питьевой воды. Необходимо пополнить её запасы. Иначе выход в море просто невозможен.
   - Так ли уж необходимо запасаться водой? Мы уходим всего лишь на сутки!
   - Сеньора, как капитан, я настаиваю на том, что это крайне необходимо! - ледяным тоном заявляет Садо. - Можете снять меня с должности, но, пока я капитан, не пополнив запас воды, яхта не тронется с мета!
   - Вы меня убедили, капитан, - мягко произносит Ремина, и я замечаю, как только что окаменевшее лицо Садо смягчается. - Делайте всё, что необходимо. Мы подождём.
   - Думаю, не придётся ждать долго, - спешно заверяет Ремину Садо. - Я сейчас же ещё раз позвоню в службу доставки, нет, лучше пошлю туда человека, чтобы... - он прячет в уголке губ улыбку, - подстегнул этих бездельников.
   - Хорошо, - одобряет Ремина намерения капитана, - и вот ещё что, Садо, - сообщает она, помедлив немного, - отпустите с яхты лишних людей, дайте им выходной.
   Эти слова удивляют Садо, но недоумение лишь на секунду отражается на его лице.
   - Всех? - по-деловому осведомляется он.
   - Оставьте самых необходимых. Вам ведь нужен помощник? Остальных отпустите. Скажите официанту, чтобы приготовил ужин, и он тоже может быть свободен.
   - Но надо ли так рисковать, сеньора? Вдруг, что-то случится? Боюсь, что тогда...
   - Что может случиться, когда кораблём управляет такой капитан?
   - Ничего, но... - всё ещё пытается настаивать польщённый Садо.
   - Пожалуйста, сделайте так, как я сказала, - мягко просит Ремина, и Садо сдаётся.
   - Будет исполнено, сеньора, - отвечает он, кивнув.
   Поднявшись на борт яхты, мы проходим в салон. Устраиваемся на диване. Я сажусь, а Ремина ложится, пристроив голову у меня на коленях. Ни я, ни она не спешим начинать разговор о нашем будущем, каким-то странным безмолвным соглашением постановив не касаться этой темы до тех пор, пока Садо не выведет яхту в море. Глаза Ремины закрыты, она дышит медленно и глубоко. Я осторожно глажу её по голове. Спустя несколько минут, Ремина вздрагивает всем телом, произносит что-то невнятное, и, поджав согнутые в коленях ноги к животу, засыпает. Продолжая гладить её мягкие волосы, я внимательно всматриваюсь ей в лицо. Спящая, она кажется мне маленькой девочкой, остро нуждающейся в заботе и ласке. И я готов дать ей всё это, если она позволит. В салоне царит тишина и покой, лишь в приоткрытый иллюминатор вместе с просоленным воздухом иногда проникают звуки причала: то чей-то голос, то скрежет металла о металл, то шум удара воды о борт.
   Вот в иллюминатор врывается шум работающего двигателя. Прислушиваюсь. Похоже на небольшой грузовик, скорее всего, дизельный. Гулко бася, машина подъезжает всё ближе и, наконец, умолкает. Почти тут же раздаются какие-то хлопки, стуки и топот нескольких пар ног, пробегающих по нескольку раз от причала внутрь яхты и обратно. Изредка бегающие туда-сюда люди обмениваются обрывочными фразами. Пару раз я слышу голос Садо, ругающего кого-то за нерасторопность. Возня и беготня продолжаются около получаса. А ещё минут через двадцать в салон входит Садо.
   - Сеньора, - громко произносит он, - в поисках хозяйки обводя помещение взглядом, - всё готово... - осекается он, увидев спящую рядом со мной Ремину. Глаза его расширяются и загораются диким пугающим огнём, делая капитана похожим на зверя, готового сию же минуту растерзать соперника или жертву.
   Поднеся палец к губам, я показываю ему, что не стоит шуметь.
   Долго и пристально Садо смотрит на меня, потушив в глазах пламя и уподобив лицо каменной маске - ни один мускул не дрогнет. Интересно, какие мысли рождаются сейчас в его голове. "Влюблён по уши! Ревнует к каждому!" - вспоминаю я слова Мауро, стараясь выдержать тяжёлый взгляд капитана.
   - Можно отчаливать? - продолжая сверлить меня взглядом, хрипло спрашивает он.
   Коротко киваю.
   - Хорошо, - бросает Садо, круто разворачивается на каблуках и, громко стуча ими, пробегает по коридору к ступеням, ведущим на палубу.
   Ну вот, кажется, я нажил еще одного недоброжелателя. Как будто мало мне одной Паолы...
   Тишину салона нарушает мерный почти неслышный рокот. Яхта легко вздрагивает и трогается с места. Будить Ремину я не спешу, пусть отдохнёт. У нас ещё будет время обо всём поговорить, решить все вопросы и расставить все точки.
   Разбивая встречные волны, яхта набирает скорость. Я продолжаю сидеть, держа на коленях голову Ремины. Её спокойное дыхание и не сильное, но ощутимое покачивание корабля убаюкивают меня. Мои веки слипаются, и я то и дело "клюю носом". На какое-нибудь мгновение отгоняю сон и тут же снова утыкаюсь подбородком в грудь. Всё больше хочется прилечь рядом с Реминой, но боюсь потревожить её. Чтобы одолеть сон, принимаюсь тереть кулаками глаза и разминать кончиками пальцев виски. Немного помогает. Широко зевнув, я пытаюсь усесться поудобнее, сменить положение немного затёкшего тела, и в этот момент Ремина просыпается.
   - Мы уже плывём? - спрашивает она, подавив зевок.
   - Да.
   Ремина сладко потягивается, переворачивается на живот и кладет подбородок на моё колено. Пустым взглядом долго смотрит перед собой.
   - Скажи, ты хотел бы остаться? - тихо спрашивает она и уточняет: - Остаться со мной?
   - Да, - отвечаю я, не задумываясь.
   - Уверен?
   - Конечно! Ведь я люблю тебя.
   Встрепенувшись, Ремина вскакивает на ноги и делает шаг к двери, словно хочет уйти, но тут же садится рядом со мной на диван.
   - Не говори так! Слышишь! Не смей! - произносит она с нескрываемой злобой.
   - Но почему? - вздрагиваю я, как от удара.
   - Любовь - слишком серьезное чувство, чтобы вот так... - умолкает Ремина, не договорив.
   - Но как же иначе? - пытаюсь понять я. - Разве ты предлагаешь мне остаться и при этом не любишь меня?
   - Мы просто спали с тобой! - резко отвечает Ремина. - Пойми, был просто секс.
   - Но только не для меня! Теперь я понимаю, что с самой первой встречи люблю тебя так, как никого ещё не любил!
   Лицо Ремины искажается, словно от сильной боли.
   - Не надо, Денис! - до странного жалобным голосом просит она. - Не мучай меня. Ладно?
   - Зачем? - только и могу я выдохнуть в ответ.
   - Что зачем?
   - Зачем ты предлагаешь мне остаться, если не любишь меня? Из жалости?
   Ремина не отвечает.
   - Значит, ты всего лишь спала со мной? Просто использовала, как кусок мяса с членом? - спрашиваю я, чувствуя накатывающую злость. - И сюда пригласила для того, чтобы сказать об этом?
   Ремина опять молчит.
   - Объясни мне, что всё это значит! - продолжаю я распаляться, не замечая, что перехожу на самый настоящий крик. - Если ты не любишь меня, зачем я тебе? Понравилось трахаться со мной? Тебе ведь было хорошо. Теперь в моём лице хочешь постоянно иметь под боком эдакий "удовлетворитель"? - Кипящая во мне злость настолько сильна, что, выкрикивая эти обвинения, я не сразу обращаю внимание на вздрагивающие плечи Ремины. Когда же до меня доходит, что она плачет, на меня будто выливают ведро ледяной воды. Вся злость мгновенно испаряется. Я прижимаю Ремину к груди и, покрывая поцелуями, бессчётно шепчу:
   - Прости, прости, прости...
   - Я... я... - пытается ответить она, рыдая. - Я... не понимаю... не могу понять себя... Я давно никого не любила... просто секс... всегда секс... Прости... Если хочешь... уходи... брось...
   - Ни за что, - шепчу я, ещё сильнее сжимая Ремину в объятьях. - Ни за что! Понимаешь?
   Ремина обвивает мою шею руками, и я чувствую, что лёд сломлен окончательно и бесповоротно. Теперь она не просто женщина, теперь она МОЯ женщина. Рухнули стены сомнений. Пусть она говорит, что не может понять себя, но мне кажется, что я её понимаю. И я не сомневаюсь в том, что она любит меня. Не хочу сомневаться! Просто за долгие годы Ремина отвыкла любить. Все эти годы у неё был просто секс - физическая близость, но не чувство. Отсюда и неуверенность, боязнь ошибиться, спутать одно с другим.
   Схлынувшая злость оставляет внутри пустоту. Так иногда бывает после ссоры между действительно близкими людьми, когда вы всего лишь недопоняли друг друга, но уже успели сказать много неприятного и, главное, глупого. И ты вдруг начинаешь понимать, что вовсе не стоило этого говорить. И ты растерян, не знаешь, что же теперь делать. И постепенно тебя наполняет странная нежность к тому, кого ты только что оскорблял. Нежность эта имеет значительную примесь вины. И хочется немедленно загладить её, предпринять хоть что-то, чтобы исправить то, что лишь каким-то чудом не сломал окончательно. Наверное, Ремина ощущает сейчас нечто похожее. Всё ещё находясь в моих объятьях, она тихо спрашивает:
   - Ты голоден?
   - Немного.
   - Пойдём ужинать.
   Из салона через раздвижную дверь мы проходим в соседнее помещение, которое я тут же определяю, как столовую. В её центре стоит укрытый белой скатертью длинный стол со скруглёнными краями, вокруг стола - с десяток стульев. На стенах вывешены красочные пейзажи и натюрморты. Освещение мягкое, льющееся, как и в салоне, прямо из потолка.
   - Садись, - указывает Ремина на один из стульев. - Я сейчас.
   Она исчезает в занавешенном красной материей дверном проёме, наверняка ведущем на кухню или в какое-то подсобное помещение. Возвращается вскоре, катя перед собой двухъярусную тележку, на полочках которой расположились несколько накрытых металлическими крышками блюд, два бокала и бутылка вина.
   Помогаю Ремине переместить всё это на стол. Пока она снимает крышки с блюд, открывая моему взору крупные куски обжаренного мяса, маслины, охлаждённое ризотто, салат-латук, фаршированные баклажаны и вездесущую пасту, я наполняю бокалы вином - креплёной Марсалой. Трапеза предстоит воистину королевская.
   Подняв бокалы, в неловком молчании мы "чокаемся". Ремина лишь смачивает вином губы, а я залпом опустошаю свой бокал и снова наполняю его янтарного цвета напитком. Вино всегда действовало на меня успокаивающе. И сейчас в нём окончательно растворяются остатки напряжения, закравшегося в организм во время ссоры.
   Едим в полной тишине. Никто из нас не решается заговорить первым. Ремина совсем не пьёт, ест мало и неохотно. Левой рукой она, не переставая, теребит салфетку и, как мне кажется, хочет что-то сказать, но никак не может собраться с духом. Я периодически подливаю себе вина. Бутылка пустеет, но пьяным себя я не чувствую. Голова кристально чиста, аж до какого-то стеклянного звона.
   - Мне нужно тебе рассказать кое-что, - наконец, произносит Ремина, беря меня за запястье.
   - Говори.
   - Я должна тебе сказать, что... - она запинается и настороженно смотрит на меня.
   - Продолжай, - прошу я.
   - Давай пересядем на диван, - предлагает Ремина вместо того, чтобы продолжить.
   Встав из-за стола, я понимаю, что действие вина коварным образом оказалось направлено в ноги. Рассудок мой ясен, но ходить получается с трудом. На пути в салон я то и дело спотыкаюсь, вызывая смех и беззлобные упрёки Ремины.
   - Да ведь ты пьян! - улыбается она, когда мы располагаемся на диване.
   - Нисколько, - уверяю я.
   - Но я же вижу! - настаивает Ремина. - Глаза покраснели, ноги заплетаются. Вы напились, сеньор!
   - Ты хотела что-то рассказать, - стараюсь я сменить тему разговора.
   - Завтра! - тоном, не допускающим возражений, произносит Ремина. - Всё завтра, а сейчас идём спать.
   Сопротивляться и настаивать на продолжении разговора я не собираюсь. Завтра, так завтра. Сегодня мы решили самый сложный вопрос. Справимся и с остальными проблемами, когда бы они ни возникли: завтра или через год. Главное, что теперь мы вместе.
   Я обнимаю Ремину за талию и увожу в ближайшую каюту.
  

***

   Просыпаясь, вспоминаю, что вырубился, едва голова коснулась подушки. Неужели действительно напился? Видимо так оно и есть. От недавней кристальной чистоты рассудка теперь не осталось и следа. В голове легкое помутнение и весьма неприятная тяжесть, как будто в области мозжечка и у висков вдруг образовались скопления свинца. Вот, что значит переусердствовать с креплёным вином. Это тебе не "сухенькое" и бутылки вполне достаточно, чтобы "уехать". Нехорошо вышло. А ведь Ремина наверняка рассчитывала на нечто большее, чем мой крепкий сон. Ну ничего, будет ещё время исправить эту досадную оплошность. Решив так, поворачиваюсь на бок, желая обнять Ремину, но рука, цепляя пустоту, падает на кровать. С трудом разлепляю веки. В каюте темно - хоть глаз коли. Обшариваю огромное ложе рукой и понимаю, что Ремины в нём нет.
   - Ремина! - зову я, надеясь, что она где-то поблизости.
   В ответ тишина. Обнаружив пропажу, сажусь в кровати и пытаюсь сообразить, куда же могла деться Ремина. Глаза постепенно адаптируются к темноте. За белой полупрозрачной шторой, прикрывающей иллюминатор, черно. Значит, сейчас либо поздняя ночь, либо раннее утро. Прихожу к выводу, что Ремина наверняка пошла в туалет. Куда ещё можно податься в это время на почти безлюдной яхте? Скоро вернётся, решаю я, поудобнее устраиваясь под одеялом.
   По моим ощущениям проходит около часа, а Ремины всё нет. Я начинаю волноваться. Встаю, подхожу к иллюминатору, отодвигаю штору. За бортом бледно-молочный сумрак. Светает. То ли на якоре, а то ли в дрейфе яхта плавно качается на волнах. Ещё минут пятнадцать стою, тупо уставившись в иллюминатор. Где её носит? Не выдержав ожидания, включаю свет и быстро одеваюсь. Умом понимаю, что скорее всего всё в порядке, но сердце просто таки сжимается от волнения до размеров куриного яйца. Мной овладевает жажда немедленных поисков.
   Выхожу в коридор, иду по нему, заглядывая в каждую незапертую дверь. В запертые на всякий случай стучу и, выждав паузу, двигаюсь дальше. Из коридора вхожу в салон. Освещение включено. Никого. Через раздвижную дверь перехожу в столовую. Тоже пусто. На кухне и в соседнем с ней подсобном помещении Ремины так же не оказывается.
   Продолжая поиски, выбираюсь на палубу. Свежо. Налетевший ветерок прокрадывается за пазуху, заставляя меня поёжиться. За окнами капитанской рубки горит яркий свет. Может, Ремина там - мелькает догадка? По внешней лестнице, минуя вторую палубу, взбираюсь на мостик. Вхожу в рубку. Никогда бы не подумал, что она может быть такой большой. Капитанская рубка "Ремины", на мой взгляд, оказывается вполне сравнимой по площади со "сталинской" настоящей двухкомнатной квартирой и вся заставлена мебелью. Вдоль двух стен диваны, у третьей - нечто похожее на комод. По углам напольные вазы с какими-то растениями. В центре рубки расположился деревянный столик. На нём стеклянный декоративный подсвечник, пепельница и пара толстых журналов в кожаных обложках. И лишь совсем незначительное место у передней (по направлению к носу корабля) стены перед огромными панорамными окнами занимают пульт управления и капитанское кресло, которое может поворачиваться вокруг своей оси.
   В рубке, кроме меня, ни души. От этого мне становится окончательно не по себе. На душе, как говорится, начинают скрести кошки. Корабль-призрак какой-то. Пытаясь собраться с мыслями, сажусь в капитанское кресло. Капитан-то куда мог подеваться? Разве возможно, чтобы на мостике вообще никто не дежурил? Если допустить, что Садо ушел спать, то должен был оставить вместо себя помощника. Или капитан с таким рвением выполнил наказ Ремины, что отпустил с яхты абсолютно всех? Но тогда куда он, чёрт возьми, сам подался, почему оставил пост? А что если он сейчас с Реминой? - эта мысль пронзает меня, словно удар молнии. Вдруг, они... Нет, стоп, не может этого быть! Не такая Ремина женщина, чтобы... Погоди, обрываю я сам себя, откуда ты знаешь, какая она на самом деле? Что если решила вспомнить былое? Ведь спала же она с Садо раньше. А как он посмотрел на неё - спящую рядом со мной на диване! "Накрутив" себя таким образом, я выбегаю из рубки на верхнюю палубу. И здесь никого. Сквозь всё больше рассеивающийся сумрак вдали отчётливо просматривается тонкая полоска берега, кое-где поблескивающая огоньками. А ведь, если яхта не на якоре, то, неуправляемую, её должно всё дальше уносить в море. Ещё не легче! Надо срочно что-то делать - бухает в моём мозгу в такт ударам сердца.
   - Ремина! - ору я во всё горло. - Садо!
   Даже эхо не удосуживается ответить мне.
   Надо срочно что-то делать! Бежать, звонить!
   - Звонить! - произношу я, как заклинание, и начинаю рыться в карманах джинсов. Мобильника нет. - Твою мать! - цежу я сквозь зубы и бросаюсь назад в рубку. Оттуда на нижнюю палубу съезжаю, обхватив лестницу руками и ногами, как заправский матрос, правда, сбивая и стирая в кровь пальцы. Куда и кому звонить я не представляю, но мне просто необходимо отыскать этот грёбаный мобильник. Бегу на корму и оттуда вниз по лестнице, через три ступеньки, цепляясь обеими руками за перилла, выскакиваю в коридор, ведущий к каютам.
   В каюте мобильник не вижу ни на столе, ни на полу у кровати, ни на диване - там, где в принципе мог бы его оставить. Впадая от этого факта в ярость, начинаю переворачивать всё вверх дном. Скидываю на пол одеяло, отшвыриваю подушки, лезу под кровать, натужно сопя, приподнимаю её.
   Чёртов дерьмофон! Необходимый аксессуар делового человека - "перетереть базар" и "порешать вопросы"! Куда ж ты делся? Когда не надо, тут как тут! Звонишь, звонишь... И льётся на голову всё это дерьмо: от начальства, друзей, знакомых и прочих "доброжелателей". То одно, то другое, то третье. До чертиков порой хочется зашвырнуть куда-нибудь эту адскую машину или растоптать, чтобы больше никто не достал. И пожить хотя бы немного в "счастливом неведении". Но сейчас-то почему тебя нет? Когда ты именно нужен!
   Заглядываю в каждый угол каюты. Мобильника нет нигде!
   Окончательно выдохнувшись и потеряв надежду найти телефон, опускаюсь на пол у входной двери. Из иллюминатора к моим ногам падает столбик света. За бортом совсем уже рассвело. После приступа ярости на меня нападает апатия.
   - Странно, странно, странно... - тупо твержу я, раскачиваясь, как китайский болванчик.
   Память услужливо и не к месту выталкивает на поверхность сознания образы и картинки из книг и фильмов: огромные многомачтовые корабли, пропадающие с них люди и прочая стародавняя чушь. Просто не может всего этого быть! В двадцать первом-то веке! Каждую секунду я ожидаю, что вот сейчас в каюту войдёт Ремина, увидит учинённый мной разгром и устроит мне взбучку, а потом, когда она объяснит, где была и почему этот чёртов Садо исчез из рубки, мы вместе посмеёмся над моим дурацким поведением!
   Но время идёт, а Ремина всё не приходит. Меня снова охватывает отчаяние, смешанное со страхом - боязнью за Ремину. Где она, что с ней? А вдруг... Вдруг с ней случилось что-то... Что именно могло случиться додумывать я не хочу.
   Нужно срочно что-то сделать! Помочь ей!
   Я опрометью бросаюсь на палубу. Солнце, успевшее целиком выползти из-за горизонта и даже немного приподняться над ним, с силой бьёт мне в глаза. Я жмурюсь, прикрываю лицо руками и ожесточённо моргаю. Проморгавшись, из-под козырька ладони осматриваюсь вокруг. Сейчас берег кажется мне ещё более далёким, чем в прошлый раз. Значит, яхту действительно уносит в море. Теперь для меня становится очевидным, что лишь по какой-то чрезвычайной причине ответственный и опытный капитан Садо мог бросить свой пост. Покинуть его... и исчезнуть?.. Вместе с Реминой! Что же могло случиться? Стоя на палубе, я лихорадочно пытаюсь соображать. Но сообразить что-то конкретное и разумное не выходит. Меня трясёт мелкой дрожью, и, как белка в колесе, в мозгу вертится: "срочно звать на помощь!" Но как? Орать "караул" и жечь на палубе костры? Хотя... В современном кино на любом корабле предполагается наличие средства спутниковой связи. Как же я сразу не вспомнил? Если уж им по фильмам оснащаются даже отечественные посудины, то на "Ремине" оно есть наверняка. Может, по причине стресса, а может, хрен его знает из-за чего, при воспоминании о спутниковой связи передо мной калейдоскопом проносятся "позывные", "сеансы связи в установленное время", "береговая охрана" и прочие "спасатели малибу". Но, тем не менее, план действий вырисовывается.
   В капитанской рубке потухшим взглядом я долго изучаю пульт управления кораблём. Вокруг экрана эхолота разбросаны окошки неведомых мне приборов, рукоятки и рычажки, кнопки и тумблера. В тумбу, на которой покоится пульт, вмонтирован штурвал. Даже не штурвал, а "баранка" дорогущей машины, как у какого-нибудь "Майбаха" или на худой конец "Брабуса". И вообще, вся атмосфера сооружения "кресло капитана - штурвал - пульт управления" даже в моём стрессовом восприятии вызывает ощущение пребывания в салоне высококлассного автомобиля. Но если машиной порулить я вполне способен, то править яхтой не доводилось. Сразу отбросив сценарий под названием "самостоятельно привести корабль к берегу", основное внимание уделяю обнаружению средств связи. На мой взгляд, они должны быть чем-то вроде телефонной трубки с выдвижной антенной, но ничего подобного ни на пульте управления, ни рядом с ним не наблюдается. А что, если есть ещё и отдельная радиорубка? - гадаю я, разглядывая, пестрящий красками, экран эхолота. Где бы она могла быть?
   - Сеньор, - раздаётся за моей спиной.
   Мысленно посылаю говорящего куда подальше и продолжаю пялиться на пульт.
   - Сеньор, - снова звучит тот же голос, и волосы на моей голове встают дыбом.
   Медленно, боясь сделать лишнее движение, я оборачиваюсь к говорящему. В трёх шагах от меня стоит долговязый смуглолицый мужчина в белоснежной матросской форме. Лицо его выражает крайнюю озабоченность. Если бы он только знал, как я рад его видеть. Я едва сдерживаюсь от того, чтобы броситься к нему с распростёртыми объятьями.
   - Что вы здесь делаете, сеньор? - настороженно спрашивает он. - Где капитан?
   - Хотел бы я знать, - вздыхаю по-русски.
   - Что?
   - Говорю, что не знаю, где капитан, но очень хочу поскорее с ним встретиться, - произношу я уже по-итальянски.
   - Разве он не здесь? - искренне удивляется матрос, шаря взглядом по рубке.
   - Как видите, - развожу я руками.
   - Давно вышел?
   - Не знаю. Когда я пришёл, его уже не было.
   Моя фраза буквально огорошивает матроса. Глаза его округляются, а нижняя челюсть слегка отвисает.
   - Как это? - спрашивает он севшим голосом, окончательно подтверждая мою догадку, что Садо в принципе не мог никуда отлучиться, не будь на то особых причин.
   - Кто вы? - встречно интересуюсь я, пожав плечами.
   - Роберто. Помощник капитана.
   - А я гость сеньоры Манчини.
   - Я знаю.
   - Кстати, может быть, вы знаете, где она? - осведомляюсь я.
   В ответ Роберто качает головой, растерянность на его лице исчезает, сменяясь подозрительностью во взгляде.
   - Вы действительно не видели капитана? - спрашивает он меня, делая пару шагов назад.
   - И сеньору Манчини тоже. Они словно исчезли с корабля. С раннего утра не могу отыскать ни её, ни капитана.
   - Странно, - произносит Роберто, делая ещё один шаг к выходу из рубки.
   - Более чем, - соглашаюсь я. - Может, вы знаете, где их искать? Я уже осмотрел всё, что мог!
   - Сейчас, - отзывается Роберто. - Ждите здесь.
   Он буквально опрометью выскакивает из рубки, и я опять остаюсь в одиночестве, но теперь чувствую себя гораздо лучше. Хотя бы кто-то нашелся. Значит, найдутся и остальные, всё образуется. Интересно, где этот малый прятался всё время, пока я носился по яхте вверх-вниз? И почему он так подозрительно смотрел на меня? Подумал, что я укокошил капитана с хозяйкой, спрятал трупы, отмыл рубку от крови, а теперь ещё и собираюсь угнать яхту? Я инстинктивно поёживаюсь, представив себе всё это. Чушь! Но всё же, где Ремина и Садо? Куда спрятались? Неужели они действительно провели эту ночь вместе в каком-нибудь укромном уголке? Если так, зачем нужен был вчерашний спектакль, все эти слёзы и "если хочешь, брось"? Чтобы ночью побежать к прошлому любовнику? Зубы мои сжимаются до скрипа, к горлу подкатывает колючий ком. Ревность. Причём такая, какой я ещё никогда не испытывал. Не знаю, кого больше мне сейчас хочется убить. Но то, что хочется - факт. Не задумываясь о том, что могу повредить приборы, не глядя, сильно ударяю кулаком по пульту управления. Попадаю в какой-то выступ и чертыхаюсь от резкой боли, пронзившей руку. Хочу стукнуть ещё раз, но сдерживаюсь. Пульт-то тут при чём?
   Ждать возвращения Роберто приходится минут двадцать. Это время я провожу в капитанском кресле, сидя с полуприкрытыми глазами. Стараюсь успокоиться и отогнать мысль о возможной измене Ремины. В конце концов, прежде чем психовать и крушить, что подвернётся под руку, нужно сначала выслушать её объяснения.
   Когда за спиной раздаются шаги, я разворачиваюсь в кресле лицом к входу. Сказать, что Роберто выглядит удивлённым или, например, ошарашенным - ничего не сказать. Он бледен, глаза его расширены, правая бровь немного подрагивает, тонкие губы плотно сжаты и не естественно искривлены. Но самое интересное в этой картине - зажатый в руке моряка пистолет. При виде оружия я инстинктивно вжимаюсь в кресло, словно это спасёт меня от пули.
   - Эй! Ты что? - окликаю я Роберто.
   - Куда все подевались? - выдавливает он сквозь зубы.
   - Никого не нашел?
   - Нет!
   Мне опять становится нехорошо. Если он не отыскал Ремину на корабле, который должен знать, как свои пять пальцев, то где же она? Что с ней случилось? Меня опять охватывают волнение и жажда деятельности.
   - Ты уверен, что проверил всё? Все места, где они могут быть?
   - Да! - зло бросает Роберто.
   Рывком я пытаюсь выбраться из кресла, чтобы, теперь уже вдвоём, осмотреть яхту, но Роберто останавливает меня громким окриком:
   - Сиди, где сидишь! - и направляет ствол пистолета мне в лицо.
   Подчиняясь, я занимаю прежнее положение. Много раз читал, теперь имею возможность лично убедиться, что очень неприятное это ощущение, когда на тебя нацелен пистолет. Я смотрю прямо в его дуло, и оно кажется мне неправдоподобно огромным. Настоящая пушка. Страх начинает сковывать меня, возникает желание немедленно раствориться в воздухе, исчезнуть.
   - Не глупи, парень, - с трудом выдавливаю я фразу, заученную по американским фильмам.
   - Где они?! - выкрикивает Роберто. - Где они?!
   - Я же сказал, что не знаю!
   - Что ты делал в рубке?! Где капитан?! Что ты с ним сделал?! - продолжает выкрикивать Роберто.
   - Неужели ты думаешь, что я мог с ним что-то сделать? - развиваю я голливудский сценарий, возможно, от испуга не находя лучших вариантов. - Зачем мне это? Да и сам подумай, если бы я что-то сделал с капитаном, ты бы сейчас был рядом с ним, а не здесь. Неужели я забыл бы про тебя?
   Роберто какое-то время размышляет над моими вопросами, а я украдкой осматриваюсь, пытаясь придумать, как бы выскочить из рубки, пока он меня не изрешетил.
   - Но где же они могут быть... - наконец, произносит Роберто задумчиво и к моему удивлению абсолютно спокойно.
   - Я же говорю, что не знаю. И очень беспокоюсь за сеньору Манчини. Поможешь мне найти её?
   По-прежнему задумчивый, Роберто кивает. Чтобы ввести его в курс дела я вкратце рассказываю о событиях сегодняшнего утра. Он слушает внимательно и к концу рассказа прячет пистолет за пояс.
   - Связаться с берегом - была правильная мысль, - одобряет Роберто мои намерения. - Мы так и сделаем. С капитаном и сеньорой наверняка что-то случилось. Я осмотрел яхту. Их здесь нет.
   - Уверен? - спрашиваю я, чувствуя приступ отчаяния. - Ты уверен, что их нет на корабле?
   Пожав плечами, Роберто подходит к пульту управления и нажимает одну из кнопок. Раздаётся тихое жужжание, и я вижу, как из днища небольшого ящичка, прикрепленного к потолку над пультом, выезжает тонкая квадратная панель. На ней маленький экранчик и множество кнопок. Сбоку к панели двумя фиксаторами прищёлкнута телефонная трубка.
   Панель опускается вниз на двух выдвижных ножках и замирает на высоте среднего человеческого роста. Роберто отстёгивает трубку, набирает длинную комбинацию букв и цифр. Отвечают на вызов сразу. Долго и обстоятельно Роберто описывает сложившуюся ситуацию. А я сижу в кресле, мучаясь кучей всевозможных нехороших предчувствий, и пытаюсь угадать, что здесь творится. Вчера я напился, лёг спать рядом с Реминой, а проснулся уже без неё. Обшарил всё, что смог, но её так и не нашёл. Не нашёл её и помощник Садо. Но куда, спрашивается, она могла исчезнуть с корабля посреди моря? Да ещё и вместе с капитаном! Фантастика какая-то. Пираты двадцать первого века. Мой мозг наотрез отказывается понимать происходящее.
   Катер морской полиции прибывает спустя час. На борт яхты поднимаются трое полицейских в оранжевых спасжилетах поверх чёрной униформы. Главный у них - седой длинный, как жердь, и необычайно резкий в движениях лейтенант примерно сорока лет. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, он выслушивает Роберто, коротко интересуется моей персоной, а потом самолично осматривает яхту. Делает он это с тщательностью, совсем не подходящей к его подвижности: заглядывает в каждый закоулок, втискивает свой нос туда, куда он только может пролезть. Мы с Роберто неотступно следуем за лейтенантом. Не обнаружив заявленных пропавшими людей, он долго беседует с кем-то по рации. О чём он говорит, я не слышу, но весь его вид выражает крайнюю озабоченность. Теребя застёжку спасательного жилета, он хмурит брови, морщит лоб и украдкой бросает оценивающие взгляды то на меня, то на Роберто.
   - Я получил приказ сопроводить вас к берегу, - сообщает он, закончив разговор.
   - Но сеньора Манчини... - возмущённо восклицаю я.
   - Будем разбираться, - обрывает меня лейтенант, прищурившись. - Сами поведете яхту или нужна помощь? - обращается он к Роберто.
   - Справлюсь, - отзывается помощник капитана.
   Лейтенант кивает одному из полицейских, и тот вслед за Роберто уходит на мостик.
   - Но как же так? - ещё громче восклицаю я. - Надо искать Ремину!
   - Разберёмся, - повторяет лейтенант. - Поисковую команду я вызвал.
   Всё то время пока яхта движется к берегу, мы с лейтенантом проводим в салоне. Лейтенант нервной походкой слоняется из угла в угол, а я пытаюсь усидеть в кресле. Что с Реминой, где она, с кем? Лейтенант говорил про поисковую команду. Неужели он думает, что Ремину надо искать в море? Неужели она могла выпасть за борт? Не хочу даже думать об этом. Она должна быть где-то здесь! Просто мы плохо ищем! Меня так и подмывает вскочить и броситься на её поиски, но любую мою попытку встать лейтенант пресекает колючим взглядом и едва уловимым покачиванием головы.

