Первостепенные открытия происходят в образном мышлении и всегда остаются незамеченными.
Не прибежишь в патентное бюро и не скажешь: я знаю формулу конца света и ведаю у кого и почему в мозгах заводятся клопы.
Поэтому первыми миллионерами становятся эстрадные певцы, убийцы, спекулянты, главные телохранители и их дети. Они вырастают, образовываются и обряжаются во фраки, они попыхивают сигарами, играют в гольф и решают сложные деловые задачи. В воскресные дни к ним на лужайки приводят поэтов, и актёров, художников и музыкантов, и начинается демонстрация великих открытий, за которые правнуки воров и убийц платят умноженным состоянием своих предков. Кое-кто, не устояв перед величием и бездонностью искусства, транжирит и разоряется, и возводится в прадеды будущего художника. Напротив, некий бедный музыкант приобретает желанное состояние, и его образные открытия делаются для его правнучки источником безбедного существования. Так золото течёт из рук в руки, так зло переливается в добро и так начинается конец света.
Заговор создавался, и образ Шока, Гавриила Лагоды, а потом и генерала (Я не мог его не сделать генералом, потому как должны же были его наградить званием - это был его вход в президентство.) расширился в духовные сферы, где и было совершено его посвящение в высшее служение, и России в том числе. Если вы перечтете его Отчеты, вы поймете, как ломало его на этом пути, как его организм, как его натура перековывались и делались способными "идти на галеры". При этом он оставался одиноким на поприще социального служения, хотя его окружали тысячи доброжелателей, но он был не ровня им. Так и ВВП. Он живёт в чётких и суровых границах, которые ему предписались. Он уже из них не выйдет.
Я особенно люблю главки на Песчаном Берегу у Владивостока. Там в принципе и начался первый этап посвящения Шока- полковника. Там есть струны тонкой лирики, которая и оплодотворяла этот персонаж. Там есть посвящение в реликтовую любовь. И Путин тоже познал это чувство. Я это вижу.
...Он знал это чувство, а потом забыл.
И был один, шёл по следу, и всё было понятно и просто. Закон, производство, распределение, потребление и нарушение закона. И скоро для него не составляло проблемы увидеть природу человека по характеру преступления, по почерку, двум-трём фразам и прочим мелочам. Он как бы настраивался на ту же волну, дышал тем же воздухом - и тогда видел след - всегда ущербного и мелкого сознания.
Был шарик - нет его, и на пустое место быстро выкатывается другой - так большинство представляет себе жизнь - безо всяких красок и оттенков. Крохотный отрезок в шестьдесят-семьдесят лет называется судьбой. И одна судьба наползает на другую. Из-за десяти-двадцати сытых лет одни начинают грызть других. Праведники и подонки заброшены в одну кучу - и всё это называется жизнью. И так продолжается тысячи лет... И всё это неспроста...
Полковник опять улыбнулся. В город пришёл дождь. И он знал, что он придёт. Такой стремительный крупный дождь. Он бил по тенту и капоту машины, зашарили "дворники" - маленькое приспособление цивилизации
Я не принадлежу к каким-то романистам, литераторам или там писателям. Тут интересное явление. Я использовал весь багаж русской литературы для создания собственного пути, в котором можно при отсутствии фактов и источников добывать факты и выходить к источникам. Сейчас неправильное отношение к процессу Художественности, что развивалась в России. Мол, есть некие писатели и поэты, которые создавали-выдумывали какие-то полуфактические вещицы для ублажения публики. Оно, может, с некоторыми писателями так и было, но и вопреки их самооценкам совершалось мистическое дело. Это подобно рудным работам, когда из шахт и всяких слоёв, из смесей добываются драгоценные крупицы. Вот есть открытые люди. У них есть какой-то ум, который изобретает, планирует, угадывает, и постепенно этот ум человеческий накапливает некую субстанцию (Лирика), которая выражалась через напряжение лучших творцов, которая имеет божественную силу и способна пробивать ходы в иные измерения, проникать в вечностные миры. Когда я брался за сочинительство, я отталкивался от классических вещей, но тут же начинал с ними бороться и отвергать их, для меня важен был сам творческий экстаз, сам путь в художественном поиске, само устремление мысли в сюжетном лабиринте, а не литературный успех и даже не создание шедевра. Я как змеей прыгал в норы и каналы и мчался по ним, ища выходы к смыслам и краеугольным персонажам и образам. Но, конечно, иногда были важны сцены, сюжетные идеи, но практически всё время я не знал, что будет с героями через пару строк. Назовите это интуицией, я не против. Но при возникновении тупиков меня всегда выручали погружения в лирику. Нужно сказать, что я сам чувствовал себя прикованным к веслам на галере, таковы были мучительны моменты напряжения - нервного и умственного, и моё второе "я" не успевало за первым. Некие сцены я мог осознать лишь спустя годы. Но моё третье "я" всегда осознавало значимость происходящего тут же и повелевало моим вторым "я" - промежуточным. Не ухмыляйтесь, у вас тоже три "я".
