Катя встаёт первой. Тихонько отгибая краешек одеяла, она выскальзывает из постели, стараясь не разбудить ни меня, ни Егора. С Егором такой фокус проходит, а со мной никогда. Я тут же соскакиваю с кровати и бегу за её стройными загорелыми ногами, умудряясь одновременно тереться об них и выписывать вокруг них восьмёрки. Катя гладит меня по голове, чешет за ухом, даёт мне вкусняшку и уходит в ванную. Через полчаса она должна выскочить на работу. Перед уходом Катя пьёт травяной настой, который заваривала вечером, официально чтобы сохранить молодость и красоту, а на самом деле от головных болей. У Кати есть тайна. Две недели назад у неё обнаружили астроцитому в терминальной стадии. Врач честно сказал, что шансов дожить до осени практически нет. Операцию проводить уже поздно, а от химии с облучением Катя отказалась. Толку от них в данном случае немного, и она не хочет, чтобы Егор видел её больной, несчастной, или, не дай бог, с выпавшими волосами, которыми она всегда так гордилась. Катя ничего не сказала ни друзьям, ни родственникам, ни даже Егору. Только, в последнее время, стала особо ласковой и с Егором, и со мной. Она хочет, чтобы мы запомнили её такой
**
Егор встаёт на час позже. Я бегу перед ним и вальяжно валюсь на спину у холодильника, чтобы показать, насколько я голоден. Егор знает, что я вру, и я знаю, что он это знает, но, тем не менее, даёт мне ещё одну вкусняшку. А за это я позволяю ему потрепать себя за ухо и даже погладить по мягкому пушистому животу. Егору разрешено больше, чем другим, ведь это он нашёл меня в канаве совсем ещё маленьким несчастным котёнком с залепленными глазами, покрытым пятнами лишая, и потратил кучу времени и денег на беготню по ветеринарам, чтобы я стал таким роскошным котом. Потом он умывается, жарит себе яичницу и садится перед компьютером. Он работает из дома. У Егора тоже есть тайна. Он случайно заметил конверт пришедший из онкоцентра, до того, как Катя его спрятала и понял, что произошло что-то плохое. В силу врожденной деликатности Егор не стал мучить Катю расспросами и теперь не знает, как начать тяжелый разговор. Ему в голову лезут глупые мысли: "А вдруг Катя боится, что он оставит её больную? Неужели она не понимает, что он примет её любую и всегда?"
***
Ну и наконец у меня тоже есть тайна. Её могло бы и не быть, если бы мы жили в большом городе. Но наш коттедж стоит на краю посёлка, рядом с перелеском, в котором я люблю гулять тёплыми ночами. Как только опускаются сумерки, я выхожу из дома и бегу на свою любимую поляну, пока созвездия медленно кружатся в чёрном небе. В больших городах, загаженных смогом и залитых светом фонарей, никогда не увидишь такого красивого звёздного неба. И кажется, что стволы высоких сосен расступаются передо мной. Здесь живут кролики, с которыми я иногда играю, и копошится куча другой мелкой живности. А ещё на поляне растёт множество цветов. Мне больше всего нравятся белые. Человеческие глаза воспринимают их как "кашку", но моё зрение гораздо острее, и я легко различаю прекрасные пятилепестковые цветки. Они такие красивые, что напоминают мне Катю в тот день, когда она впервые появилась в нашем доме в нарядном белом платье. Я аккуратно откусываю пару соцветий и возвращаюсь обратно в дом. Мне бы очень хотелось положить их в подарок на подушку, но Катя категорически не одобряет, когда я приношу что бы то ни было с улицы в постель. Поэтому я осторожно пробираюсь на кухню, бесшумно запрыгиваю на стол, аккуратно приоткрываю лапкой крышку чайника, в котором с вечера настаиваются Катины травы, и кидаю соцветия внутрь. К утру они, конечно, станут незаметными, но это всё что я могу для неё сделать, ведь я всего лишь кот.
Эпилог
Когда-нибудь, лет через тридцать, люди откроют Октамизин, содержащийся, в том числе, и в обычных белых цветах, которые они раньше считали сорняком. Корпящие в лабораториях учёные, после многочисленных экспериментов, узнают, что этот алкалоид может победить любую опухоль. Я немного опоздал с началом, но всё равно успею. Катя останется с нами!