***

   Минут через пять после того, как яхта останавливается у причала, в салон входит полноватый невысокий итальянец в тёртых джинсах и потрёпанном сером пиджаке поверх коричневой водолазки.
   - Кого поймал, Дзабарелла? - спрашивает он, проведя ладонью по абсолютно лысому черепу.
   - Вот, - указывает лейтенант на меня. - И ещё один.
   - Что натворили?
   - Да как сказать... Люди у них с яхты пропали.
   - Фь-ю-ю... - тоненько присвистывает лысый. - Искать пробовали?
   Я киваю, а лейтенант Дзабарелла обиженно произносит:
   - Спрашиваешь... Яхту осмотрели. Поисковая команда уже работает в море.
   - И что?
   - Пока никаких следов, - отвечает лейтенант.
   - Слушай, Дзабарелла, - недобро произносит лысый, - ты думаешь, что мне больше нечего делать, кроме как выполнять твою работу? Какого чёрта ты меня сюда вытащил?
   - Мне показалось...
   - Короче, - раздраженно перебивает лысый, - ты ведь знаешь, как это бывает. Напьются или обкурятся, потом кто-то падает за борт, остальные лезут спасать, и в итоге все тонут. Будут трупы со следами насильственной смерти, вызывай. А поиски пропавших в море - твоя забота. Ты морская полиция или кто?
   Какие трупы, о чём он? - мелькает в моём мозгу.
   - Один из пропавших - женщина, владелица яхты, а другой - капитан яхты. Оба пропали ночью. Капитан с мостика, женщина из постели, - Дзабарелла косится на меня. - Не находишь это странным?
   - Что ещё? - неохотно интересуется лысый, помедлив несколько секунд, и Дзабарелла рассказывает ему всё, что узнал от Роберто. Слушая, лысый сопит и играет желваками на широких скулах.
   - Это так? - обращается он ко мне за подтверждением слов лейтенанта.
   - Да.
   - Кто вы такой?
   Я представляюсь.
   - Иностранец?! - он скорее утверждает, чем спрашивает.
   - Русский.
   - Капитан Франческо Фарнезе, криминальная полиция, - представляется лысый. - Можно взглянуть на ваши документы?
   Фарнезе долго изучает мой загранпаспорт, просматривает даже пустые страницы.
   - Турист? - уточняет он, разглядывая штамп о въезде в страну.
   - Да.
   - Что вы можете добавить к словам лейтенанта Дзабареллы?
   - Ничего.
   - Кем вы приходитесь сеньоре Манчини.
   С ответом выходит небольшая заминка, я пытаюсь сообразить, кто я сейчас для Ремины и не нахожу ничего лучшего кроме определения:
   - Любовник.
   Капитан Фарнезе кивает.
   - Как вы предполагаете, в котором часу исчезла сеньора Манчини, - спрашивает он
   - Не знаю, - пожимаю я плечами. - Ночью.
   - Ночью она была с вами?
   - Да.
   - И вы не заметили, как она ушла? - удивляется Фарнезе.
   - Вечером я немного выпил...
   - Понятно, - качает головой Фарнезе. - С вечера вы не замечали каких-нибудь отклонений в её поведении?
   Что ему ответить? Мы с ней оба вели себя странно. Ссорились, потом мирились, потом... Потом она хотела что-то сказать мне, но передумала. Но вряд ли всё это касается её исчезновения. Это наше личное дело.
   - Нет.
   Фарнезе снова кивает.
   - Веди второго, - требует он.
   Лейтенант Дзабарелла уходит и вскоре возвращается в компании Роберто.
   - Где вы были ночью? - спрашивает Фарнезе.
   - Спал, - отвечает Роберто.
   - Хм, - морщит лоб Фарнезе. - Всю ночь?
   - Да. Капитан освободил меня от вахты. Сказал, что справится сам, а меня вызовет, если понадобится.
   - Интересно... - нараспев произносит Фарнезе, зачем-то елозя носком ботинка по ковру, словно затаптывая в него окурок. - Очень интересно. Скажите, здесь есть средства с помощью которых можно покинуть судно?
   - Я проверял, - вмешивается Дзабарелла. - Все средства эвакуации на месте. Даже спасательные куги!
   - Вот как? - удивляется Фарнезе.
   Дзабарелла кивает.
   - Поэтому я сразу засомневался в том, что с одним из пропавших вышел несчастный случай, а второй бросился его спасать, - заявляет он. - Прежде чем вытаскивать утопающего, обычно кидают в воду спасательный круг. Здесь море, а не сточная канава!
   - Всё на месте, а двух человек нет. Выходит, либо они покончили жизнь самоубийством, бросившись за борт, либо по какой-то причине покинули яхту вплавь, не воспользовавшись подручными средствами, - произносит Фарнезе морщась. - Чушь! Такую глупость и выдумать надо постараться.
   - Как это в плавь, зачем? - изумляюсь я, но меня никто не слушает.
   - То-то и оно. Нечисто здесь что-то, - зловеще произносит Дзабарелла.
   Впав в задумчивость, капитан Фарнезе долго трёт указательным пальцем массивный подбородок. Тем временем подвижный Дзабарелла переминается на месте, то притрагиваясь к козырьку фуражки, то хватаясь за крепления спасательного жилета, и беззвучно шевелит губами.
   - Скажите, на каком расстоянии от берега проходил маршрут яхты? - наконец, спрашивает Фарнезе.
   - Ночью мы всегда стараемся держаться поближе к берегу, - незамедлительно отвечает Роберто. - Не дальше одной морской мили. Думаю, и в этот раз капитан придерживался этого правила.
   - Э-э-э... То есть, максимум два километра?
   - Если быть точным, тысяча восемьсот пятьдесят два метра, - поправляет Дзабарелла.
   - Не близко, - констатирует Фарнезе, опять принимаясь тереть подбородок. - Возможно капитан бы и доплыл, но женщина... - принимается он рассуждать в полголоса. - Ночное море, волны... Сомнительно... Она спортсменка? Занимается плаванием? - оживляется Фарнезе, с надеждой посмотрев сначала на меня, а затем на Роберто.
   - Не думаю, - отвечаю я, отлично помня тело Ремины, отнюдь не похожее на тело пловца.
   - Нет, - подтверждает моё умозаключение Роберто. - Сеньора умела плавать, но делала это редко и без особой охоты.
   - А если предположить, что ночью яхта подошла к берегу, и капитан с сеньорой Манчини покинули её? - продолжает гадать Фарнезе.
   - Но зачем?! - опережаю я Дзабарелла, который уже открыл рот, чтобы что-то сказать. - Я вообще не вижу причины, по которой Ремина могла покинуть яхту!
   - Подождите! - останавливает меня Фарнезе и кивает лейтенанту.
   - В принципе это возможно, - произносит тот, - яхта такого водоизмещения подойдёт близко к берегу не в любом месте, но однозначно можно подойти на расстояние, с которого женщина без особого труда...
   - Да выслушайте же меня! - восклицаю я, не давая лейтенанту закончить мысль. - Поймите, что не было у Ремины необходимости бежать с яхты! Собственной яхты!
   - А у капитана? - огорошивает меня Фарнезе, заставляя задуматься.
   Какая необходимость могла заставить Садо бежать с яхты? Только если... Вдруг он подслушал нашу ссору, в её финале понял, что теперь Ремина будет со мной, и в нём заговорила ревность? "Влюблён по уши! Ревнует к каждому!" - так сказал Мауро. Неужели в приступе ревности Садо похитил Ремину? Конечно, всё это в духе какого-то дикого вестерна с примесью индийско-мексиканского "мыла", но иного объяснения их исчезновению я не нахожу, поэтому отвечаю:
   - Возможно.
   - Поясните! - требует Фарнезе, привставая на носочках, становясь похожим на терьера, почуявшего лису.
   - Дело в том, что капитан давно влюблён в сеньору Манчини. И ревнует её буквально ко всем мужчинам.
   - Вот вам и мотив! - восклицает Дзабарелла. - Любимая женщина в постели с другим мужчиной. Не выдержал капитан... Подвёл яхту к берегу и был таков, оставив соперника с носом...
   - Сеньора Манчини знала о чувствах капитана? - продолжает допрос Фарнезе, не обращая внимания на лейтенанта.
   - Да.
   - Очень интересно. Скажите, она давала капитану повод подумать, что он может рассчитывать на её благосклонность? Проявляла к нему знаки внимания? Знаете ли, бывает, что женщина пытается поиграть с влюблённым ревнивцем... - вздыхает Фарнезе, разводя руками, - а из этого выходит очень неприятная история.
   Ну не говорить же мне, что Ремина когда-то спала с капитаном Садо, и у него есть довольно весомый повод думать чёрт знает что? Не хочу компрометировать Ремину. Да и какая разница? Не время рыться в чужом белье.
   - Не знаю. Познакомился с ней совсем недавно. Ничего такого не заметил.
   - Понятно, - кивает Фарнезе. - Родным уже сообщили?
   - Нет, - отвечает Дзабарелла.
   - Ну и чего ты ждёшь? Вообще, может, она дома сидит, с капитаном "Чинзано" пьёт, а мы здесь головы ломаем?
   Дзабарелла опрометью выскакивает из салона.
   - Ты поаккуратнее, - кричит ему вслед Фарнезе, - не говори, что из полиции! Для начала просто поинтересуйся, нет ли сеньоры дома и когда её видели в последний раз.
   Пока Дзабарелла связывается с виллой Ремины, Фарнезе заставляет меня с точностью чуть ли не до минуты описать, что я делал после того, как обнаружил её исчезновение. Стараюсь рассказывать максимально подробно.
   Вернувшийся Дзабарелла сообщает, что дома Ремины нет и не было с того момента, как отправилась на морскую прогулку.
   - Кто взял трубку? - осведомляется Фарнезе.
   - Служанка.
   - Кто ещё дома?
   - Дочь сеньоры.
   - У неё спрашивал?
   - Подтвердила сказанное служанкой. Мать собиралась вернуться сегодня к вечеру.
   - Что ж, будем ждать вечера и завершения поисков.
   - И всё? - возмущаюсь я. - Просто ждать? Вы не собираетесь ничего предпринять?
   Брови Фарнезе сдвигаются к переносице, а правый глаз прищуривается, от чего лицо принимает высокомерное выражение.
   - А что я должен предпринять? - надменно интересуется он. - Посоветуйте!
   - Ну... Я не специалист, но... надо же что-то делать...
   - Вот что я вам скажу, молодой человек, - произносит Фарнезе, сделав лицо попроще, - всё идёт, как положено, своим чередом. Необходимо для начала удостовериться, что пропавших людей нет в море и на прибрежной территории. Если поиски, которыми руководит лейтенант Дзабарелла, не увенчаются успехом, будем думать, что делать дальше. Единственное, что стоит на данный момент предпринять - это, пожалуй, направить экспертов для тщательного осмотра яхты. Так я и сделаю.
   Конечно, Фарнезе прав. Он рассуждает, как профессионал, холодно, трезво, без личной заинтересованности. Но у меня-то эта заинтересованность есть! Пропала мая любимая женщина! Я хочу отыскать её как можно скорее, я не могу потерять её. Что же мне делать? С минуту переглядываемся в полном молчании.
   - Скажите, лейтенант, - нарушаю я тишину, - чем я могу помочь в поисках сеньоры Манчини?
   Дзабарелла вопрошающе смотрит на Фарнезе. Тот пожимает плечами.
   - Лично вы... Хм... Если не можете точно сказать, где именно она сейчас находится или хотя бы более-менее достоверно объяснить причину её исчезновения с судна, ничем.
   Мы снова умолкаем. Дзабарелла всё так же ощупывает застёжки спасжилета, а Фарнезе от нечего делать вертит головой, осматривая салон.
   - Шикарно, ничего не скажешь, - выносит он вердикт. - О результатах поиска сообщай, - обращается к Дзабарелла. - Ну, я поехал. Чао! - Разворачивается и направляется к выходу.
   - Эй, подождите, - хватаю я за рукав Фарнезе, но тут же отпускаю, поймав брошенный им через плечо негодующий взгляд. - Как быть мне? Оставаться на яхте или же я должен уйти? Я в чужой стране и не знаю ваших законов. Объясните, что мне теперь делать!
   Фарнезе демонстративно долго поправляет пиджак, уделяя особое внимание рукаву.
   - Где вы остановились?
   - Отель "Speranza".
   - Оставьте свои координаты лейтенанту, и я отвезу вас.
   У причала нас ожидает синий легковой "Фиат", вдоль бока которого белеет надпись "POLICIA".
   - Залезайте, - бросает Фарнезе.
   Едем молча. Судя по тому, как Фарнезе ведёт машину, он никуда не торопится. Откинувшись в кресле, тихонько насвистывая какой-то мотивчик, он держит руль двумя пальцами и понемногу поворачивает его из стороны в сторону. А я сижу, тупо уставившись в лобовое стекло. В кино и книгах герои немедленно бросаются на поиски, преодолевают непреодолимые препятствия и, в конце концов, отыскивают любимую. А я бессмысленно пялюсь на набегающее полотно дороги. На смену жажде деятельности пришла апатия. Что я могу поделать? Героев-то ведут писатели и режиссёры, указывают им, что и как делать, куда идти и где искать. А кто укажет мне? Капитан Фарнезе? Оно ему надо? Лейтенант Дзабарелла? Поисковая команда работает в море, но зачем? Не верю я в то, что Ремина могла утонуть. Неужели не спас бы ее влюблённый Садо? Он крепкий мужчина, моряк по призванию, что стоит ему вытащить из воды хрупкую женщину? Да и зачем бы ей понадобилось выходить ночью на палубу: полюбоваться на небо, подышать свежим воздухом? Или Садо действительно похитил её? Подвёл яхту к берегу, выманил Ремину из каюты, связал и утащил? Не слишком ли много усилий и риска? Не проще ли ему было организовать похищение на берегу? А что, если она по своей воле бежала с ним? Нет, это меня совсем занесло, полная чушь...
   Въезжаем в город. Фарнезе долго ведет автомобиль по улочкам. Положив голову на жёсткий подголовник, я бесцельно рассматриваю дерматиновую обивку потолка.
   - Там полицейский участок, - произносит Фарнезе, тыча пальцем у моего лица.
   Скашиваю глаза в указанном направлении. Вижу небольшое двухэтажное здание с вывеской "POLICIA" над входом, к которому ведут обшарпанные ступени.
   - Отсюда по улице, потом направо и через набережную к вашему отелю, - поясняет Фарнезе. - Вас подвезти к отелю или высадить на набережной?
   - Давайте на набережной, прогуляюсь немного.
   Подъехав к набережной, Фарнезе останавливает машину.
   - Вон ваш отель, - показывает он пальцем в лобовое стекло. - Видите?
   - Да, спасибо.
   - В каком номере остановились?
   - Четыреста двадцать третий.
   - Мне нужен номер вашего мобильного.
   - Кажется, я его потерял
   - Позвольте ещё раз ваш паспорт?
   Протягиваю Фарнезе документ.
   - Долго собираетесь пробыть в Италии? - интересуется капитан, переписывая мои данные в записную книжку.
   - Не знаю, - честно отвечаю я. - Теперь не знаю.
   Перед тем, как я выхожу из машины, Фарнезе вручает мне невзрачную визитку с чёрно-белой фотографией.
   - Попробую держать вас в курсе дела, - сообщает он.
   Солнце палит. Горячий ветер кажется шершавым. Около получаса я прогуливаюсь вдоль набережной с недолгими остановками в тени разлапистых пальм. Естественно, думать о чём-либо другом кроме исчезновения Ремины я просто не в состоянии. Но лезущие в голову мысли сумбурны, неприятны, попросту глупы и неимоверно раздражают меня. Ещё больше раздражает сознание собственной абсолютной беспомощности. От мысли о том, что с Реминой что-то могло случиться, к горлу подступают спазмы. Мне надо бы что-то сделать, но что я могу сделать, если не в состоянии понять, как всё это могло случиться. Зачем оно случилось? Какой в этом смысл? Голова моя буквально пухнет и по ощущениям близка к тому, чтобы лопнуть. Сердце то замирает, то бьётся в дёрганном ритме. Я то ускоряю, то замедляю шаг, то, резко развернувшись, меняю направление движения. Невольно замечаю, что редкие прохожие удивлённо поглядывают меня.
   Метаться по набережной нет больше сил и я почти бегом отправляюсь в отель. Там запираюсь в комнате и прямо в одежде лезу под ледяной душ. Зубы стучат, кожа съёживается и натягивается, покрываясь мурашками, сердце бьётся всё неудержимее. Чувствуя, что ещё чуть-чуть, и оно выскочит из груди, я включаю горячую воду. Расслабление, туман перед глазами, сердце успокаивается, бьётся ровнее. Несколько раз подряд то вгоняю себя в ледяную дрожь, то погружаю в блаженное тепло.
   Усталость. Почти полное бессилие. Мокрая одежда летит на пол. Кровать. Натянутое до подбородка одеяло. Веки тяжелеют. Ещё немного и я усну. Ещё секунда и... Провал. Темнота и в ней, где-то далеко, будто подсвеченное изнутри, лицо. Её лицо. Ремина... Я тянусь к ней, но лицо тускнеет, черты его смазываются и оплывают, как воск.
   - Ремина! - выкрикиваю я, подскочив в кровати.
   Сна нет. Сердце опять переходит на рваный ритм. Тревога. В районе солнечного сплетения появляется такое ощущение, словно кто-то воткнул туда палку и медленно проворачивает, стараясь добраться до позвоночника. Голова снова начинает гудеть. До боли сдавливаю её руками.
   Стук в дверь - будто забивают гвозди в затылок. Плотно сомкнув веки, переворачиваюсь на бок. Как наркоман в период ломки, подтягиваю колени к животу, стискиваю зубы. Стук прекращается.
   - Здорово! - раздаётся за моей спиной Пашин голос. - Замотался тебе звонить, чего трубку не берешь? Дэн, ты спишь что ли? Чего тогда дверь не закрываешь? Эй, - теребит он меня за плечо. - Просыпайся!
   Переворачиваюсь на другой бок. Разлепляю веки и вижу, как медленно округляются глаза моего приятеля, губы его вздрагивают.
   - Дэн, что с тобой? - озабоченно произносит он.
   - Ничего, - вяло отвечаю я.
   - В зеркале себя видел? Морда помятая, синяки под глазами. Ты обкурился что ли?
   Качаю головой, что приводит к вспышке боли где-то глубоко в мозгу.
   - Заболел? Может, скорую?
   - Нет.
   Паша подтаскивает к кровати стул, усаживается и тоном, не допускающим возражений, требует:
   - Рассказывай!
   - Она исчезла.
   - Кто? - не понимает Павел. - Кто исчез?
   - Она, - выдыхаю я.
   - А-а-а... Миллионерша твоя что ли тебя бросила? И из-за этого ты скуксился? Забей! Подумаешь, велика беда! Развлёкся, попользовался и ладно. Забудь. Сам же говорил, что старуха, пусть и молодо выглядит. Нахрен она тебе?
   - Она исчезла, понимаешь?
   - Да что ты заладил: исчезла, да исчезла? Куда она могла исчезнуть-то?
   - Если бы я знал...
   Паша несколько секунд внимательно разглядывает моё лицо.
   - Погоди... То есть, хочешь сказать, она пропала?
   - Наконец-то дошло...
   - Как пропала?
   На автомате, абсолютно беспристрастно и отрешенно я рассказываю Павлу об исчезновении моей любимой женщины.
   - Ну, ни хрена ж себе... - задумчиво говорит он, выслушав моё повествование. - И ты действительно считаешь, что она могла кинуть тебя и сбежать с этим капитаном... как его там?
   - Садо.
   - Ага, - кивает Паша.
   - Надеюсь.
   Услышав это, Паша даже привстаёт со стула. В глазах его отчётливо читается вопрос: "ты идиот или как?".
   - По крайней мере, можно надеяться, что жива, - поясняю я.
   - А, ну да... - опускается Павел на стул. - Но тебе-то что с того?
   - Я люблю её.
   Паша смотрит на меня сочувственно.
   - Ну ты даёшь, брат... - качает он головой. - И как ты теперь... что делать будешь?
   - Не знаю... Хреново мне... Я не знаю, что делать! - выкрикиваю я, отшвыривая одеяло. Вскакиваю. Неожиданно ставшие ватными, ноги подгибаются, и едва удерживаю равновесие. Сдергиваю с кровати простыню и обматываюсь ей по грудь. - Куда бежать, к кому обратиться? Где искать её?
   Паша одаряет меня новой порцией сочувствия, от чего мне становится лишь ещё тошнее.
   - Пусть полиция ищет. Что они говорят?
   - Говорят, что надо ждать окончания поисковой операции.
   - Правильно. Вот и жди! Успокойся. Может, она и найдётся.
   - Где? В море? Ты тоже думаешь, что она утонула?! - произношу я с упрёком.
   - Ничего я не думаю. Лишь пытаюсь рассуждать логически. Прикинь сам, посреди моря исчезают люди, что первым делом приходит на ум?
   Зная, что он сейчас скажет, я поворачиваюсь к нему спиной, подхожу к окну и устремляю взгляд в небо. Щурюсь. Перевалившее зенит солнце режет глаза. До слёз.
   - Самая логичная версия - выпали за борт, - продолжает Паша. - Полиция её и отрабатывает.
   - Но я считаю, что они зря теряют время, надо ...
   - Всё, что ты считаешь - всего лишь твои догадки, основанные на эмоциях и, не обижайся, ревности.
   Чего уж там, я не обижаюсь. Я действительно ревную. И не верю, что Ремина могла выпасть за борт. Это невозможно, я чувствую! Но как объяснить это Паше и полицейским? Да, они отрабатывают наиболее вероятную и самую очевидную версию. Им так проще. Но я-то знаю, чувствую, что они ищут не там, где надо!
   - Да и действительно, - продолжает Паша, - что ты можешь сделать? Ты следователь, частный детектив или хотя бы Уокер - крутой техасский рейнджер?
   Нет, я ни то, ни другое и даже не третье. К сожалению.
   - Плюс ко всему, ты в чужой стране, - растолковывает он мне, будто я этого не понимаю, - Никого не знаешь...
   Стоп! - мысленно восклицаю я. - Так ли уж никого? Мауро! Мне срочно нужно связаться с ним! Возможно, он сможет помочь. Даже наверняка сможет. Ведь Ремина ему не безразлична! Да, но тогда придётся рассказать ему о наших отношениях... Иначе вряд ли выйдет. Как он отнесётся к этому?.. Что подумает обо мне? Да какая мне разница?! Пусть думает, что хочет, пусть хоть проклянёт! Лишь бы помог отыскать Ремину!
   - Так что тебе остаётся только ждать...- всё ещё вещает Павел, когда я подхожу к тумбочке, на которой стоит телефонный аппарат. И только тут до меня доходит, что я не помню ни одного номера, по которому могу найти Мауро, мобильник-то я где-то посеял. Вот и позвонили... Вне номера записаны в мобильнике! Последовавший за этим открытием мат, заставляет Пашу вскочить со стула.
   - Спятил? - недоумевает он, отшагивая к двери.
   - Лучше бы спятил! Мобильник просрал! Твою мать!..
   - Ну и чего ты так разволновался, на... - Паша достаёт из кармана сотовый. - Звони!
   - Куда? Номеров-то моих у тебя нет.
   - А-а-а... Ну да. А кому звонить хотел?
   - Мауро, - отвечаю я, плюхаюсь на кровать и, уставившись в потолок, думаю о том, что всё складывается к одному: не видать мне Ремины, как собственных ушей. Даже мобильник исчез так "вовремя"... Бывает же, что обстоятельства складываются так, что возникает ощущение, будто кто-то намеренно делает всё возможное, чтобы помешать тебе. Именно это я и чувствую сейчас. Начинаю подозревать всех и вся. Чем и кому я помешал? Ха! - неожиданно возникает догадка. - А ведь, если не Садо, то именно Мауро первый кандидат на роль моего недоброжелателя. Что, если он узнал обо мне и Ремине и подстроил... Нет, меня снова заносит куда-то не туда!
   - Слушай, - говорит Паша, опускаясь на край кровати, - а ты бы у Паолы спросил. Она должна знать наверняка, как его найти.
   - Как я спрошу, если и её номера не знаю?! - удивляюсь я несообразительности приятеля.
   - Ну, как ехать-то к ней помнишь? Хочешь, с тобой прокачусь?
  

***

   Объяснить таксисту, куда мы хотим попасть, оказалось легче лёгкого. Стоило лишь упомянуть дом сеньоры Манчини.
   Пока ехали, настроившийся на детективный лад Паша наставлял меня:
   - Ты только смотри, поосторожнее! Если увидишь, что Паола ещё ничего не знает об исчезновении матери, молчи! Спроси, как этого Мауро найти можно и всё. Пусть полиция сама ей сообщит, если надо. А то мало ли что. Мало ли какие у них тут законы. Пришьют ещё что-нибудь потом. Ты и так в дерьме по уши. Если что, так вообще тебя виноватым назначить можно или соучастником. Куда тётку дел? Прихлопнул вместе с капитаном и за борт?
   Это точно, - мысленно соглашался я, чувствуя, как холодеет где-то под сердцем. - По-любому. Не дай бог что... Нет, лучше об этом не думать!
   - Слушай, а тот малый, ну, который помощник капитана, как он тебе? - не унимался Паша. - Вдруг, это он во всём виноват или, по крайней мере, что-то знает?
   - Не думаю. Слишком уж натурально удивился, когда обнаружил меня на мостике.
   - Ну... мог и сыграть, как считаешь?
   Интересно, как я собираюсь быть поосторожнее и ничего не сказать Паоле о Ремине? - осеняет меня, когда такси останавливается у как обычно распахнутых ворот виллы. Уехал с матерью, а вернулся с каким-то малым... Да ещё зачем-то вынь да полож мне Мауро! Естественно, Паолу это насторожит, естественно, она спросит, что случилось. Соврать, попытаться вывернуться, избежать неприятных объяснений или сказать правду?
   Долго задерживаться мы не рассчитываем, и водитель соглашается подождать.
   - Идём? - спрашивает Паша.
   - Ты подожди здесь, ладно? - отвечаю я и, не дожидаясь возражений, иду к дому.
   На душе кошки скребут - что-то сейчас будет, но отступать поздно. Взбежав по ступенькам, могу сразу пройти в холл, но ради приличия жму на кнопку звонка. Потом ещё раз.
   Ожидание затягивается. Но вот, наконец, за приоткрытыми прозрачными створками двери показывается служанка Дебора.
   - Сейчас, сейчас, - произносит она на ходу. - Что вам угодно? Ах, это вы сеньор! - девушка почему-то смущается и отводит взгляд. Может быть, чтобы в нём я не прочитал мысли на свой счёт? Какие-нибудь нелестные мысли. Хм... Нет, Денис, ты положительно либо слишком высокого мнения о себе, либо шизофреник. - Что же вы не входите? А где сеньора? Разве вы не должны были вернуться вместе? - интересуется Дебора.
   - Скажите, пожалуйста, дома ли Паола? - игнорирую я все вопросы и захожу в холл.
   - Дома.
   - Могу я увидеть её?
   - Конечно, сейчас позову. Но что же вы стоите у дверей? Сеньора, наверное, задерживается? К которому часу её ждать? Проходите в гостиную! - сбивчиво тараторит Дебора, потупив взор.
   - Дебора, я спешу. Подожду здесь, - отказываюсь я, надеясь каким-нибудь чудом поскорее вытянуть из Паолы номер телефона Мауро и скрыться без объяснений.
   - Как желаете, - растерянно произносит Дебора. Наверняка моё поведение, спешка и отсутствие Ремины кажется девушке странным. Смерив меня удивлённым взглядом и более ни слова не говоря, она быстро уходит из холла.
   Всё же соврать или сказать правду, - гадаю я, ожидая Паолу. Соврать, конечно, проще. Наплести что-нибудь и быстренько смыться. Но позвонит Дзабарелла или Фарнезе, и обман раскроется. И выглядеть всё это будет очень нехорошо. И тот же Фарнезе наверняка поинтересуется, зачем мне понадобилось обманывать дочь сеньоры Манчини. Подозрительно, ничего не скажешь. Единственное, что я выгадаю при обмане - хотя бы на время избегу неприятных объяснений с Паолой. Какое из зол меньшее - объясняться с ней или с полицией? Честно говоря, не хочется выбирать ни то, ни другое. Но что-то придётся.
   Выбрать я так и не успеваю. В холле появляется Паола. На ней короткая джинсовая юбка и цветастая майка, плотно обтягивающая грудь и оставляющая наполовину открытым плоский живот. Как и мать, она предпочитает ходить по дому босиком. Даже сейчас не могу не отметить, что выглядит Паола сногсшибательно и вызывает недвусмысленные желания. На лице её с недавнего времени обычная по отношению ко мне маска безразличия. Плавно качая бёдрами, Паола подходит всё ближе, и я уже собираюсь открыть рот для приветствия, но, вдруг, она бледнеет и застывает на месте. Лицо её становится серым, как у покойника.
   - Что с ней? - едва слышно выдыхает она.
   Вот оно женское сердце, а я хотел обмануть.
   - Говори, что с ней! - уже громче требует она, перекосившимися губами.
  

***

   - Сначала этот звонок... А потом... - говорит Паола, всхлипывая. - Когда увидела тебя... сразу почувствовала, что с ней что-то случилось... Словно кто-то внутри меня прошептал о том, что с матерью беда.
   Мы сидим на диване в гостиной. Из огромных окон льётся солнечный свет. Но в угол, где стоит диван, он не попадает. Мы находимся на островке сумрака. Поджавшая ноги и зажавшая между коленями ладони, Паола выглядит совсем девчонкой, несмотря на то, что сексуальностью от неё так и веет. Вспоминается набоковская Лолита, хотя Паола гораздо старше. Грудь её высоко вздымается, чувственные губы произносят:
   - И ещё Садо... Он ведь любил мать. Очень любил. Давно, ещё в раннем детстве, я застала их... Они не видели меня. Конечно, тогда я ничего не поняла и лишь удивилась, но потом... - она снова всхлипывает. - Но я никогда, никогда никому не рассказывала...
   А сейчас зачем, девочка? Неужели пытаешься уколоть? Да ещё в такой момент... Что ж, тогда ты хорошо знаешь, как и когда ранить словом. Я внимательно всматриваюсь в её лицо. Она выглядит абсолютно потерянной, расстроенной и даже обиженной. Ну, точно - ребенок. Не похоже, что говорит с умыслом. Видимо, приступ откровенности на почве нервного потрясения. Вот ведь как выходит... Действительно, шило в мешке не утаишь. Думала Ремина, что никто кроме мужа не в курсе её связей с мужчинами, а получается, что даже дочь осведомлена. Интересно, кто ещё знает?
   - Денис, но ведь с ней всё в порядке? - спрашивает Паола, смотря на меня широко распахнутыми глазами. Её взгляд завораживает. В нём нечто... Не могу точно описать, но кажется, что это готовность на всё. Именно на всё. Абсолютно. Почему-то мне становится страшно. - Скажи, что с ней всё хорошо, - шепчет она жалобно. Её густые ресницы легко подрагивают. Тонкий едва уловимый аромат духов закрадывается едва ли не в душу. Как она сейчас похожа на мать. Настолько, что мне кажется - она здесь. Волосы, губы, глаза, но самое главное - от нее исходят те же невидимые волны, заставляющие тянуться к ней, подчиняющие рассудок, отнимающие волю. Вот она Ремина - сидит рядом. Только потянись... Я с трудом сдерживаюсь от того, чтобы стиснуть её в объятьях. Усилием воли отгоняю наваждение. Нет, это не она, это её дочь. Так нельзя.
   - Давай будем верить в это, - отвечаю я тихо.
   Очень долго, на мой взгляд, чуть ли не бесконечно, мы сидим в полном молчании. Чувствую себя неловко. Что со мной?. Я едва не набросился на Паолу. Её глаза... Они действительно звали меня, или мне показалось, захотелось, чтобы так оно и было?
   - Что теперь будет? - наконец, произносит Паола.
   - Её будут искать.
   - Где?
   - Сначала в море. Уже ищут. А потом... Полицейские решат.
   - Ты думаешь, они продолжат поиски, не остановятся, не скажут, что она утонула и искать дальше нет смысла?
   - Не знаю, - честно отвечаю я.
   Губы Паолы вздрагивают. Она вот-вот разрыдается.
   - Они будут искать, будут! - спешу я заверить её. Она сгорбливается и утыкается лицом в сложенные лодочкой ладони. - Капитан Фарнезе сказал, что надо дождаться окончания поисков в море, чтобы понять, что делать дальше.
   - Да-да, - говорит Паола, не отнимая ладоней от лица. - Надо дождаться.
   С первой минуты нашего разговора я хочу спросить Паолу о том, что больше всего меня интересует, наконец, решаюсь:
   - Скажи, а ты не думаешь, что Ремина могла бежать с Садо, или, что он мог её похитить? Ведь ты сказала, он очень любил её.
   Плечи Паолы вздрагивают, мне кажется, что она издаёт нечто похожее на смешок. Но ладони всё ещё скрывают её лицо. Может быть, это был всхлип, а не смешок?
   - Нет, что ты, - отвечает она, распрямляясь, и откидывается на спинку дивана. - Не думаю. Между ними давно ничего нет. Сбежать с капитаном, зачем, от кого? Ну, а Садо просто боготворил её. И мне кажется, он смирился с тем, что между ними больше ничего не будет. Мать охладела к нему и наверняка прямо об этом сказала, чтобы расставить все точки. Она такая.
   Но если у Ремины нет повода бежать, а для Садо нет смысла похищать её, то что же случилось? Неужели то самое страшное, о чём я боюсь думать? Но как? Как оно могло случиться? Могла ли наша вечерняя ссора привести к этому? Неужели я чем-то обидел Ремину? Мы ведь, кажется, всё решили! Или нет?
   - А вообще... - говорит Паола, выдержав короткую паузу. - Меня всегда пугало, как он смотрел на мать. Пожирал глазами.
   - То есть, считаешь, он мог?
   Паола медлит с ответом.
   - С его темпераментом и силой... - задумчиво произносит она. - Однажды он на спор боролся сразу с двумя крепкими мужчинами и победил. Но я не понимаю, зачем ему могло бы понадобиться красть её?
   - Ревность?
   Паола внимательно смотрит на меня.
   - К тебе? - спрашивает так, словно её искренне удивляет, что ко мне можно ревновать.
   Киваю. Чувствую, как краска приливает к лицу. Неужели она не воспринимает меня, как мужчину, которым можно увлечься? Конечно, я не Мауро, но всё же...
   Паола смотрит на меня ещё внимательнее. Мне кажется, что её взгляд, словно рентгеном сканирует, видит насквозь.
   - Ну, ты хороший парень, - произносит она неопределенно.
   Вот значит как! Просто хороший парень. Но говорит ли, что думает на самом деле? Если всего лишь хороший парень, то почему ещё вчера вела себя так, будто я её личный враг? Опять желание уколоть? Отомстить, хотя бы словом? Возможно. Ладно, не стоит на этом заостряться.
   - Сеньор, - в тишине гостиной Деборы звучит пугающе громко. - Пришел какой-то молодой человек. Я не поняла, что он хочет, но называет ваше имя. - Говоря это, она держит сцепленные в замок ладони поверх белоснежного передника и по-прежнему не смотрит в мою сторону.
   - Кто это? - вздрагивает Паола.
   - Он не представился, - отвечает Дебора.
   - Забыл! - восклицаю я по-русски и хлопаю себя по лбу. Я ведь начисто забыл о Паше. Видимо, терпение приятеля кончилось, и он пришёл выяснить, сколько я ещё собираюсь здесь проторчать. - Это мой друг, ты его знаешь, - поясняю я Паоле. - Он был на яхте.
   - Но что ему нужно? - удивляется Паола.
   - Подожди, я сейчас вернусь! - произношу я и выбегаю из гостиной.
   На лице Павла читается откровенное недовольство. Упёршись руками в бока, он раздражённо-скрипучим голосом выдаёт мне навстречу:
   - Таксист извёлся весь! Сколько можно тебя ждать? Я уж начал думать, что и ты исчез.
   - Извини, Паш, так получилось, - виновато отвечаю я.
   - Да ладно, чего уж там... - смягчается Паша. - Узнал номер, позвонил?
   - Не до этого было...
   Брови Павла сдвигаются к переносице, на лбу собираются тонкие морщинки.
   - А чем же ты столько времени занимался? - подозрительно спрашивает он.
   - С Паолой разговаривал.
   Паша хмурится ещё сильнее.
   - Ну-ну... Всё выложил?
   - Да.
   - Смотри, потом не говори, что я тебя не предупреждал!
   - Ладно уж, детектив, - усмехаюсь я, - не скажу.
   - Чего мне-то делать? Такси отпускать или как?
   - Езжай в отель, - решаю я.
   - Уверен?
   - Да. Пошли, провожу.
   - И стоило мне сюда тащиться... - беззлобно ворчит Паша, когда мы идём к машине. - Какой смысл, если ты меня всё равно не слушаешь...
   - Да ладно тебе, - отзываюсь я. - Ты мне очень помог. Без тебя я наверняка бы не решился приехать.
   У машины мы обмениваемся рукопожатиями, Павел произносит "Ну звони, если что..." и уезжает. А я возвращаюсь к Паоле. Она по-прежнему сидит на диване и задумчиво смотрит куда-то в заоконную даль. Сажусь рядом. Паола никак не реагирует на моё появление. Правильно ли я сделал, отпустив такси? Зачем остался? Может, надо было уехать в отель? Хотя, это никогда не поздно...
   Мы опять бесконечно долго сидим молча. Я не знаю, что говорить, а Паола то ли тоже не знает, то ли просто не хочет. Да и тяжело ей сейчас, наверняка, ещё тяжелее, чем мне. А ведь я, поделившись с ней, почувствовал себя лучше. Теперь даже испытываю какое-то странное умиротворение. Наверное, от осознания, что плохо не мне одному. Что есть кто-то, кто разделил моё горе. Вот такая скотина человек... Лишь бы не одному мучаться...
   - А почему они до сих пор ничего не сообщают? - неожиданно спрашивает Паола.
   - Кто?
   - Полицейские. Если бы не ты, я до сих пор не знала бы о случившемся.
   - Наверное, у них есть какие-то свои соображения на этот счёт. Хочешь, я сам позвоню им?
   - Нет! - испуганно восклицает Паола. - Не надо! Я боюсь... - поясняет она, заметив моё удивление. - Вдруг они скажут, что ... - она умолкает, снова пряча лицо в ладони.
   - Но звонить всё равно придётся, - говорю я скорее для себя, чем для неё.
   - Завтра... Давай всё отложим до завтра? Ты останешься?
   - А твой жених? Он не будет ревновать?
   - Андреа уехал по делу. Оставайся. Пожалуйста! - В голосе Паолы слышна мольба. - Мне будет спокойнее, если ты будешь рядом.

***

   Ночь провожу в той самой маленькой комнате с огромной кроватью. Вслушиваюсь в монотонный ход часов. Ворочаюсь. Встаю. Задевая мебель, прохаживаюсь от стены к стене - восемь шажков туда и обратно. Снова ложусь. И так без конца. Пару раз кажется, что слышу за дверью шаги. Тогда сердце моё замирает, неужели она?.. Неужели Ремина вернулась?! Или это ходит Паола?.. Вспоминаю, как она смотрела на меня в гостиной, и становится почти невыносимо жарко. Никого... За дверью тишина. И я опять мечусь по комнате, как тигр по клетке.
   Когда утро заглядывает в окно, я окончательно измочален. До завтрака валяюсь на кровати, бездумно разглядывая потолок. К десяти часам спускаюсь в столовую. Там уже хозяйничает Дебора.
   - Доброе утро, - приветствует она меня и принимается расставлять приборы.
   Долго не может решить, что делать с третьим комплектом. Несколько раз подносит тарелку к столу и, помедлив, отдёргивает к груди. Наконец, вопросительно смотрит мне в глаза. Первый раз за всё время знакомства.
   - Сеньоры Манчини скорее всего не будет за завтраком, - сообщаю я, и девушка отводит взгляд. Я чувствую, она хочет знать причину, но очень надеюсь, что спрашивать не станет. Не представляю, как буду объяснять ей.
   Вошедшая в столовую Паола выглядит свежей.
   - Чао! - обмениваемся мы приветствиями
   Лишь когда она подходит совсем близко, замечаю под глазами едва различимые бледно-серые тени, больше похожие на экзотический макияж, чем на последствия какого-нибудь потрясения. Плохо спала или совсем не ложилась. Точно не скажешь. На то она и молодость, чтобы одолевать ночные бдения, гулянки и прочие стрессы без резких отпечатков на лице. Сердце, печень и нервы изнашиваются, а физиономии хоть бы хны. А вот я с недавних пор, если перенервничаю, сильно недосплю или конкретно переберу лишнего, собственного отражения начинаю пугаться.
   Усаживаемся рядом. Дебора подаёт завтрак. Никогда не пробовал есть туалетную бумагу, но почему-то кажется, что на вкус она должна быть такой же, как паста, что я сейчас жую. Не помогает даже изрядное количество соуса и специй, которыми я сдабриваю пищу. Делаю над собой усилие и съедаю порцию целиком. К салатам не притрагиваюсь. Ароматный крепкий "Капучино" приносит облегчение. Явственно ощущаю, что кровь быстрее побежала по венам. В налитых ватной тяжестью мышцах появляется сила. Кофе встряхивает не одного меня. Паола тоже оживляется.
   - Дебора, утром кто-нибудь звонил? - спрашивает она служанку, начавшую убирать со стола.
   - Нет, - отвечает та.
   Паола вопросительно смотрит на меня.
   - Идём.
   В гостиной я набираю сотовый номер капитана Фарнезе. В трубке долго звучат длинные гудки, а потом раздаётся:
   - Фарнезе слушает.
   Включаю громкую связь, чтобы Паола могла слышать наш разговор.
   - Это Денис Стрельников...
   - Стрельников?! - восклицает Фарнезе. - Где вы? Почему не отвечаете на звонки? Я звонил вам в отель и на мобильный.
   - Извините, капитан, я забыл сказать, что потерял мобильный телефон.
   - Где вы?
   - В доме сеньоры Манчини. У вас есть какая-нибудь информация о ней?
   Фарнезе долго не отвечает. Он тихо переговаривается с кем-то, но понять о чём не могу.
   - Сеньор Стрельников, - слышу я в трубке. - Полчаса назад было найдено тело...
   Мир вокруг меня раскручивается со скоростью центрифуги. В лихорадочном вращении я успеваю отметить, как Паола зажимает ладонями рот, чтобы подавить крик и слышу глухой удар.
   - ... тело капитана Садо, - говорит Фарнезе. Вращение резко прекращается. Я оборачиваюсь. У входа в гостиную, широко раскинув руки, лежит Дебора.
   В то время как Паола приводит её в чувство, я слушаю Фарнезе. Чтобы не добить подробностями едва держащуюся на ногах Паолу, отключаю громкую связь. Фарнезе сообщает мне, что тело Садо море выбросило на прибрежные камни. В настоящее время судмедэксперт определяет причину смерти, но скорее всего капитан захлебнулся. О судьбе Ремины до сих пор не известно. И всё же Фарнезе не двусмысленно намекает, что, наверняка, её постигла та же участь, раз уж капитан погиб, то что говорить о слабой женщине? Всё это я выслушиваю с внешне просто стоическим спокойствием, хотя с трудом удерживаюсь от того, чтобы опуститься на пол прямо у телефона. Давлю эмоции, которые так и норовят выползти на лицо гримасой боли и отчаяния. Не нужно Паоле видеть моё состояние, нельзя чтобы она потеряла надежду. "Всё нормально, всё в порядке" - мысленно твержу я, пытаясь убедить себя в том, что с Реминой всё хорошо, но сердце бьётся тревожно, к горлу подступает шершавый ком. В глазах резь, точно в каждый засыпали пачку соли. Напрягаю глазные мышцы и плотно сжимаю веки, не давая выступить слезам.
   - Звоните, как только появится новая информация, - прошу я перед тем, как положить трубку.
   Дебора уже пришла в себя. Она сидит на полу у ног Паолы и тихо плачет.
   - Что случилось, сеньор? - спрашивает она. - Я чувствую, что-то случилось! Умоляю, скажите, что с хозяйкой!
   Паола, бледная, как смерть, тоже ждёт моего ответа.
   - Поиски продолжаются. Они обязательно найдут её.
   Дебора начинает плакать навзрыд.
   - Я уведу её, - говорит Паола. Она помогает Деборе подняться и под руку выводит из гостиной.
   Оставшись в одиночестве, до боли закусываю губу, чтобы не заплакать. Кожа лопается, и я ощущаю вкус крови. Как в тот раз, когда я впервые целовался с Реминой. Меня прямо таки затягивает в водоворот отчаяния. Садо погиб... Значит, и Ремина... Один шанс из ста, нет, сотая доля шанса, что она могла уцелеть. Но почему? Как это могло случиться? Что вообще произошло той ночью? Похищал ли Садо Ремину, или же она действительно выпала за борт, а он, бросившись на помощь, не смог спасти и погиб сам? Последнее кажется мне абсолютно неправдоподобным. Ведь, кажется, не было ни шторма, ни других природных катаклизмов, которые могли бы привести к таким последствиям. Садо всю жизнь провёл рядом с водой. Ему не составило бы труда помочь Ремине. Спасательный круг... Почему он, профессионал, не бросил спасательный круг прежде чем лезть в воду? Почему не попытался вызвать на мостик помощника? Оставил яхту без управления? Покинул судно, не подумав о том, как без чужой помощи вернётся на его борт, да ещё и не один, а с нахлебавшейся воды женщиной на руках?! Не понимаю...
   День мы проводим в ожидании. Не отходим от телефона. Разговаривать не пытаемся. Да и о чём говорить? Терзать друг друга сомненьями и догадками? Нам и так плохо, незачем делать ещё хуже, чему это поможет? Мы понимает это и потому молчим. Тяжесть переживаний сказывается, и сидящая рядом со мной, Паола начинает дремать. Вскоре позывы ко сну ощущаю и я. Веки медленно тяжелеют, голова наполняется туманом, мысли путаются. Я почти уже сплю, как вдруг что-то опускается мне на колени. Сон мгновенно улетучивается. Я открываю глаза и вижу, что свернувшаяся калачиком Паола мирно спит, пристроив голову у меня на коленях.
   Паола отдыхает, а я, не стесняясь, рассматриваю её лицо. Как же она похожа на мать... Правда, черты лица чуть более резкие, я бы сказал, дерзкие. Но это её лишь украшает. Осторожно, чтобы не разбудить, провожу ладонью по мягким густым волосам. Паола легко вздрагивает и бормочет что-то невнятное.
   Будит её звонок телефона.
   - Сеньор Стрельников, - звучит из трубки голос Фарнезе, - не могли бы вы подъехать в участок?
   - Что-то прояснилось?
   - Я хотел бы ещё раз опросить вас.
   - Хорошо, я приеду.
   Интересно, что нового Фарнезе надеется услышать? Я уже рассказал, всё, что знаю.
   - Куда ты собрался ехать? - спрашивает Паола, подавив зевок.
   - Фарнезе зачем-то хочет ещё раз опросить меня.
   Паола задумывается. Лицо её становится предельно серьёзным, но она по-прежнему очень красива.
   - Езжай. Скажу, водителю, чтобы отвёз тебя.
  