Лебедев задержался у могилы. Он абсолютно ничего не понимал. Он ощущал себя крошечным клопиком возле крошечной ямки.
Ему стали противны все свои потуги и мозговые усилия. Ему стала противна и своя сентиментальность и желание быть добрым, и планы всё это описать, и он ясно понял, что ни о какой новой жизни не может быть и речи, и что о природу Войновича он просто зубы сломает. Он брезгливо плюнул в эту бутафорскую яму и тоже заметил петлю на берёзе.
А невдалеке, там, где начинались хозяйственные оградки, ему почудилось или это на самом деле было - сквозь сетку железных прутьев на него смотрело лицо усмехающегося человека, и в первый миг писателю не показались странными - ни неестественно низкое расположение головы, как будто человек присел на корточки и повалился набок, ни усмешка, какая-то умышленно вызывающая, ни желтоватые волосы, ни вообще - факт его присутствия на дождливом кладбище. Лебедев внезапно понял, что хорошо знает этого человека и именно эту его усмешку.
Он уже хотел было кивнуть и сказать: "здравствуйте", - но мелко-мелко заморгал, а когда вновь открыл глаза - то кроме длинных нитей дождя ничего не увидел.
Сверху его окликнули, и он поспешил к машине. Хотел, было, исповедаться друзьям-милиционерам, дескать, видел кого-то среди могил, мол, мало ли что, раз такое важное дело. Но вовремя спохватился, подумав:
"А ну их к чёрту! Ещё засмеют!"
Но "я" теперь бывает и много больше.
И многие народы рассеялись, оставшись далеко позади - в тёмной трубе подземелья - откуда уже им никогда не удастся добраться до Солнца, что ослепило их рабским существованием навсегда. Вслед за драконом устремлялись немногие да ещё дети, намертво вцепившиеся в его сказочный хвост.
Что до самого дракона - он живо помнил те времена, когда ещё не перевелись герои - его заклятые враги, подчистую истребившие летающих ящеров. И находился бы внушительный повод! Но бойня всегда начиналась из-за какой-нибудь смазливой девицы или так - ради молодецкого удальства да безрассудного лихачества.
Перебив всех, исчезли и сами герои - не стало чудищ и обмельчали народы, улетучился героизм, осталась одна забота о хлебе насущном. Заменила крылатых громадин крикливая карнавальная бутафория.
Печально от этих воспоминаний одной из голов дракона, зато шесть других ведут себя иначе - не до воспоминаний им, извергают они огонь и знают, что не герой Феденька, не набросится с мечом, а будет всё сильнее нажимать на педали, чтобы уйти от прямого ответа.
Никто не знает, ради чего и как возникла жизнь. А вы будете знать.
Жизнь возникла творческим путём и ради творческих актов, ради крупиц смысла.
Для большинства это пустой звук, им нужно подать райские блаженства, много говядины или винограда, много белобрысых девок или яхт с мускулистыми телами матросов.
НО смысл жизни в чудесах творческих экстазов. Ведь именно ими она создаётся и поддерживается.
Есть гигантские энергии, молнии, гравитации, солнечный реактор. Есть власть белковых образований в виде чиновников и правителей. Есть жёсткие законы физики, в которых тоже энергия. Но ничто не сравнится с чудесами творческих экстазов и прозрений. Ибо - это свобода преобразования, то есть это жизнь для образов и образцов для существования.
Вот автор начинает движение, он ведёт линию там, где ничего нет, и из этой линии постепенно формируется образ, все элементы и силы устремляются воссоздать этот образ, этот тип, этот сюжет... И если автор удерживает одно за одним состояния экстаза, то он сам становится природой экстаза и обретает авторскую волю. И тогда во вселенной появляется очаг смысла и истины. И тогда цель достигнута и оправдано существование тысяч живущих.
Подобные мысли проносятся в одной из драконьих голов, вперившейся маленькими глазками в младенца Феденьку-Игорька.
