Огнева Вера Евгеньевна : другие произведения.

Сарская охота

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Быль


   САРСКАЯ ОХОТА
   быль
  
  -- Мыкола! Я медведя поймал.
  -- Тащи его сюда.
  -- Так он не пускает.
  
  
   Внизу расстилалась волнистая, белая пелена - снег с облаками вперемешку. Смотреть решительно не на что. Уши забиты гулом моторов. Причем, настолько забиты - по прибытии еще с полчаса вытряхивать. Разговаривать не хочется. Хочется быстрее оказаться на месте, на тверди, где отпустит, наконец, перманентная полетная тревога.
   Иван Степанович Кабин отвернулся от иллюминатора и посмотрел на соседа. Рядом, в кресле прижмурился Гость. Именно. С большой буквы. А тоже мается. Однако узкое, загорелое не зимним загаром лицо, бесстрастно. Прям - супермен. Только веко дергается. Иван Степанович с удовлетворением себе это дерганье отметил, по ходу дела хмыкнув: не все супер, что завернуто в иностранную упаковку.
   В самое ближайшее время ему, между прочим, предстояло ввести уважаемого господина Пуска в курс дел на месте. С бумажной стороной Григорий Львович успел ознакомиться заранее. Однако, продвигать финансы в перспективный, но сильно отдаленный - хоть и на слуху - регион, не торопился. Понятно: хочет сначала определиться на фактуре, все посмотреть, а если удастся, и руками потрогать. И такое в результате их сотрудничества должно получиться комильфо, что Иван Степанович со своей стороны приложит все, - то есть совершенно все! - усилия, чтобы у гостя сложилось нужное мнение.
   Финансист приоткрыл круглый черный глаз, скосился в иллюминатор и изобразил лицом скуку. Везут, мол, в тмутаракань. Но Ивана Степановича не проведешь: в том взгляде он таки уловил некоторую толику любопытства. Ну и что, что кругом муторная белая пелена, из которой солнце высунется на три часа и назад - теплые страны освещать. Там, конечно - все. Там - рай. Однако нефти нет...
   Григорий Львович ожидал встречи с северными экзотами с осторожным оптимизмом. Вести его по местным рифам и мелям будет не кто-нибудь, а сам Иван Степанович. С виду - рубаха парень. На самом деле не многие знали, а кто знал, предпочитал помалкивать об изворотливом, не мерянной силы уме и цепкости местного руководителя. Финансовая операция, которая заваривалась очень и очень далеко отсюда, вскоре должна завершиться... к их обоюдному удовольствию.
   Самолет пошел на посадку. Крепенькая, щекастая стюардесса с преувеличенным вниманием осмотрела привязные ремни, пожелала всем мягкой посадки и ушла, блеснув на прощание деревенской улыбкой.
   Сели мягко. Прямо у трапа дорогих гостей дожидался теплый джип. Встречей командовал Геннадий Петрович Калабанов - помощник и порученец Степаныча, большой и шумный дядька, сам состоявший в немалых административных чинах. Попав во внутрь новенького, только-только из салона, лендкрузера, Григорий Львович даже позволил себе чуть расслабиться. Глубинка, в которую его занесло, перестала казаться совсем уж медвежьим углом, со всеми вытекающими из такого определения данностями.
   Потом их размещали и обихаживали. Потом пошли совещания и заседания. Они Григория Львовича отнюдь не разочаровали. Нард собрался серьезный, деловой, самостоятельный и финансово непуганый. Культурная программа - само собой. Так что к концу трехдневных переговоров и рекогносцировок на местности деловая часть вплотную подошла к удовлетворяющему всех финалу.
   Но Григорий Львович тоже был живой человек. За истекшие трое суток он успел прочувствовать некоторые особенности сибирского гостеприимства и подустать. А подустав, засобирался в цивилизацию. Однако хитрый Степаныч на последок приберег особое, ни с чем не сравнимое, эксклюзивное развлечение: предложил очень узким кругом выбраться в самую тайгу.
   - Представляешь, - соблазнял он гостя, - два часа на вертолете, и мы в такой глуши, где ни одна нога еще не ступала. Зато зверье не пугано. Петрович там себе заимку скатал. Загляденье!
  -- Мы туда одни полетим? - забеспокоился Григорий Львович.
  -- С нами будут двое местных, но люди надежные.
  -- Не замерзнем? - На всякий случай уточнил гость.
  -- Да что ты! Так разогреешься, на полгода жару хватит.
   Убедившись уже в надежности и обстоятельности Степаныча, Григорий Львович легкомысленно согласился. В его представлении намечающаяся поездка являлась вполне комфортной экзотикой, сродни африканским сафари.
  