***

   Дежурный при входе в участок сообщает, что резиденция капитана Фарнезе на втором этаже. Не спеша взбираюсь по бетонным ступеням и попадаю в узкий коридор. Прозрачные стены кабинетов закрыты жалюзи. Вчитываюсь в таблички на дверях. Так, мне сюда. Стучусь.
   - Войдите!
   Кабинет не велик и скудно обставлен. Оконная штора потрёпана и невзрачна. И не угадаешь, какой цвет имела очень-очень давно. У правой стены громоздится массивный сейф. В центре кабинета, как перст, торчит металлический стул с мягким серебристым сиденьем. Спинка то ли ободрана, то ли изначальна была такой: тонкая зачем-то крупно перфорированная металлическая пластина. У левой стены расположился дешёвый пластиковый стол на металлических кривоватых ножках. Вместе со стулом - пародия на хайтек. На столе, как это ни странно, ни единой деловой бумажки. Один лишь глянцевый журнал, развёрнутый на странице с фотографией концепт-кара, и кнопочный телефон. За столом восседает Фарнезе.
   - Присаживайтесь, - предлагает он.
   Начинается процедура опроса. Фарнезе требует подробностей. Но вместо того, чтобы внимательно слушать, то и дело вклинивает в мой монолог пространные и отвлечённые реплики. Точно старается сбить с мысли, увести в сторону. А может, всё это ему абсолютно не интересно? Ну что интересного в том, как я проснулся в постели без любимой женщины?.. Потребовала формальность, вот и пригласил меня сюда. Ему бы про футбол или виндсёрфинг за бокалом вина с друзьями, а приходится слушать скучнейшее повествование.
   - Вот, ознакомьтесь, - не дав мне закончить, Фарнезе вытаскивает из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги. - Результаты экспертизы. Самое интересное я подчеркнул.
   Лист испещрён мелкой машинописью. Подчёркнутые строки гласят:
   "На затылке трупа обнаружена обширная гематома. В волосах найдены мелкие частички алюминия. Из этого следует, что перед тем как оказаться в воде, пострадавший получил сильный удар по голове углом металлического предмета прямоугольной формы."
   - Что вы можете на это сказать? - спрашивает Фарнезе в ответ на мой удивлённый взгляд?
   - То есть, капитан был убит?
   - Сначала его ударили по голове, а потом сбросили в воду. Ну, или он сам упал. Но предварительно его оглушили - это факт. Как следствие, капитан Садо захлебнулся.
   Я покрываюсь мурашками. Волосы на затылке приподнимаются.
   - Но кто? - с трудом выговариваю я.
   - Вот и я хотел бы узнать, - цедит Фарнезе, пристально разглядывая меня. - На яхте вас было четверо?
   Киваю, так как горло мгновенно пересыхает на столько, что не могу произнести и слова.
   - Сеньора Манчини, вы, капитан и его помощник?
   Опять киваю.
   - Что вы можете сказать о случившемся теперь?
   Сглатываю вязкую слюну.
   - Я спал, а когда проснулся...
   - Я это уже слышал, - мягко произносит Фарнезе.
   - Мне нечего больше добавить.
   - Уверены?
   - Вам стоит опросить помощника капитана. Возможно, он что-то прояснит...
   - Мы уже сделали это. Знаете, что он сказал?
   - Что?
   - Он слышал, как вечером вы ругались с сеньорой Манчини. При этом выражались о ней в весьма нелестной форме.
   - Но это наше личное дело... - пытаюсь возмутиться, но получается нечто жалобное.
   - Теперь нет, - твёрдо произносит Фарнезе. - Помощник капитана сказал, будто вы говорили, что сеньора Манчини использовала вас, как... - он запинается, но тут же продолжает: - как объект для удовлетворения сексуальных потребностей.
   - Какое право вы имеете... - цежу я.
   - Имею, - отрезает Фарнезе. - Вас обидело то, что сказала сеньора Манчини?
   - Вас это не касается. Мы решили с ней все вопросы.
   - Значит, сеньора Манчини оскорбила вас... Вы выясняли отношения и... Скажите, вы ударили её?
   Вскакиваю и делаю выпад вперёд. Кулак Фарнезе с силой обрушивается на стол.
   - Сидеть! - рявкает капитан.
   Ага, сейчас... Опираюсь на стол и приближаю лицо вплотную к физиономии Фарнезе.
   - Что за чушь вы несёте, капитан?
   Рука Фарнезе ложиться на моё плечо и сильно, до острой боли, сдавливает его.
   - Сидеть, - шипит он. - Вы ударили её?
   Фарнезе отталкивает меня, и я плюхаюсь на стул.
   - Козёл, - шепчу я по-русски, растирая саднящее плечо.
   - Что?
   Молчу. Пошёл он!
   - Значит, ночью вы продолжили выяснять отношения. Вы ударили её, - уверенно и абсолютно спокойно продолжает Фарнезе, словно говорит о походе в пиццерию. - Она закричала, выбежала на палубу. Вы нагнали её. Возможно, ударили ещё раз.
   - Я не бил Ремину!
   - На шум выбежал капитан Садо, между вами завязалась потасовка, вы ударили его по голове и выбросили за борт. Возможно, он сам выпал, потеряв равновесие. Это уже не важно.
   Что за чушь порет? Что наплёл ему этот Роберто? - только и могу удивляться я, слушая весь этот бред.
   - Что было потом?.. - задумчиво произносит Фарнезе. - Продолжили избивать её? В запале нанесли слишком много ударов, а когда унялись, поняли, что забили насмерть, я угадал? Затем выбросили тело за борт, - продолжает он, и не собираясь дожидаться моего ответа. - Вы поступили очень глупо, вам не кажется? Даже не позаботились составить себе хоть какое-то алиби, придумать хоть что-то, чем можно было бы оправдаться. Вы даже не подумали о помощнике капитана, о том, что мог что-то видеть или слышать. Если бы не он, могли бы попытаться представить всё, как несчастный случай, - Фарнезе сочувственно качает головой, мол, какая досадная оплошность, ну что ж вы так неосмотрительно.
   - Мы действительно поссорились с Реминой, - произношу я, выслушав его умозаключения, - но очень быстро обо всём договорились! Я люблю её, понимаете? Мы решили остаться вместе. Понимаете? Навсегда вместе. Она согласилась быть моей.
   - Кто это подтвердит?
   Могу лишь пожать плечами. Если Роберто не удосужился подслушать весь разговор, то никто.
   - Плохо... Понимаете, как это плохо для вас?
   - Да идите вы... - вырывается у меня.
   Фарнезе багровеет.
   - Что-о-о? - тянет он, приподнимаясь из-за стола.
   - Что слышали! Хватит бредить, капитан! - выкрикиваю я, входя в раж. - Вы спятили? Наговорили чёрт знает чего, но где доказательства?! Мало ли, что слышал Роберто! Ну да, мы с Реминой поругались! Я не собираюсь это отрицать. Но первый раз что ли ругаются мужчина и женщина? Обязательно один из них должен убить другого? Вы с женой ругаетесь? Или с любовницей? Может, вы и убиваете их, но я-то не вы! Опомнитесь! Я же сказал, что люблю её. Я скорей бы отрубил себе руку, чем поднял её на Ремину.
   Лицо Фарнезе багровеет ещё сильнее, а лысина вообще становится фиолетовой. Терпение капитана лопается.
   - Хватит! - выкрикивает он. - Я не намерен больше слушать ваши оскорбления! Советую признаться! У вас нет иного выхода! Суд учтёт ваше признание и раскаяние!
   Ну да, ну да! Чистосердечное признание облегчает участь... но увеличивает срок. С чего бы это я должен признаваться в том, чего не совершал?
   - Послушайте, капитан...
   - Нет, это вы меня послушайте... - цедит Фарнезе. Рука его опускается в карман пиджака и достаёт оттуда маленький целлофановый пакетик. - Узнаёте?
   В небрежно брошенном на стол пакетике сотовый телефон. Мой телефон.
   - Кажется, вы сами сказали, что потеряли его?
   - Да, но где...
   - Именно этим предметом был нанесён удар капитану Садо.
   Не вынимая из пакета, Фарнезе подхватывает мобильник и его углом лупит по раскрытой ладони.
   - Вот так! - комментирует он.
   Я инстинктивно втягиваю голову в плечи.
   - Корпус металлический, - с садистским наслаждением произносит Фарнезе. - Очень удобная штука, чтобы оглушить. - Ладонь его несколько раз сжимается и разжимается. Видимо, удар получился сильным. - Что теперь скажете?
   - Я потерял... - всё, что могу произнести, цепенея под его хищным взглядом.
   - До предъявления официального обвинения вынужден заключить вас под стражу.

***

   Заключить под стражу - значило под конвоем двух рослых полицейских проводить меня на первый этаж и там закрыть в маленькой комнате за железной дверью. Вокруг голые стены. У двух из них то, что, наверное, и называют нарами. Подавленный сижу на обтянутых дерматином досках, таращусь на дверь. Перед глазами блеклая белёсая пелена. Всё, что случилось - в голове не укладывается. Подумать только, Садо мёртв, и в убийстве хотят обвинить меня! Ну что за недоумок этот Фарнезе?.. На кой чёрт мне убивать Садо? Чем он мог помешать мне? А Ремина, неужели Фарнезе думает, что я...
   Нервная дрожь волной прокатывается по моему телу. Если Садо мёртв, значит, и Ремина...
   Нет! - восклицаю мысленно. Не может этого быть! Не хочу, чтобы так было!
   Жутчайшее отчаяние наваливается на меня и придавливает точно бетонная плита. Даже дышать тяжело. К горлу подкатывает спазм, мешающий вздохнуть. Мотаю головой, хлопаю ладонью по груди. Наконец с трудом проглатываю противный комок и вдыхаю спёртый воздух камеры. Вокруг голые стены, над головой потрескавшаяся штукатурка. Ни окна, ни дырочки в стене в которую можно увидеть солнечный свет, через которую можно вдохнуть запахи улицы. Мне становится невыносимо страшно, жутко оттого, что представил, как придётся провести в подобных условиях энное количество лет...
   Поддавшись внезапному порыву, подскакиваю к двери и принимаюсь барабанить в неё кулаками. Сначала со злостью, вкладывая в удары всю силу, а потом, когда злость через кулаки перетекает в железо, - с исступлённым отчаянием и всё слабее. Напоследок уже абсолютно беззлобно наподдав двери ногой, плюхаюсь на нары. Кулаки онемели и гудят. В голове громыхает, словно теперь кто-то стучит по ней, как я только что по железу. Сворачиваюсь на своём жёстком ложе в калачик и обхватываю голову руками. Господи, что происходит? Как вообще всё это могло случиться? За что? Я же ни в чём не виноват...
   Лежу и смотрю в одну точку - серое пятнышко на коричневой стене. И чем дольше смотрю, тем крепче меня охватывает слабость, на смену отчаяния приходит безразличие. "Я же ни в чём не виноват" всё ещё вертится в сознании, но уже как-то вяло, невыразительно. С этой мыслью и погружаюсь в чуткую дрёму.
   Пробуждаюсь, как только в дверном замке начинает ворочаться ключ. Усаживаюсь на нарах и устремляю подозрительный взгляд на дверь. Когда она открывается, возникает мысль, что брежу или, по крайней мере, непорядок с глазами. В коридоре гораздо светлее, чем в камере и чтобы разглядеть получше начинаю щуриться. Нет... зрение не подводит. На пороге в пятне света стоит Мауро.
   Следом за Мауро в камеру входит полицейский и встаёт у двери. Мауро садится рядом со мной. Он осунулся, щёки запали, под глазами залегли тёмно-серые тени.
   - Это правда? - спрашивает он тихо и внимательно заглядывает мне в глаза.
   Я выдерживаю всего пару секунд и отвожу взгляд.
   - Правда, что ты... - голос Мауро вздрагивает, - ты и Ремина... Паола сказала, что... - он никак не может закончить фразу.
   - Мауро, я люблю её.
   - Понятно, - глухо произносит Мауро.
   Минуты две или три мы сидим молча. Я не поднимаю глаз и шарю взглядом по полу, пытаясь понять, почему мне так стыдно? Ведь я ничего не сделал... Ничего плохого! Разве я принуждал Ремину к чему-либо? Всё было по обоюдному согласию. Да, она выбрала меня, да Мауро может обижаться, но так вышло...
   - Понятно, - повторяет Мауро, встаёт и ни слова больше не говоря уходит.
   Лязгает замок, и я опять остаюсь один.
   Ни мобильника, ни часов, ни каких-либо временных ориентиров, так что очень скоро перестаю понимать, сколько нахожусь здесь - может несколько часов, а может и сутки. Такое ощущение, что обо мне забыли. От нечего делать начинаю припоминать, что слышал о порядке удержания под стражей иностранных граждан. Если не ошибаюсь, должны оповестить наше посольство, оттуда кто-то должен приехать. Но оповестят ли, а если оповестят, то приедут ли? Да даже и приедут - что смогут поделать? Разведут руками, посочувствуют для вида и уберутся восвояси... Я ведь не пострадавший, я обвиняемый... Ну может хоть адвоката предоставят?.. А что толку? Если подумать, все улики против меня. И главная - мой мобильник. Им ударили Садо. А если рассуждать логически, кто кроме меня мог моим телефоном его ударить?.. Чёрт! Но ведь не бил я его! И пальцем не тронул! Мистика какая-то... М-да, вляпался... И помощи ждать не от кого...
   Проходит ещё какое-то время, дверь снова открывается, и в камеру вваливается нечто огромное сгорбленное и прихрамывающее. На нём борода, грязная майка-безрукавка и тренировочные штаны с огромными пузырями на коленях. Всё это вразвалочку ковыляет к моим нарам, присаживается на краешек и, проведя широченной пятернёй по длинным сальным космам, вперивает в меня узкие глазёнки.
   - Ы-ы... - издаёт это нечто и придурковато оскаливается, заставляя меня вздрогнуть. Только дегенерата соседа мне и не хватало! А воняет от него... Так и хочется зажать нос пальцами.
   Здоровенный мужичина продолжает скалиться щербатой пастью и бесцеремонно разглядывать меня. Стараюсь в глаза ему не смотреть, мало ли что, не дай бог, воспримет, как агрессию. Такому ничего не стоит раздавить меня, как муху. Килограмм сто двадцать в нём, как минимум, и метра два роста.
   - Г-ы-ы... - гыкает этот монстр и медленно тянет ко мне ручищу с вытянутым пальцем, норовя тыкнуть в плечо. При этом продолжает мерзко улыбаться. Когда его палец оказывается в паре сантиметров от меня, резко хлопаю громилу по запястью.
   - Ы-ы-ы... - выдаёт он и повторяет попытку дотянуться до меня.
   Я чувствую прилив злости. По спине проходит холодок, кулаки сжимаются до хруста. Внезапно перестаю обращать внимание на размеры громилы и забываю про опасность. Волосы на затылке электризуются и встают дыбом. Я весь пронизан электричеством и готов драться. Оба кулака так и чешутся по очереди зарядить в квадратный подбородок этого орангутангообразного. Какого хрена позволяет себе этот идиот?
   - Отвали! - гаркаю я, готовясь ударить и отскочить в сторону, если попробует ответить.
   В ответ на мой возглас монстр отдёргивает руку и стирает с физиономии ухмылку. Теперь на ней прямо-таки нарисован знак вопроса.
   - Ы... - вырывается из его пасти. - Тьфу! - мотает он головой. - Земляк что ли? - произносит на чистом русском. - То-то смотрю на макаронника не похож...
   Теперь моя физиономия изображает крайнее удивление.
   - Русский? - спрашиваю настороженно, всё ещё собираясь нападать и обороняться.
   - Ага, - кивает громила. - Ты это... уж извини, что я так... Это я, чтоб значит испугать. Макаронники эти хлипкие все, чуть припугнёшь - и готов. Ну и мне, значит, никаких проблем. Соломон, - тянет громила растопыренную пятерню.
   - Денис.
   Моя ладонь хрустит в его лапище, я морщусь, но выдерживаю рукопожатие. Громила по имени Соломон, кряхтя, встаёт и перебирается на соседние нары.
   - Давно тут? - интересуется он, усевшись по-турецки. Даже удивительно, как это его ноги-колоды смогли принять такое положение.
   - Не то, чтобы очень...
   - Понятно... За что взяли-то? Спёр чего-нибудь или нарушил? А может облапошил кого? - улыбается Соломон. Теперь улыбка у него выходит вполне себе нормальной, даже, я бы сказал, приятной.
   - Нет, - отвечаю насупившись.
   - А чего ж?
   - Ну-у-у... - тяну и хмурюсь ещё сильнее, силясь придумать, чего бы такого наврать.
   - Да ладно, не напрягайся ты так. Не хочешь, не рассказывай, - милостиво разрешает Соломон. - Жрать-то уже давали?
   Мотаю головой.
   - Хм... - физиономия Соломона серьёзнеет. - Ни разу? - настораживается он.
   Киваю. Соломон мрачнеет.
   - Подождём... - произносит он зловеще и разваливается на нарах.
   Ждём часа полтора. Поначалу Соломон спокойно посапывал, закинув руки за голову, но примерно на исходе часа начал ворочаться. Скорость ворочанья возрастала в геометрической прогрессии, и вскоре он уже перекатывался по нарам, как мячик под ногами нападающего, рвущегося к воротам. При этом он кряхтел, бубнил и издавал массу других звуков. Наконец, терпение Соломона иссякло, и со словами: "Ну сейчас я вам устрою права человека!" он направляется к двери.
   То, что начинается спустя пару секунд ни в какое сравнение не идёт с тем, что вытворял я, едва оказавшись в камере. Дверь вибрирует так, словно Соломон орудует кувалдой, а не кулаком. Грохот Соломоновых ударов оглушает. Кажется, что в камеру одну за другой бросают гранаты. Колотит Соломон размеренно, не спеша, как говорится, с чувством, толком, расстановкой. После каждого удара прислушивается, не отзовутся ли там - за дверью. Я и сам не прочь съесть хоть что-нибудь, поэтому мысленно поддерживаю его и тоже прислушиваюсь, хотя в ушах гудит так, что вряд ли услышу что-либо, кроме Соломоновых возгласов.
   - Открывайте! - изредка рявкает он густым басом.
   Не услышать Соломона было невозможно. И его услышали. Дверь с лязгом распахивается, и Соломон без промедлений гаркает:
   - Pacchio (жратва)!
   Соломонова туша закрывает от меня бедолагу, которому предназначается Соломоново негодование:
   - Слышишь ты, aborto(урод)?! Pacchio! Pacchio, сapire(уяснил/ chiarire)?!
   Дверь с грохотом захлопывается, заставив Соломона отскочить.
   - Вот уроды! - гаркает он. - Я что голодать сюда напросился? Я, недоумки, отожраться хотел, как следует! И так отощал - дальше некуда! - усевшись на нары, Соломон задирает майку и принимается щупать себя за бока, проверяя жировые запасы. По правде сказать, они у него о-го-го... И похудеть бы не мешало. - Думаешь, я б сюда подался, если б не начал с голоду пухнуть? - спрашивает он с таким серьёзным видом, что мне становится смешно. - Дай, думаю, отъемся, - продолжает жаловаться Соломон, - вот и двинул пару раз мужичку одному прямо под носом у полицейских. А тут... - он вздыхает и принимается елозить на месте. - Ну ничего, дай только в тюрьму попасть! - приободряется он. - Уж там наемся от пуза. Я ведь, как только голодать начну - сразу на нары и никаких проблем. Тюрьмы у них, что твой санаторий! Лежи себе и никаких забот... - мечтательно произносит он и вытягивается на нарах.
   Лежим молча. Соломон громко сопит, а я перевариваю услышанное, раз уж переваривать больше нечего.
   - Слушай!.. - внезапно подскакивает на нарах Соломон. - А не слишком ли я мягко с ним? - голос его слегка подрагивает, а на лице и в глазах неподдельный испуг.
   - С кем?
   - Ну, с мужиком тем. Я ж всего-то по морде ему двинул... Вдруг не выгорит, подержат тут и отпустят? Вот ведь дурья башка! - восклицает Соломон и хлопает по лбу так, что мой бы точно не выдержал. - Надо было хотя бы руку ему сломать...
   Испугавшись, что не угодит за решётку, Соломон не находит себе места. Он, как заведённый, расхаживает между нарами - от стены к двери - и, не умолкая ни на секунду, бубнит. А я наблюдаю за ним и не понимаю - плакать мне или смеяться. С одной стороны меня разбирает смех от Соломоновых переживаний, а с другой - страшновато. Подумать только, он жалеет, что всего лишь дал в морду, а не сломал руку... Да... такому при случае на дороге не попадайся.
   - Выгонят, ей богу, выгонят... - жалуется Соломон, мимоходом взглянув на меня. - Вот ведь осёл! Надо было, как в прошлый раз, ограбление разыграть! Вырвал у бабки сумку и всего делов!
   - Да не расстраивайся, - произношу сочувственно, - сколько-нибудь подержат. В КПЗ отвезут хотя бы.
   - Да какое КПЗ-то?! - удивляется Соломон. - Нет у них ничего такого. Никакой предвариловки. Сразу в тюрьму и до суда отдыхай в общей.
   От такой перспективы мне становится, мягко говоря, не по себе. Неужели сразу в тюрьму к матёрым уголовникам? Но ведь я ничего не сделал! К горлу снова подкатывает ком, чувствую, как кровь отхлынула в ноги - они мгновенно тяжелеют, становятся неподъёмными.
   - Вот так бы взяли нас с тобой и в тюрьму... - вздыхает Соломон. - А может за бродяжничество привлекут, как думаешь?.. Э, да ты чего такой зелёный?! - замечает он моё состояние. Испугался что ли?
   - Типа того, - отвечаю хрипло.
   Соломон садится рядом со мной. От него несёт гнилью и очень давно немытым телом.
   - Не дрейфь! - увесисто хлопает он по моему плечу. - Я по первому разу тоже мандражировал, а потом... - взор его затуманивается, а на лице появляется блаженная улыбка. - Как говорится, главное - начать!
   Кому как, конечно, но мне начинать тюремную карьеру совсем не улыбается. И потому мне становится ещё хуже. Нападет сильнейшее желание забиться куда-нибудь подальше, спрятаться так, чтобы никто не смог найти.
   - Я вообще-то во многих тюрьмах побывал, - продолжает делиться сокровенным мой сокамерник. - И в Германии сидел, и во Франции, и в Швейцарии. В российской, правда, не довелось... И не приведи господь! Однако ладно... - вздыхает Соломон и перебирается на свои нары. - Раз жрать не дают, придётся спать голодным.
   Что ж, спать так спать. Но не успеваю я как следует устроиться на жёстком ложе, как Соломон издаёт протяжный стон и принимается храпеть воистину богатырским храпом.
   И рад бы я уснуть, но как это сделать, когда рядом ревёт, как машина с оторванным глушителем?
   Утром, когда выспавшийся Соломон, сладко потягивается и чешет пузо, вслух рассуждая о том, что неплохо бы и перекусить, я совершенно разбитый и с больной головой распластался на нарах и мутным взглядом пялюсь в потолок. Соломонов голос звучит где-то там - на границе моего слуха и разума.
   - Озверели они что ли? Жрать хочется - сил нет, - говорит Соломон. - В суд на них подать, это же пытка голодом. Да за такое сажать надо...
   В таком духе он причитает невозможно долго, и голос его действует на меня усыпляющее. Наконец-то ко мне приходит долгожданный сон.
   Просыпаюсь от резких тычков в бок чем-то твёрдым. Рядом звучит по-итальянски:
   - Вставай! Вставай!
   Спросонья щурюсь. Перед глазами мутный силуэт человека в фуражке. Ещё раз ткнув в мой бок дубинкой он требует:
   - Пошли!
   - Куда?
   - Пошли!
   Полицейский приводит меня в кабинет Фарнезе.
   - Садитесь, - указывает Фарнезе на стул. - Ничего не надумали?
   Жму плечами, спрашиваю:
   - В каком смысле?
   - Признаться не хотите?
   - В чём?
   Фарнезе качает головой, смотрит неодобрительно.
   - Однако, вы упрямы, - произносит он. - Все улики против вас, а вы отпираетесь. Взять хотя бы ваш телефон...
   На меня накатывает отчаяние. Ну да, телефон мой, но я не бил Садо! Как доказать это Фарнезе, как заставить его поверить?
   - Может расскажете, как всё было? - вкрадчиво спрашивает капитан. - Излейте душу, самому же легче станет.
   - Да почему вы так уверены, что именно я во всём виноват?! - спрашиваю, привставая со стула. - Я ведь не один был на яхте!
   Фарнезе выбрасывает мне навстречу ладонь с растопыренными пальцами, указывая, чтобы сел.
   - С помощником капитана Садо мы тоже работаем.
   - И что?
   - Я склонен думать, что он не причастен. Зачем ему...
   - А мне зачем?! - восклицаю, опять подаваясь вперёд.
   - Не надо вставать, сеньор Стрельников, - предупреждает капитан. - Зачем вам?.. - задумчиво произносит он. - Хм... Может, всё же сами расскажете?
   - Да что рассказывать-то, если я ничего не сделал?!
   - Ну-ну... Как знаете... Придётся разбираться самому... - нарочито картинно вздыхает Фарнезе.
   - Вы уж разберитесь, - цежу ядовито.
   - Разберёмся, - мило улыбается капитан. - Непременно разберемся.
   Он проводит ладонью по лысине и устремляет взгляд на зашторенное окно.
   - Скажите, куда меня теперь? В тюрьму?
   Не отрывая взгляд от окна, Фарнезе достаёт из внутреннего кармана пиджака свёрнутый в трубочку лист бумаги, долго крутит его, расправляя, и, наконец, кладёт на стол. Затем кладёт поверх авторучку.
   - Сеньор Перелли внёс за вас залог. Я отпускаю вас до суда. Распишитесь.
   Всё, что происходило дальше, воспринималось мной, как в тумане. Капитан рассказывал о том, как мне теперь надлежит себя вести, что можно делать, а что нельзя, требовал являться по первому зову, доводил до сведения сроки и даты, а я слушал и с трудом понимал, что пока что свободен и нет необходимости возвращаться в камеру!
   На выходе из участка меня встречает Мауро. Он хмур, тени под глазами стали ещё темнее. Неподалёку стоит "Мазератти".
   - Пойдём в машину, - требует Мауро.
   В машине нас ждёт моложавый коротко стриженый мужчина в чёрной кожаной куртке и синих вытертых джинсах.
   - Сеньор Данато Корти, - представляет его Мауро. - Детектив.
   Мужчина коротко кивает.
   - Я нанял сеньора Корти, чтобы расследовал это дело, - продолжает Мауро. - Расскажи ему всё.
   Выслушав меня, Корти делает несколько коротких пометок в блокноте, при этом произносит под нос, едва шевеля губами:
   - Ну что ж, весьма занимательная история... Чёрт побери, я буду не я, если не докопаюсь до сути...
   Сказав это, он умолкает, впадая в задумчивость.
   - У вас есть вопросы к сеньору Стрельникову, - обращается к нему Мауро.
   - А? Что?.. А-а-а... нет... пока нет, - отзывается детектив и вновь отрешается от окружающей действительности.
   - Значит так, - произносит Мауро. Теперь его слова адресуются мне. - Сейчас пойдёшь в гостиницу... Если понадобится, свяжемся с тобой.
   Напоследок Мауро протягивает мне свой мобильник:
   - Сейчас ломаться ни к чему! Это для дела, возьми! - настаивает он, заметив мою недовольную мину.

***

   Как только оказываюсь в своём номере, сбрасываю грязную, противно липнущую к телу одежду и лезу под душ. Ожесточенно орудую мочалкой. Раздражённая кожа ноет, становится алой. По стенам душевой сползают пышные хлопья ноздреватой пены. Тяжёлый дух камеры и Соломонов смрад въелись в кожу настолько, что исчезают лишь после того, как кусок мыла полностью измыливается. В завершение выдавливаю на голову тюбик гостиничного шампуня с одноимённым названием, взбиваю на волосах пузыристую шапку. Делаю напор посильнее. Тонкие струйки воды жалят в спину и грудь. Хорошо.
   Босой шлёпаю к кровати. Не вытерся. Прохладная вода стекает по телу. На полу остаются лужицы и потёки. Плевать. Лицом вниз падаю на белоснежные простыни. В падении широко раскидываю руки. Кайф... Отрубаюсь мгновенно. Снится камера. Небритый смердящий Соломон скалится щербатым ртом. И во сне я снова готовлюсь ударить, но чувствую, что вовсе не хочу бить его, ведь он вроде бы не плохой мужик. Немытый только. Наконец, камера исчезает, и я с наслаждением погружаюсь во мрак. Сновидения больше не тревожат меня.
   При пробуждении каждая мышца сладко ноет. Наконец-то, выспался! Потягиваюсь до хруста в суставах. Надо бы навестить Пашу, беспокоится, наверное, куда это я пропал...
   У номера Павла я ненадолго замираю. Прислушиваюсь. За дверью тишина. Стучу. Ответа нет. Гуляет, наверное. Но только я отхожу от двери, как за спиной раздаётся изумлённый возглас:
   - Ну ё моё! Аль Капоне, ты ли это?
   Выставив в коридор обнажённый торс, Паша довольно лыбится. Сдаётся мне, что и ниже торса он ничем не прикрыт.
   - Отпустили? - интересуется тихо.
   - Как видишь... Погоди, а ты откуда знаешь?
   - Да приходили тут...
   - Полиция?
   - Ну а кто ж ещё? - удивляется Паша. - Ты это... посиди пока у себя в номере, а я потом загляну, лады?
   Киваю.
   - Я тут скоро закончу, - подмигивает мне Павел и исчезает в дверном проёме.
   До прихода Паши валяюсь на кровати, гадаю, сможет ли детектив Корти распутать моё дело и сколько мне дадут, если не распутает. Ни злости, ни отчаяния уже не испытываю. Нет, действительно интересно, сколько я просижу? В каком возрасте выйду на свободу, если, конечно, выйду? Кому я тогда буду нужен, кто встретит на Родине? Родители, если доживут... Друзья? Забудут...
   - Что расскажешь, сиделец? - раздаётся с порога. Паша, как обычно не церемонится. Проходит в номер, взгляд его бегло скользит по обстановке, он подтаскивает стул к кровати и садится на него, как наездник на лошадь. Поёрзав немного, упирается локтями о спинку и подпирает ладонями подбородок. - Ну?
   - Гну, - беззлобно огрызаюсь я.
   - Надолго отпустили?
   - До суда.
   Паша негромко присвистывает.
   - Знаешь, что я тут придумал на такой вот случай?
   - Что?
   - Бежать тебе надо, приятель. На Родину бежать, а то ведь засудят, как пить дать.
   - Засудят, - соглашаюсь безразлично.
   - Хм... Какой-то ты... Тебя там по голове не стукнули.
   - Неа.
   - А похоже... Спокойный слишком.
   - А чего дёргаться?
   - Как это чего?! Олух ты царя небесного! Я ж говорю, бежать тебе надо!
   - Не могу.
   - Это почему?
   - Мауро залог внёс.
   - И чего? - искренне удивляется Паша. - А... ну да... Не обеднеет миллионер твой!
   - Если бы дело только в деньгах. Убегу, наверняка проблемы у него будут. Не могу я его подставить. И так уже натворил дел...
   - А-а-а... - тянет Паша, глядя на мою болезненно сморщенную физиономию. - В благородство играть изволите... Это, конечно, правильно. Уважаю... Но глупо, Дениска, понимаешь, глупо!
   - Понимаю.
   - Мауро всего лишь деньги потеряет, ну, пожурят его, конечно... Но он тут человек не последний. Выкрутится как-нибудь! А вот ты загремишь с таким грохотом...
   - Не трави душу, Паш. Не могу я и всё, и давай завяжем с этой темой.
   - Как скажешь. Но всё же подумай. Я бы на твоём месте с ним откровенно поговорил. Так мол и так, не могу иначе, извини, да и вообще, может, поможешь слинять? Век благодарен буду!
   - Да глупости всё это, Паш. Забей. Не выпустят меня из страны, даже если Мауро согласится помочь. Сам подумай, тут поддельные документы нужны, а где их взять? Или Мауро напечатает?
   - А почему бы и нет? Как говорится, с деньгами в любые двери...
   Вообще, не такой уж плохой вариант. При других обстоятельствах стоило бы попробовать, но не сейчас... Видимо, прочитав на моём лице нежелание продолжать разговор, Паша умолкает. Молчим долго. Я лежу, закинув руки за голову, Паша раскачивается на стуле. Стул негромко и печально поскрипывает, становясь то на задние, то на передние ножки.
   - У тебя-то как дела? - интересуюсь я, перевернувшись на бок и подперев голову рукой. - Как понимаю, с Мариночкой вопрос решён? Сопротивление сломлено?
   - Ага, - улыбается Паша.
   - И что дальше?
   Мне действительно интересно, что он собирается делать, получив от этой особы всё на что рассчитывал.
   - В каком смысле?
   - Ну, отношения какие-то. Свадьба-женитьба?
   - Не знаю.
   - Вот объясни мне дураку, зачем ты столько времени с ней бился? Что в ней особенного?
   Паша пожимает плечами.
   - А может в постели она какая-то... не такая как все?
   - Да нет... Всё, как у всех... Две руки, две ноги, ну и всё остальное...
   - Ну и?
   - Не знаю... Интересно было. Первая так долго ломалась. Я уж сомневаться начал, может, не было у неё до сих пор никого? Взрослая девка, а чего крутит? Даже интересно стало, а вдруг действительно...
   - Ну, насмешил! Никого не было! Ха-ха-ха! Тоже мне девочка...
   Я долго и от души хохочу. Давно не был таким циником.
   - Да иди ты! Ему срок светит, а он ржёт! Лучше думай, как жить будешь!
   - Нормально. В камере с удобствами.
   - Придурок! - злится Паша.
   - Вот упрячут меня, кто над тобой смеяться станет? - наигранно вздыхаю я.
   - Типун тебе на язык!
   Я бросаю взгляд на экран мобильника. На заставке светится 18:05.
   - Ладно, хватит трепаться, пошли ужинать.
   Ем со зверским аппетитом. Всё же первый раз за двое суток! Паста, салаты и ароматное холодное мясо проваливаются в желудок, как в бездну. Тарелки пустеют катастрофически быстро. Поглощаю пищу с жадностью, которой за собой до сих пор не замечал. Паша, напротив, ест весьма неохотно. Не спеша накручивает на вилку длинные макароны, долго любуется получившимся клубком, а потом ещё дольше макает его в тарелочку с едко пахнущим соусом. И только после этого отправляет в рот. Мариночка же вообще скорее наблюдает за мной, чем ужинает. Непрестанно звякает посуда. Между столов снуют люди с пустыми и полными тарелками. Знакомые обмениваются приветствиями, задевшие друг друга - извинениями, отчего в помещении царит гул, похожий на шум пчелиного роя.
   - Хоть расскажи, как сиделось, - просит Паша, обмакивая в соусе очередной клубок.
   - Вполне, - отвечаю я, интенсивно работая челюстями.
   - Соседи были?
   - Ага.
   Мариночка пялится на меня, как на диковинку. Или я как-то по-особенному ем?
   - Как приняли
   Я вспоминаю Соломона и усмехаюсь:
   - Нормально.
   - Слушай, - поизносит Мариночка задумчиво, - тебя там не кормили совсем?
   - А что?
   - Ты заметил сколько уже съел? Как в тебя лезет-то?
   - Тебе жалко что ли?
   - Да нет... Кушай...
   Вот ведь... Весь аппетит перебила. Откладываю вилку и откидываюсь на спинку стула. Умеют же некоторые ляпнуть под руку.
   Мариночка вытягивает стройную ножку в проход между столами. Чёрная туфелька игриво болтается на пальцах ступни. Девушка томно потягивается.
   - Ну, я пойду... - произносит она. - Ты долго?
   - Не знаю, - отвечает Паша. - Мы посидим ещё, ладно?
   - Как хочешь.
   Она уходит, а мы перемещаемся на пляж. Подтаскиваем шезлонги поближе к полоске мокрого песка. Волны подбегают к самым ногам, обессилившие, приятно щекочут пальцы. Долго не решаюсь сесть. Взгляд устремлён в море. Солнце вот-вот коснётся воды, и мне остро хочется услышать шипение и увидеть, как над горизонтом поднимаются густые клубы пара. Как в сказке, которую в детстве рассказывала бабушка. О чём она, кто в ней кого спасал и какое счастье искал в тридевятом государстве - забыл, но желание пара над морем отчего-то осталось.
   - Паш, как у тебя с деньгами?
   - Пока нормально.
   - Одолжишь сколько можешь?
   - Не вопрос.
   Разваливаюсь в шезлонге. Пластик размяк на жаре и податливо прогибается под весом тела. От песка всё ещё тянет зноем, но ветер с моря свеж.
   - У меня на карточке пока достаточно, но лишних финансов в моей ситуации, сам понимаешь, быть не может.
   - Да говорю, не вопрос.
   Паша закуривает. Аромат тлеющего табака мучительно дразнит ноздри. Сизые струйки дыма уплывают по ветру.
   - Дай-ка добью...
   - А как же здоровье?
   - Поздно пить боржоми...
   Глубокой затяжкой вгоняю в лёгкие лошадиную дозу табачного дыма. В горле сейчас же начинает першить, голова "плывёт". На мгновение море и небо сливаются в узкую голубую полоску, а песок словно хочет сбросить с себя шезлонг или хотя бы перевернуть его на бок. Цепляюсь рукой за подлокотник. Если бы стоял, так наверняка упал бы. Долго откашливаюсь и затягиваюсь ещё раз. Организм постепенно вспоминает пагубную привычку. Третьей затяжкой приканчиваю окурок.
   - Паш, ты сколько ещё собираешься здесь пробыть.
   - Ну-у-у... - тянет Паша. Он прячет взгляд и долго чешет затылок.
   - Да не мучайся ты, говори прямо.
   - Маринка хочет срулить на днях... Говорит, надоело... А я...
   - Ну и езжай с ней.
   Не хочу, чтобы Пашка торчал здесь против своей воли. Мне от него помощи никакой, а ему только мучаться. Дома, наверняка, работа ждёт и других дел невпроворот.
   - А ты как же?
   - А что я?
   - Один ведь останешься.
   - Ну и что?
   - Не хорошо это как-то... - неуверенно произносит Паша, покачивая головой.
   - Да ладно тебе, не заморачивайся. Езжай. Тем более Мариночка... Уедет, потом вряд ли у тебя с ней что-нибудь получится.
   Паша долго молчит. Мимо походит большая компания молодых людей. Песок под их босыми ступнями хрустит так, будто кто-то неподалёку ковыряется ложкой в полупустой сахарнице. Парни и девушки. Весело переговариваясь по-английски, они скидывают одежду и бегут к воде.
   - Нет, старичок, так не пойдёт, - наконец решительно заявляет Паша. - Не привык я друзей бросать. Тем более из-за бабы...
   Меня словно кольнули толстенной спицей в самое сердце. В груди защемило. Хороший он всё-таки парень.
   - Спасибо, Паш. Но подумай, какой смысл тебе здесь торчать? Мне не поможешь ничем, а суд, - я грустно усмехаюсь, - он сам всё решит...
   - Ну, хоть до суда побуду. А там посмотрим...
   - Спасибо, Пашка, - ещё раз благодарю я. В горле опять першит. На этот раз табак абсолютно ни при чём. Отворачиваюсь, провожу ладонью по глазам. Ну вот, не хватало ещё заплакать...
   Паша деликатно молчит, давая мне успокоиться. И за это ему тоже спасибо.
   - Погнали купаться! - предлагаю я, так как чувствую, что ещё чуть-чуть и действительно разрыдаюсь. Вскакиваю. Отчего-то непослушными руками долго стаскиваю туго зашнурованные кроссовки. Прыгаю то на одной ноге, то на другой. Вслед за обувью на песок летит скомканная одежда, и я бросаюсь в море.
   Паша следует за мной. Мы долго барахтаемся в сказочно тёплой воде. Дурачимся. Подныриваем друг под друга, за ноги тянем на дно. Поближе к берегу затеваем возню с борьбой. Коронный приём в этой схватке - скрутить противника и как можно выше подбросить, чтобы с грохотом шмякнулся на воду.
   Усталые и довольные возвращаемся к шезлонгам. Мышцы приятно гудят. На душе легко и спокойно.
   - Напиться бы сейчас, - мечтательно произношу я.
   - Всё в наших руках, - с энтузиазмом отзывается Паша. - Погнали.
   В номер Пашка притаскивает бутылку бренди "Etichetta Oro".
   - Хотел домой прихватить, но чего тянуть-то? - задаёт он риторический вопрос, плеская коричневую жидкость в стаканы. - Только это... уговор - не играть в аристократов. Чего его нюхать, да рот полоскать? Не понимаю я этого.
   - Как скажешь, - улыбаюсь я.
   - Ну тогда давай, чтобы у тебя всё было хорошо!
   Тонкое стекло тихо звякает, и мы опрокидываем по первой.
   - Хорошо, - констатирует Паша, после короткой паузы и наливает ещё. - Между первой и второй, сам понимаешь!
   Залпом опустошаем стаканы.
   - Не тормозим. Пить так пить! - тут же заявляет Паша. Наливает он аккурат на глоток. Сразу видно - мастер.
   Я всё же украдкой принюхиваюсь к напитку. Терпко-сладко.
   Темп возлияний мы не сбавляем, и после пятой в глазах Павла появляется характерный блеск. Он отставляет стакан и достаёт сигареты.
   - Будешь?
   - Давай.
   Закуриваем. Лицо моего приятеля становится умильно-умиротворённым.
   - Хорошо... - вздыхает он.
   - Ага.
   - Мы завтра по магазинам собираемся, ещё бутылку возьму. Кстати, хочешь с нами прогуляться?
   - Нет. Хочу с Паолой встретиться.
   Паша давится дымом и долго кашляет.
   - Сдурел? - сипит он, схватившись за горло. - Проблем тебе мало?
   - Одной больше...
   - Зачем?
   - Не хочу, чтобы думала, что это я Ремину...
   - Не надо, а? - с надеждой в голосе произносит Паша.
   - Мне это нужно.
   Остатки бренди допиваем в молчании. Много курим. Расходимся далеко за полночь.
   - Удачи! - желает Паша на прощанье и крепко жмёт мою ладонь.
  