- Где же твоя красота, которую ты пообещал грядущим поколениям? - взревёт она, обдав тщедушное тельце пламенем. - А разве я не прекрасен и не достоин спасения?
- Буду ли я вместе с тобой? - вопрошала другая.
- Почему я должен быть недостойнее тебя? - шипела третья.
- Я поглотила множество богов! - признавалась четвёртая и шершавым языком лизала мальчишеское тельце.
- Зачем же ты так испугался? - утешала пятая. - Ты мог сам стать мною.
А две другие головы, обернувшись к толпе, вещали, перебивая друг друга:
- Нет Феденьки, есть Игорёк. Он ещё слишком мал, чтобы унести вас с собою. Подождите, пока он научится ходить, летать и дарить вам имения. Ждите, если вы бессильны делать это сами.
- Только что на ваших глазах Игорёк съел Феденьку. Попробуйте и вы насытиться изобилием предков, соблазнивших вас мечтами. Тогда у вас вырастет множество голов, и вы сможете безо всякого стыда съесть и самого себя, как это будет сделано далее.
И остолбеневшая толпа услышала чавканье и хруст - то с аппетитом поглощалось тело младенца, не успевшего ощутить никакой боли.
Творческий язык, язык художественности, может быть разным, но обязательно в нём будет присутствовать лирическая сила, она может быть разлита в ткани повествования или сконцентрирована в четверостишье, но это тот эликсир, что и является связующим материалом для построений живых образов и образцов. Понимать этот язык может не всякий, а только посвящаемый или претендующий на посвящение в творческую природу бытия. Для остальных это просто тексты, наборы слов и букв.
Для чего создавать Путина? Хороший вопрос. Создаётся в первую голову та сила, тот характер, тот образец, который мог бы помочь исправить катастрофу или какую-то ситуацию. Претендентов много, они быстро проходят испытания, и естественным, но чудесным путем на финише остается один, душа которого наиболее чутка к характеристикам автора.
Мы живём в Авторской вечности, в Авторском мироздании, где всё создано авторством и авторами. Их еще называют богами и создателями. Во вселенной нет одного автора, этого батюшки бога, а есть некий Игрок, делающий свой ход в свой период-цикл. И в его команде множество авторов, они создают всё, и каждый ответственен за свой цех. И людская жизнь на земле есть игровая площадка, на которой с помощью отражений образцов из вечности идет соперничество по добыче экстатических прозрений и смыслов - новых Образов для вечности. Это своеобразный круговорот Образов во вселенной. Это потому, что экстазы помогают добыть и обрести то, чего нет в вечности, обновить ее и напитать особым светом образов. Это и есть чудо. Потому что задумайтесь - в вечности всё есть (мыслимое и немыслимое), но творческие прозрения способствуют появлению нового! Это единственный способ для коловращения, для движения, для смысла существования вечности. Вы понимаете, какое это чудо?
Поэтому результатом соперничества между Игроками и авторами является не само творение, а некие образы и экстатические смыслы, которые требуют осуществления и внедрения в иные площадки для Игры. Образы становятся животворящей силой, и за ними и кроется тайна создания жизней.
Есть два слоя жизней - дурная бесконечность и творческая вечность. Жить в дурной бесконечности (уподобляющейся творческой вечности) можно сколь угодно. Но это жизнь в беспамятстве, от хаоса перерождений, во вторичном состоянии. А путь авторства напряжен и опасен, но у играющего автора всегда есть шанс выиграть хоть маленькую, но свою вселенную.
"Всё это бытие - дуновение в блюдце с чаем", - подумал он и эта мысль приоткрыла для него глубину, в которой он в следующую минуту захлебнулся бы, не подойди к нему Лагода и не дотронься до его плеча.
- Пора, мой президент! Ночь имеет свои границы.
- Где мы? Что со мной? Где всё? Что с нами?
- Мы в большом и растерзанном Теле.
Но президенту было уже не до потрясающих истин.
Наверное, он плакал от пережитого и радости, что оказался не один.
Он боялся встать, он боялся, что тогда потеряет опору. Он схватился за руку Лагоды и так сжимал её, как будто она была верёвкой, держащей его над чёрным обрывом.
- Уведи меня, забери меня отсюда! - шептал он непослушными губами.
Тогда Лагода взял это маленькое дрожащее существо, поднял его и перенёс в театральное президентское кресло.
На том их любовь и закончилась.
-----------------
Разумеется, что ЗаГоВор посвящен не только созиданию Путина
Желающим шире познакомиться с Авторским мировоззрением - Принципы творческого своеволия