***

   Просыпаюсь с жуткой головной болью и острым подозрением, что во рту кошки нагадили. Вот что значит мешать алкоголь с никотином. Я и забыл уже, что после этого бывает по утру. Теперь, во всех смыслах мучительно, вспоминаю.
   В душевой плескаю в лицо прохладной водой.
   - Ффу-х-х...
   И зачем надо было так напиваться?
   Промываю глаза. Ожесточённо драю зубы и язык зубной щёткой. При этом стараюсь над умывальником не наклоняться. Спина гордо выпрямлена не потому что слежу за осанкой. Просто при каждом наклоне или даже кивке кажется: либо сознание потеряю, либо вообще голова лопнет. Из зеркала на меня смотрит товарищ с помятой физиономией. Под глазами у него припухшие синеватые круги, а на впалых щеках и подбородке проступила щетина. Где-то я его уже видел...
   Плетусь в комнату. На мобильнике девять пятнадцать утра. При мысли о завтраке начинает слегка подташнивать. Пожалуй, рисковать не стоит. Организм вряд ли примет даже кофе.
   Часок даю себе на то, чтобы отлежаться, пережить пик похмелья. Оно выдаётся не из лёгких. Бросает то в жар - до желания лезть под ледяной душ, то в холод - до мелкой дрожи. В начале одиннадцатого головная боль притупляется, состояние стабилизируется. Выношу диагноз "кризис преодолён" и по телефону прошу портье вызвать такси.
   За рулём синего пикапа усатый пожилой итальянец. Он сухощав, смуглокож и сед. Подвижен и суетлив. А после того, как сообщаю ему, куда хочу попасть, оказывается невероятно любопытным.
   - Сеньор знаком с сеньорой Манчини? - спрашивает он, косясь на меня в зеркало заднего вида.
   Дед, ну вот какое, спрашивается, тебе дело? - мысленно вздыхаю я и отвечаю:
   - Да.
   - О, мне доводилось видеть её... Шикарная женщина! - Он выразительно чмокает и покачивает головой.
   Киваю.
   - Ай-яй-яй... И как с ней могло такое случиться? Какое несчастье... - произносит таксист, не отводя испытующего взгляда. От него по спине пробегают мурашки. Ну, что ты пялишься, дед?! На дорогу смотри.
   - И во всех газетах фотография молодого человека... Плохи его дела, скажу я вам, сеньор... Ай, как плохи... А ведь вы с ним - одно лицо!
   - Послушайте, мне кажется...
   - Посмотрите назад, сеньор, - тихо, словно боится, что подслушают, произносит водитель.
   Оборачиваюсь. Метрах в ста за нами едет полицейский "Фиат". Сквозь лобовое стекло машины отчётливо видны двое мужчин в тёмно-синей форме.
   - Легавые, - презрительно цедит таксист. - От самого отеля ведут. За вами?
   - Наверняка. Выпустили под залог, теперь караулят, чтобы не убежал, - усмехаюсь я.
   - Так значит, это вы её?
   - Нет.
   - Хм... - он медлит, раздумывая. - Помощь нужна? - В голосе слышу сочувствие.
   - Спасибо, сам справлюсь.
   - Я ведь по молодости тоже попал в передрягу... - он резко встряхивает головой, и его седая шевелюра на мгновение становится дыбом. - Всевышний разберёт. Правильно я говорю? Не виноваты, так и нечего бояться.
   - Хотелось бы верить...
   - Уж поверьте, сеньор.
   На этом разговор прерывается. Таксист погружается в раздумья и больше не тревожит меня - ни словом, ни взглядом.
   Свернув с трассы, по узкой дороге мимо фонарей и невысоких деревьев пикап выползает к распахнутым воротам виллы. Полицейские останавливаются неподалёку. Расплачиваюсь с таксистом и не спеша иду к дому. Наверное, стоило позвонить и предупредить о визите. Вдруг Паола не хочет меня видеть? Что, если не станет слушать и прогонит? Ну и ладно. Будь, что будет. Во всяком случае, пытался... Прежде чем взойти по ступеням к входу, оборачиваюсь и сквозь решетчатую ограду вижу: кто-то из полицейских вышел из машины и, облокотившись на капот, смотрит мне в след. Не знаю зачем, но машу ему рукой. Такой вот мальчишеский порыв. Полицейский чуть заметно кивает.
   Створки двери прикрыты неплотно, но входить я, естественно, не спешу. Нажимаю на кнопку звонка. Звук выходит каким-то неуверенным и жалобно-дребезжащим. Каждый раз, когда слышу такой вот звонок в дверь квартиры, неизменно кажется, что звонящий, даже не успев показаться на глаза, уже в чём-то извиняется. Нет, так не пойдёт! Не в чем мне извиняться. Ещё раз жму на кнопку и долго удерживаю её нажатой. Теперь голос звонка настойчив и требователен.
   - Сейчас, сейчас! - звучит из-за двери.
   За прозрачными створками различаю знакомую женскую фигуру. На голове женщины платок, стройное тело прикрывает длинное платье с широким подолом. В какой-то момент свет из окна падает на белоснежный передник, и я окончательно угадываю в ней Дебору.
   - Иду! - восклицает она и замирает, как вкопанная. Сквозь стекло смотрит на меня, как кролик на удава. - Вы?.. - выдыхает чуть слышно.
   - Да, - отвечаю я, и Дебора начинает пятиться.
   Мягко окликаю её по имени.
   - Что вы...
   - Постой. Мне нужно видеть Паолу.
   - Я... я... - она запинается и зажимает рот ладонями.
   - Пожалуйста, позови Паолу, - всё так же мягко прошу я из-за двери.
   Растерянная Дебора, видимо окончательно потеряв возможность реагировать на меня иначе, чем испугом, продолжает отступать вглубь холла. Делать нечего, придется войти без приглашения. Но как только я открываю дверь, Дебора принимается испуганно и громко верещать:
   - Нет! Не подходите! Сеньора! Сеньора Паола! Он здесь!
   Эхо в просторном холле получается ещё то! В барабанные перепонки точно иголки впиваются. Морщусь и, от греха подальше, останавливаюсь на пороге. Как её разобрало! Не люблю, когда симпатичные девушки вот так визжат. Вся симпатия к ним сразу улетучивается. А эта того и гляди, в обморок грохнется, а то и вовсе концы отдаст... Не хватало потом с полицией объясняться... Лучше уж здесь постою. В конце концов, своего добился, шум она подняла такой, что Паола наверняка слышит.
   Я оказываюсь прав. Спустя несколько секунд в холл входит Паола.
   - Что случилось? Почему кричишь? - недовольно спрашивает она и замечает меня. На какое-то время впадает в ступор и, кажется, перестаёт дышать. Но вот брови её сдвигаются к переносице, глаза превращаются в узенькие щёлочки, а пышная грудь вбирает побольше воздуха, чтобы позволить с нескрываемой злобой произнести: - Как ты посмел?.. После всего?.. Что тебе здесь надо?! Ты... Ты!..
   Паола делает шаг мне на встречу. Её полные губы округляются, возможно готовясь произнести ругательство.
   - Мне нужно поговорить с тобой, - отвечаю я, любуясь ей. Она прекрасна даже, когда ненавидит!
   - Убирайся! - выкрикивает Паола. - Убирайся, а не то!..
   - Послушай меня, - произношу настойчиво и, наконец, переступаю порог дома.
   - Не двигайся! - приказывает Паола, а Дебора вскрикивает и забивается в угол.
   - Я любил её. Поверь мне!
   - Как я могу верить человеку, которого обвиняют в смерти моей матери?
   - Я ничего не сделал ей!
   - Полиция говорит иначе!
   - Ты веришь им?
   - А кому же ещё верить?
   - Мне.
   Руки Паолы упираются в бока.
   - Ха! - восклицает она надменно.
   - Мне нужно, чтобы ты поверила! Не важно, что будет после, но я не хочу, чтобы ты считала меня её убийцей.
   Паола надолго умолкает. И чем дольше молчит, тем теплее становится её взгляд. Она делает шаг, потом ещё один.
   - Сеньора! - окликает из угла Дебора.
   Паола не обращает внимания. Каждый следующий шаг выглядит всё увереннее. Наконец, её дыхание касается моего лица.
   - Какая тебе разница, во что я поверю? - спрашивает она тихо.
   - Не знаю... - отвечаю я, чувствуя, что тону в её бездонных глазах.
   - Ничего не изменится. Тебя всё равно посадят.
   - Да.
   Паола отводит взгляд и выходит из холла на ступени.
   - И что ты скажешь, чтобы я тебе поверила? - произносит она оттуда, не оборачиваясь.
   - Я очень сильно любил Ремину. И я не посмел бы...
   - Любил?! - обрывает меня Паола. - Роберто сказал, что вы ссорились, и ты оскорблял её. Грязно оскорблял! Видишь, я знаю многое! Не пытайся меня обмануть! Разве оскорбляют того, кого любят?
   - А Роберто сказал тебе, что мы решили остаться вместе? Ремина первая заговорила об этом! Сказала, что хочет, чтобы я остался.
   Плечи Паолы вздрагивают и остаются приподнятыми. Она вся сжимается и становится едва ли не в два раза меньше обычного.
   - Что ещё мать сказала тебе? - спрашивает она каким-то замогильным голосом, от которого мне становится не по себе.
   - Ничего.
   - Просто предложила остаться?
   - Да.
   - Но почему?
   - Возможно, чувство... Я хотел бы назвать его любовью...
   - Любовь?..
   Паола запрокидывает голову и долго смотрит в небо. Охватившее её чудовищное напряжение уходит. Спина распрямляется, а плечи опускаются.
   - Любовь... - повторяет она. - Думаешь, мать действительно могла полюбить тебя?
   - Почему бы и нет? Разве я так уж плох?
   Паола медленно опускается на ступеньку.
   - Что ж... допустим, я тебе верю...
   Подхожу и сажусь рядом. Разогретые солнцем ступени пышут жаром. Я словно оказался на верхней полке в парной. Всё это уже было... В воздухе колышется вязкое марево, искажая растения и предметы. Острое ощущение дежавю. На мгновение кажется, что Ремина сейчас здесь. Вот она - рядом. Задумчиво смотрит вдаль. Чёрные густые волосы спадают на плечи, просторное белое платье касается ступеней.
   - Наверное будет дождь, - тихо произносит Паола, и наваждение развеивается. - Ты любишь дождь?
   Она поправляет короткую маечку, собравшуюся под грудью в изогнутую складку.
   - Не то чтобы очень.
   - А я ненавижу... - шепчет Паола отрешенно и вроде бы совершенно беззлобно, но я буквально осязаю исходящее от неё нечто... не поддающееся описанию и необъяснимо страшное - настолько, что невольно отодвигаюсь. От молодого цветущего тела будто повеяло мертвенным холодом. - Хочешь ещё что-то сказать? - спрашивает она, и я с трудом подавляю желание поёжиться.
   - Прости, если можешь.
   - Ты же говоришь, что не виноват?
   - Я виноват в том, что появился в вашей жизни. Принес несчастье.
   Паола молчит. Она даже не смотрит на меня. Надо понимать, говорить нам больше не о чем. Не знаю, поверила ли, но я сказал правду. Чем и как ещё я могу доказать ей свою непричастность к пропаже Ремины? Только словами. Если бы можно было что-то сделать, ни на секунду не задумался бы.
   - Я пойду.
   Паола кивает. Начинаю медленно спускаться по ступеням. Мне очень хочется услышать вслед: "Я тебя не виню и не держу зла", но Паола молчит. Последняя ступенька. Я встаю на неё и сейчас сделаю шаг. Он для меня, как прыжок через пропасть. Возврата не будет - допрыгнешь или разобьешься. Сейчас...
   Громыхнувшая мелодия знаменитой "Феличиты" заставляет меня вздрогнуть. Мобильник судорожно бьётся о ногу. Виброзвонок такой мощный, что телефон едва не выпрыгивает из узкого кармана.
   - Чао, - тихо отвечаю я на приветствие Мауро.
   - Где ты? - звучит в ответ из трубки.
   На мгновение задумываюсь и решаю, что правду говорить не стоит.
   - Гуляю.
   - Скоро будешь в отеле?
   - Что-то случилось?
   - Детектив Корти хочет видеть тебя.
   - Он что-то узнал о Ремине?! - восклицаю я в полный голос.
   - У него к тебе есть вопросы. Сказал, что хочет кое-что уточнить.
   - Через час буду.
   - Договорились.
   Мауро сбрасывает вызов. Интересно, что ещё хочет услышать Корти? Я вроде бы все ему рассказал. Или же что-то упустил, какую-то деталь, которая может помочь расследованию?
   - Денис! - окликает меня Паола. - Кто тебе звонил?
   - Мауро, - отвечаю, не оборачиваясь. Мне нужно шагнуть.
   - Он что-то сказал про мать?
   - Да.
   - Что?
   - Детектив, которого нанял Мауро, хочет меня видеть.
   - Детектив? - выдыхает Паола. Стою к ней спиной, но отчётливо, словно вижу, представляю удивление на её лице. - Мауро нанял детектива? Зачем? - К удивлению примешивается испуг. Он слышится в её голосе.
   - Частное расследование.
   - И что, он что-то узнал о матери?
   - Скоро узнаю.
   Я делаю шаг. Всё...
   Полицейский, тот что кивал мне, всё ещё стоит у машины. Уверенным шагом иду к нему.
   - Привет! - начинаю издали.
   Его напарник приоткрывает дверцу и ставит ногу на землю. Рук его я не вижу. Вполне возможно, одна из них сейчас лежит на кобуре, готовая выхватить пистолет. Со всей серьёзностью произношу про себя шутку, что прыжок на месте - провокация и стараюсь не делать лишних движении. Даже не машу руками при ходьбе.
   - Подбросите до отеля?
   Полицейские удивлённо переглядываются. Вот уж не ожидали такой наглости.
   - Ну так что? Я заплачу, если надо.
   - Сеньор, мы не такси, - сурово поизносит сидящий в машине.
   - Да ладно тебе! - отзывается его напарник. - Нам ведь приказали следить. Пусть едет, нам же проще. Ещё и подзаработаем! Садись назад!
   Тот что в машине хмурится и качает головой, но молчит.
   Прямо классическая парочка: добрый полицейский, злой полицейский. С добрым всю дорогу непринуждённо болтаем. Он оказывается весьма любознательным и много спрашивает о России. Слушает с интересом. Справляется, как мне понравилось в Италии. Хоть ничего, кроме тюрьмы, не видел, но отвечаю, что понравилось очень. Услышав это, добрый полицейский расплывается в улыбке. Его напарник в беседе не участвует. Лишь изредка и без всякого интереса поглядывает на меня в зеркало заднего вида.
   Когда подъезжаем к отелю, до встречи с детективом Корти остаётся целых пятнадцать минут.
   - Спасибо, - благодарю я и протягиваю доброму купюру. - Хватит?
   - Вполне, - улыбается он. - Если понадобится, обращайтесь ещё.
   В холле отеля прикидываю: подняться в номер или подождать детектива на удобном кожаном диванчике у стойки портье. Принять решение не успеваю. В отель входит Корти. На нём потрёпанные джинсы и лёгкая курточка-ветровка поверх футболки.
   - Сеньор Стрельников, - кивает он мне, но руку не протягивает. - Давайте присядем.
   Располагаемся на диване. Других посетителей в холле нет, и портье всё внимание сосредотачивает на нас. Он даже перемещается к краю стойки, чтобы получше слышать, о чём будем говорить. Ему скучно и он рад возможности заняться хотя бы подслушиванием чужой беседы. Тем более, один из собеседников подозревается в преступлении. Уж об этом-то портье наверняка знает из газет или пересудов обслуги.
   - Присоединяйтесь, - приглашает его Корти, указывая на место рядом с собой.
   - Ну что вы сеньор! - восклицает портье. Лицо его принимает выражение оскорблённой невинности.
   - Ну же, не стесняйтесь! Вы нам нисколько не помешаете! Нам как раз не хватает лишней пары ушей!
   - Нет-нет, сеньор! Вы меня неправильно поняли! - пытается оправдываться портье, выставив перед собой согнутые в локтях руки.
   В этот момент на стойке звонит телефон, что позволяет портье избежать дальнейших объяснений.
   - Извините, сеньоры, я должен ответить, - деловым тоном произносит он и снимает трубку.
   - Скажите, сеньор Стрельников, - начинает Корти, удостоверившись, что портье целиком и полностью занят телефонным разговором, - в последнее время сеньора Манчини куда-нибудь отлучалась? Оставляла вас в доме одного?
   - Да.
   - Куда она уходила?
   - Не знаю.
   - То есть?
   - Ремина не сообщала мне, куда направляется.
   Корти прищуривается и выдерживает длинную паузу.
   - Странно... - наконец произносит он. - Мне кажется странным, что женщина, уходя, не говорит мужчине, куда направляется. Насколько я помню, у вас были... - он пытается подобраться слова, - определённые отношения, располагающие к подобного рода откровенности.
   - Ремина такая женщина... - теперь слова подбираю я. - В общем, очень непростой характер. Властная, самоуверенная...
   - Понятно, - кивает Корти.
   - Но всё же... Скажите, вы пытались выяснить у нее причину по которой она покидала дом. Разве вас не интересовало, куда она уходит?
   - Конечно, интересовало.
   - Ну и?
   - Ремина сказала, что у неё есть какое-то дело. Ничего определённого я не услышал. Допытываться не стал, так как смысла не было. Она всё равно бы не сказала.
   Корти откидывается на спинку дивана и закидывает руки за голову.
   - Бывают такие женщины... - задумчиво произносит он. - Что ж, тем хуже для вас.
   - Вы что-то узнали про Ремину?
   - Ничего определённого.
   - А всё же?
   - Незадолго до вашей морской прогулки её видели на улице в обществе какого-то мужчины.
   Слово "мужчина" занозой впивается мне в сердце. Неужели у неё был кто-то кроме меня? Неужели она оставляла меня и уходила к другому любовнику?
   - Она была чем-то взволнована и не ответила на приветствие хорошего знакомого, - продолжает Корти. - Тот говорит, что сеньора Манчини странным образом не заметила его, хотя он прошел всего в метре от неё и даже окликнул.
   - Вы узнали кто он?
   - К сожалению, знакомый сеньоры не рассмотрел лица. Примерно вашего роста, немного грузноват, белая рубаха с короткими рукавами, чёрные брюки и коротко остриженные с проседью волосы - вот и все приметы, из которых можно установить лишь примерный возраст. Вы не представляете, кто бы это мог быть?
   - Нет. Считаете, он замешан в исчезновении Ремины?
   Корти упирается лопатками в спинку дивана и потягивается.
   - Поверить не мешало бы, - произносит он тягуче. - В вашей ситуации надо цепляться за всё подряд. Вдруг повезёт.
   - Вы найдёте его?
   - Сделаю всё возможное. Если узнаю что-то новое по делу, сообщу сеньору Перелли.
   - Может быть, лучше сразу мне, запишете телефон?
   - По договору с сеньором Перелли, вся информация в первую очередь должна попадать к нему. Он будет решать, должна ли она пойти дальше.
   - Понятно.
   Корти отталкивает руками от дивана, встаёт.
   - Ну, я пойду, - произносит он, глядя на меня через плечо.
   - До свидания.
   Детектив уходит, а я долго ещё остаюсь в холле. Сижу, глядя прямо перед собой пустым невидящим взглядом. Что за мужчина был с Реминой, престарелый любовник или просто знакомый, случайно встреченный на улице? Кто он - этот пожилой или, по крайней мере, не очень молодой человек? Если бы не полнота и седина, то я предположил бы, что им был Мауро. Как бы я хотел отыскать этого незнакомца!
   Повинуясь желанию, ноги сами несут меня из отеля. Зрение и слух необычным образом обостряются. Никогда ещё звуки не казались такими резкими и пронзительными. Даже хруст мелкого камешка под каблуком теперь способен привлечь моё внимание. Не говоря уж о мужском голосе. Ведь его обладателем может быть тот, кого мне так нужно отыскать! Если бы и нюх заработал подобным образом, чувствовал бы себя настоящей ищейкой в поисках следа. Пристально разглядываю каждого встречного. Солнце припекает и прохожих совсем не много, точнее - единицы, а немолодых, седовласых и грузных мужчин среди них нет вообще. Видимо попрятались до вечерней прохлады. Около часа хожу вдоль набережной. И почему не спросил у Корти, где именно видели Ремину и незнакомца? Неужели, помимо набережной, придётся прочёсывать каждую улицу? Сколько их здесь, десть, двадцать или больше? Наверное, нужно купить карту? Кручу головой, пытаясь углядеть, где можно её раздобыть. Нет, на набережной это вряд ли удастся, да и в другом месте тоже. Сейчас сиеста - то время дня, когда все магазинчики закрыты, а их хозяева прохлаждаются у кондиционеров за стаканчиками чего-нибудь прохладительного. С набережной сворачиваю на узкую улочку. Маленькие балкончики, прилепленные к стенам домов, дают тень. С облегчением вдыхаю и отираю пот со лба. Чем это неизвестный так взволновал Ремину? Может ли он иметь отношение к её пропаже? Как бы ни настаивал Фарнезе, но до сих пор не могу сказать в её адрес слово "смерть" или "гибель", только "пропажа" или "исчезновение".
   Медленно бреду вдоль домов. Изредка из распахнутых окон доносятся голоса - в основном женские. Один из них требует от какого-то Марио "немедленно подойти сюда", и мне сразу же вспоминается реклама, где тётка из койки противнейшим голоском звала мужа стругать очередного отпрыска. Хоть я и не сноб, но пошлость какая-то. Причём в памяти отчётливо запечатлелся именно тот факт, что шикарная баба наимерзейше орала "Марио", а вот что она при этом рекламировала - хоть убей, не вспомню. За спиной раздаётся звук, похожий на шарканье ботинком. Оборачиваюсь. О, да это мой знакомый добрый полицейский. На боевом, так сказать, посту. Как прежде машу ему рукой, и он снова кивает в ответ.
   С улочки ухожу в изогнутый переулок. Метров через сто он расширяется и заканчивается каменным мешком тупика. В одной из стен, его образующих, обшарпанная дверь из кусов ДСП. У двери под зонтиком "CocaCola" стоит пластиковый столик. Рядом два стула. Тоже пластиковые. По этому случаю решаю немного передохнуть. В окружающих меня стенах лишь несколько маленьких окошек. Балконов нет, и солнце лупит лучами в раскалённый потрескавшийся асфальт по всему периметру тупика. Воздух пропитан тяжёлыми испарениями. В тени зонтика, конечно не прохладно, но по крайне мере не припекает. Предпринимаю попытку немного охладиться обмахиваясь ладонью, эффект такой же, если бы направил на себя струю воздуха из включенного на полную мощность фена. Посижу немного и вперёд - на поиски седовласого пожилого незнакомца. Да... так я долго буду его искать... Ну ничего. Без труда, как говорится, ничего ниоткуда не вытащишь.
   Продолжаю прохлаждаться в душной тени. Мой полицейский стоит метрах в пятидесяти от столика и поминутно утирает пот с лица и шеи. Платок наверняка уже насквозь мокрый. Каково ему в униформе на таком солнцепеке?
   - Эй! - окликаю его.
   - Что? - отзывается он голосом прямо-таки умирающего лебедя.
   - Иди сюда! Здесь не так жарко.
   Полицейский медлит не долго. Оглядевшись по сторонам, то ли в поисках поддержки, а то ли посторонних глаз, он подходит к столику и усаживается.
   - Жарко? - интересуюсь я.
   - Это ещё что, через месяц будет настоящий ад, - вздыхает он, обречённо взмахивает рукой и с глухим хлопком опускает её на столик. - И куда тебя... ничего, что я "на ты"?
   - Нормально.
   - Я говорю, куда тебя только понесло? Гулять-то лучше вечером!
   - Я в курсе.
   Полицейский вопросительно смотрит на меня. Рассказать ему или нет? Может, по скудному описанию угадает личность того, кого я ищу? Но тогда он наверняка поинтересуется, зачем мне нужен этот человек. Можно, конечно, соврать что-нибудь, но, скорее всего, ложь выйдет неубедительной. Полицейский почувствует подвох и доложит кому следует... О нашем разговоре узнает капитан Фарнезе и попытается разнюхать, чем это я занимаюсь. Ещё, на дай бог, заподозрит в чём-нибудь и снова упрячет за решетку... Нет уж... Пока есть возможность поживу на свободе, пусть даже она и относительная. Хотя, с другой стороны, можно сказать правду! Вот прямо сейчас попросить у полиции помощи в поисках! Почему бы и нет?! Мауро это не понравится?.. Может быть... Но разве не лучше будет, если этого дядьку станут искать и полицейские?.. Разве не в интересах моих и Мауро, чтобы его нашли как можно скорее, кто кроме полиции может это сделать, детектив "Корти"? Сколько ему понадобится времени?
   - Послушай... - обращаюсь я к полицейскому.
   - Да?..
   - Ты бы мог... - громкая мелодия, издаваемая мобильником, не даёт мне продолжить. - Минуточку. Алло. Слушаю.
   - Денис? - звучит в трубке женский голос. Он определенно знаком мне.
   - Да.
   - Значит, я правильно угадала, что у тебя телефон Мауро...
   - Паола?!
   - Ага.
   Вот тебе раз! С чего бы такая честь? Я был уверен, что разошлись, как в море корабли...
   - Что делаешь? - спрашивает Паола.
   - Гуляю.
   - Не жарковато?
   - Терпимо.
   - Ты, наверное, удивлён, что я звоню?
   - Если честно, то очень.
   - Ты ведь сказал, что Мауро нанял детектива, и тот хочет что-то тебе рассказать?
   - Так оно и есть.
   На несколько секунд в трубке устанавливается тишина.
   - Что он рассказал? - спрашивает Паола. Судя по голосу, она немного взволнованна. Впрочем, ничего странного, ведь речь идёт о матери.
   Теперь молчу я. Меня снова гложет сомнение. Если отвечу, от полиции не отвертеться.
   - Алло, Денис, ты здесь? Что сказал детектив?
   - Ничего определённого.
   - А если подробнее?
   - Не могу, - говорю я, украдкой косясь на полицейского.
   - Ты не можешь говорить?
   - Думаю, так оно и есть, - отвечаю неопределенно.
   - Перезвонишь?
   - Конечно.
   - Когда?
   - Чуть позже.
   - Договорились.
   На линии звучат короткие гудки, и я прячу телефон в карман. Хоть по началу удивился, но теперь пронимаю, что в звонке Паолы нет ничего странного. Пропади моя мать, я точно бы позвонил, не смотря на личную неприязнь, да и вообще несмотря ни на что!
   - Проблемы? - интересуется полицейский.
   - Всё в порядке.
   - Ты хотел о чём-то спросить у меня?
   Сказать или нет? Секундное раздумье и я всё же решаю не откровенничать. По крайней мере, пока.
   - Закурить есть?
   - Не курю.
   - Жаль.
   - Почему? - искренне удивляется полицейский.
   - Да так... Иногда помогает...
   Полицейский смотрит на меня как на больного.
   - Ты ещё долго собираешься тут сидеть? - спрашивает он.
   - А что?
   - Нам с напарником сменяться скоро.
   - А-а-а... Понимаю. Ну тогда пошли.
   Я провожаю его до машины и возвращаюсь в отель. В номере сразу же перезваниваю Паоле. Она отвечает почти мгновенно. Наверняка, всё это время сидела у телефона. Уж я бы точно сидел!
   - Я слушаю, рассказывай! - требует она взволнованно.
   - Детектив сказал, что незадолго до морской прогулки Ремину видели в городе с каким-то мужчиной.
   - И что? - удивляется Паола.
   - Она была очень взволнована.
   - Взволнована?
   - Ну да.
   - И это всё?
   - Пока да.
   - Не понимаю, что в этом особенного? - продолжает удивляться Паола.
   - Детектив считает, что это каким-то образом может быть связано с исчезновением Ремины.
   - Извини, но это кажется мне по меньшей мере неправдоподобным.
   - Почему?
   - Мать виделась с кем-то... - начинает рассуждать Паола. - Возможно с бывшим поклонником... Говоришь, она была взволнована?
   - Да!
   - Что ж... Возможно её взволновал сам факт встречи с этим человеком? Допустим, он действительно когда-то был её поклонником. Потом они надолго расстались, а когда случайно встретились на улице, он вспомнил о былых чувствах и потребовал возобновления отношений. Бывают такие назойливые мужчины... Требуют немедленных свиданий, визитов и прочей чепухи. Грозятся следовать за тобой, куда бы ты ни пошла... И мать испугалась... испугалась, что ты узнаешь о нём. Хм, вполне может быть...
   В том, что говорит Паола возможно есть доля истины. Именно так и могло быть на самом деле. Но что если всё было не так? Что если этот мужчина не простой поклонник, что если он чем-то угрожал Ремине? Его обязательно надо найти! Только он сможет и должен объяснить, что так взволновало её!
   - Чего молчишь? - интересуется Паола.
   - Думаю.
   - О чём?
   - О поклоннике...
   - Значит, согласен с моей версией?
   - Возможно ты и права... Скажи, среди твоих знакомых есть грузный седой мужчина примерно моего роста?
   - Пожилой? - уточняет Паола.
   - Судя по описанию, скорее всего.
   - Среди знакомых нет. Конечно, видела похожих, но... Тебе лучше поинтересоваться у Мауро. Уверена, в его окружении много мужчин такого типа.
   - Он наверняка уже сообщил о них детективу.
   - Ага, - соглашается Паола. - Хоть я и сомневаюсь в необходимости искать этого человека, но всё же держи меня в курсе. Ладно?
   - Как только что-то прояснится, позвоню.
   Телефонный разговор с Паолой новой информации не дал, не считая догадки о поклоннике, которую я сразу же решаю оставить в покое. Поклонник не поклонник, какая разница? В общем, пищи для размышлений не появилось, зато появилось желание отведать пищи настоящей, как говорится, хлеба насущного. Ведь со вчерашнего вечера и крошки во рту не было. Холодильник пуст, а на обед я уже опоздал. Придётся терпеть до ужина. Можно, конечно, сходить в какое-нибудь кафе на набережной - они должны уже открыться, но выходить из номера под всё ещё палящее солнце не хочется.
   До ужина торчу в номере. Валяюсь на кровати, бесцельно переключая каналы телевизора - лишь бы что-то мелькало перед глазами, изредка выхожу на раскалённый балкон, чтобы спустя несколько минут с удовольствием вернуться в кондиционированную прохладу комнаты. Наконец, часы на экране мобильника показывают "18:00". Сглатываю слюну и отправляюсь отужинать.
   Под звяканье посуды и оживлённые разговоры отдыхающих наскоро набиваю желудок и спешу на набережную. Там слоняюсь из конца в конец, пристально вглядываясь в лица прохожих. На этот раз грузных пожилых и седовласых мужчин среди них вполне достаточно. Одеты все по отпускному. Одни в цветастых рубахах, выпущенных на просторные светлые брюки, другие в белых футболках и шортах по колено, одежда третьих - смесь первого и второго стилей. Завидев любого из них, сейчас же порываюсь подойти и выяснить знаком ли с сеньорой Манчини, но в последний момент вся решительность сходит на нет. Ну вот как мне у совершенно незнакомого человека, который к тому же в обществе супруги или просто спутницы, спросить о знакомстве с какой-то женщиной? Нет, эта задача наверняка по силам детективу Корти, но не мне. Придя к такому выводу, успокаиваюсь и усаживаюсь на свободной лавочке. Отдыхающие неспешно прогуливаются мимо. Одни вертят головами по сторонам, улыбаются, оживленно беседуют и раскланиваются со встречными, другие не обращают на окружение ни малейшего внимания - задумчивы и погружены в себя. Небо постепенно темнеет, приближается ночь. Зажигаются фонари. При ходьбе как-то не обращал внимания, но сейчас, осмотревшись, замечаю - метрах в пятидесяти стоит полицейский и смотрит в мою сторону. Сторожит мою скромную персону. Его лицо мне не знакомо. Видимо, сменщик.
   На лавочке сижу до половины двенадцатого. А что ещё делать? Компании нет, а идти куда-либо в одиночестве нет ни малейшего желания. Да и куда я могу сейчас пойти? На дискотеку? Как-то не до танцев. В кафе? Вроде бы уже поел. Можно конечно снова напиться - весьма неплохой вариант развития событий. Но опять же хотелось бы в компании... Позвонить что ли Паше, узнать какие у него планы на вечер? Поздновато уже... Могу оторвать от более приятного занятия, чем выпивка в моём обществе. Посидев ещё немного, решаю, что пора идти спать, раз уж заняться нечем.
  

***

   Ночь прошла незаметно и спокойно. Лишь когда засыпал, перед глазами ненадолго появился седой полный мужчина. Стоял он ко мне спиной, и я несколько раз окликнул его, чтобы развернулся и показал лицо, но он то ли не услышал, а то ли проигнорировал мои призывы. Потом неожиданно налетел густой туман, и мужчина бесследно растаял в нём. Дальше я спал крепко и без сновидений.
   Проснулся в начале десятого, сходил позавтракать и вернулся в номер. На поиски незнакомца решил больше не ходить, так как понял, что занятие это в моем исполнении совершенно бесполезное. Пусть им занимается детектив Корти.
   До обеда не знаю чем себя занять. По телевизору сплошные сериалы и реклама. Перескакиваю с одного канала на другой почти не задерживаясь. Лишь ненадолго останавливаюсь на какой-то научно-познавательной передаче по "CNN". В несчётный раз мусолят тему глобального потепления. Минут через пятнадцать надоедает и я продолжаю путешествие по телеэфиру. Такое ощущение, будто по всему миру работники ТВ убеждены, что всех без исключения телезрителей должны интересовать безмозглые и бесконечные сериалы про Кончит, Джулий, просто Маш и наикрутейших собак с комиссарами, а также дебильные мультики про жизнь симсономиккимаусов. Забивают ими эфир под завязку. После трёхчасового пребывания у экрана от всего этого мозготраханья меня начинает подташнивать. А ещё через полчаса с трудом сдерживаюсь от того, чтобы швырнуть пульт прямо в рожу очередной машеджулиекончите, желающей утопить меня в потоке крокодильих слёз. Хорошо, что в дверь постучали, иначе пришлось бы расплачиваться за разбитый телевизор.
   - Сейчас! - выкрикиваю я и бегу к двери. Наверное, Пашка пришёл поинтересоваться моими делами.
   Распахиваю дверь. На пороге стоит Мауро.
   - Можно войти? - осведомляется он.
   - Конечно.
   Я отступаю, пропуская его в номер.
   - Не помешал?
   - Ну что ты! Проходи в комнату!
   Признаться, они не перестают меня удивлять. Сначала звонит Паола, когда я совсем этого не ожидаю, теперь вот Мауро собственной персоной. Вот уж тоже не ждал. Ну ладно бы позвонил...
   - Детектив Корти собирается что-то нам сообщить, - упреждает Мауро мой вопрос. А, ну тогда всё понятно. - Будет с минуты на минуту.
   - Присаживайся, - указываю я на кресло.
   Мауро садится, закидывает ногу на ногу и прикрывает глаза. Устал или специально, чтобы не приставал с разговорами? Впрочем, какая разница... Понятно, что ему в любом случае нелегко находиться в моём обществе. Удивляюсь - с чего он вообще ввязался в частное расследование? Какой ему резон? Неужели из желания помочь мне - человеку, по чьей вине пропала Ремина? Хотя, почему бы и нет?..
   Глаза Мауро открывает лишь, когда в номер входит детектив Корти.
   - Чао, сеньоры! - приветствует он нас и усаживается на предложенный мной стул.
   - Что вы хотите нам сообщить, детектив? - спрашивает Мауро.
   - Да, я хочу сообщить... - детектив скромно улыбается. - Я нашел его, сеньоры!
   Услышав это, я буквально подскакиваю на месте.
   - Того мужчину?
   - Да!
   - Так быстро?
   - Да!
   - Как у вас получилось? - вопросы так и сыплются из меня.
   - Подожди, Денис, - обрывает меня Мауро. Он старается не выказать беспокойства, но в глазах лихорадочный блеск, а руки заметно подрагивают. - Давайте по порядку!
   - Ну если по порядку, то моя жена готовится родить, - снова скромно улыбается детектив. - Срок уже большой. Регулярные осмотры в клинике и всё такое. Вчера попросила отвезти её на очередной приём. Утром поехали. Дождались своей очереди, жену пригласили в кабинет, а вышла она оттуда в сопровождении доктора. Он седой, грузный и немолодой, в общем, вполне подходит под описание того с кем видели сеньору Манчини. Побеседовал я с ним, и оказалось, что это он и есть! Если б не такое слепое везение, неизвестно, сколько бы я его искал!
   - Это точно... - произношу я, вспомнив собственные поиски. - Много у вас похожих... Значит, Ремина тогда разговаривала с доктором? Выходит, ничего интересного?..
   - Ну это как сказать! - ухмыляется детектив.
   - Говорите, что было дальше! - требует Мауро.
   - А дальше, сеньоры, как раз самое интересное... не знаю понравится вам или нет...
   - Не тяните!
   - Сеньора Манчини была беременна.
   Смысл услышанного не сразу доходит до меня. Беременна? Но почему? Как это может быть? От кого беременна?.. От меня?!.. Внутри меня всё холодеет, ледяной пот крупными каплями катится по спине. Не знаю, как сейчас выгляжу, а Мауро бледен, как только что выстиранная в отбеливателе простыня.
   - Вы уверены? - хрипло спрашивает он.
   - Доктор сказал, никаких сомнений. Срок маленький, но всё было очевидно. При современных методах можно определить беременность уже на первой неделе. Да и женщины такое сердцем чувствуют. Сеньора тоже почувствовала и побежала в клинику. Там всё подтвердилось.
   Вот, значит, почему Ремина была так взволнована! Вот почему не говорила, куда уходит! Вот почему вела себя так странно в последние дни! Всё становится на свои места.
   - Но как это может быть связано с исчезновением? - спрашивает Мауро. Внешне он уже совершенно спокоен. Неестественная белизна сошла с лица, голос стал твёрд.
   - Я сразу же задумался над этим, - отвечает детектив, воздев указательный палец правой руки. - На первый взгляд, никакой связи нет. Но только на первый взгляд. Если копнуть поглубже, она непременно должна обнаружиться. У меня почему-то сразу же появилась уверенность в том, что корень всего случившегося именно в беременности сеньоры.
   - По крайней мере, других зацепок нет, - соглашается Мауро, потеребив мочку уха.
   - И ещё... - детектив меряет меня пристальным взглядом. - Теперь я верю, что сеньор Стрельников не причастен к исчезновению. Если конечно, не лгал нам, что сеньора Манчини предлагала ему остаться.
   - Я говорил правду! - спешу заверить я детектива. - Ремина действительна предложила мне остаться с ней, и мы всё решили... И ещё... Утром она собиралась рассказать о чём-то... Хотела, чтобы узнал об этом будучи в трезвом сознании... Теперь понимаю, что хотела сказать про ребёнка!
   - Вот как? Хм... ну что ж... В таком случае вы действительно не виновны... Сеньора - богатая женщина, ждёт от вас ребёнка, хочет, чтобы вы были рядом... Выходит, у вас была возможность взять её в жёны и неплохо устроиться...
   - Зачем же так цинично, - морщусь я. - Я любил Ремину, и мне...
   - Ну извините, - перебивает детектив. - Не хотел обидеть. Любили, так любили - дело ваше. Нам нужно установить, кому могло помешать такое положение дел. Для начала попробуем определить, кто мог знать, что сеньора Манчини в положении. Вы не знали? - уточнят он.
   Мотаю головой.
   - Нет, - отвечает Мауро.
   - Хорошо... Мне достоверно известно, что о беременности знали доктор и дочь сеньоры...
   - Паола?! - восклицаю я в голос с Мауро.
   - Да. Доктор сказал, что случайно проговорился ей. Он ведь консультировал их обеих. На следующий день после визита сеньоры Манчини в клинику пришла её дочь. Во время приёма поинтересовалась, как дела со здоровьем у матери, доктор выложил всё, как на духу. С одной стороны он очень сожалеет, что не смог сохранить врачебную тайну, а с другой - всё же рассказал дочери, а не постороннему человеку. Думал, что порадовал.
   - Но почему Паола до сих пор молчит? - искренне удивляюсь я.
   - Об этом я и собираюсь поговорить с ней. Сеньор Перелли, вы могли бы устроить нашу встречу?
   - Конечно. Когда скажете.
   - О времени я сообщу чуть позже. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.
   - Спрашивайте, - разрешает Мауро.
   - Наедине.
   - Идёмте.
   Проводив гостей, я некоторое время стою у приоткрытой двери и улавливаю обрывок фразы, вполголоса произнесённой Корти:
   - ... сеньора оставила завещание?
   Как только шаги и голоса за дверью стихают, спешу звонить Паоле. Я ведь обещал держать её в курсе... И конечно же, собираюсь потребовать объяснений! Почему она молчала, почему не сказала, что Ремина беременна?!
   - Денис? - раздаётся в трубке после серии длинных гудков.
   - Почему ты не сказала, что Ремина ждёт ребенка? - спрашиваю я без всяких предисловий.
   В трубке долго царит тишина. Мне уже начинает казаться, что Паола вообще не удосужится ответить, когда она произносит:
   - Не хочу обсуждать это по телефону. Давай встретимся?
   - Где?
   - На Matteotti. Кафе "Fiorii". Знаешь такое?
   - Нет, но думаю, найду.
   - Встретимся там в восемь вечера.
  
   На встречу с Паолой выхожу заранее. Пока разглядываю вывески и витрины в поисках нужного кафе, всё ещё пытаюсь понять, почему Паола скрывала от всех беременность матери. От полицейских, в общем-то, понятно по какой причине. Люди посторонние и сия интимная проблема - не их дело. Хотя, опять же, как посмотреть... Вот детектив Корти сразу почувствовал связь между беременностью и исчезновением и понял, что я тут ни при чём, угадал, по какому принципу надо действовать - искать тех, кому могло помешать рождение ребёнка. Но то - детектив, а Паола, конечно же, не сообразила... Поэтому пришлось полицейским идти по ложному следу, а мне посетить камеру при полицейском участке. Почему не поставила в известность Мауро - тоже ясно. Он, как и полицейские, человек в данной ситуации фактически посторонний. А вот почему не сказала мне?.. Ведь Ремина ждала ребёнка не от кого-либо, а именно от меня! Единственное, чем могу объяснить такое поведение - личной неприязнью и ревностью. Паола стала ревновать меня к матери, как только узнала, что та ждёт ребёнка. Почувствовала конкуренцию, подумала, что мать, которой до сих пор обладала безраздельно, станет уделять ей меньше внимания. Этим стопроцентно объясняется сначала резкая перемена в отношении ко мне, а потом - по инерции умалчивание о беременности. Что ж, на мой взгляд, весьма логично.
   Вполне удовлетворённый придуманным объяснением, вхожу в кафе. Миную десяток ступеней вниз и попадаю в весьма просторное полуподвальное помещение. У противоположной от входа стены - бар. По зелёной ковровой дорожке прохожу к нему между маленьких круглых столиков. Если присмотреться, они расставлены группками по шесть штук таким образом, что образуют цветки: один в центре накрыт бледно-желтой скатертью, остальные - вокруг него - белыми. Каждый столик на два места, и на каждом подсвечник с горящей свечой. Приглушенный электрический свет и живой огонь создают атмосферу уюта. Присаживаюсь. Тут же подходит молодой официант и предлагает меню. Пока изучаю ассортимент, в кафе появляется мужчина лет около сорока. Невысокий лоб, тонкие губы, жидкие волосы и чахлые усики. Внешность настолько невыразительна, что наверняка даже знакомые забывают о нём, как только теряют из вида. Заказав кофе, он углубляется в чтение газеты, а я продолжаю внимательно знакомиться с перечнем блюд. Когда добираюсь до десертов, слышу:
   - Чао!
   Волосы слегка склонившейся надо мной Паолы распущены, ладошки заткнуты за пояс потёртых джинсов, изящно облегающих широкие бёдра, вязаная кофта на "молнии" небрежно накинута поверх коротенькой маечки. На плече повис спортивный рюкзачок
   - Чао, - отвечаю я и хочу встать, чтобы предложить даме стул, но она опережает мой порыв и усаживается сама. У столика, как по команде появляется официант.
   - Чао, Джузеппе! - приветствует его Паола.
   - Чао, Паола!- отвечает он с придыханием. Смотрит по щенячьему преданно. - Давно не виделись!
   - Дела, - отвечает Паола неопределённо. - Принеси нам чего-нибудь такого... - она мечтательно закатывает глаза, - ну ты понимаешь...
   - Конечно! Постараюсь!
   - Друг детства, - поясняет Паола, когда официант уходит. - И он же - первая любовь... к счастью, чисто платоническая, - усмехается она и сразу переходит к делу: - Хочешь знать, почему я до сих пор молчала про беременность матери?
   - Да. - Я пристально смотрю ей в глаза.
   - А сам, как считаешь? - отвечает она, не отводя взгляда.
   - Ревновала?
   В глазах Паолы разгораются огоньки.
   - Можно сказать и так... - произносит она тихо. - Одно дело, когда ты просто крутил с ней роман - переспали несколько раз и ладно, другое - ребёнок. А тут ещё мать словно с ума сошла... Заявила, что расскажет тебе о беременности! Зачем ты ей сдался, что она в тебе нашла, а? Ревность?! Да я тебя просто ненавижу! Как ты смел? - Паола говорит всё громче, в голосе слышится злость и отчаяние, огоньки в глазах превращаются в настоящий пожар. - О чём думал? Ты - человек из ниоткуда, из чужой страны! Ты рассчитывал влезть в нашу семью, чтобы не возвращаться назад - в нищую Россию?
   От услышанного мне хочется стать страусом, и спрятать голову хотя бы под стол. Краска заливает моё лицо. Неужели Паола говорит, что думает, неужели считает меня никчёмным альфонсом, который хотел лишь получше устроиться?
   - Кто ты, сколько у тебя денег? - продолжает негодовать Паола. - Ни копейки?! Я тебя раскусила?!.. - произносит она, привстав. Растрепавшиеся волосы закрывают лицо, мотнув головой, она опускается на стул и абсолютно спокойно сообщает: - Примерно так... Испугался? - Пламя в её глазах угасает. - Всё это я хотела сказать тебе ещё тогда, но мать не позволила... Наверное, я была неправа... Скорее всего... Но зря я её послушала! Сейчас всё могло быть по-другому! Ты понимаешь?
   - Да, - отвечаю хрипло.
   - Извини за этот спектакль, - произносит Паола, выдержав короткую паузу. - Можно было обойтись без эмоций, но я хотела, чтобы ты действительно понял...
   - Я понял.
   К столику подходит официант Джузеппе, и у меня появляется время перевести дух. Умеешь же ты объяснять, Паола. Жёстко и даже жестоко... зато доходчиво. На столе появляются тарелки с тонкими ломтиками мяса, вазочка с соусом и бутылка вина. В лучах свечи она сияет так, словно выточена из куска рубина. Официант наполняет бокалы и удаляется.
   - Я проголодалась, - заявляет Паола и принимается за еду.
   Мясо источает дразнящий аромат, но кусок не лезет в горло. Вяло ковыряюсь вилкой в тарелке.
   - Выпьем? - предлагает Паола.
   - Давай.
   Полусухое вино оказывается просто великолепным. Шершавая терпкость вместе со сладковатой нежностью. Лично мне иначе не описать тех ощущений, которые вызывает первый же глоток.
   - М-м-м... - мычу я восторженно.
   - Нравится? - спрашивает Паола.
   - Ага.
   - Моё любимое. Джузеппе знает, что подавать! Да, а что ещё выведал детектив?
   - Пока ничего. Пытается понять, кому могла помешать беременность Ремины.
   - Вот как? - удивляется Паола, обмакивая в соусе ломтик мяса. - Он что же, считает, что дело в беременности? То есть, кто-то взъелся на мать из-за того, что она ждала ребёнка?
   - Ну да.
   Паола задерживает вилку у рта, произносит уверенно:
   - Абсурд.
   - Детектив так не думает.
   - Зря потеряет время, - изрекает Паола, жуя. - Кому это могло помешать?
   Пожимаю плечами и подливаю вино в бокалы. Мельком отмечаю, что мужчина с невыразительной внешностью заказывает уже третью или четвёртую чашечку кофе. Из внутреннего кармана простенького пиджачка он достаёт новую газету, долго шуршит ей и, наконец, принимается читать.
   - Да... - вспоминаю я. - Кажется, детектив упоминал завещание.
   - Завещание? - настораживается Паола.
   - Спросил у Мауро, есть ли оно.
   - Оформить завещание - обычная практика. Тем более, для людей состоятельных, - отвечает Паола, пригубив вино. - Мало ли, что может произойти...
   - Тебе лучше знать, ты ведь будущий юрист, - соглашаюсь я.
   - Вот именно. А почему ты совсем не пьёшь?
   - Пью.
   - Очень мало.
   - Вкусное вино, мне почему-то стыдно пить такое помногу.
   - Брось! Ерунда. Если вкусно, надо пить. Жалеть его что ли? Кончится, Джузеппе принесёт ещё.
   Чокаемся и выпиваем по полному бокалу вкуснейшего напитка. Так и хочется назвать его амброзией, нектаром или другим подобающим эпитетом. За первым бокалом следует второй - тоже до краёв. Потихоньку хмелею и уже не так стыдно поглощать это рубиновое чудо. Смотрю через полный бокал на огонёк свечи и в море ярко-красного вижу искрящееся жёлтое пятнышко.
   - Что делаешь вечером? - спрашивает Паола.
   - Не знаю.
   Паола откидывается на спинку стула и долго смотрит на свечу.
   - Не хочется домой, - произносит тихо-тихо, словно только для себя. - Андреа ещё не вернулся... Пусто и одиноко...
   - Понимаю, - так же тихо вздыхаю я.
   - Хочешь прогуляться? - спрашивает она, продолжая разглядывать огонёк. - Сходим куда-нибудь. Я знаю место, где можно просто посидеть в тишине.
   - Я не против, но не думаю, что получится, как ты хочешь.
   - Почему?
   - Большая у нас будет компания! За мной вроде бы следят...
   Левая бровь Паолы изгибается, превращаясь в изящную арочку.
   - Кто?
   - Полицейские.
   - Ах, эти... Ничего страшного. Джузеппе нам поможет, выведет через чёрный ход. Ну, так что?
   В самом деле, почему бы не прогуляться? И плевать на полицейских. Тем более, есть чёрный ход. Пусть ищут ветра в поле!
   - Согласен!
   Паола подзывает официанта.
   - Сколько мы должны? - спрашивает она.
   - Ну что ты! Всё за счёт заведения! - протестует Джузеппе.
   Брови Паолы сдвигаются к переносице.
   - Ты же знаешь, я этого не люблю, - произносит она ледяным тоном. - Сколько?
   - Сейчас выпишу счёт.
   - И приплюсуй к этому... Денис, что ты предпочитаешь: коньяк, виски, джин?
   - А стоит ли? - сомневаюсь я.
   - Ночь длинная, может пригодиться.
   - Выбери сама.
   - Значит, виски. Только неси самый лучший! - предупреждает она Джузеппе.
   - Обижаешь! - отзывается тот, состроив кислую мину. - Разве я когда-нибудь тебя подводил?
   - Ой, ну не расстраивайся, - улыбается Паола, и Джузеппе убегает выполнять поручение. - Всё время норовит хоть что-нибудь всучить бесплатно, - комментирует Паола.
   - Ну и пользовалась бы.
   - Может быть, когда-нибудь... Но сейчас - не мой стиль. Не люблю быть в долгу, даже в мелочах.
   Джузеппе приносит бутылку "Chivas Regal" и листок счёта. Лезу за кошельком.
   - Я заплачу! - заявляет Паола, угадав мои намерения.
   - Я сам!
   - Я угощаю! - настаивает Паола. - Возражения не принимаются! Если хочешь, считай это попыткой загладить вину, - она опускает глаза. - Ты ведь больше не сердишься?
   - Нет.
   - Вот и хорошо!
   Паола достаёт из рюкзачка кошелёк и отсчитывает купюры.
   - Эй-эй, хватит! - восклицает Джузеппе. - Не слишком ли много?
   - В первый раз вижу официанта, который отказывается от хороших чаевых! - усмехается Паола.
   - Я не просто официант, а совладелец! Могу позволить себе не разорять понравившуюся девушку!
   - Держи, совладелец! - Паола передаёт ему деньги, забирает бутылку и прячет в рюкзачок. - Идём?
   Киваю и поднимаюсь из-за стола.
   - Выведешь нас через чёрный ход! - требует Паола.
   На гладком лбу Джузеппе обозначивается складка.
   - От кого-то прячешься?
   - Игра у нас такая, - шепотом сообщает Паола. - Правда, Денис?
   - Конечно, - шепчу я, напустив на себя вид заправского заговорщика. - Казаки-разбойники, - называю по-русски.
   - Как-как?
   - Казаки-разбойники, - на итальянском с трудом подбираю слова.
   - А как это? - не отстаёт Джузеппе.
   - Потом расскажу. Веди!
   В метре от барной стойки занавешенный шторкой дверной проём. Проходим в него и попадаем в узкий тускло освещённый коридорчик. Идём, огибая картонные ящики и металлические бочонки. Джузеппе впереди, а я замыкаю шествие. Взбираемся по ступенькам.
   - Минутку, - произносит Джузеппе. Раздаётся продолжительное звяканье ключей, а потом скрип несмазанных петель. - Прошу.
   - Ой! - восклицает Паола. - Мне звонят. - Из рюкзачка действительно доносятся приглушенные звуки мелодии. - Ты иди, я сейчас.
   Она пропускает меня вперед, а сама принимается рыться в рюкзачке.
   Выхожу на асфальтовую площадку. Темно. У самой двери стоит пластиковый столик под зонтиком "CocaCola". Всё это кажется мне знакомым. Пока ждём Паолу, успеваю хорошенько осмотреться. Над головой звёздное небо. Вокруг каменные стены с редкими окнами. Они черны и безжизненны. Ни одного балкона. Точно, я здесь уже был! Тот самый тупик и тот самый зонтик! Вот ведь совпадение! К чему бы?
   - Я здесь! - слышу голос Паолы.
   - Всё в порядке, планы не изменились?
   - Нет. Подружка звонила. Такая она... - Паола долго подбирает слово. - В общем, всегда не вовремя. Ну что, пошли дальше?
   Прощаемся с Джузеппе, и Паола ведет меня бесконечной чередой улочек. Так часто сворачивает с одной на другую, как будто путает следы. Сначала пытаюсь запомнить все повороты, а потом сбиваюсь и прекращаю напрягать мозг. В конце концов, не заведёт же она меня куда-нибудь подальше и не бросит на растерзание местной шпане?.. Когда я уже собираюсь спросить, сколько ещё предстоит бродить по городу, Паола сообщает:
   - Ещё немного и пришли.
   Я облегчённо вздыхаю, и через минуту мы выходим на асфальтовую дорожку, под небольшим наклоном ведущую куда-то в темноту. Очевидно, к морю. Слева светятся огни набережной. Так близко, что я ужасаюсь сделанному крюку. По прямой - не более километра, а мы петляли минут тридцать, если не больше. Ну да ладно, зато от полицейских оторвались на все сто, - мысленно усмехаюсь я.
   Паола хватает меня за запястье и тянет за собой. Подчиняюсь. Метров через тридцать начинаются кусты. Их длинные густые ветки нависают над дорожкой, и изредка какая-нибудь из них легко шлёпает меня по груди. В таком случае Паола оборачивается на звук - посмотреть, не сильно ли мне досталось. Улыбаюсь, давая понять, что ничего страшного. Наклон дорожки постепенно увеличивается, а на смену асфальту приходит песок вперемешку с землёй. Шум волн и терпкий солёный аромат выдают близость воды.
   Море появляется неожиданно. Кусты расступаются, и в звёздном свете открывается вид будто бы на огромную холмистую равнину. От земной её отличает лишь то, что холмы здесь находятся в постоянном движении, вздыбливаются и обрушиваются, чтобы тут же восстать в другом месте.
   - Осторожно, обрыв! - предупреждает Паола. - Поможешь спуститься?
   Обрыв оказывается высотой примерно в половину моего роста. Легко спускаюсь вниз и протягиваю к Паоле руки.
   - Ловлю!
   Она, не раздумывая, прыгает в мои объятья. На секунду прижимаю её к груди. Её волосы источают тончайший аромат духов. Смешиваясь с естественным ароматом женского тела, он пьянит, как лёгкое вино. Едва удерживаюсь от того, чтобы зарыться в причёску девушки лицом и ослабляю хватку. Скользнув по мне, Паола встаёт на ноги.
   - Располагайся, где хочешь! - приглашает она и, поправив кофточку, обводит рукой территорию дикого пляжа. - Тут остановимся или другое место поищем?
   - Как скажешь.
   - Давай здесь. Не хочется больше ходить.
   Паола снимает с плеч кофту и расстилает на песке. Усаживается и хлопает ладошкой рядом с собой:
   - Садись, потеснюсь.
   Даже через кофту чувствую, что песок ещё хранит остатки дневного тепла. Паола просовывает руку под мою и прижимается ко мне. Произносит тихо и протяжно:
   - Хоро-о-ошо-о...
   Действительно хорошо. Шум волн, теплый ветер и бескрайнее звёздное небо... И ещё аромат духов...
   - Нам повезло, вроде бы никого нет, - говорит Паола. - Частенько здесь проводят время парочки... Луна, звёзды, море... обстановка располагающая...
   Она умолкает, и мы долго сидим, слушая какофонию волн и ветра. Аромат её духов медленно, но верно прокрадывается в мои лёгкие, в сердце, в душу, в подсознание... в меня... глубоко-глубоко... От её тела нескончаемым потоком исходит вполне осязаемая энергия. Я уже под завязку наэлектризован, переполнен ей и, кажется, вот-вот взорвусь.
   - А ведь я и не помню, когда в последний раз купалась ночью, - нарушает молчание Паола. - Ты не против?
   - Нет, конечно.
   Паола быстро скидывает маечку и джинсы и остаётся в розовом купальнике. Узенькая полоска лифчика едва прикрывает упругую пышную грудь. С восхищением и откровенной наглостью рассматриваю великолепную фигуру. Грациозно покачивая бёдрами, Паола уходит к воде. Прежде чем зайти в неё, оборачивается:
   - Я не долго, ты можешь развести костер?
   - Попробую.
   - Зажигалку поищи в рюкзаке.
   - Хорошо. Будь в воде осторожна!
   Пронаблюдав за тем, как она погружается в море, начинаю собирать всё, что можно поджечь. В дело пойдут и прибитые к берегу высохшие водоросли, и длинный обломок доски, и сухие палки, вытащенные мной из кустов. Вместе с зажигалкой в рюкзачке нахожу полупустую пачку сигарет. Даже не подозревал, что Паола курит...
   Ко времени, когда она вышла на берег, огонь успевает набрать силу. Паола подходит к костру, поднимает лицо к небу и замирает. Её длинная тень теряется за пределами светового круга. Огненные блики пляшут на гладкой матовой коже. Умеючи, хоть картину пиши, бешеных денег будет стоить...
   В кустах сухо трескает ветка, раздаются приглушенные звуки возни, смешанные с шорохом листьев. Паола вздрагивает, её настороженный взгляд быстро проскальзывает по чёрно-зелёной стене растений. Подозрительная возня стихает.
   - Какое-нибудь животное, - произносит Паола и мило улыбается.
   - Проверить? - спрашиваю без энтузиазма. Уходить от огня совершенно не хочется.
   - Да ладно тебе! - отзывается Паола. - Давай лучше выпьем! Для храбрости!
   - Можно... - достаю из рюкзачка бутылку. - Эх, бокалов нет...
   - Ничего страшного. Я могу и так! - заверяет Паола.
   Передаю ей бутылку. Паола свинчивает крышку и делает большой глоток, после чего встряхивает головой. Мокрые волосы липнут к лицу. Она улыбается.
   - Держи!
   Задерживаю дыхание и без особого удовольствия вливаю в себя приличную порцию светло-коричневой жидкости. Она, как наждачка проходится по горлу и тяжело плюхается в полупустой желудок. Во рту остаётся лёгкий привкус самогона. Б-р-р... Не особо приятно, но вида не подаю. Не хочу показывать Паоле, что угощение не по нутру. Честно говоря, я б сейчас лучше водки выпил. Больше с костром ассоциируется, чем это марочное пойло. А Паоле, видимо, нравится. Она протягивает ко мне ладошку, и её пальчики делают несколько хватательных движений. Заполучив бутылку, Паола жадно припадает к горлышку. Пара крупных капель просачивается из уголка губ и стекает по подбородку. Пьет она совершенно не морщась, интересно, что это: стаж или юношеская бравада, желание доказать старшему собутыльнику, что и ты чего-то да стоишь?
   Поставив бутылку на песок, Паола присаживается на корточки и лезет в рюкзачок. Достаёт сигареты.
   - Будешь?
   Киваю.
   Вложив в губы длинную дамскую сигарету, Паола щелкает зажигалкой.
   - Подожди! - останавливаю её и вытаскиваю из костра тлеющую головешку. - Попробуй так.
   Паола осторожно придвигает к припорошенным пеплом уголькам кончик сигареты. Прикуривает. Угольки раскаляются, на лицо Паолы на мгновение ложатся их красные отблески.
   - Забавно, - произносит Паола, выпустив изо рта тонкую струйку дыма. - Необычный привкус. Где ты этому научился?
   Даже и не знаю, как ответить... Где учат прикуривать от костра? Наверное, в России. Улыбаюсь этой мысли и, закурив, отвечаю:
   - На родине. Кстати, не знал, что ты куришь... Мать в курсе?
   - Ты что! Она бы меня убила! Только не вздумай ей проболтаться! - восклицает Паола - Ой... - произносит она, опомнившись. - Я как-то совсем забыла... Не хорошо...
   - Жизнь продолжается... Что поделаешь?
   Паола подхватывает бутылку:
   - Выпей.
   Ну да, а что ещё делать? На этот раз пьётся чуть легче. Осиливаю целых два глотка. Сразу же затягиваюсь сигаретой. Необдуманно глубоко. По затылку словно ударили мешочком с песком, в глазах на мгновение темнеет, а туловище тянет куда-то в бок. Упираюсь кулаком в песок.
   - Эй, да ты уже даже сидя падаешь! - осуждающе произносит Паола. - Слабак! Ну-ка дай сюда!
   Она отбирает у меня бутылку и снова припадает к ней.
   - Ты не очень-то налегай, - предостерегаю, потирая виски. Темнота понемногу отступает, сознание проясняется.
   - А что такого? Подумаешь, напьюсь?! - капризно говорит Паола, утирая губы предплечьем. - Или пьяных женщин не видел?
   - Видел. Приятного мало.
   - Это ты с какими-нибудь... - она проглатывает слово, - общаешься.
   Спорить не собираюсь. Тем более с выпившей дамой. Всё равно не переубедить и слишком велика вероятность нарваться на грубость. Оно мне надо?
   Паола подсаживается поближе и суёт мне бутылку. Лукаво прищуривается и произносит:
   - Так и быть, одна напиваться не буду.
   Около получаса бутылка кочует из рук в руки. Паола пьёт с каким-то странным азартом, словно ей во что бы то ни стало нужно дойти до бессознательного состояния. Мне это не очень нравится. Поэтому, когда бутылка попадает ко мне, стараюсь отхлёбывать побольше, так сказать, беру основной удар на себя. Меня уже порядком развезло, Паола тоже хороша. Прикуриваю новую сигарету и откидываюсь на спину. Песок остыл и оттягивает тепло от тела. Кажется, вместе с теплом понемногу уходит и опьянение. Высоко-высоко надо мной потрескивают звёзды, а, может быть, это потрескивает костёр? Какая разница? В голове приятная пустота. Ни одной даже самой ерундовой мысли.
   - Всё же ты неплохой парень Денис. Мне даже жаль, что у вас с матерью ничего не вышло, - сообщает Паола. Язык её слегка заплетается. - Был бы у меня молодой симпатичный отчим... - покачиваясь из стороны в сторону, продолжает она. - Говорят, иногда у отчима и падчерицы... - делает попытку подмигнуть, но вместо этого получается глуповатая гримаса. Поняв, как сейчас выглядит, Паола заливисто смеётся. Отсмеявшись, тут же возвращается к прерванной теме: - А что, я девушка не закомплексованная... - осторожно касается моего запястья. - Представь, как бы это могло быть, а? - Ложится рядом на бок. Её дыхание обжигает мою щёку. - Я ведь нравлюсь тебе? - шепчет она прямо в ухо, едва не касаясь его губами.
   Аромат её разогретого костром полуголого тела, смешанный с запахом дыма, духов и алкоголя будоражит. Моё сердце начинает судорожно вибрировать, рывками гонит по жилам закипающую кровь. Ты дразнишь меня, девочка? Хочешь, чтобы сорвался? Я уже на грани. Не рискуй! Зачем тебе это нужно?
   - Нравлюсь? - переспрашивает Паола.
   - Да, - отвечаю хрипло.
   - Я так и знала! - восклицает она и... Она смеётся! Смеётся надо мной?! Но почему?! Что я ей сделал? - Нет, честно, я знала. Ведь я всегда всем нравлюсь, - продолжает она сквозь смех. - Ой, нет, ты только не обижайся. Это я... Я просто не могу удержаться... - она смеётся ещё громче. - Это... Это всё выпивка...
   Паола переворачивается на спину. Её смех летит прямо к звёздам. И мне кажется, что звезды тоже смеются. Одурманенное алкоголем сознание дорисовывает к каждой из них изогнутый в кривой усмешке рот. И все эти миллионы ртов скалятся мне в лицо.
   Паола всё никак не может унять смех. Это уже похоже на истерику.
   - Дай...- с трудом произносит она. - Пить...
   Приношу бутылку. В ней ещё что-то осталось. Большая часть проливается на лицо. Паолу трясёт, она морщится, трёт разъедаемые алкоголем глаза и всё же умудряется сделать пару мелких глотков. Наконец, бутылка выпадает из руки, и Паола вытягивается на песке.
   - Д-д-у-у-шно, - шепчет она. - М-м...мне душно. - Губы почти не слушаются её. Она пьяна. Да и я с трудом держусь на ногах. Потоптавшись на месте, сажусь у головы девушки и осторожно глажу её по волосам. Паола дышит тяжело и надсадно.
   - Душно, - повторяет она. Её рука медленно поднимается по животу и хватается за лифчик. Раздаётся треск рвущейся ткани, и полные упругие груди оказываются на свободе. Зрелище завораживающее... У меня перехватывает дыхание. Его заклинивает намертво, и я не могу выдохнуть.
   Зато Паола начинает дышать ровнее. Не отрываясь смотрю на тёмные остроконечные пики сосков на округлых холмах её грудей. Рука сама собой тянется к одному из них. На мгновение замирает и жадно ложится поверх.
   Паола вздрагивает. Тело её горит. Моя ладонь буквально раскаляется, но я даже и не думаю убирать её. Несильно надавливаю, затем пропускаю сосок между пальцами и нежно сжимаю. Паола издаёт тихий стон. Глаза её закрыты, мне кажется, она спит. Теряя контроль над собой, принимаюсь осыпать её грудь поцелуями. Паола дрожит мелкой дрожью. Не в силах сдержаться наваливаюсь на неё всем телом.
   - Нет... - шепчет Паола
   Стаскиваю с себя майку. Набухшие соски касаются моей кожи, груди упруго проминаются под давлением. Я схожу с ума?! Боже, что я делаю?! - проносится в ещё не до конца затуманенном страстью сознании.
   - Нет! - дёрнувшись, Паола пытается выбраться из-под меня.
   Куда же ты? Разве не этого хотела, не этого добивалась? Суча ногами и помогая рукой, с трудом стягиваю с себя джинсы. В это время мой напор ослабевает, и Паола начинает биться сильнее, ей почти удаётся вырваться, но успеваю обхватить её и прижать к земле. Впиваюсь поцелуем в шею девушки. Мои ладони ложатся на её талию, спускаются чуть ниже, нащупывают узенькую полоску плавок. Паола дергается ещё раз.
   - Нет!..
  

***

   Ужасно мёрзнет всё тело. Зубы клацают, грозя оттяпать язык. Ноги судорожно подрагивают. Подтягиваю их к животу и обхватываю колени руками. Что творится в этой гостинице, почему холодно так, словно сплю зимой под открытым небом? Жутко сквозит, пробирая до мозга костей. И какой идиот додумался открыть окно? Хочу с головой забраться под одеяло... Шарю вокруг... Чёрт, куда оно подевалось? И вообще, почему на кровати песок?
   Приоткрываю глаза и вижу бледно-розовую полоску горизонта, вплоть до которой раскинулось свинцово-синее море. Волны медленно наваливаются на берег и, вспенившись, отползают назад.
   Ноет затылок. Осторожное прикосновение к нему вызывает приступ тупой боли. Как жирная неповоротливая змея, она сползает к шее, затем ниже и теряется где-то в центре спины. Простреливает в висках. Хочется пить. Во рту отвратительный привкус перегоревшего алкоголя. Воровато оглядываюсь по сторонам. Рядом дымится кучка углей. Налетающий ветерок обдувает их, заставляет краснеть и вспыхивать желто-синими язычками пламени. Поблизости, на сколько позволяет видеть тёмно-серая предрассветная мгла, никого. Что за чёрт, как я здесь оказался? Одежда, кучкой скомканного тряпья, валяются неподалёку. Почему я только в трусах?
   Вскакиваю и торопливо одеваюсь. Отсыревшие за ночь джинсы и майка противно липнут к телу, усиливая дрожь. Бросаю на тлеющие угли несколько палок и принимаюсь раздувать огонь. Спустя пару минут, палки начинают потрескивать и дымиться и вскоре занимаются пламенем. С наслаждением протягиваю к нему ладони. Улавливаю запах горящего табака и замечаю в углях дымящийся комок плотной бумаги. Скомканная сигаретная пачка. Не помню чтобы покупал сигареты... Но кто же тогда их принёс... Воспалённых похмельем мозг отказывается вспоминать. Низко нависаю над костром, прогревая плечи и грудь. Хорошо... Вот только ноги мерзнут. Интересно, я что участвовал в ночном заплыве? Конечно, маловероятно, но почему тогда разделся и разулся?
   Принимаюсь разыскивать кроссовки. Оказывается, сбросил их неподалёку от костра. Обуваясь, натыкаюсь на что-то жалобно звякающее. Присматриваюсь... Так и есть, бутылка! Ну да... помню, что пили виски. Да что же это такое! Последнее время выпивка меня буквально отключает. Надо срочно бросать! С досады, цепляя песок ногой, размахиваюсь посильнее и зло пинаю бутылку. Она отлетает в сторону, а на кроссовке повисает какая-то тряпка.
   - Твою мать, - зло цежу я, болтая ногой. - Понабросали тут!
   Тряпка зацепилась намертво. Чтобы снять, приходиться нагибаться. Брезгливо поддеваю её пальцем и, оторвав от кроссовка, замираю в ступоре. Моим глазам предстаёт розовый лифчик. От него едва уловимо тянет духами и женским телом...
   В сознании, как по мановению волшебной палочки, всплывает картина вчерашнего вечера. Полная упругая грудь, моя ладонь поверх, извивающаяся подо мной Паола и её "Нет!". В ужасе хватаюсь за голову и падаю на песок... Что же я натворил... С досады пару раз бьюсь о песок лбом. Как теперь посмотрю ей в глаза? Ведь я... я... Меня начинают душить слёзы отчаяния... Господи, как я мог... Но где же она?.. Где Паола?! Я вскакиваю и долго мечусь по пляжу. Несколько раз выкрикиваю её имя. В полный голос прошу простить меня. Всё в пустоту. Когда понимаю, что здесь её нет, возвращаюсь к костру и долго смотрю в огонь. Хочется покончить с собой. Сгореть или утопиться. Да, так и надо сделать. Но сначала... сначала я должен найти Паолу и вымолить прощение. Если захочет, может своими руками убить меня.
   Пляж покидаю бегом. Рывком взбираюсь на невысокий обрыв, тот, где так нагло прижал к себе Паолу. Бегу по дорожке. Шершавые ветви кустов больно впиваются в лицо и руки. Выскакиваю на городскую окраину. Куда теперь? Справа тускло светится набережная. Отчётливо видна яркая вывеска моего отеля. Сначала в отель, там вызвать такси и ехать к Паоле! - решаю я и быстрым шагом иду к набережной. На ходу достаю мобильник и пытаюсь дозвониться Паоле по двум известным мне номерам. Её сотовый отключен, а дома никто не подходит к аппарату.
   - Ну, пожалуйста, ответь... - шепчу я в трубку.
   Оттуда доносятся лишь длинные гудки.
   Ускоряя шаг, миную набережную. Она пустынна. Ветер колышет листья пальм и цветы в клумбах. Играет белым бумажным листком, то прижимая его к земле, то заставляя подняться в воздух. Скоро совсем рассветёт. Сворачиваю к отелю. У ограды дежурит знакомый "Фиат". Сквозь лобовое стекло видны двое полицейских. Они никак не реагируют на моё появление. Судя по этому, дремлют.
   Холл отеля пустует, нет даже портье. Незамеченным поднимаюсь в номер и попадаю в настоящий бардак. Мои вещи разбросаны по полу, на продавленной крышке чемодана пыльный отпечаток ребристой подошвы. Покрывало сдёрнуто с кровати и наброшено поверх кресла. Одеяло скомкано, а подушки и вовсе куда-то исчезли. Ящики тумбочки выдвинуты, ручка верхнего отломана. Дверь холодильника нараспашку. Обыск! - проносится в мозгу. Ноги цепенеют и я, мгновенно обессилев, опускаюсь на кровать. Неужели Паола заявила в полицию?.. Значит, теперь на мне висит ещё и изнасилование дочери той женщины, в чьём исчезновении меня обвиняют... Приплыли... Мне, вдруг, становится смешно. Осёл, нет, ну надо же какой я осёл... Придурок! Неудачник! Рассказать кому, так не поверят, что я такой идиот! Когда устаю смеяться и обзывать себя, мне становится страшно. Если и была надежда избежать тюрьмы, то теперь уж точно прямая дорого за решетку. Да ещё и по такой статье... Вспоминаю рассказы про то, как в российских тюрьмах обращаются с насильниками и прихожу в ужас. А если и здесь так? Нет, в тюрьму я не сяду. Лучше смерть... Обреченно перебираю в уме варианты самоубийства. По мне, самым лучшим было бы застрелиться, но где взять пистолет? Остаётся повеситься или вскрыть вены. Представляю, как буду висеть с выпавшим языком или лежать в кроваво-красной воде, и волосы встают дыбом. Не хочу! Не хочу умирать вот так нелепо и страшно. Но и жить мне теперь нельзя. И зачем я напился, на кой ляд полез на Паолу? Почему не остановился, когда услышал "Нет!"? Господи, если бы только она смогла простить меня... Я же не хотел ей зла, я просто сорвался. Ведь она должна понимать, что вызывает желание у мужчин. И я не смог удержаться. Может быть, ещё не поздно поговорить с ней? Может она поймёт и простит? При этой мысли я хватаюсь за мобильник.
   Сотовый Паолы всё ещё отключен, а дома по-прежнему никто не снимает трубку. Минут десять без остановки набираю то один, то другой номер. Безрезультатно. Конечно, после того, что я сделал, она не хочет ни с кем говорить. Ей сейчас должно быть очень плохо. Но я должен... мне нужно... Я немедленно поеду к ней...
   На телефонный звонок по внутреннему номеру отвечают сразу:
   - Портье слушает.
   - Алло, вас беспокоят из четыреста двадцать третьего номера. Могу я заказать такси?
   На том конце провода долго молчат.
   - Сеньор Стрельников? - слышу я, наконец.
   - Да.
   Опять долгая пауза.
   - Ну так что? Вызовете такси?
   - Да-да, сейчас, - отвечают мне и кладут трубку.
   Ощупываю карманы. Деньги и паспорт на месте, в общем, к поездке готов. Остаётся дождаться такси и...
   Дверь с треском распахивается. В комнату врывается какой-то вихрь из туловищ, рук и ног.
   - Лежать, руки за голову, - истошно орёт кто-то.
   Прежде чем успеваю спросить: "а какого собственно чёрта?", получаю удар по голове чем-то упругим и теряю сознание.
  
   Прихожу в себя от болезненного тычка под рёбра.
   - М-м-м... - вырывается стон, и я снова получаю удар. Уже менее сильный и по спине.
   Лежу на полу. Руки за спиной скованы наручниками.
   - Очухался?
   Поворачиваю лицом на голос. Надо мной стоит длинновязый полицейский с резиновой дубинкой в руках.
   - Поднимайся, чего разлёгся? Сейчас капитан придёт.
   Горло пересохло. Хочется пить. Кончиком языка провожу по губам. Нижняя отзывается болью, словно шило воткнули. Поперёк неё, точно по середине, пролегла широкая ссадина. Правая скула побаливает. Да... неплохо меня приложили.
   - Какой капитан? Где я? - спрашиваю сипло.
   - В участке. А ты что подумал? - ухмыляется полицейский. - Поднимайся, тебе говорю! - Он шлёпает дубинкой по ладони.
   Встаю с трудом. Пошатываюсь. Вот-вот упаду. Ноги и руки затекли, а голова просто раскалывается. Вот сволочи, зачем же так сильно бить?
   - Садись, - полицейский подставляет мне стул. С облегчением плюхаюсь на него и осматриваюсь. Кривоногий стол с телефоном, замызганная штора и массивный сейф. Сомнений быть не может - кабинет капитана Фарнезе.
   Сам Фарнезе появляется вскоре. Дверь широко распахивается, и капитан вваливается в кабинет. По лицу видно насколько он зол. Брови съёжены у переносицы, нос вздёрнут, а глаза мечут громы и молнии. Были бы у капитана волосы, наверняка стояли бы дыбом. А так лысина краснее помидора. Фарнезе становится передо мной на широко расставленных ногах и закладывает руки за спину. Из перекошенных губ вырывается злобное шипение:
   - Значит, бегать от нас вз-з-здумал? В прятки играть? Ну ничего, теперь не убежишь. Теперь ты у меня из-за решетки ни ногой!
   - Послушайте, капитан...
   - Молчать!
   - Но...
   - Сбежать хотел?! От нас не сбежишь!
   Конечно-конечно, - мысленно язвлю я, вспоминая трюк с чёрным ходом. Ещё как не сбежишь... А с чего ж ты так разошелся?
   - Отвечай! - выкрикивает Фарнезе.
   Мне на щёку попадает капелька его слюны. Брезгливо морщусь и утираюсь о плечо.
   - Что отвечать-то?
   Лысина Фарнезе багровеет пуще прежнего.
   - Зачем от нас бегал?! - выкрикивает он.
   - Да не бегал я от вас.
   Желваки на капитанских скулах вздуваются. Кажется, ещё чуть-чуть и он бросится на меня с кулаками.
   - Повторяю ещё раз, - цедит он, - зачем ты бегал от нас... Ты и эта... - капитан едва сдерживается от ругательства.
   - Мы с Паолой...
   - Только не вздумай юлить! - предупреждает Фарнезе. - Учти, официант мне уже всё рассказал. И про чёрный ход и про... капитан что-то мучительно вспоминает... - Тьфу, - сплёвывает на пол. - О каких разбойниках вы ему наговорили?
   - Игра такая.
   - Какая игра?! - Фарнезе подскакивает на месте. - Что ты несёшь?
   - Послушайте, капитан, давайте поговорим спокойно.
   Фарнезе гневно зыркает из-под бровей сначала на меня, а потом на присутствующего в кабинете полицейского. Наверное, если бы не он, не миновать мне увесистой оплеухи.
   - Говори.
   - Для начала объясните в чём меня обвиняют на этот раз.
   - Ты издеваешься?! - продолжает свирепеть Фарнезе.
   - И не думаю.
   - Я ещё раз повторяю: зачем вы пытались скрыться от слежки?
   - И всё?
   Глаза капитана лезут из орбит. Он уже не знает: продолжать ругаться или начинать плакать.
   - Ты что идиот?! - спрашивает изумлённо.
   У меня словно камень с души падает. Выходит, Паола в полицию не обращалась! Значит, не всё ещё потеряно! Облегчённо вздыхаю и начинаю выкручиваться:
   - Понимаете, капитан, всё выглядит так, как будто я хотел сбежать, но на самом деле, я и не собирался от вас скрываться...
   - Расскажи это кому-нибудь ещё, а мне врать не смей! Собирался бежать из страны? Наверное, уже и документы готовы?
   - Ну что вы! - корчу на лице выражение оскорблённой невинности. - Я и не думал даже! Судите сами, если бы я хотел бежать, зачем бы стал возвращаться в отель?
   Этот вопрос ставит Фарнезе в тупик. Секунд десять он стоит неподвижно, затем круто разворачивается на месте и шагает к столу. Прежде чем сесть, кивает полицейскому:
   - Снимите с него наручники и можете быть свободны.
   Избавившись от оков, с наслаждением растираю кисти рук и онемевшие запястья.
   - Продолжайте! - требует Фарнезе.
   - В общем, дочь сеньоры Манчини попросила побыть с ней. Вы же понимаете, что ей сейчас очень тяжело? - выдерживаю паузу. Судя по всему, вопрос показался капитану риторическим. Он молчит и испытующе смотрит на мою переносицу. - Я согласился...
   - И что, для этого нужно было бегать от полиции?
   - Теперь понимаю, что вышло глупо...
   - Глупо?! - Фарнезе хлопает ладонью по столу. - За эту глупость будете отвечать по всей строгости закона! Я позабочусь, чтобы вы больше не сглупили! По вашей милости нам пришлось среди ночи поднять на ноги половину отеля! Он, видите ли, сглупил!
   - Понимаю, что доставил вам массу беспокойства, - произношу я полным раскаяния голосом. - Обещаю, что это больше не повторится!
   - Уж конечно не повторится! - садистски ухмыляется Фарнезе. - Даже не сомневайтесь. Из камеры сбежать не удастся!
   - Но капитан, я всего лишь хотел поддержать Паолу в трудную минуту! - продолжаю я косить под дурачка. А что ещё остаётся? Авось поможет?!
   - Знаете что, Стрельников... - говорит Фарнезе неожиданно спокойно. - Попробуйте объяснить мне вот что... Почему дочь сеньоры Манчини захотела повести с вами время, да ещё и наедине? Неужели она забыла, в чём вас обвиняют?
   - Не забыла.
   - Ну и? - прищуривается Фарнезе.
   - Я объяснил ей, как мог, что ни в чём не виноват, и, кажется, она мне поверила.
   - Никогда не понимал этих женщин... - изрекает капитан, цокнув языком.
   - Я тоже, но что поделаешь?
   Фарнезе кивает.
   - Капитан, может быть, простите меня на этот раз, а? Тем более, суд совсем скоро. Позвольте ещё хоть немного пожить вне камеры. Честно говоря, мне там не очень понравилось.
   Кажется, целую вечность Фарнезе пристально смотрит в мои глаза. С трудом удерживаюсь от того, чтобы моргнуть. Понимаю, что сейчас решается моя судьба. Выдержу взгляд, скорее всего, отпустит, нет - прямая дорога на нары. А там явится Паола с заявлением и меня ждёт такое... От напряжения в глазах начинается предательская резь. Очень хочется потереть их руками. Прищуриваюсь. Ну же, сколько можно?!
   - Ладно... - наконец, произносит Фарнезе. - Но чтобы всё время на виду у моих парней!
   Тут уж я не могу не пошутить:
   - Даже в туалете?
   - Ещё одно слово... - предупреждает капитан.
   - Понял, понял!
   - Можете идти!
   В отель несусь, как на крыльях. У меня появился шанс уладить дело с Паолой. Только бы правильно его использовать! Раз она сразу не заявила в полицию, может и вовсе не собирается? Может, простила? Очень бы этого хотелось... А может... Может, вот именно сейчас она готовится ехать к Фарнезе? Эта мысль заставляет вздрогнуть. Вбегаю в распахнутые двери отеля и проскакиваю холл на полном ходу. Успеваю заметить, как при моём появлении перекашивается физиономия портье. Парень явно не ожидал меня увидеть. Как бы не подумал, что я опять сбежал и не бросился звонить в полицию. По лестнице скачу через две ступеньки и вскоре оказываюсь в номере. Там всё тот же беспорядок. Видимо, не рискнули убираться, ожидая нового нашествия полицейских и погрома. Запираю дверь на замок и достаю мобильник. Сотовый Паолы молчит. По домашнему номеру, к моему глубочайшему удивлению, отвечает мужчина.
   - Алло, - говорит он. - Слушаю.
   Опешив, сбрасываю вызов. Наверное, не туда попал? Звоню ещё раз.
   - Алло, - говорит мне всё тот же мужчина. - Слушаю вас.
   Молчу. Мужчина долго и настойчиво дует мне в ухо, несколько раз повторяет "алло", и, так и не дождавшись ответа, кладёт трубку.
   Несколько минут расхаживаю по номеру, пытаясь понять, кто это может быть и что он делает у Паолы. Не придя ни к какому выводу, звоню ещё раз.
   - Алло! - голос мужчины звучит сердито. - Алло, Андреа Тоскани слушает!
   Я снова сбрасываю вызов. И принесла же его нелёгкая, этого Андреа! И что мне теперь делать? Попросить, чтобы позвал к телефону Паолу? Наверняка пристанет с расспросами, так его растак! Припёрся женишок! Не нашел другого времени! Ладно, надо обождать немного, может, уйдёт. А пока нужно привести себя в порядок.
   В душевой долго смотрю в зеркало. Этой рожей только людей пугать... В половину правой скулы сине-зелёное пятно, верхняя губа припухла, а вокруг глаз тёмно-серые круги. Смачиваю полотенце холодной водой и осторожно протираю лицо. Скула не беспокоит, а вот прикосновения к губе заставляют болезненно морщиться. Умывшись, тщательно причёсываю взъерошенные волосы. Во время этой процедуры в голову приходит великолепная, на мой взгляд, идея. Раз с женихом Паолы лично мне говорить не резон, поскольку с его стороны могут последовать ненужные расспросы, значит надо, чтобы позвонил кто-то другой. Тот, кто не вызовет у Андреа подозрений. И в идеале это должна быть женщина! Так почему бы ни привлечь Мариночку? Пусть она представится подружкой Паолы и попросит её к телефону!
   Сказано - сделано! Через несколько минут я уже стучу в дверь Пашкиного номера.
   - Что с тобой?! - восклицает Павел вместо приветствия.
   - У меня к тебе дело, Паш. Поможешь?
   - Чем смогу. Ну, заходи что ли...
   Паша пропускает меня в номер и закрывает дверь на замок. Из прихожей прохожу в комнату. Меня встречает лёгкий беспорядок. На кровати и кресле разложена женская одежда: синяя джинсовая юбка, пара цветастых платьев и несколько белых ажурных трусиков.
   - Извини, не ждали, - комментирует Паша, обведя комнату рукой. - Собирались прогуляться...
   Из душевой доносится шум воды и приглушенное им пение.
   - Ты не один?
   - Маринка в душе. Ну так, чем помогать-то?
   - Попросишь её позвонить по одному номеру?..
   - А зачем тебе это?
   - Понимаешь, нужно поговорить с Паолой, а трубку всё время снимает её жених.
   - А-а-а... Ну не вопрос. Так кто тебя так здорово отделал?
   - Полицейские.
   - Ну, блин, ты даёшь. Слушай, это уже рецидив самый настоящий!
   - Не отрицаю...
   - И чего ты на этот раз натворил?
   Вкратце рассказываю ему историю вчерашнего вечера. Поначалу Паша слушает с интересом, ёрничает и подшучивает. Но когда сообщаю про то, как обошелся с Паолой, бледнеет и отворачивается.
   - Ты хоть понимаешь, что натворил? - спрашивает он, когда я заканчиваю.
   - Ещё бы, - отвечаю обречённо.
   - Ты уверен в том, что она была против?
   - Вроде бы да...
   Плечи Павла вздёргиваются, а подбородок приподнимается.
   - Что значит вроде бы? - спрашивает он, глядя на меня сверху вниз.
   - Понимаешь, я почти ничего не помню... Помню, как она говорила "Нет", раза три или четыре и всё...
   - Что значит всё? А во время... - Паша долго подбирает слово, при этом его плечи медленно лезут всё выше, а засунутые в карманы руки кажутся всё длиннее. - Ну, когда ты её... Она сопротивлялась?
   - Не помню, Паш. Выпил много.
   Паша выразительно качает головой.
   - Ну ты даёшь! - изрекает он. - Знаешь, старичок, я начинаю тебя бояться.
   - Да я сам себя боюсь! Что-то со мной неладно. Как выпью, так с катушек слетаю. А вчера и вовсе... И какой чёрт её дернул взять эту бутылку? И ведь всё подзуживала: выпей, да выпей!
   - А ты и рад стараться?
   Роняю голову на грудь и развожу руками:
   - Сам знаю, что дурак!
   Шум воды и пение в душевой стихают.
   - Ты только ей не рассказывай, - предупреждает Паша.
   - Что я с ума сошел что ли?
   - Кто ж тебя знает? - грустно усмехается мой приятель. - И ещё... не обижайся только... Но, когда будешь с Паолой разговаривать, из номера выйди. Не хочу, чтобы Маринка ваши разборки слушала. Договорились?
   - Конечно, - заверяю я, и в комнате появляется Мариночка. На голове чалма из полотенца, поверх, как я подозреваю, голого тела накинут халатик. Он срывает ягодицы и открывает для обзора длинные стройные ножки. Запахнут небрежно, и в широченном разрезе видна высокая грудь.
   - Привет, - произносит Мариночка. Её придирчивый взгляд задерживается на моем лице. Она брезгливо морщится. Да знаю я, знаю, что выгляжу не эстетично, знаю, что давно тебе не нравлюсь вместе с моим криминальным прошлым, настоящим и будущим, но что теперь поделаешь?
   - Привет.
   Мариночка поправляет халатик, и грудь исчезает из поля моего зрения.
   - Марин, - начинает Паша, - помоги нам, ладно?
   - Ну?
   - Нужно позвонить по одному номеру и позвать кое-кого телефону. Сделаешь?
   - А сами что?
   Она проходит между нами, как бы случайно задевая меня локтем, и садится в кресло. Её правая ножка распрямляется в колене и грациозно вытягивается. Полюбовавшись на кончики пальцев, Мариночка спрашивает:
   - Ну так?
   - Понимаешь, звонить должна именно женщина, - поясняет Паша.
   Мариночка закидывает ногу за ногу.
   - Куда звонить-то?
   - Помнишь Паолу?
   - Это которая на яхте была?
   - Именно. Нужно позвонить ей домой и, если трубку возьмёт кто-то другой, позвать её к телефону. Если поинтересуются, скажешь, что ты подружка или знакомая.
   - А к чему такая конспирация? - удивляется Мариночка.
   - Ну... понимаешь... - мнётся Паша.
   - Марин, - вступаю я. - Там постоянно её жених торчит, а мне с ним общаться очень не хочется.
   - А-а-а... Ну так бы сразу и сказали. Только ведь я итальянский не знаю.
   Вот чёрт! Об этом я и не подумал. Выходит, напрасно людей потревожил. Зря Пашке рассказал, будет теперь переживать...
   - А ты по-английски попробуй, - советует Паша. - Европа как-никак. Должны знать.
   - Ладно, - соглашается Мариночка. - Когда звонить?
   - Можно прямо сейчас, - отвечаю я, выбираю в списке последних вызовов нужный номер и передаю ей мобильник.
   Мариночка берет его двумя пальчиками, бросает короткий взгляд на экран и прикладывает к уху.
   - Алло! - произносит она в трубку. - Могу я услышать Паолу?.. Подружка... Да-да... А когда будет дома?.. Ах вот как?.. Нет, вы знаете, последний раз очень давно. Я только что из Англии. Хотела бы встретиться с ней... Нет-нет, передавать ничего не нужно, я перезвоню... Спасибо.
   Мариночка протягивает мне телефон и сообщает:
   - Нет её дома.
   - Андреа трубку взял? - спрашиваю я.
   - Вот уж не знаю. Мужик какой-то. Он не представился.
   - И что сказал?
   - Ищет он твою Паолу с самого утра.
   - Значит, дома она не появлялась?
   - Ты у меня спрашиваешь? - возмущается Мариночка. - Я экстрасенс что ли? Может и появлялась, но Андреа этот её не застал.
   - И где её носит?! - теперь возмущаюсь я. Мариночка смотри на меня, как на полоумного. Видимо, адресует вопрос к себе.
   - Что делать будешь? - интересуется Паша.
   - Да хрен его знает! - бросаю в сердцах.
   - Не переживай, - успокаивает меня приятель, - куда она денется? Наверняка объявится в ближайшее время.
   - Ага, если уже не объявилась в полиции, - произношу я, впадая в отчаяние.
   - В полиции? - настораживается Мариночка. - А что случилось?
   - Да ничего такого, - спешит заверить Павел, - просто...
   - Нет, погоди! - перебивает его Мариночка. - Ты посмотри, какой он помятый! Опять что-то натворил! Так? Что вы от меня скрываете?
   Вопросительно смотрю на Пашу. Он удручённо кивает, дескать, выкладывай. И я выкладываю...
   - Ну ты маньяк... - произносит Мариночка, когда я, смущаясь, рассказываю про кульминационный момент вечера. В глазах её загорается озорной огонёк. - Нет, ну надо же... Сначала с мамашей, а потом за дочку взялся...
   - Да ладно тебе, не издевайся, - встаёт на мою защиту Паша. - Он ведь не специально. Перебрал, вот и получилось...
   - Ага, - усмехается Мариночка, - все вы не специально.
   - Так уж и все?
   - Большинство!
   - Значит так? - артачится Паша. - И скольких таких знала?
   - Какая разница?
   - Интересно.
   - Какой любопытный!
   - А как же! Ну так?
   Взявшись выяснять отношения, они совсем забывают обо мне. Не желая мешать им, направляюсь к выходу из номера.
   - Эй! - раздаётся за спиной, когда я уже одной ногой в коридоре. - Денис! - окликает меня Мариночка.
   - Да? - отзываюсь я.
   - Ты заходи, я ещё раз ей позвоню.
   - Спасибо, обязательно! Через часок.
   Наверное, Мариночку не на шутку заинтересовала ситуация, в которой я оказался. Хочется узнать, как выкручусь. Иначе, зачем вся эта возня со звонками?
   В моём номере беспорядок покруче устроенного Мариночкой в Пашкином. Лучше бы под ногами валялись ажурные трусики, а не растоптанный чемодан, - мысленно вздыхаю я и начинаю уборку. Пинками загоняю чемодан в душевую, в тот её угол, где стоит мусорная корзина, собираю перепачканные шмотки, комкаю и запихиваю их в целлофановые пакеты. Потом заправляю кровать. Оказывается, подушки прятались на кресле под одеялом. Всё, хватит. Надо бы вызвать горничную, чтобы помыла пол, но это потом. А сейчас самое время звонить Паоле.
   Мариночка встречает меня, как родного. Усаживает в кресло и предлагает яблоко.
   - Давай что ли? - спрашивает она, и я вручаю ей телефон.
   Результативность этого звонка такая же, как у предыдущего.
   - Нет дома, - сообщает Мариночка. По всему видно, она огорчена: губки надулись, бровки нахмурились, а носик наморщился. Очень уж ей не терпится понаблюдать за развитием событий. - Но ты не отчаивайся, будем звонить ещё. Хочешь, оставайся у нас.
   Конечно же, я хочу. По крайней мере, будет не так паршиво на душе, всё же общество...
   К вечеру Мариночка общается с Андреа, как с хорошим знакомым: "привет, как дела, неплохая погода, да, кстати, а что там с Паолой?" Ответ каждый раз один: "её всё ещё нет".
   - А ведь он серьёзно переживает, - сообщает Мариночка после очередного сеанса связи. - Говорит, если до утра не объявится, пойдёт в полицию.
   - Вот блин... - изрекает Паша.
   Действительно блин. Что тут ещё скажешь? Как только Андреа наведается в полицию, капитан Фарнезе вспомнит о моих ночных похождениях. "Кто последний видел Паолу, не вы ли, сеньор Стрельников?" Выходит, что я... "Ну и куда она подевалась?" - поинтересуется Фарнезе. Что отвечу ему? "Не виноватый я, она сама ушла"? "Не убедительно!" - усмехнётся капитан, прежде чем отправить меня за решетку.
   - Что делать будем? - спрашивает Мариночка. Не дождавшись ответа, она принимается рассуждать: - Вам не кажется странным, что Паолы до сих пор нет? Я думаю, с ней что-то случилось! Она попала в беду! Давайте придумаем, как помочь ей! - Девочке хочется детектива с поисками, погонями и, может быть, хеппиэндом.
   - Утро вечера мудренее, - произносит Паша, как истый философ.
   - Считаешь? А что если утром уже будет поздно что-либо предпринимать?! - восклицает Мариночка. - Я видела в кино, как девчонка погибла именно потому, что вот так же медлили с поисками!
   - Марин, ну скажи мне, где ты собираешься её искать?
   - А уж об этом вы думайте. На то и мужики! - безапелляционно заявляет Мариночка.
   - Раз думают всё-таки мужики, значит, ждём утра, - решает Паша.
   Утро мне довелось встретить, фигурально выражаясь, на простынях бессонницей рваных. Всю ночь вертелся в кровати, как грешник на сковородке. Что касается грехов, так оно и есть. Совесть замучила. Раз десять собственноручно предал себя анафеме. Эх, если бы это могло помочь... Если бы только можно было вернуть тот вечер...
   Ладно, хватит грезить о несбыточном, надо что-то предпринимать. На дисплее мобильника десять ноль-ноль. Самое время для звонка Паоле. Пашка с подружкой, наверное, уже встали. Но только я собираюсь нанести им визит, как мобильник начинает подрагивать и призывно помигивать светодиодом. Прежде чем телефон успевает "запеть", отвечаю на вызов.
   - Денис, скажи, - говорит Мауро, позабыв о приветствии, - Паола была с тобой вчера ночью? - голос Мауро сух и шершав, как напильник. - Скажи правду! - требует он.
   Ну, вот и всё... Сердце моё замирает, а руку, держащую телефон, сводит судорога. Губы и язык отказываются слушаться.
   - Откуда узнал? - даже эта элементарная фраза даётся с трудом. Мой итальянский сейчас ни к чёрту.
   - Что? - переспрашивает Мауро.
   - Откуда ты узнал об этом, - чуть ли не по слогам произношу я, - Паола сказала?
   - Капитан Фарнезе. Так это правда?
   - Да.
   На несколько секунд Мауро умолкает, а потом спрашивает:
   - Денис, ты знаешь, что Паола исчезла?
   - Нет, - лгу я.
   - Уже сутки, как её нет дома.
   - Может быть, задержалась в гостях у подружки?
   - Фарнезе сказал, что её жених... ты помнишь Андреа?
   - Конечно.
   - Так вот, он обзвонил всех, с кем могла бы быть Паола. Её нигде нет, и никто её не видел последние полтора суток.
   При этих словах я вздрагиваю.
   - Выходит, я последний... - произношу тихо.
   - Получается, что да. Через сколько ты сможешь быть у Фарнезе?
   - Через полчаса, - выдыхаю я обречённо.

***

   Обиталище Фарнезе с момента моего последнего посещения ни чуточку не изменилось. Сам капитан - тоже. Разве что лысина не светится, как стоп-сигнал светофора. Ну что ж, всё в наших руках, - мысленно усмехаюсь я у распахнутой двери кабинета. На самом же деле мне абсолютно невесело. Мне ужасно грустно и страшно. Что называется, поджилки дрожат. И любые усмешки, на которые я способен - всего лишь бравада и защитная реакция организма. В центре кабинета на стуле расположился Андреа. Фарнезе сидит за столом и мусолит пальцами уголок журнальной странички. Отсюда вижу, что на ней крупная фотография тёмно-синего кабриолета.
   Тихонько покашливаю, чтобы привлечь внимание.
   - Проходите, - приглашает капитан, оторвав взгляд от картинки.
   Все сидячие места заняты. Мне приходится встать в паре шагов от Андреа. Он бросает на меня гневный взгляд и демонстративно отворачивается к окну. Хочется сказать парню: "Извини, я не специально", но вовремя сдерживаюсь от такой глупости.
   - Честно говоря, удивлён, что пришли, - сообщает Фарнезе, с интересом меня разглядывая. - Хотя... куда вам деваться?
   Молча пожимаю плечами. Вопрос риторический. Бежать мне действительно некуда. Видимо, выгляжу я сейчас не очень хорошо, потому что Фарнезе по-отечески успокаивает меня:
   - Ну-ну, не переживайте вы так. Я вызвал вас, чтобы всего лишь задать несколько вопросов. - На губах капитана на секунду появляется приветливая улыбка. - Итак, когда вы в последний раз видели Паолу Манчини.
   - Позапрошлой ночью.
   Фарнезе кивает.
   - Где?
   Прежде чем ответить, кошусь на Андреа. Сейчас он внимательно смотрит на меня.
   - Капитан, вы же знаете...
   - И всё же хочу еще раз услышать! - настаивает Фарнезе.
   - На пляже.
   Андреа закидывает ногу за ногу и опять отворачивается к окну. Однако! Крепкие же у него нервы... Если бы мне кто-то сказал, что провел с моей невестой ночь на пляже, я бы, как минимум, вспылил!
   В кабинет входит Мауро. Он приветствует Фарнезе, кивает Андреа и становится рядом со мной.
   - Мы только начали, - извещает его капитан. - Значит на пляже? - уточняет он у меня.
   - Да.
   - И что вы там делали?
   - Отдыхали.
   - Точнее!
   Я снова бросаю взгляд на Андреа. Он точно ноль внимания и на меня, на всё, что я говорю и собираюсь ещё сказать. Видимо, за окном есть нечто более интересное.
   - Паола купалась, потом жгли костёр, выпили немного.
   - И всё?
   - Да, а что ещё вы хотите услышать?
   - Хм.. Значит, вы были на пляже всю ночь?
   - Ну... не то чтобы, - отвечаю я неопределенно.
   Фарнезе прищуривается, вкрадчиво спрашивает:
   - Что это значит?
   - Если честно, я немножко перебрал... не помню, что было, и как мы расстались. Я заснул и проснулся уже один.
   - Интере-е-е-сно, - тянет Фарнезе. - То есть, вас бросили одного на пустынном пляже?
   - Сам удивился.
   - Да уж! - восклицает Фарнезе. - Весьма странно! Девушка приглашает молодого человека приятно провести время, а потом бросает его в одиночестве под открытым небом и фактически в бессознательном состоянии... Признаться, не могу найти логического объяснения её поступку... Если только... - взгляд капитана упирается мне в переносицу, - если только молодой человек чем-нибудь обидел её... Тогда всё становится на свои места! Не так ли, сеньор Стрельников?
   Придётся юлить. По крайней мере, в присутствии Мауро. Конечно, я понимаю, ложь совсем скоро вскроется, и тогда Мауро ужаснётся моему вероломству, но пусть это будет не сейчас. Стыдно. Итак, как там гласит истина: хочешь, чтобы тебе поверили, скажи правду, но не всю?
   - Да, мы с Паолой поссорились, - признаюсь я, решив пойти по пути наименьшего сопротивления. В конце концов, пусть Фарнезе услышит то, что хочет услышать.
   Капитан довольно улыбается и ненадолго прячет глаза.
   - Почему это произошло? - спрашивает он, снова взглянув мне в лицо.
   - Разговор зашёл о её матери. Слово за слово... Ну вы понимаете?..
   - Не очень...
   - Паола упрекнула меня в том, что я будто бы специально окрутил Ремину, - я болезненно морщусь и просительно смотрю на Фарнезе. - Мне тяжело об этом говорить...
   - Что было дальше?
   - Не помню... Я ведь уже сказал, что выпил лишнего.
   - Совсем ничего не помните?
   Киваю молча.
   - М-м-м... - задумчиво мычит капитан. - А вам эта ситуация ничего не напоминает? Напились, ничего не помните, а человека нет...
   - Капитан, я уже готов повесить на шею табличку: "Не приближайся - пропадёшь!" - произношу я полным отчаяния голосом. - Думаете, мне доставляет удовольствие попадать в такие ситуации?
   - Не знаю!- усмехается Фарнезе. - Как, впрочем, не знаю, что с вами теперь делать. Вы - главный подозреваемый по делу сеньоры Манчини, а теперь ещё и... - Фарнезе звучно хлопает ладонью по столу. - В общем, если дочь сеньоры не объявится в ближайшее время, я вам не позавидую. - А пока... - он умолкает и откидывается на спинку стула.
   Капитан долго трёт щетинистый подбородок, а я переминаюсь с ноги на ногу и тупо смотрю в пол. На меня нападает сильнейшая апатия. Все страхи и переживания исчезают. В сущности, какая разница - отпустит он меня или отправит в тюрьму? Днём раньше, днём позже. Всё равно не отвертеться.
   - Можете быть свободны... - произносит Фарнезе. - Но из отеля ни ногой, понятно?
   - Да.
   - Ну так идите.
   - Денис, подожди меня за дверью, - просит Мауро.
   Прежде чем успеваю ответить, в кабинете раздаётся противный гудок. Мауро вздрагивает, а я втягиваю шею в плечи.
   - Извините, - произносит Андреа. - Телефон.
   Прежде чем Андреа достаёт из кармана мобильник, тот успевает прогудеть ещё раз. Мы с Мауро удивлённо переглядываемся. Мауро притрагивается ладонью к груди и осуждающе покачивает головой. Действительно, так и кондрашка хватить может!
   Андреа прикладывает телефон к уху.
   - Алло? Паола?! - буквально орёт Андреа. - Сеньоры, звонит Паола! - сообщает он нам. Я облегчённо вздыхаю. По крайней мере, обвинение в убийстве или похищении мне теперь не грозит. - Паола, ты где?.. Где?! Что?! - лицо Андреа искажается, точно он насмерть перепуган. - Что ты говоришь, Паола?! Как?! Когда?! - вопросы так и сыплются из него. - Где... Ты знаешь, где ты находишься?.. В каком доме?.. Слушаю... Да! Алло! Алло! Паола!
   Андреа обводит нас испуганным взглядом и выдыхает:
   - Бросила трубку...
   - Нашлась, - произносит Фарнезе. - Вот и замечательно!
   - Её похитили, - заплетающимся языком сообщает Андреа.
   Мауро мертвенно бледнеет.
   - Как похитили?! - восклицает Фарнезе.
   Губы Андреа начинают подрагивать.
   - Она сказала, что её похитили, - произносит он.
   - Кто?
   - Она не сказала... Что теперь делать?.. Как же так...
   Фарнезе вскакивает из-за стола и подбегает к Андреа.
   - Что вы мямлите?! - рявкает капитан ему в лицо. - Что конкретно она сообщила?!
   Выкрики Фарнезе приводят Андреа в чувство и придают способность чётко отвечать на вопросы.
   - Она сказала, что её привезли на машине и держат взаперти в каком-то доме. Что за дом и где он находится, она не знает.
   Я слушаю Андреа с открытым ртом и отказываюсь верить. Как такое могло произойти? Кто и зачем похитил Паолу?
   Лицо Мауро болезненно посерело. Одной рукой он держится за сердце, другой пытается нащупать в воздухе что-то, на что можно присесть. Колени его медленно подгибаются, ещё немного и упадёт. Хватаю его под руку и подвожу к стулу. Мауро тяжело опускается на него и закрывает глаза.
   - Телефон! - восклицает Фарнезе. - Номер, с которого она звонила! Стационарный, мобильный? Быстро!
   Беззвучно шевеля губами, Андреа жмёт на кнопки мобильника.
   - Вот, - говорит он, наконец, и демонстрирует капитану светящийся экран. - Смотрите.
   Выхватив у Андреа телефон, Фарнезе пулей вылетает из кабинета.
   - А нам... Что делать нам?.. - рассеянно поизносит Андреа.
   - Будем ждать, - отвечает Мауро, всё ещё держась за сердце. Дышит он тяжело и говорит с большим трудом. - Раз капитан так резво нас покинул, значит, у него появился какой-то план. Нам остаётся лишь положиться на него.
   Ни я, ни Андреа не пытаемся возразить. Действительно, что мы можем поделать? Только ждать. И мы ждём. Время ползёт крайне медленно. Мауро с болезненным видом безмолвно сидит на стуле, а мы с Андреа бродим по кабинету от стены к стене. Друг на друга стараемся не смотреть и лишь изредка обмениваемся короткими взглядами. Ни я, ни он не решаемся занять пустующий капитанский стул. От длительного пребывания в вертикальном положении мои ноги начинают гудеть. Поясницу ломит, а плечи наливаются свинцовой тяжестью. В голове противный звенящий вакуум. Мауро постепенно приходит в себя. Сначала болезненная серость сменяется бледностью, а потом исчезает и она. К концу третьего часа ожидания он, как ни в чём ни бывало, легко встаёт и принимается торопливо прохаживаться от окна к двери. Он сосредоточен и молчалив. На лице отражена напряжённая работа мысли. Наконец, Мауро достаёт мобильник и выходит из кабинета. Я почему-то на все сто процентов уверен, что собирается позвонить детективу Корти. Что ж, может быть, его помощь и пригодится капитану Фарнезе. В конце концов, дело-то не шуточное...
   Проходит ещё два часа. Чувствую почти полное изнеможение. Сильно хочется есть и пить. Начинаю заглядываться на дверь и выдумывать предлог под которым можно хотя бы ненадолго сбежать отсюда. Сказать, что иду в туалет и забыть вернуться?
   Фарнезе вваливается в кабинет, как лавина или толпа малолеток-фанатов. Даже удивительно, что один человек может служить источником такого шума. Всё то, что капитан выкрикивает, я просто не в состоянии разобрать - жуткий сленг или профессиональный жаргон. Фарнезе растрёпан. Его рубашка, не так давно белоснежная, сера от пыли и выбилась из запылённых брюк, на спине огромное мокрое пятно. Но лицо! Лицо капитана сияет!
   - Ну и что вы думаете? - вопрошает он, усевшись на стол. Не на край, а взгромоздился в самый центр. Свесил ноги и принялся болтать ими. - Ну?! - капитан похож на школьника, отхватившего отличную отметку на сложном уроке. - А, ладно! - взмахивает он рукой. - Сеньоры, я их нашёл!
   - Вы нашли Паолу?! - восклицает Мауро.
   Фарнезе кивает так резко, что кажется, голова его сейчас оторвётся.
   - И сёньору Манчини!
   Сердце моё обрывается. Перед глазами плывут какие-то серые тени.
   - Что? - хрипло переспрашивает Мауро.
   - Я нашел сеньору Манчини. Нашёл их обеих!
   - Где?
   - Да тут совсем недалеко. Рыбацкий посёлок в десяти километрах от города. Сеньор держали в одном доме, но в разных комнатах.
   - Похитителей поймали? - спрашивает Андреа. Глаза его прищурены, кулаки сжаты и подтянуты к груди. Он, словно боксёр, привстал на носочки.
   Фарнезе мрачнеет.
   - Нет, - отвечает он неохотно. - В доме никого кроме женщин не было.
   - А что за дом? Ведь можно же узнать кто его хозяин?
   - Уже... - отвечает Фарнезе, кисло морщась. - Старуха сдала дом каким-то приезжим до конца сезона. Расплатились сразу за всё время. Просили не беспокоить. Она и не беспокоила. Жила у одинокой подруги. Говорит, что каждое лето так подзарабатывает.
   - И что вы намерены предпринять? - интересуется Мауро.
   - Пока что составим фотороботы, опросим жителей соседних домов. В общем, разберёмся.
   - Но зачем? - задумчиво спрашивает Андреа.
   - Что зачем?
   - Зачем их похищали, я что-то не могу понять.
   - Признаться, я тоже, - отвечает капитан. - Удивляюсь, почему за сеньору Манчини не потребовали выкуп?
   Андреа кивает.
   - Разберёмся, - произносит Фарнезе. - Мало ли извращенцев.
   - А где они сейчас? - вступаю я в разговор.
   - Кто?
   - Ремина и Паола, - поясняю капитану.
   - А-а... Дома. На днях пригласим для дачи показаний, надо же нам узнать тайну исчезновения сеньоры с яхты? А пока пусть придут в себя, сходят к доктору.
   - К доктору? - голос Мауро звучит испуганно. - С ними грубо обращались?
   - Они не жаловались, по крайней мере пока. Но сеньора Манчини выглядит неважно.
   Мое сердце сжимается, в груди образуется ледяная пустота. Мороз пробегает по спине. Бедная Ремина, сколько ей пришлось вынести! Мне так хочется обнять её, прижать к себе и рассказать, как я её люблю.
   - Я могу её увидеть? - спрашиваю я.
   - Как пожелаете, - бесстрастно отвечает Фарнезе. - Вы теперь вольны делать, что хотите.
   - То есть, у вас ко мне никаких претензий?
   Фарнезе кивает. Долго молчит, переводя взгляд с меня на пол и снова на меня. Наконец подходит, произносит тихо, но внятно:
   - Сеньор Стрельников, прошу меня простить, если был излишне резок. Служба.
   - Понимаю.
   - Без обид?
   - Конечно.
   Я даже не помню, как выскочил из участка. Словно затмение нашло. Попрощался или нет? Не важно. Сейчас главное - поскорее увидеть Ремину. Ноги сами несут меня к набережной, чтобы оттуда направить к отелю. А там вызову такси и помчусь к любимой женщине. Как же я счастлив! Интересно, как Ремина встретит меня и что скажет? Что я отвечу ей? Найду ли нужные слова? Эти вопросы занимают меня без остатка. И лишь, когда миную последний поворот и до отеля остаётся каких-то сто метров, будто обухом по голове: Паола! Ведь мне придётся встретиться и с ней! Как посмотрю ей в глаза? Как она отреагирует на моё появление? А вдруг, уже рассказала матери о том, что было на пляже? Меня бросает в холодный пот. Останавливаюсь, не в силах сдвинуться с места. Футболка на спине становится противно мокрой и липкой. Если Паола открылась матери - всё кончено. Зачем Ремине мужчина, посягнувший на честь её дочери? От этой мысли ноги подгибаются, и я опускаюсь прямо на тротуар. Мимо идут люди, удивлённо рассматривают рассевшегося на тротуаре парня. Мне хочется провалиться сквозь землю! Не оттого, что выгляжу в глазах прохожих нелепо, пусть смотрят, наплевать, а оттого, что я самый настоящий мерзавец. Какая-то сердобольная пожилая женщина останавливается у моих ног и, склонившись, спрашивает:
   - С вами всё в порядке, сеньор, нужна помощь?
   Долго не отвечаю. В глазах женщины растёт беспокойство. Они внимательно всматриваются в моё лицо.
   - Нет, спасибо, - произношу тихо.
   Прежде чем уйти, женщина осуждающе покачивает головой и бурчит под нос что-то невнятное. Наверняка подумала, что наркоман или пьяница. Как бы полицию не вызвала. Эта мысль заставляет меня встать. Что же мне делать? - гадаю я, преодолевая последние метры до поворота к отелю. Уехать домой, забыть, навсегда выкинуть из головы и жить как жил? Но можно ли так? Можно ли так бессовестно струсить? Ведь я говорил ей, что люблю, что хочу навсегда быть рядом... О, Господи! Но если останусь, задержусь хоть немного, могу оказаться в тюрьме! Паола в любой момент может всё рассказать полицейским! Бежать из Италии, пока есть возможность?
   Резкий сигнал автомобиля отрывает от тяжких раздумий. За спиной басовито урчит двигатель.
   - Денис!
   Пассажирская дверца "Мазератти" откинута. Перевалившись через сидение, Мауро высунулся наружу:
   - Ты так быстро убежал, что я не успел предложить подвезти. Поехали?
   Поехать с ним, чтобы Паола обличила меня в его присутствии, чтобы увидел, как делаю Ремину несчастной?
   - Поехали!
   Нет, не могу.
   - Денис!
   Но ведь она ждёт моего ребёнка!
   Дверца мягко хлопает, сиденье податливо проминается, огибая контуры тела. Укладываю затылок на подголовник и закрываю глаза. Будь, что будет.
   Всю дорогу делаю вид, что дремлю. В салоне играет спокойная музыка. Автомобиль идёт так мягко, что если бы не повороты, при которых меня немного ведёт в стороны, подумал бы, что стоим на месте. В голове роятся десятки мыслей - одна неприятнее другой. Мне невыносимо горько. Чем дольше едем, тем сильнее желание распахнуть дверь и выброситься на полном ходу из машины. На что я надеюсь? Только на то, что Паола будет молчать... Но будет ли?
   - Приехали! - сообщает Мауро и легонько хлопает меня по плечу.
   Перед тем, как покинуть машину, ещё несколько секунд сижу с закрытыми глазами. Ладно, перед смертью не надышишься.
   Ворота виллы полуприкрыты. Обнажённые каменные копьеносцы сурово взирают на гостя.
   - Иди! - произносит Мауро из салона.
   - А ты? - удивляюсь я. - Разве не хочешь увидеть Ремину?
   - Хочу, но подозреваю, что буду лишним. Скажи, на днях загляну. А пока вы ведь и без меня найдете, чем заняться?
   - Спасибо, - благодарю я, заглянув в салон, и закрываю дверцу автомобиля.
   Из глушителя "Мазератти" вырывается грозный рык, выкинув из-под колёс горстку мелких камушков, машина отъезжает. А я бросаю взгляд на окна виллы. Где-то там, за одним из них, сейчас Ремина. В висках начинает учащённо пульсировать и постукивать. Как бы хотелось, чтоб не было всех этих проблем, которые я же и создал, чтобы мог сейчас с чистой душой броситься к ней...
   На дрожащих негнущихся ногах иду к дому. Вот они те ступени... Ступаю на первую. Медленно заношу ногу и ставлю на вторую, переступаю на третью, четвёртую. Взгляд скользит по ним вверх. Там - на самой последней - мы поцеловались. Дыхание заклинивает. Перед глазами возникает Ремина, слизывающая с ладони капельку моей крови. Боясь вздохнуть, чтобы видение не исчезло, взбираюсь дальше. Я уже рядом. Протягиваю ладонь, чтобы дотронуться. Воздух...
   Опускаюсь на разогретый солнцем камень. На ту самую ступеньку. Подбородок ложится на сцепленные ладони, локти упираются в колени. За сгорбленной спиной дверь. Нужно всего лишь войти в неё, чтобы всё окончательно решилось. Страшно, но хуже всего - стыдно. За то, что сделал и за теперешнюю слабость и нерешительность, боязнь ответить за поступок.
   Парит. В воздухе висит вязкое марево... Кажется, будет дождь... Первая крупная капля падает на ступени, за ней ещё одна и ещё. И вот с неба обрушиваются потоки воды. Это, как знак свыше. Дождь гонит в укрытие. Нечего рассиживаться, пора действовать.
   Подойдя к двери, сквозь стекло долго вглядываюсь в глубину холла. Палец лежит на кнопке звонка и всё никак не решится нажать. Другой рукой осторожно толкаю дверь. Она поддаётся, приоткрывается бесшумно. Вхожу, не давая о себе знать. Откровенно тяну время. Ещё хотя бы минуту... Хотя бы несколько секунд...
   В центре холла останавливаюсь, не зная куда идти дальше: в гостиную или по винтовой лестнице наверх к нашей комнате. А что если Ремина сейчас там?
   Верх наглости, но я всё же иду наверх. Лестница поскрипывает под ногами, ладонь скользит по отполированному временем и множеством прикосновений дереву перилл. Впереди показывается выход в коридор. Там вторая дверь налево и...
   В проеме передо мной возникает чья-то фигура:
   - Кто здесь? - голос женский, хорошо знакомый. - Кто?
   Прищуриваюсь. Паола.
   - Я, - отвечаю робко.
   - Ты... - произносит она чуть слышно. - Ты?!
   - Паола, нам надо объясниться...
   Она, как снежный ком, обрушивается на меня. Под её напором устремляюсь вниз по ступеням. Ноги заплетаются. Спиной ударяюсь то о стену, то о перилла. Припадаю на колено, ударяюсь им об угол ступеньки. Коленную чашечку пронзает электрический разряд, по проводникам нервов жуткая боль сползает к ступне. И все это происходит в неестественном молчании. Паола продолжает сталкивать меня с лестницы. Ладошки с растопыренными пальчиками тычут в грудь, в спину, в лицо. Не прикрываюсь. Только щурюсь и пригибаю голову, чтобы сберечь в глаза. Сопение, топот ног, звуки возни и ни слова.
   - Да погоди ты! - хватаю её за руки, когда выскакиваем в холл. - Постой! Я хочу поговорить с тобой!
   - Поговорить? - шипит Паола. Волосы её растрепались, лицо раскраснелось, глаза источают гнев. - Зачем ты пришёл? Хочешь опять полезть на меня?
   - Паола, не надо! Я виноват! Я сорвался! Я даже не помню, что было, как я... - запинаюсь и с мольбой смотрю на неё.
   Несколько секунд Паола молча разглядывает меня. В её взгляде присутствует нечто странное, может, удивление, а может быть, что-то ещё... Не могу понять.
   - Не помнишь?! - восклицает вполголоса. - Ты серьезно не помнишь?!
   - Нет, - отвечаю в тон ей.
   Глаза Паолы округляются, брови, изогнувшись, сдвигаются к переносице, делаются похожими на чёрную чайку.
   - Пошел вон!
   - Но...
   - Проваливай!
   - Мне нужно увидеть Ремину!
   - Что? Как ты смеешь?! Да я... Я... - она задыхается от злости. - Я всё ей расскажу! Только попробуй приблизиться к матери, и она всё узнает. Узнает как ты... как ты меня... - зажимает ладошкой рот. Лицо искажается, она вот-вот заплачет.
   Что же я натворил... Я готов упасть перед ней на колени. Пусть сделает, что захочет. Пусть убьёт!
   - Прости, пожалуйста, прости.
   - Убирайся! И не проси ни о чём! Клянусь, если подойдешь хотя бы к ограде дома, я всё расскажу матери! Хочешь сделать ей больно?! Больнее, чем есть?
   - Нет! Конечно же, нет! Но ведь она ждёт ребёнка, моего ребёнка!
   - Не будет никакого ребёнка! - брезгливо заявляет Паола. Кажется, хочет сплюнуть под ноги.
   - Что ты говоришь? - спрашиваю испуганно.
   - Убирайся!
   Паола принимается отталкивать меня к выходу.
   - Паола, кто там? - раздаётся сверху.
   Паола вздрагивает и оборачивается к лестнице. Отвечает в полный голос:
   - Никого!
   - Но ты ведь с кем-то разговариваешь?
   - Тебе показалось, мама! Отдыхай, я сейчас!
   Делаю попытку проскочить мимо, броситься к Ремине. Паола вцепляется в меня, как клещ. Острые ноготки сквозь ткань футболки сдирают кожу, глубоко впиваются в плоть. Она шипит мне в ухо:
   - Я же сказала, проваливай! Или я сейчас же ей... - в глазах её мелькают молнии. - Нет, сначала позвоню в полицию и всё выложу! Как ты меня напоил, а потом несколько раз изнасиловал! И мне поверят! С радостью упрячут тебя за решётку! Уж я постараюсь, чтоб так и вышло!
   Рывок, острая боль пронзает тело. Не вижу, но знаю, чувству, на футболке проступили пятна крови. Моей крови. Паола несколькими сильными толчками выпихивает меня из холла под проливной дождь.
   - Уходи! - требует громко.
   - Но ребёнок, что ты сказала о нём?
   - Убирайся!
   Он толкает меня. Оступаюсь. Ступени врезаются в рёбра. Кажется, что-то хрустит. Бок взрывается болью. Чудом удерживаюсь от того, чтобы скатиться вниз.
   Паола хохочет. Отвратительно, ледяно, страшно. Хлопает дверь, и я остаюсь один.
   Иду. Медленно. Сгорбившись. Припадаю на правую ногу. Держусь правой рукой за левый бок. Там сперва жгуче болело, а теперь тупо саднит и медленно деревянеет. Сверху льёт. Раскисшие кроссовки противно чвакают. Перед глазами стена дождя и млечная пелена, точно туманом заволокло. Сбоку проползают тяжёлые фуры, проносятся юркие легковушки. От них несёт водяную морось, пропитанную выхлопами, парами бензина и солярки. Когда в бок будто ножом тыкали, а колено разламывалось на части, каждые двести метров останавливался, иногда даже садился. Прямо на мокрую грязную обочину. Мне сигналили, что-то кричали, а я злобно и беззвучно ругался в ответ. Потом идти стало легче. Как побитый пёс волочусь вдоль шоссе.
   "Би-би-п" - слышу с дороги. Именно "Би-би-п", как детская игрушка. Ещё кому-то вздумалось поглумиться. Смотрю под ноги, упрямо ковыляю вперёд. Снова сигнал, теперь уже настойчивый "Би-п-би-и-и-и..." Достали. Инстинктивно шарю взглядом по земле, ищу что-нибудь поувесистее, чтобы запульнуть на звук. "Би-п-би-и-и-и..." Твою мать...
   Старенькая серая легковушка-купе стоит неподалёку, капот подрагивает и подребезгивает, узкие растрёпанные дворники без особой пользы елозят по лобовому стеклу. Распрямив спину, сжав кулаки и стиснув зубы, хромаю к машине. Ну, держитесь, сейчас я вам...
   Стекло водительской дверцы приспущено. В щёлку на меня, теребя жидкие усики, смотрит невзрачный средних лет мужчина. Насмотревшись, решительно тычет пальцем в противоположную дверцу, произносит:
   - Садитесь!
  

***

   В моём номере прибрано на совесть. Полы надраены, постель заправлена, мебель на своих местах, даже отломанная ручка ящика водворена на место. С меня стекает вода, под ногами моментально образуется лужа, от кроссовок наполняется серыми разводами. И напачкал же я в машине, намочил... Ну и ладно, в конце концов, не напрашивался. Разуваюсь, брезгливо стаскиваю мокрую одежду. Лезу под душ.
   Раздавленный чемодан горничная выбросить побоялась. Он по-прежнему в углу у мусорной корзины. Стоя под колючими струйками тёплой воды, смотрю на отпечаток подошвы на промятой чемоданной крышке. Меня вот так же промяли, растоптали... Двадцатилетняя девчонка... В отбитом боку резко простреливает. Слёзы начинают душить, сдержать их нет никаких сил. Солёная вода смешивается с пресной, стекает по телу и уносится... к глубинам канализации. Это неожиданное сравнение заставляет меня, пусть грустно, но улыбнуться, помогает взять себя в руки. Именно канализация... Вот цена моему плачу. Я сам виноват, нечего рыдать, как кисейная барышня! И всё же, как ни втолковываю себе, что Паола имела полное право на такое со мной обхождение, а слезливое удушье ещё долго стоит у горла.
   Вымывшись, вытираюсь насухо, при этом продолжаю смотреть на испорченный чемодан. Надо купить новый, крутится в голове, непременно новый... Но зачем? Я ведь... Выходит, уезжаю?.. В душевой жарко, напустил пара, как в бане, но не смотря на это в груди леденеет. Уезжаю... Как обухом по голове.
   - У-ез-жа-ю... - шепчу по слогам.
   А что ещё остаётся? Бежать, как можно скорее, чтобы не мучить ни себя, ни других. На ватных ногах иду в комнату. Но за других или за себя беспокоюсь? Конечно, я боюсь... От одной мысли угодить за решетку лет эдак на десять-пятнадцать, или сколько тут дают за изнасилование, бросает в дрожь. Ветерок из приоткрытого окна колышет краешек тяжелой шторы. Вытягиваюсь на кровати, закидываю руки за голову, взгляд упирается в белоснежный потолок. Серая тень на нём мечется туда-сюда, причудливо разделяется надвое, натрое. Так и меня сейчас разрывает от страха навсегда потерять Ремину и ужаса попасть в тюрьму и, быть может, умереть там. Что страшнее: потерять жизнь или любимую женщину? А ведь я... - рождается догадка, - если останусь, потеряю всё сразу... Паола исполнит угрозу: расскажет матери, заявит в полицию. Презрение, тюрьма, конец... Значит, уезжаю... А ребёнок? Мой ребёнок... Почему Паола сказала, что его больше нет? - мелькает мысль. Имела в виду, что его больше нет для меня? Я не смогу и приблизиться к нему... Но ведь, угодив в тюрьму, я и его потеряю. Да что это я несу? Я уже потерял их всех: ребёнка, Ремину, Паолу, Мауро...
   - У-ез-жа-ю... - произношу громко.
   А ребёнок... Ремина вырастит его, позаботится о нём. Чёрт, никогда не чувствовал себя так гнусно. Ведь я - предатель. Последнее время предаю направо и налево, и хуже всего, ищу этому оправдание. Оправдания нет, есть желание жить. Но получится ли... К горлу вновь подкатывает ком. Кадык начинает судорожно дёргаться. Стоп! Хватит соплей! Резко подтягиваю ноги к животу, рывком распрямляю их, спружинив так, соскакиваю с кровати на пол.
   - Уезжаю!
   Нужно найти Пашку, сказать, что можем валить отсюда.
   Это известие обрадовало приятеля, как ребёнка сладкая конфета или мороженое.
   - Ну, слава Богу! - восклицает Паша и увесисто хлопает меня по плечу. Лицо Павла расплывается в широченной улыбке. В номере он один. Поясняет: - Маринка в магазин пошла. Это надолго. Так что мы сейчас... - поднимает вверх указательный и оттопыривает мизинец. - Хм... - сквозь хитрый прищур смотрит на меня. - А ты со мной потом ничего такого не сделаешь?..
   Морщусь:
   - Хватит издеваться... А пить я, наверное, не буду... А то чего-нибудь натворю.
   - Да ладно тебе, не переживай. Буду приглядывать и, если что, - суёт мне под нос кулак с плоскими и широкими костяшками, как есть трёхкопеечные кругляши времён Союза. Улыбается: - Успокою.
   На столе появляются нарезанный лимон, пара яблок, апельсин и бутылка "Etichetta Oro".
   - Тот же, - комментирует Паша. - Помнишь?
   Киваю.
   Тихонько булькая, бренди выливается в высокие стаканы. Оба наполняются ровно на два пальца.
   - Ну, за... - Паша запинается.
   - Давай пока без тостов, - прихожу на помощь.
   Спиртное слегка обжигает пищевод и плюхается в пустой желудок, заставив его недовольно буркнуть и съёжиться. Пить натощак для меня становится традицией, усмехаюсь мысленно и закусываю долькой лимона.
   Не мешкая, выпиваем по второй. На этот раз желудок более благосклонен. Наверное, смирился с тем, что хозяин - пьяница.
   - Ну, так что, когда домой? - интересуется Паша, плеская третью порцию бренди в стаканы.
   - Чем быстрее, тем лучше.
   - Бежишь от кого-то?
   - Типа того.
   Пашкины брови сдвигаются к переносице.
   - От Паолы что ли?
   - И от неё, и от себя...
   - От себя, брат, не убежишь... - вздыхает Паша. - А Ремина твоя как же? Говорил, любишь, а теперь...
   - Паш!..
   - А, ну да, понимаю, мать, дочь... Вот ведь ситуация... влип... Думаешь, Паола всё же заявит в полицию?
   - Уверен. Она мне так и сказала. Если не отстану от Ремины, заявит.
   - Вот же... какая... - Пашкины кулаки сжимаются, - условия ставит!
   - Паш, я виноват, такого натворил, самому тошно... Я людей в такое дерьмо затащил...
   - Но ты же говорил, она сама к тебе полезла.
   - Да какая теперь разница? Представляешь, она матери расскажет, что будет?
   - Будет, непременно будет, не сейчас, так потом ляпнет... - отзывается Паша. - Ну, тогда точно: уезжай. - Крутя между ладоней стакан, словно по-старинке палочкой разжигает огонь, Павел с минуту молчит, брови его двигаются, на лбу собираются складки. - А всё-таки интересно, - произносит он задумчиво, - как Ремина с яхты исчезла? Который день над этим голову ломаю, вот бы узнать...
   - Да ладно... - вяло машу рукой.
   - Неужели не интересно?!
   - Ну не знаю... Какая теперь разница, главное, что она нашлась.
   - Конечно, правильно, но всё жё... - в Пашкиных глазах появляется блеск. - Я уже представил себе несколько вариантов, как это могло быть...
   Он принимается рассказывать красочно, образно, вдумчиво. Трубку в зубы - ну прям Шерлок Холмс. Слушаю сначала без особого интереса, но мы продолжаем пить, и мой язык постепенно развязывается. Начинается оживлённое обсуждение, плавно перетекающее в спор. И вот мы уже с пеной у рта отстаиваем свои версии случившегося. И я уже почти забыл, что мне вот-вот предстоит навсегда уехать отсюда и никогда больше не видеть Ремину. Я опять говорю о ней, как о своей женщине, я уже почти верю, что всё будет хорошо, и только где-то глубоко-глубоко в груди затаилось тяжёлое, под действием алкоголя сжавшееся в плотный комок... Краешком одурманенного сознания понимаю: как только спирт выйдет из организма, комок раскрутится, взорвётся, стараясь вырваться наружу... Но всё это - боль, сомнения, отчаяние - будет потом, а сейчас мы просто строим догадки и пьём. И я рад, что сейчас пьян, что голова до предела налита хмельной тяжестью, а мысли путаются, барахтаются в черепной коробке, как сонные мухи меж стёкол оконной рамы.
   Спор был прерван появлением Мариночки. Она впорхнула в комнату сияющая, на левом предплечье висел большой бумажный и туго набитый пакет. Последняя не уснувшая муха сообразила: должно быть, обновки с сувенирами. Сияние на Мариночкином лице угасло, едва завидела откупоренную бутылку и вгляделась в мою осоловевшую физиономию. В общем, пришлось мне ретироваться, доковылять до номера и рухнуть в кровать. Это последнее, что помню. Веки отказываются разлепляться, сквозь их тонкую кожу проникает свет. Утро или уже день? Определённо знаю одно: опять похмелье. Череп раскалывается. Нет, всё же нужно, если не бросать, так ограничивать количество спиртного за раз, особенно натощак. Эпицентр боли в затылке. Туда будто раз за разом втыкают длиннющее шило. На голову словно натянута сетка из тончайшей проволоки, каждый укол невидимого шила замыкает что-то в мозгу, и по сетке проносится обжигающий поток электронов. Принимаюсь осторожно массировать затылок. Он просто-таки раскалён, да и всё тело пышет жаром. Неужели простыл после прогулки под дождём? На лбу проступают капли холодного пота. В конечностях вялость. Массирующие затылок, пальцы дрожат и отказываются подчиняться. Нужно бы таблеток и обильное горячее питьё... Нет сил встать, а принести некому. Ничего, отлежусь так. Только бы не воспаление... Жар сменяется ознобом. Лютая дрожь. Кутаюсь в одеяло. Снаружи лишь нос, но и ему холодно, кончик, кажется, уже отморожен. Зубы стучат, а грудную клетку медленно вдавливает внутрь. Сокращающиеся мышцы сжимают её всё сильнее, гнут рёбра. Дрожь не унимается. Давление мышц нарастает. Судорожно хватаю ртом воздух. Кажется, рёбра вот-вот переломятся, и обломки вопьются в легкие. Мне становится жутко. На обычную простуду не похоже. Подхватит какую-то страшную болезнь? Ещё немного и душа вон? Дрожь прекращается так же резко, как началась. В одно мгновение давление на рёбра ослабевает, и меня вновь охватывает жар. Пот струями стекает по телу, впитывается в одеяло и простыню. Их уже можно выжимать. И опять приступ судорожной дрожи, а потом снова, как в бане... Когда эта пытка кончается, я не в силах даже пошевелиться, не то что вылезти из-под промокшего насквозь липкого одеяла. В голове муть, но боль ушла. Дышу ровно.
   В дверь номера стучат. Кого там опять несёт? Что вам от меня надо? - если вчера мысли были, как сонные мухи, то теперь похожи на жирных неповоротливых болотных жаб, тяжело подскакивают и грузно плюхаются в мутную жижу. Стук прекращается.
   - Ну слава Богу, - вздыхаю облегчённо ...
   Но не тут-то было! Продолжить спокойно болеть не выходит. Стучат опять, настойчивее, даже злее.
   - Да дайте же умереть спокойно... - шепчу страдальчески.
   Стучат. Натягиваю на голову одеяло. Стук глуше, но всё же назойливо лезет в уши. И что за дятел долбит?!
   - Открывай! - проникает под одеяло, как будто за дверью угадали мой беззвучный вопрос.
   Ё-о-о... Да это Паша. Надо открывать, иначе задолбит насмерть.
   В одних трусах волочусь к двери, ощущение такое, что иду по палубе корабля в лёгкий шторм. Придерживаюсь за мебель.
   - Чего не открываешь? - сурово вопрошает Павел, просовываясь по грудь в приотворённую дверь. - Ну и наряд! А трусики ничего... - улыбается. - Ты спал что ли? Время двенадцатый час! Ну-ка... - Паша надавливает плечом на дверь и вваливается в номер, при этом чуть не сбивает меня с ног. - Стоять! - командует он, подхватив меня под руку. - Фу-у-у... Ты чего такой липкий?
   - Да хреново мне что-то... - отвечаю тихо. Язык едва ворочается, норовя прилипнуть к нижнему нёбу.
   - Птичья болезнь? - усмехается Паша, но внимательно посмотрев мне в лицо, мрачнеет и спрашивает: - Угадай, на кого ты сейчас похож?
   Жму плечами.
   - На собственный труп! Щёки ввалились, под глазами круги, рожа позеленела. Хм, пили вроде бы одинаково, а тебя вон как прихватило!
   - Заболел, наверное. Ты чего хотел-то?
   - Насчёт отъезда договориться. Надо билеты покупать и всё такое.
   - Паш, решите всё сами, ладно? Хреново мне, соображаю плохо, отлежаться бы.
   - Лады.
   - Паспорт мой нужен?
   - Ну наверное... Билеты брать...
   - Сейчас принесу.
   Простившись с Павлом, возвращаюсь в кровать. Постельное бельё немного подсохло, и лежать уже не так противно. Принимаю позу зародыша, зажимаю ладони коленями. Глаза закрываются. Голова медленно наполняется густым туманом. Тело расслаблено, кажется, весь я слеплен из рыхлого теста, и оно медленно расползается, размазывается по простыне под тяжестью одеяла. Ни боли, ни волнений. Блаженное спокойствие и тишина. И в тишине начинает тихо звучать знакомая мелодия. Непонятно зачем, но моё засыпающее сознание пытается угадать, где её слышал. Мелодия становится всё громче и громче, сознание цепляется за каждый звук, ещё чуть-чуть и угадает, но мелодия обрывается, оставив после себя смазанный след беспокойства. Погружение в сон останавливается, а звуки мелодии раздаются снова. Сознание принимается с удвоенной силой обрабатывать их. Туман в голове развеевается. Мобильник! - как вспышка в мозгу. Тут же в нём выстраивается цепочка: мобильник в кармане джинс, джинсы на кресле, кресло в трёх шагах от кровати... Нет ни сил, ни желания тащиться в такую даль. Мобильник умолкает. Только успеваю порадоваться, что оставили в покое, как он опять принимается проигрывать всё туже мелодию. Интересно, кому так хочется пообщаться? Собираюсь с силами, откидываю одеяло и усаживаюсь на край кровати. Ступни упираются в прохладный пол. Сложившись пополам, тянусь рукой к креслу. Не хватает какого-то десятка сантиметров. С трудом привстаю, подаюсь вперёд. Пальцы цепляют краешек брючины, предплечье делает слабый рывок к плечу. Этого оказывается достаточно, чтобы джинсы плюхнулись к ногам. Мобильник в кармане поёт и, как огромный шмель, жужжит виброзвонком.
   - Алло...
   - Денис? - раздаётся в трубке.
   - Да, Мауро.
   - Объясни, что происходит! - требует Мауро дрожащим голосом.
   - В каком смысле?
   - Почему не был вчера у Ремины?
   Первая моя реакция на этот вопрос - сбросить вызов. Ну почему я ответил, почему вообще не отключил телефон? Что сказать Мауро? Опять наврать, наплести какую-нибудь чушь? Не могу же сказать, что Паола выгнала меня потому, что я её...
   - Денис?
   - Да.
   - Ты знаешь, что с Реминой? - голос Мауро напряжён, в нём вибрирующие тревожные нотки.
   - Что?
   - Она потеряла ребёнка... - произносит Мауро тихо, так тихо, что я, наверное, ослышался. Напрягаю слух, переспрашиваю:
   - Что?!
   - Ребёнок погиб...
   Капли холодного пота выступают на моём лбу.
   - Что ты такое говоришь, Мауро?
   - Выкидыш...
   Капли сползают к бровям, к кончику носа. Ладонью размазываю холодную влагу по лицу.
   - Когда? - спрашиваю хрипло.
   - Три дня назад. Сегодня это подтвердил доктор. Денис, ты сейчас нужен ей! Ремине необходима твоя поддержка, неужели не понимаешь?
   - Понимаю...
   - Ну так езжай к ней! Тебя отвезти?
   - Нет-нет! - восклицаю испуганно. - Я сам!
   - Она ждёт,- повторяет Мауро, и в трубке раздаются гудки.
   Долго, очень долго, сижу, раскачиваясь, как китайский болванчик. В груди ледяной вакуум, в голове набатом звучит: "ты сейчас нужен ей!" Да, я нужен! Я должен обнять и утешить, сказать, что всё будет хорошо... Но Паола обещала всё рассказать Ремине, если... Нет, Ремина не вынесет этого... Господи, что же мне делать?! Я, неверующий, готов упасть на колени и молиться неистово... Молиться кому угодно - Христу, Люциферу, Будде, Пророку - лишь бы помог, вернул в прошлое, чтобы я смог всё исправить. Из-за меня... Да, так и есть... Из-за меня погиб неродившийся человек. Мой ребёнок... За что? Господи, я виноват, но за что ты наказываешь Ремину? Убей меня, а ребёнка верни... Прошу тебя, верни! Крупные горячие слёзы катятся по моим щекам, срываются с подбородка. Как всё это могло произойти? Почему? Не будет... ребёнка не будет... не будет... не будет никакого ребёнка... Я - болванчик-маятник - замираю в полупоклоне. Именно так сказала Паола! "Не будет никакого ребёнка". Значит, она знала о выкидыше? Откуда?.. Ремина сказала? А кто же ещё? Доктор только сегодня подтвердил... А Паола - хорошо помню выражение, с которым она говорила - была уверена в своих словах, убеждена, что ребёнка не будет. Но ведь только сегодня стало известно точно! Короткие волосы на моём загривке приподнимаются. Несомненно, Паола хотела сделать мне больно, могла сказать просто так, не понимая, что говорит... но её брезгливость и уверенный тон... Господи, я схожу с ума или... Что или? Неужели я могу подумать, что Паола в состоянии причинить вред родной матери? Скорее всего, просто надеялась на то, что ребёнка не будет! Потому и сказала... А ещё хотела, чтобы мне было плохо, чтобы отстал, если альфонс. Да, звучит убедительно, да, я верю в это... Но почему тогда мои пальцы автоматом жмут на кнопки мобильника?..
   - Алло, Денис! - звучит в трубке. - Ты у Ремины, вам нужна помощь?
   - Мауро, мне нужно увидеться с детективом Корти.
   К месту встречи, назначенному детективом, подхожу на пять минут раньше. Корти уже там. Нога за ногу сидит на лавочке у пальмы. Мимо по набережной проходят редкие отдыхающие в лёгких одеждах. Жарковато. На детективе кроссовки Nike, синие джинсы, футболка с надписью "Winner" поперёк груди и серая бейсболка.
   - Присаживайтесь, - предлагает Корти, хлопнув ладонью по лавке. - Неважно выглядите. С чем пожаловали?
   - Вы знаете о том, что Ремина потеряла ребёнка?
   Корти кивает:
   - Имел удовольствие пообщаться с её доктором.
   - Что он рассказал?
   - Выкидыш.
   От этого страшного слова мои плечи передёргивает. Сглатываю вязкую слюну.
   - А как... как это произошло? Почему? - спрашиваю, затаив дыхание.
   - Может быть, наедине обсудите? Или думаете, она вам не всё расскажет?
   - Детектив, я хотел бы услышать именно от вас...
   Детектив недобро прищуривается,
   - И всё же, сеньор Стрельников, вам лучше обо всём узнать от вашей... - он делает неопределённый жест рукой, - от сеньоры Манчини. Думаю, так будет правильно. Вам не кажется? Или есть какая-то причина, мешающая вам узнать подробности именно от сеньоры Манчини?
   Куда он клонит? - настораживаюсь я. Неужели что-то подозревает?
   - Понимаете, детектив...
   - Нет, - резко обрывает меня Корти. - Если пришли лишь ради того, чтобы расспросить меня о подробностях... - Корти морщится, сквозь зубы цедит: - выкидыша... обратились не по адресу. Или всё же хотите что-то рассказать? Так говорите прямо, без прелюдий! Не хочу терять время.
   - Мне просто нужно узнать о причине выкидыша, - всё ещё надеюсь уговорить детектива.
   - Спросите у сеньоры, - упрямится он, глядя под ноги.
   - Но, детектив...
   - Прощайте, - бурчит Корти и приподнимается с лавки.
   - Подождите! - восклицаю я и подхватываю его под руку.
   - Ну?
   - Я не могу узнать это у Ремины.
   Корти хмурится.
   - Почему?
   - Просто не могу...
   - Послушайте, сеньор Стрельников, лично я не вижу никаких помех для этого. Или вы всё же расскажете мне?
   Меня буквально разрывает пополам: хочется прояснить ситуацию с гибелью ребёнка, но как сделать, чтобы при этом детектив Корти не узнал про случай с Паолой? Возможно ли это? За двумя зайцами погонишься... Детектив пристально смотрит мне в лицо, точно пытается по его выражению определить, о чём думаю. В глаза детективу не смотрю, взглядом еложу по надписи "Winner".
   - Хорошо, - произносит детектив, когда молчанье затягивается почти что до неприличия, - раз вы настолько нерешительны, я помогу вам разговориться. Начну с того, что знаю, как Паола обошлась с вами, когда вы явились навестить сеньору.
   В который раз за день моё тело покрывается липкой ледяной испариной.
   - Откуда? - сиплю, словно съел на морозе килограмм мороженого, а потом запил литром родниковой воды. Горло дерёт, с трудом подавляю приступ сухого кашля.
   - Профессия обязывает.
   - Что вы ещё знаете? - спрашиваю обречённо.
   - Нет, теперь ваша очередь рассказывать, - насупливается Корти. - И учтите, если вздумаете темнить, я тут же уйду.
   - Спрашивайте, - вздыхаю, уронив голову на грудь.
   - Почему дочь сеньоры прогнала вас?
   - У неё есть повод обижаться.
   - Сеньор Стрельников! - восклицает детектив. - Мне уйти?!
   - Не надо, я всё расскажу...
   Моё повествование он слушал, скрестив руки на груди и разглядывая свои колени. Ни один мускул не дрогнул на его лице, ни единым жестом детектив не выдал отношения к услышанному.
   - Значит, она так и сказала: "Не будет никакого ребёнка"? - уточняет он.
   - Да.
   - Хм... Точно помните?
   - Готов дать руку на отсечение!
   Некоторое время детектив молчит. Голова его запрокинута, прищуренные глаза смотрят в чистое небо. Губы шепчут что-то неслышное.
   - Многое проясняется... - произносит он, наконец.
   - Скажите, а что мне будет за это?
   - За что?
   Кровь приливает к моему лицу, щёки мгновенно раскаляются.
   - Ну, за... за... - мямлю я.
   - Ах, за это... Не переживайте вы так. Не было между вами ничего.
   Меня будто окатывают ведром колодезной воды.
   - То есть?
   - Иногда напиться вдребодан бывает весьма кстати, - ухмыляется Корти.
   - Но... но откуда вы...
   - Профессия обязывает.
   - Но всё же... Вы следили за мной?
   - Мой сотрудник.
   События того вечера в один момент проносятся у меня перед глазами. Набережная, кафе, дурацкие столики-ромашки, назойливый официант Джузеппе... Он? Навряд ли... Но кто тогда? Ведь кто-то должен был вести нас от кафе до пляжа... Мы зашли, заказали, выпили, сбежали через чёрный ход... Даже до десерта и кофе дело не дошло... Стоп! Кофе! Кто-то заказывал кофе. Я точно помню! Кофе... газета... Точно!
   - Это такой невзрачный с усиками?
   - Ага.
   - Чёрт! - хлопаю по лбу. - Так ведь он вез меня вчера в отель на раздолбанной серой легковушке!
   - Хм... - Корти с интересом смотрит на меня. - А вы весьма наблюдательны... Редко кто вспоминает Ринальди. Внешность, знаете ли, у него такая... Я и сам порой не могу припомнить, как он выглядит.
   - Выходит, этот Ринальди подглядывал за нами на пляже?
   - Следил, - уточняет детектив.
   - И что там было?
   - Да ничего особенного, - пожимает плечами Корти. - Вы на неё полезли, у неё под рукой оказалась бутылка. И слабого удара хватило, чтобы вы отключились. Бутылка даже не раскололась. Затем Паола убежала с пляжа, а по дороге её, как она рассказывает, затащили в чёрную легковую машину и увезли. К сожалению, Ринальди не проследил за Паолой, а остался караулить вас.
   - Значит, ничего... - у меня перехватывает дыхание. Больше не могу выдавить ни слова.
   - Ну да! Всё это значит, что она обезвредила вас раньше, чем вы смогли овладеть ей.
   Тяжеленный камень падает с моей души. На глаза наворачиваются слёзы. С силой сжимаю веки, закрываю лицо ладонями и погружаюсь во тьму. Господи... не допустил... - твержу мысленно, - не дал пропасть...
   - С вами всё в порядке? - рука Корти ложится на моё плечо и не сильно сжимает.
   - Да-да, - отзываюсь, пытаясь проморгаться под ладонями, чтобы не показать детективу слёз. - Простите... Просто я... был уверен, что изнасиловал её... - слёзы не унимаются, надавливаю кончиками пальцев на уголки глаз, смахиваю влагу. - А теперь... Теперь будто заново родился.
   - Урок на будущее, - назидательно произносит Корти. - Будьте осторожны со спиртным и женщинами.
   - Конечно. Я всё понял...
   - Тогда продолжим разговор. Готовы?
   Ожесточённо растираю лицо. Влага окончательно просыхает. Веки жжёт, щеки горят, зато позывы расплакаться от счастья ослабевают и медленно оседают мокрым ватным комом в районе солнечного сплетения. Отнимаю ладони от лица, в глаза бьют яркие горячие лучи. Щурюсь. Мимо по набережной проходит моложавый мужчина под руку с полной, но миловидной женщиной. Она с интересом смотрит в мою заплаканную физиономию и, коротко кивнув, одаряет ободряющей улыбкой.
   - Готов.
   - Я имею все основания считать, что выкидыш у сеньоры Манчини был следствием приёма какого-то препарата, - сообщает Корти.
   - Какого препарата? - переспрашиваю удивлённо.
   - Препарата, стимулирующего отторжение плода.
   - Зачем она его приняла?.. - выдыхаю я, чувствуя, что всё же заплачу, но теперь уже не от счастья. - Неужели хотела избавиться от ребёнка?
   - Её заставили принять.
   Слезливый ком в груди мгновенно распадается на мельчайшие частички. Их начинает закручивать смерч лютой ненависти. Во рту появляется солоноватый привкус, кулаки сжимаются, мышцы взбухают, наливаются кровью. В голове, в такт сердцу, громыхает: "Я хочу их крови! Немедленно! Своими руками!"
   - Кто? - рычу я, поднося кулаки к груди. - Кто заставил?
   - Спокойнее, сеньор Стрельников! - предостерегает Корти. - Держите себя в руках. Заставили те, кто похитил. Вернее, не заставили, а... - несколько секунд детектив обдумывает слова и продолжает: - После похищения сеньора почувствовала себя не хорошо: жар, головная боль, наверное, следствие испытанного шока. Она попросила лекарство, принесли какие-то таблетки без упаковки. Сеньора принимала их в течение нескольких дней. А потом почувствовала себя ещё хуже и... - Корти запинается. - Я пропущу описание интимных подробностей?
   Киваю. Мне совершенно не хочется слушать о мучениях Ремины. Мне хочется, чтобы указали на тех, кто заставил её страдать! И тогда я... вот этими руками...
   - В общем, она лишилась ребёнка, - говорит Корти. Он напряжён и глядит на меня так настороженно, словно готовится отразить удар. - Доктор взял анализы, если следы препарата сохранились в организме, станет известно, что за мерзость такая... - брезгливо произносит он.
   - Скажите кто! - требую я. - Кто они?
   - Вам это нужно?
   По телу проходит судорога похлеще утренней, меня буквально подкидывает на лавке.
   - Вы в своём уме?! - шиплю ядовито. - Конечно, нужно!
   - Я-то в своём, - не поведя бровью, произносит Корти. - А вот вы все... - рука его взмывает над головой и безвольно падает на колени.
   - Вы скажете?!
   - Могу назвать одно имя.
   - Говорите же!
   - Паола Манчини.
   Сказать, что я удивлён, шокирован - было не совсем верно. Сильное нервное возбуждение - вот, что испытываю сейчас. Подсознательно я был готов услышать то, что услышал, но пока искренне сомневаюсь, что детектив Корти прав.
   - Уверены? - спрашиваю, нахмурившись.
   - Сомнения, конечно, есть, они есть всегда, но сейчас настолько ничтожны...
   - Зачем?
   - А вы как думаете, из-за чего дети губят родителей, а жёны мужей, что чаще всего заставляет желать смерти ближнего? - голос Корти исполнен какой-то неземной тоски и усталости.
   - Я слышал, вы с Мауро говорили про завещание, - признаюсь я.
   - Вот-вот, - кивает Корти.
   - И что с ним?
   - Его нет.
   - То есть, как это нет? Паола говорила, что есть...
   Левая бровь Конти искривляется.
   - Она так и сказала? - спрашивает он глухо.
   - Ну... - пытаюсь припомнить поточнее. - Она сказала нечто вроде того, что завещание составляют все разумные люди, мало ли что может произойти.
   - Тем не менее, его нет, - твёрдо произносит Корти. - И Паола это прекрасно знает и, выходит, солгала вам! Зачем?!
   - Да может, просто оговорилась, или я не так понял!
   - А её заявление о том, что ребёнка не будет? - режет по живому Конти. - Ведь именно оно вас насторожило? Именно поэтому вы пришли сюда?! Откуда взялась уверенность, что ребёнка не будет?!
   - Ремина сказала, - отвечаю без промедления. - Могла же она сказать родной дочери, не дожидаясь результатов осмотра?! Наверняка, понимала, что случилось, хотела поделиться горем, искала поддержку!
   Корти морщится, будто жуёт лимон.
   - Возможно... - отвечает скрипуче. - Этот момент я не уточнил... Но... Чёрт побери! Я чувствую, что Паола замешана в похищении! Чутьё ни разу меня не подводило!
   - То есть, кроме ощущений, ничего?
   - Послушайте, сеньор Стрельников, - зло произносит Корти, - я не настолько глуп, чтобы полагаться лишь на ощущения. Я привык ещё и думать, анализировать факты! Именно они вызывают у меня ощущения!
   - Факты? - спрашиваю, настраиваясь на скептический лад. - Расскажете, какие именно?
   - Что ж.. слушайте...- цедит Корти и, поёрзав на лавке, начинает: - Во-первых, завещание... Да-да, завещание! - заметив мою кривую ухмылку, настаивает он, срывает с головы бейсболку и, держа за козырёк, хлопает ей по колену. - Сеньор Перелли, как поверенный Ремины Манчини, знает, что говорит. Он рассказал мне, что согласно завещанию, оставленному покойным мужем сеньоры, все денежные средства, движимое и недвижимое имущество переходили в её собственность. В том завещании о Паоле не было ни слова. Ремина Манчини по закону вступила в права наследования, но сама завещание до сих пор не оформила! Не спрашивайте почему, не знаю! Однако не так давно между ней и дочерью было установлено устное соглашение, согласно которому, по достижении двадцати одного года Паола должна получить половину всех денег, ну а потом, по логике вещей, и остальные средства должны будут перейти к ней, как единственной наследнице.
   - И что? - вклиниваю вопрос.
   Корти бросает на меня недовольный взгляд, нацепляет бейсболку на затылок назад козырьком, произносит ворчливо:
   - А то, что появились вы, а потом ещё и ваш ребёнок.
   - Но какое я имею отношение к денежным делам Ремины и Паолы?
   На лице Корти искреннее удивление, присвистнув, он спрашивает:
   - Вы что не понимаете?!
   - Честно говоря, нет.
   Корти качает головой, смотрит на меня, как на умственно ущербного.
   - Считать-то уметете? - интересуется язвительно. Один ребёнок, два ребёнка, а количество денег неизменно! Мало того, что придётся делить их на большее количество человек, но ещё и возникает вопрос: как делить? Поровну или отдать кому-то предпочтение?
   Страшная догадка зарождается в моей голове.
   - Детектив, вы действительно считаете, что Паола не доверяла матери? Боялась остаться обделенной?
   - Ну матери, может быть, и доверяла... А вот вам?..
   - Но причём тут я? Как бы мог повлиять...
   Осекаюсь недосказав. Спина покрывается мурашками, правое веко начинает слабо подрагивать. Спрашиваю, с трудом выдавливая слова из моментально пересохшего рта:
   - Вы думаете, что я... что мог бы?..
   - Я ничего не думаю о ваших намерениях - мне какая разница? Лишь рассуждаю, а вот Паола - у неё был весьма серьёзный повод задуматься! Вы - раз, ребёнок - два! Целых два повода! - заявляет Корти. - А что, если вы - альфонс, окрутите и обманете, а? Ну, а ребёнок - ваш козырь. Альфонс не преминул бы сыграть на такой крупной карте. И вполне могла Паола остаться без гроша, - произносит Корти назидательно.
   - Но ведь я не стал бы этого делать! Разве не могла она поговорить со мной начистоту?
   - Ха-ха-ха! - зычно смеётся Корти. - Вы думаете, альфонс сказал бы правду? Мы ведь исходим из того, что вы в данной ситуации рассматривались Паолой, как альфонс?
   Удручённо киваю. Меня с души воротит, когда Корти произносит это слово на букву "а".
   - Так, с этим разобрались! - констатирует Корти. - Идём дальше. Почему за сеньору Манчини не требовали выкуп?
   - Может, не успели?
   Корти покачивает головой, говорит уверенно:
   - Обычно с этим не тянут. Похититель спешит поставить в известность родственников похищенного, потребовать выкуп, пригрозить расправой, если заявят в полицию. Не спорю, отклонения и вариации возможны, но маловероятны. Так вот, зачем похищать человека и тянуть с требованием выкупа? Наверное, если преследуешь другую цель. Согласны?
   - Угу, - бурчу удручённо.
   - Хорошо. Какую же цель они преследовали? - спрашиваю я себя и нахожу лишь один ответ: избавиться от ребёнка, которого ждала сеньора Манчини. Кому это выгодно в первую очередь, мы уже определились.
   Киваю. С моря налетает ветерок, пальма над нами негромко и сухо шуршит большими продолговатыми листьями. Один срывается, скользнув по воздуху, становится на ребро и стремительно падает вниз к нашим ногам, выцветший и растрескавшийся. Корти легко пинает его носком кроссовка, спрашивает:
   - А почему я так уверенно говорю, что целью было избавление от ребёнка?
   Жму плечами, исподлобья угрюмо гляжу на детектива, как забитая собака на злого хозяина.
   - А потому, что как только случился выкидыш, сеньора Манчини чудесным образом обрела свободу! И этот факт придаёт мне уверенности в правильности суждений. Ну сами подумайте: держали-держали бедную женщину, кормили какими-то таблетками, а потом - выкидыш и освобождение. Не подозрительно ли? А кто, так сказать, освободил её? Паола Манчини! Дочь, которую тоже похитили, причём те же люди, которые похитили мать. Прямо таки напасть какая-то на семейство Манчини! Вот только девушка буквально тут же добирается до телефона и звонит жениху, чтобы бежал на помощь! Фантастика! - восклицает детектив с сарказмом. - Везение или хорошо разыгранное представление?.. Склоняюсь ко второму варианту!
   Эта зараза Корти говорит так убедительно, что я тоже начинаю склоняться в нужную ему сторону, но пока ещё стараюсь сопротивляться этому склонению.
   - А что если совпадение? - спрашиваю с нескрываемой надеждой.
   Корти хмыкает, отвечает не задумываясь:
   - Такие совпадения бывают лишь в плохих фильмах, где любой ценой стараются вывести к хеппиэнду. А в жизни, например, похитители-извращенцы держат жертв взаперти годами, насилуют, истязают и убежать от них не так-то просто даже здоровому, крепкому мужчине. Ну да ладно, не буду спорить с вами. Пусть совпадение, пусть Паола смогла улучить момент, добраться до телефона и позвонить, как она и объявила полицейским... - детектив умолкает, роняет голову на грудь. Его ладонь поднимается к лицу, пальцы сжимают переносицу и принимаются совершать массирующие круговые движения, как если бы разминал после снятия очков. Этим он занимается около минуты. - Но тут возникает вот какой вопрос, - произносит он, наконец, - зачем понадобилось похищать мать и дочь? С кого требовать выкуп, если обе под замком? С родственников, друзей, знакомых? Конечно, возможно, но зачем впутывать лишних людей? Чем их больше, тем вероятнее провал. В общем, тут я захожу в тупик... И опять же: зачем потребовалось доводить сеньору до выкидыша, если нужно было всего лишь получить деньги за неё?
   - Погодите, детектив, но вы ведь не уверены, что выкидыш стал последствием приёма таблеток? - хватаюсь я за соломинку. - И нет гарантии, что похитители намеренно добивались выкидыша? Может быть, просто аллергия на лекарства? Бывает ведь такое?!
   - Результаты анализов скоро будут. Если покажут наличие в организме препаратов, способных спровоцировать отторжение плода, значит, я неоспоримо прав.
   - А если нет?
   - Значит, препарат уже полностью вышел из организма, - упрямствует Корти.
   И на всё-то у тебя есть ответы, - вздыхаю мысленно, а вслух спрашиваю:
   - Но ведь Ремина сама попросила принести лекарство, а если бы не попросила, они бы так и держали её? Да в первый же день могли насильно впихнуть! Чего тянули?
   - Возможно, ждали удобного момента, чтобы обставить всё соответствующим образом, без насилия. А может, ждали команды, а тут удобный момент как раз и подвернулся, - опять выкручивается Корти. Он всё время выкручивается, что бы я ни спросил, чем бы ни попытался огорошить, и всё больше склоняет меня на свою сторону.
   Понимаю - почти что ни к чему уже, но всё же спрашиваю - только для того, чтобы ещё больше поверить в его правоту:
   - А зачем, по-вашему, Паоле понадобилось организовывать собственное исчезновение?
   - Вы ведь проболтались ей про завещание, про то, что я интересовался им и веду расследование в этом направлении?
   - Ну да, - отвечаю, уже зная, что сейчас скажет детектив.
   - Паола наверняка девушка не глупая, поняла, что я напал на след, вот и решила подстраховаться. Дескать, и её похитили негодяи, так что не только не виновата, но ещё и пострадала. Хорошо придумано, ничего не скажешь.
   - Да уж! - отзываюсь, ощущая прилив злости. Как она могла сотворить такое с Реминой, за что? Из-за каких-то денег? Неужели страсть к ним убивает даже родственные чувства, затмевает разум и заглушает сердце?
   - Ну вот, - разводит руками Корти, - собственно, всё ключевые моменты этого дела мы определили. И я ещё раз прихожу к выводу, что Паола устроила похищение матери. Д-а-а-а... - тянет он, - на что только не идут ради денег... Это же надо, так обойтись с человеком, давшим тебе жизнь!
   - И что теперь?
   - Теперь? - переспрашивает Корти.
   - Ну да. Что вы намерены предпринять?
   - Незадолго до нашей встречи сеньор Перелли посчитал мои обязанности выполненными полностью и пожелал завершить контракт. Так что... - разводит детектив руками, - я своё дело сделал. Дальше пусть работает полиция. Ну и вы подумайте, чего хотите.
   - То есть?
   Корти сквозь узкий прищур пронзительно, словно хочет загипнотизировать, смотрит мне в глаза, спрашивает:
   - Любите сеньору Манчини?
   - Да, - отвечаю без колебаний.
   - Вот и решайте, как поступить.
   - Что решать?! - недоумённо восклицаю я. - Зло должно быть наказано! - но тут же ловлю себя на мысли, что слова мои звучат слишком пафосно и что-то в них не так. Но что? Цепляет что-то, шершавой занозой впивается не в разум, а в сердце. Разум вопит об отмщении, желает поквитаться, а сердце тихонько стонет от боли, нашептывает - пока невнятное, неразборчивое, тревожное. Пытаясь разгадать это предчувствие, усилием воли давлю в себе жажду мести, переключаю работу мозга на анализ сердечной тревоги. Чего я вообще хочу? Наверное, глупо, но хочу обычного рядового счастья. Хочу быть с любимой женщиной и ребёнком... В сердце впивается новая заноза - ребёнком, которого не будет, маленьким человечком, который мог бы родиться, если бы не Паола! Злость вновь вырывается на волю, бороться с ней всё труднее. Но я стараюсь. Детектив молчит, отвернулся и смотрит в море, наверное, понимает, какие страсти меня обуревают, потому и не лезет. По набережной к нам приближается пара - он и она. Без внимания скольжу по ним взглядом, кажется, видел где-то. Какая разница, мало ли отдыхающих? Так чего же я всё-таки хочу? Быть с Реминой - это очевидно. Но что не так, почему ноет сердце? Сомневается, смогу ли быть с ней теперь? Будет ли всё, как прежде. Ответ так же очевиден: как прежде не будет, просто не может быть. Как прежде не бывает никогда. Пара подходит совсем близко, теперь беглого взгляда достаточно, чтобы угадать в них Пашу и Мариночку. Они останавливаются у магазинчика с огромной витриной. Солнечные зайчики ложатся на загорелые Мариночкины ножки. Даже на зайчики, а два длиннющих зайчищи. Мариночка тычет пальчиком в стекло и что-то щебечет. Паша смотрит, куда указывают, но очевидно без интереса - исподтишка поглядывает то влево, то вправо. Наконец, отшагивает назад и предоставляет Мариночке любоваться застекольными чудесами в одиночку. Изящно изогнувшись, она выпячивает завлекательные ягодицы, упакованные в обтягивающие шортики, и приникает к витрине. Тем временем Пашка озирается по сторонам.
   - Эй! - восклицает он, завидев меня, и машет рукой. Подходит широким шагом. - Купили билеты, - сообщает, косясь на детектива.
   - Когда лететь?
   - Послезавтра.
   Пашка переминается с ноги на ногу, по всему видно - хочет что-то сказать, но стесняется незнакомца. Посматривает на Корти настороженно, наверняка гадает, не собираюсь ли я напоследок влезть ещё в какую-нибудь историю. На его взгляды детектив отвечает кивками и сдержанно улыбается.
   - Ну, я пойду тогда... - произносит Паша.
   - Ага.
   Корти внимательно наблюдает за уходящим Павлом.
   - Кто это? - спрашивает тихо.
   - Друг. Сказал, что билеты куплены.
   - Улетаете?
   - Послезавтра.
   - Значит, прощайте, - произносит Корти, разворачивая бейсболку козырьком вперёд.
   - Подождите, сеньор Корти!
   - Что ещё? - ворчит детектив.
   - Скажите, что вам известно об остальных похитителях, и каким образом Ремину выкрали с яхты?
   - Ах, это... - вздыхает Корти. - Со слов сеньоры Манчини, их было двое. В ту ночь ей не спалось, она оставила вас и направилась на палубу в надежде, что свежий морской воздух одолеет бессонницу. Яхта под управлением капитана Садо курсировала неподалёку от берега. - Корти оборачивается к морю и проводит рукой вдоль береговой линии. - Вскоре к яхте подошёл катер, похожий на рыболовецкий. На нём двое молодых мужчин. Под предлогом какой-то поломки они попросили разрешения пришвартоваться к борту яхты. Садо согласился, и мужчины поднялись на борт. Сеньоре они сразу не понравились, особенно один - усатый дёрганный малый - когда говорил, по его лицу судорога проходила. Дальше сеньора Манчини не помнит. Ей накинули на лицо влажную тряпку, и сеньора потеряла сознание. Скорее всего, хлороформ...
   - А мой телефон? Как вышло, что им ударили Садо?
   Корти вяло пожимает плечами.
   - Возможно, сеньора Манчини взяла его, уходя из каюты?
   - К чему он ей?
   Корти хмурится, пожевав губами, произносит:
   - Однако он как-то попал к похитителям... Других вариантов, не вижу. Ещё вопросы есть?
   Хотелось бы спросить: что мне теперь со всем этим делать? Но догадываюсь, что звучать будет глупо, поэтому отвечаю:
   - Нет.
   Корти встаёт, не глядя на меня, тихо произносит:
   - А в общем, конечно вы правы. Зло должно быть наказано...
   Детектив уходит, а я остаюсь под шуршащей листьями пальмой. Солнце раскалено. Набережная пустынна. Мариночке надоело смотреть в витрину, утащила Пашу куда-то. Тень от пальмы скудна, с большими прорехами, в которые проникают жалящие лучи светила. Можно и солнечный удар схлопотать, надо бы в гостиницу, пока не спёкся. Но идти куда-либо не хочется. Сижу, пялюсь в пространство перед собой. В плавящемся мозгу, как рыбки в закипающей воде аквариума, барахтаются мысли. Итак, мне хочется быть счастливым... Хочешь быть счастливым, будь им? Здесь есть слово "будь", подразумевающее действие. Значит, для того, чтобы стать счастливым, нужно что-то делать. Так что же должен делать я, чтобы быть счастливым, чтобы остаться с Реминой? Ведь именно в этом моё счастье! Что мешает мне добиться его? Ответ очевиден: между мной нынешним, несчастным, и мной, счастливым, одно препятствие - Паола, её нежелание впустить меня в жизнь Ремины. Даже убив ребёнка, не успокоилась, грозит рассказать Ремине о том, что случилось на пляже... Но Паола сама спровоцировала меня! Если бы не её поведение... Чёрт! Я опять пытаюсь оправдаться! А оправдания нет. Я сделал то, что сделал! И неважно, что спровоцировала, должен был контролировать себя! Пьяная девушка не ведала, что творит, и чем это может обернуться, но я-то должен был понимать! Подожди... А с чего взял, что не ведала? - внезапно осеняет меня. А если намеренно? Что если все её действия были направлены именно на то, чтобы я сорвался?.. Чтобы, пользуясь этим, держать меня на расстоянии от Ремины?! Чёрт! Как ловко Паола всё устроила! Ребёнка нет, я боюсь, что попаду за решётку и быстренько убираюсь восвояси... Смерч чёрной ненависти с новой силой закручивается в моей груди, вытягивает воздух из лёгких, разницей давлений сдавливает горло. Судорожно хватаю ртом воздух. Он застревает где-то на полпути, точно трахею сдавили чьи-то невидимые пальцы. В глазах темнеет. С силой хлопаю по груди. Пальцы на трахее разжимаются, первая порция воздуха проникает в лёгкие. Захватываю новую. Порядок. Дыхание восстановилось, но воронка смерча всё ещё крутится на длинной кривой ноге. Как могла Паола так поступить с нами: с ребёнком, с Реминой, со мной? За что? Неужели Корти прав и виной всему деньги? Но ведь, если оставить эмоции, выводы Корти - всего лишь домыслы, не подтверждённые ни единым доказательством. Где доказательства? Где они?! Нет их... А что если детектив ошибается, и Паола здесь ни при чём?! Но тогда зачем она гонит меня от Ремины? Мстит за ту ночь на пляже, не может, не хочет простить то, к чему сама подтолкнула? Может, поговорить с ней ещё раз, убедить, что не желаю зла, не хочу её денег, а просто хочу быть рядом с Реминой?
   Номер Паолы набрать решаюсь не сразу, кручу мобильник в руках, давлю на кнопки, бесцельно блуждая по красочно оформленным пунктам меню, думаю, что надо бы вернуть Мауро, всё же вещь не дешёвая. Конечно, не при личной встрече вернуть, оставлю у портье или отправлю с таксистом.
   Оттягивать разговор бесконечно не выйдет - понимаю прекрасно, потому, наконец, отыскиваю в списке вызовов нужный номер и нажимаю на кнопку "Yes". На дисплее отображается процесс дозвона - изумрудный ромбик, вращаясь вокруг продольной оси, начинает перемещаться от левого края дисплея к правому, уползает за него, и вновь появляется слева. Подношу телефон к уху, в него врываются громкие длинные гудки. Гудит долго, но вот длинные сменяются короткими. Набираю снова. Теперь вызов обрывается почти сразу. Пробую ещё раз.
   - Что тебе надо? - слышу в рубке приглушённый голос Паолы.
   - Поговорить.
   - Я тебе уже все сказала! - шипит в трубке. - Проваливай!
   - Давай встретимся и всё обсудим?
   - Нечего обсуждать!
   - Считаешь?
   Соединение обрывается. В моей груди вот-вот опять забушует, сорвётся, захлестнёт. С трудом заставляю себя успокоиться.
   - Ах так... - цежу сквозь зубы и принимаюсь звонить снова.
   Она отвечает сразу:
   - Хочешь проблем?! Я сейчас же звоню в полицию! И тогда...
   - Я знаю, кто и зачем похищал Ремину, - заявляю уверенно.
   В трубке устанавливается выжидающее молчание. Выдержав паузу, говорю:
   - Могу рассказать тебе.
   - Ну?
   - При личной встрече.
   Снова молчание.
   - Нет, если не хочешь узнать первой, начну с капитана Фарнезе, - говорю, стараясь не выдать голосом волнения.
   - Через два часа в кафе у Джузеппе, - произносит Паола, и соединение опять обрывается.
  

***

   В подсвечнике тускло горит свеча, слабенький огонёк вяло колеблется. Расплавленный воск тихо потрескивает, когда огонь касается его, избыток жирной слезой стекает по свечному стволу, застывает, образуя причудливые наплывы. На бледно желтую скатерть, сливаясь воедино, падают две тени.
   Паола старается держаться непринуждённо. Курит короткими затяжками, безразлично поглядывает в мою сторону. Кроме нас посетителей нет. Заговорить не спешим, ждём пока принесут кофе. После непродолжительного позвякивания и потрескивания у стойки, Джузеппе подходит с подносом, держа на одной руке, другой ставит на стол две миниатюрных чашечки. От них распространяется изумительный терпкий аромат. Вдохнуть достаточно, чтобы взбодриться.
   - Что-нибудь ещё? - услужливо осведомляется Джузеппе.
   - Пожалуй, нет, - отвечает Паола.
   Коротко кивнув, Джузеппе удаляется. Паола изящным жестом подносит чашечку ко рту, делает глоток. Глаза её полуприкрыты, крылья носа подрагивают, вбирая пары напитка.
   - Что хотел рассказать? - спрашивает она безразлично.
   - Ты организовала похищение Ремины.
   Чашечка в руке Паолы вздрагивает, едва не расплескав содержимое.
   - Спятил?
   - Ничуть.
   Паола ставит чашечку на стол, изящные пальчики с силой вдавливают окурок в пепельницу.
   - Я ухожу, - произносит Паола ледяным тоном и подхватывает лежащий у стула рюкзачок.
   - Уходи, - говорю спокойно, - но знай, я тут же пойду в полицию и расскажу всё, что мне известно.
   - Известно?! - приглушенно восклицает Паола. Её глаза прищуриваются, на губах появляется ядовитая усмешка. - И что же тебе известно?
   - Ты похитила Ремину, чтобы избавиться от ребёнка.
   - Бред!
   - Посмотрим, как к нему отнесётся Фарнезе.
   - Плевать, - цедит Паола.
   Жму плечами.
   - Как знаешь... Но думаю, смогу доказать, что прав.
   - Интересно как? - продолжает улыбаться Паола.
   - Помнишь, когда гнала меня из дома, сказала, что ребёнка не будет? - иду ва-банк. - А откуда узнала? Ведь Ремина тебе этого не говорила...
   Медленно, как шкура со змеи, сползает улыбка с губ Паолы. Выходит, попал в точку? -содрогаюсь внутренне.
   - Чтобы доказать твою вину, Фарнезе и нужно-то всего лишь переговорить с Реминой.
   - Ты бредишь, - зло шепчет Паола, - сошёл с ума... Ты - сумасшедший, понимаешь? Сначала изнасиловал меня, а теперь пытаешься обвинить в похищении матери! Да кто тебе поверит?!
   - Кстати, про изнасилование... - произношу, косясь на возящегося у стойки Джузеппе, - я тебя не насиловал. Есть свидетель! - предупреждаю негодующую реплику Паолы. - Так что тебе не в чем меня упрекать. Тем более, догадываюсь, ты всё подстроила, чтобы манипулировать мной.
   Паола резко наклоняется ко мне, со звонким хлопком её ладошка врезается в мою щёку.
   - Мразь! - рычит Паола, замахиваясь для новой пощёчины.
   Перехватываю руку на лету и легонько дёргаю на себя. Грудью Паола ложится на стол. Приближаю губы к пышущему жаром лицу и шепчу злобно:
   - Так что перестань пугать меня тюрьмой, сама скоро будешь там.
   - Мразь... - исступленно шепчет Паола.
   Моя ладонь разжимается, выпуская хрупкое запястье. В ту же секунду Паола вскакивает из-за стола и опрометью бросается на улицу.
  

***

   "Ну и что мне теперь делать?". Этот вопрос закрутился в моём мозгу, едва Паола сбежала из кафе. Я-то, наивный, рассчитывал договориться, а вышло иначе. Вышло так, что остался не солоно хлебавши. Хотел взять на испуг, заставить пойти на уступки - не получилось. Так я рассуждал, бредя по набережной. Ну что мне в самом деле в полицию идти и науськивать на Паолу? Конечно, зло должно быть наказано, но что мне с этого? Наказать зло - это правильно, но чего добьюсь? Сдам Паолу полиции, так сказать, уберу с пути препятствие и что? Броситься затем к ногам Ремины? Но примет ли? - озадачился я, когда поднимался по гостиничной лестнице. Захочет ли видеть человека, засадившего за решётку её дочь? Ну да, дочь сделала плохо... Но обрадуется ли мать, узнав об этом? Не возопит ли: "Да лучше б ничего не знала!" Может такое быть? Вполне... - предположил, переступив порог своего номера. Я бы не захотел иметь дело с человеком, по милости которого мой ребёнок попал в тюрьму. В конце концов, кто я Ремине? Любовник, каких были десятки. А Паола - дочь. Кто дороже - близкий человек, пусть и совершивший тяжёлый проступок, или недавний знакомый, пусть и побывавший в твоей постели?.. Меня забудет не через день, так через полгода, а вот дочь... Да и я не смогу жить с осознанием того, что сделал Ремине больно, не смогу смотреть ей в глаза, понимая, что принёс столько горя в её семью. Нет, это не по мне. Лучше уж уехать и попытаться не вспоминать... А Ремина, может и проклянёт за подлое бегство, когда был так нужен ей, но со временем забудет, повстречает кого-то лучше меня. Взять хотя бы Мауро... - с грустью подумал я, плюхнувшись на кровать, - мужик что надо.
   До вечера так и промучился - глядел в потолок и без конца думал об одном и том же - "что делать?" и раз за разом приходил к выводу - "уехать". Дважды в номер вваливался Пашка, шумел, звал искупаться, прошвырнуться по городу или хотя бы просто выпить. Я отказывался. Павел морщился, проходился по теме "ну и какой ты после этого друг?" и уходил.
   За окном сгущаются зеленоватые из-за обложивших отель пальм сумерки. Через стекло серо-зелёное вползает в номер, крадётся к кровати. Подкравшись, медленно взбирается на неё, залезает на простыню. Невольно отодвигаюсь подальше. Но граница зарождающейся ночи неотвратимо приближается, и вот она уже коснулась моей ладони. Пальцы вздрогнули, сжались в кулак, предплечье вытянуло его на свет. Смешная попытка оттянуть неизбежное. Можно отползти в угол, выскочить в коридор, но и там достанет. Ещё чуть-чуть и будет ночь. Ещё чуть-чуть и будет день. И всё. И словно ничего не было. Серо-зелёная тоска наваливается на меня, лезет в нос, уши и рот, чтобы овладеть целиком, растворить без остатка. Сопротивляться нет сил. Ну и пусть, может, так лучше, - вяло проползает в мозгу. Пусть раскисну, пусть даже заплачу. Никто не видит, да и кому какое дело?
   Резкое подёргивание в кармане джинсов заставляет вздрогнуть. Вот ведь... как вы все достали...
   - Алло, - бурчу в трубку, даже не взглянув на экран.
   - Предлагаю договориться, - звучит из динамика, и я, как змеёй ужаленный, вскакиваю с кровати.
   - Слушаю, - говорю, стараясь выдержать тон спокойным, хотя готов вопить в голос.
   - Завтра в шесть утра на пляже, на том же месте.
   - Хорошо, - успеваю сказать, прежде чем слышу короткие гудки.
   Я отказываюсь верить в случившееся только что.
   - Паола хочет договориться! - шепчу, топчась у кровати, не зная, куда пристроить тело, которому так резко захотелось движения, хоть какого-нибудь действия. - Паола хочет договориться!
   Кровь по моим венам несётся с огромной скоростью, в висках гудит и стучит, будто не кровь по венам, а паровоз по рельсам. Всё серо-зелёно-тоскливое в секунду схлынуло, расползлось по углам. В комнате словно посветлело, хотя к выключателю не притрагивался, лишь от дисплея мобильника к ногам падает тусклый бледно-зелёный лучик.
   Что же теперь, куда бежать, что делать? - лихорадочно соображается в голове. Может Пашке рассказать, что планы меняются, что остаюсь и придётся им без меня уезжать? Нет, хоть я и не суеверен, сглазить не боюсь, но лучше с этим не спешить. Сначала договорюсь с Паолой, а потом всё остальное. Значит, завтра в шесть утра... И чего в такую рань-то?
   Ночь протащилась-проползла, как... даже и не знаю с чем сравнить. Колючая проволока по голой заднице. Пытка настоящая. Вертелся, барахтался под одеялом, укладывался вдоль и поперёк кровати. Сон так и не пришёл. Да и какой сон, когда нервы вибрируют, как перетянутые струны, когда вот-вот должна решиться твоя судьба? К без четверти пять извёлся весь. Можно было ещё полчасика подождать, но усидеть на месте, вернее улежать в кровати, не оставалось никакого терпения. Я ещё немного потянул время за водными процедурами, оделся и вышел на улицу. На мобильнике было 5:08. Времени оставалось хоть отбавляй. Как мог медленно вышел на набережную, минут пять поглазел по сторонам и поплёлся к дикому пляжу. И вот уже по тропинке через кустарник подхожу к обрыву высотой примерно в половину моего роста. От воспоминаний о том, как помогал Паоле спуститься, сердце начинает биться чаще. Впереди, за полоской песка и камней, так же часто бьются в берег невысокие волны. Мобильник показывает 5:50. Ну что ж, прийти на свидание раньше женщины - хороший тон, решаю я и легко спрыгиваю вниз. Осмотревшись, понимаю, что хороший тон не выдержал. У сохранившегося кострища спиной ко мне сидит Паола. На плечи накинута кофта, у ног лежит рюкзачок, над головой поднимается струйка бледного дыма.
   - Кх-м, - кашляю призывно.
   Паола оборачивается. Коротко кивает.
   Медленно подхожу и сажусь на корточки по другую сторону кострища. Паола затягивается наполовину выкуренной длинной дамской сигаретой и протягивает мне пачку:
   - Будешь?
   Курим молча, наслаждаемся последними спокойными мгновеньями перед выяснением отношений. Наконец, Паола отбрасывает окурок, а я быстро приканчиваю свой до самого фильтра и зарываю в золе.
   Кошусь на Паолу. Вздёрнув подбородок, она смотрит в морскую даль.
   - Ты сообразительный, - произносит она задумчиво. - Разгадал. Неужели только из-за того, что я проговорилась о ребёнке?
   - Были ещё кое-какие соображения.
   Паола вопросительно смотрит на меня.
   - Подумал о деньгах, - поясняю я. - Ты ведь не хочешь делиться ими ни с кем, так? Тебе нужна крупная сумма на открытие бизнеса. Родился бы ребёнок, Ремина отдала бы часть денег ему, значит, ты получила бы меньше. Этого испугалась?
   В глазах Паолы появляется недобрый блеск.
   - А что я должна была делать? Мне нужны эти деньги, все! Понимаешь? Я всё распланировала, рассчитала, завела нужные знакомства, ещё немного и всё устроилось бы. Дело оставалось за стартовым капиталом! А тут ты... - по лицу Паолы проходит судорога. - Я хорошо знаю мать, она разделила бы деньги, не обделила бы твоего... - она умолкает и отворачивается. - Всё пошло бы прахом, - цедит глядя на наползающие на берег волны. - Столько усилий и все впустую...
   - Но ведь можно было как-то договориться...
   - Почему?! - восклицает Паола. - Почему я должна с кем-то договариваться? С кем?! С тобой?! Ты влез в мою жизнь, перевернул её с ног на голову, я тебя разве просила об этом?! И я ещё должна с тобой договариваться?! - горько усмехается она.
   - Но ведь она твоя мать, как ты могла?
   - А ты? Как ты мог ломать мою жизнь, рушить планы и надежды?
   - Но ведь...
   - Ладно, хватит об этом! - перебивает меня Паола.
   Она достаёт сигарету, прикурив, выпускает из ноздрей струйки ароматного дыма.
   - Теперь давай о деле, - произносит деловым тоном. - Рассказывал кому-нибудь о своих догадках? - спрашивает она, пристально глядя мне в глаза.
   - Нет.
   - Значит, договоримся так. Будешь молчать - мешать вам с матерью не стану. Все денежные вопросы буду решать с ней, а ты не вмешивайся. Понял?
   - Да.
   - Попытаешься меня обмануть, пожалеешь. Шантажировать тоже не советую.
   - Даже и не собираюсь.
   - Свои деньги я получу, потом решим с завещанием. Не думай, что материна половина тебе достанется! - криво усмехается Паола.
   - Да успокойся ты, я на все условия согласен.
   - Ну-ну... Мягко стелешь, да жёстко спать... Ладно, значит пока так.
   Паола резко встаёт и отходит к воде. Волны подкатываются к её ногам, пузыристая пена обволакивает кроссовки.
   - Ну, чего сидишь? - спрашивает она через плечо. - Беги к ней.
   - Можно вопрос?
   - Ну.
   - Почему Садо ударили моим телефоном?
   - Вышло так... Уроды эти... - со своего места не вижу, но кажется, она сплюнула под ноги. - Не должен он был умереть. А телефон ты забыл у бассейна. Я уж и не помню зачем отдала им его. Как-то так получилось. Суета...
   - А скажи...
   - Да иди ты уже! - Голос Паолы дрожит и срывается. - Иди! - машет она рукой, не оборачиваясь. - Я не хотела, пойми, не хотела... - плечи её вздрагивают.
   Ноги несут меня прочь. Сердце щемит и сладко ноет. Я добился, смог! Я решил свою судьбу! Ещё немного и буду рядом с Реминой! Совсем чуть-чуть. Ноги сами убыстряют темп ходьбы, норовя сорваться на бег. Вот и набережная. Теперь в отель, а оттуда...
   - Сеньор! - звучит за моей спиной.
   Круто разворачиваюсь. Передо мной двое молодых мужчин. Глаза одного скрывают чёрные очки, на голову второго накинут капюшон, бросающий тень на лицо.
   - Да?
   - Угостите сигареткой? - спрашивает тот, что в очках. При этом его чёрные усики карикатурно топорщатся, а по впалым щёкам проходит судорога.
   На автомате хлопаю по карманам. Мужчина в капюшоне переминается с ноги на ногу и воровато-дёргано вращает головой из стороны в сторону.
   - Извините, парни, не курю, - отвечаю и спешу удалиться.
   - Подождите, сеньор! - окликают меня.
   - Ну что ещё?
   Резкая обжигающая боль в правом боку валит меня с ног. Тяжёлая, словно зимнее ватное одеяло, наваливается слабость, придавливает к земле. В уши будто напиханы комья ваты. Но даже сквозь них в меркнущее сознание пробивается чей-то истошный вопль:
   - Стоять!
   И несколько громких хлопков...
  

***

   Чернота. Редко-редко её сменяет серая муть и белые мухи перед глазами. Тогда кажется, что кто-то склоняется надо мной. Лицо его расплывчато и дрожит, как отражение в воде при сильной ряби. Он что-то говорит, но голос размазан, тягуч, будто слушаю сильно замедленную запись с кассеты. Смысл слов не проникает в моё сознание, обтекает его, не оставляя и следа. И тяжесть. Тупая тяжесть в боку, который затёк и онемел, и между лопатками - там будто что-то воткнуто, нечто чужое организму, инородное. Тот, кто склоняется надо мной, говорит беспрестанно. Мне хочется понять, о чём он. Я напрягаю разум, но тщетно. Все эти потуги приводят лишь к одному - слабость и новый резкий пугающий провал в черноту.
  
   Чернота начинает светлеть, становится бледно бледно-коричневой. И голос. Нет, кажется, два разных голоса - мужской и женский. Теперь моему сознанию удаётся цепляться за слова. Они знакомы мне, но я не понимаю, что они значат. Усилие, огромное усилие, чтобы понять... Язык, не родной мне язык... Но я почему-то уверен, что знаю его...
   - Сеньор Корти, вам лучше отправиться домой и поспать ... - кажется именно так на русском звучит то, что говорит сейчас женщина.
   - Я должен быть с ним, - отвечает мужчина.
   Провал, и чернота опять наваливается на меня.
  
   Свет. Яркий и тёплый. Свет, режущий глаза, но разгоняющий черноту... Я лежу на кровати под белоснежным одеялом. Рядом с кроватью на стуле сидит мужчина. Его осунувшееся, обросшее густой щетиной лицо хорошо мне знакомо. Глаза мужчины прикрыты, дыхание его спокойно, он дремлет. Кто он? Где я?
   С трудом поворачивая голову, осматриваю помещение. Оно невелико. Белые стены. Белый шкафчик с какими-то склянками и коробочками на полках за стеклянной дверкой. У кровати, кроме стула с восседающим на нём знакомцем, длинный тонкий шест с нехитрым приспособлением на верхнем конце. С приспособления свисает прозрачный провод. Пробегаю по нему глазами, он заканчивается иглой, воткнутой в мою руку. Капельница... Вокруг всё белое... Больничная палата?.. Выходит так... Я заболел? Вот почему так ноет бок и между лопатками?
   С воткнутой в мой локтевой сгиб иглы перевожу взгляд на дремлющего мужчину. Он точно знаком мне... Короткая стрижка, тёртые джинсы, футболка с надписью "Winner"... Вот только раньше он был гладко выбрит. Бейсболка... - почему-то вспоминается мне. Тогда, на набережной, на нём была серая бейсболка... Набережная... Корти...
   - Детектив Корти, - пытаюсь сказать я, но вместо слов из горла вырываются шипяще-хрипящие звуки. Голосовые связки высохли как тряпка на ветру. После хрипа меня немедленно пробивает кашель: тоже сухой, до слёз дерущий горло.
   - М-м-м... - выдаёт Корти на стуле, вздрагивает и вперивает в меня испуганный взгляд. Я жестами показываю ему, что мне нужна вода. - Сестра, сестра! - принимается орать детектив. - Он пришел в себя! Воды! Дайте ему воды!
  
   - Не нужно спешить, сеньор, не нужно спешить... - повторяет симпатичная молоденькая медсестра, пока я мелкими глотками хлебаю тёпленькую минералку из полулитровой бутылочки в её руке. Осторожно, чтобы вода не пролилась, девушка наклоняет бутылочку ровно настолько, чтобы я мог сделать очередной глоток.
   Детектив Корти внимательно наблюдает за мной.
   - Как вы себя чувствуете, сеньор Стрельников? - спрашивает он, когда девушка решает, что воды с меня пока хватит и отнимает бутылочку от моих губ.
   - Терпимо. - Моё горло пришло в норму, и говорить мне не составляет никакого труда. Зато в руках и ногах ощущаю сильную слабость, как если бы только что пробежал многокилометровый кросс.
   - Вам лучше уйти, сеньор Корти, - вмешивается в разговор медсестра. - Ему нужно отдыхать, разговор отнимет у него много сил.
   - Да-да, конечно... Конечно, я сейчас уйду, - произносит детектив, вставая. - Мы потом обо всём поговорим.
   - Погодите, детектив, - останавливаю я его. - Я хочу знать, что со мной произошло. Расскажите.
   Корти бросает вопросительный взгляд на медсестру, та пожимает плечиками: как знаете. Сообщив, что будет ждать за дверью, она уходит.
   Корти тяжело опускается на стул. Во всем теле детектива чувствуется чрезмерное напряжение: ноги сгибаются с трудом, губы плотно сомкнуты, а шея словно окаменела. Вместо того чтобы поворачивать голову, детективу приходится крутить корпусом.
   - Меня что ударили ножом? - спрашиваю я, вспоминая про тяжесть в боку и неприятные ощущения между лопаток.
   - Угу, - мрачно гудит Корти. - Дважды.
   - Но зачем? Неужели грабители?
   Мотнуть головой в знак отрицания или кивнуть, соглашаясь, у детектива не выходит вследствие окаменелости шеи. Вместо этого он поводит из стороны в сторону всем туловищем. Как интерпретировать эти его телодвижения ума не приложу.
   - Сильно меня порезали?
   - Не то чтобы очень... Но вы не переживайте, я оплачу лечение.
   Вот это номер! Что за благотворительность такая, с какой радости?!
   - Сеньор Стрельников, я должен вам кое-что сообщить, - произносит детектив, опережая мои вопросы. Он медлит немного, на его лице отчётливо читаю, как он собирается с духом. - В том, что с вами случилось, моя вина. Я обманул вас...
   - О чём вы, детектив?
   - Помните, тогда на набережной, я сказал вам, что прекращаю заниматься делом о похищении сеньоры Манчини?.. Я солгал...
   - То есть, вы продолжали расследование?
   - Да.
   - Но зачем вы... - Прежде чем успеваю закончить фразу, меня осеняет. Хоть мне и хреново, хоть руки-ноги вялы, но мозги всё же работают. Про так называемую ловлю на живца я и читал, и слышал, и кино смотрел... Значит, этот пройдоха использовал меня?
   - Я собирался использовать вас, чтобы собрать неопровержимые доказательства, - подтверждает мою догадку Корти, - был уверен, что вы воспользуетесь полученной от меня информацией. Я всё рассчитал. Я знал, что вас интересует сеньора Манчини, а её дочь мешает вам добиться своего. По моим расчетам вы непременно должны были попытаться встретиться с Паолой, потребовать у нее не препятствовать вам, взамен предложив молчание. Я же таким образом собирался проверить её реакцию. Сначала я предполагал поговорить с вами на чистоту, предложить поработать на пару, но потом передумал... Вы ведь могли не согласиться и, преследуя личные цели, помешать мне, предупредив Паолу об угрозе... А ещё хуже, - вздыхает Корти, - вы могли оказаться её сообщником, который пытается запутать расследование. Я понимал, что это маловероятно, но всё же... Я всё рассчитал, я следил за вами, я всё держал под контролем... Я опоздал всего лишь на несколько секунд...
   Окаменелость отпускает шею детектива, с тихим хрустом она сгибается, и голова его тяжело падает на грудь.
   - Одного я застрелил, второго ранил, - продолжает рассказывать детектив, а я слушаю и, как ни странно, не испытываю к нему ни капли злости, мне почему-то даже немного жаль его. - Он уже дал показания.
   - А что с Паолой?
   - Ей удалось скрыться вместе с женихом.
   - И Андреа тоже?..
   - Через него она и нашла этих головорезов.
   За спиной детектива раздаётся настойчивое покашливание.
   - Всё-всё, ухожу, - скороговоркой произносит он, оглянувшись на дверь. - Выздоравливайте, загляну завтра.
   Корти ушел, а медсестра усадила меня в кровати и занялась обработкой моих ран. Пока она осторожно промакивает вокруг них ватным тампоном, смоченным какой-то резко пахнущей жидкостью, в моёй голове вяло барахтаются мысли. И большая их часть о вероломстве Паолы, и о её невероятной страсти к деньгам. Ведь надо же, она так и не поверила мне. Устроила весь этот спектакль с попыткой договориться лишь ради того, чтобы заманить на пляж и навсегда со мной покончить. И всё из-за денег... Из-за них убит нерождённый ребёнок, из-за них чуть не умер я. Не смогла Паола понять и принять то, что человека может интересоваться что-то ещё, кроме собственного материального благополучия. Да, хорошо быть материально благополучным человеком, нужно стремиться им быть, но не такой же ценой! Не ценой человеческих жизней и страданий! От мысли о том, как должно быть сейчас страдает Ремина, потерявшая ребёнка, преданная собственной дочерью, у меня защемило сердце, а в ушах оглушающее зашумело.
   - Что с вами? - доносится до меня испуганный голос медсестры, прежде чем и она, и стены палаты начинают стремительно раскручиваться вокруг меня... Меня кренит на левый бок, ещё чуть-чуть и выпаду из кровати...
   Я расставляю руки, пытаясь наугад ухватиться хоть за что-нибудь, чтобы избежать падения. Дрожащими пальцами цепляюсь за халат медсестры, она подхватывает меня подмышки и бережно укладывает на кровать.
   - Тише сеньор, тише... Всё будет хорошо... - шепчет девушка, ласково и вместе с тем сильно прижимая к кровати мои плечи.
   Теперь она мой единственно неподвижный и осязаемый ориентир в этом бешено вращающемся мире. Я плотно смыкаю веки, но ощущение того, что меня вместе с кроватью раскручивают в центрифуге, не исчезает, а усиливается. К горлу подкатывают рвотные спазмы. Желудок пуст, и выбрасываемая из него кислота начинает противно жёчь горло. Не вытерпев вращения в темноте, я открываю глаза и вижу, что открытый дверной проём в стене размазался, растянулся в бесконечную широкую серую ленту. Подрагивая, она вьётся вокруг меня. Лихорадочно шаря по ней глазами, пытаюсь зацепиться взглядом за что-нибудь, на чём можно сосредоточиться.
   Кажется есть... Кажется, чей-то силуэт... Он проплывает передо мной, исчезает из вида, но вскоре я снова вижу его. Длинное белое платье... Вращение замедляется. Проходит несколько секунд, и я уже без труда могу сфокусировать взгляд. Высокая пышная грудь... Вьющиеся смоляные волосы ниспадают на плечи... Лицо... Её лицо!.. Вращение прекращается моментально.
   - Ремина, - шепчу я дрожащими губами.
  
   Мы одни в палате. Удостоверившись в том, что пациент пришёл в норму, медсестра удалилась, пообещав вскоре вернуться. Ремина расположилась на стуле у кровати. Мы молчим, не отрываясь, с легкой настороженностью во взглядах, смотрим друг на друга.
   "Всё ещё будет хорошо", - говорят ей мои глаза.
   "Думаешь, можно надеяться?", - читаю в её взгляде.
   "Надеяться нужно...".
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"