   Вертушка стояла на краю огромного летного поля. За ней - забор. Из-за забора выпростали заиндевелые ветки деревья. Стылая розоватая дымка чуть подернула воздух. Под ногами похрустывал снежок. И всего-то минус двадцать. Это ж разве мороз! Мороз, это когда за сорок. Тогда - да. Тогда кровь по жилам течет медленнее, норовя совсем остановиться. А от двадцати градусов горячему сытому телу только веселее.
   Трое пассажиров, ожидавшие у вертолета, не мерзли. По сторонам они особо не смотрели. Чем любоваться-то? Вот погоди, прилетим. Там - о-го-го! А баня! Я тебя лично, сам, в два веника - по македонски... После парной - в снег. И водочки! Поохотимся, порыбачим, свежатинки поедим. Пробовал теплую лосиную печенку? Да не шарахайся, ты, силком кормить не будем. О, вон - Николай приехал. Все. Пора.
   На взлетку действительно выкатил старый побитый джип, из которого вышли двое: невысокий темнолицый мужчина в видавшем виды камуфляже, и еще один, тоже сильно охотничьего вида.
   Груз заранее внесли и привязали помощники. С улицы просматривался, белеющий горлышками ящик водки. Григорий Львович недовольно косился: зачем так много! Но молчал. Спутники успели доказать: сколько не бери, все равно, не хватит.
   Пошли гуськом. Первым - Степаныч. Как балагурил, сыпал прибаутками, так и полез по холодной дребезжащей лесенке в вертолетное нутро. И некстати споткнулся о порожек.
  -- Плохая примета, - крякнул Петрович.
   - Что! Я тебе покажу примету! Никаких примет. Забыл, чему партия учила? Ренегат! Ха-ха. Смотри, улетим без тебя.
  -- Без меня не найдете.
  -- А Николай на что? Укажет.
  -- Да я пошутил.
   - Ладно. Простим на первый раз. Васька, помоги Львовичу. Не видишь, человек вертолета шугается. Ха-ха. Не боись, Гриша, долетим, не заметишь. Ты думаешь, видел настоящую Сибирь? Давай руку. Вот так. Молодец! Где ты Сибирь видел? Погоди, доберемся, будешь потом в своем Арканзасе... ну, в Детройте, в детройте рассказывать. Петрович, я уже иду, доставай абсолют, разливай на ход винта. Экипажу - ни капли! Завезут на Северный полюс. Ха-ха. Николай, с нами будешь? Ну, смотри. Кто не пьет, тот закладывает. Как, кому меня можно заложить? А президенту? Все на месте? Полетели!
   Шум винтов скоро слился в голове Григория Львовича с шумом крови, которую взбаламутил алкоголь. Спутники понятны и не страшны. Можно не напрягаться, можно расслабиться. Степаныч, у которого в голове шахматная доска, третью махнул. У Петровича все тут схвачено - тем и доволен. Вихрастый Васька с блекло-голубыми в слезу глазами - вообще прозрачен. Слегка цеплял Николай. Во-первых: отказом пить со всеми. Во-вторых: недемонстративной повадкой снисходительного к ним, чайникам, профи. Но - не опасен.
  
   Полтора полетных часа прошли незаметно. Вертушка села посередине узкой речки. Из ее теплой, воняющей керосином пасти, на снег выкинули трап. Первым пошел Петрович, прыгнул с середины лесенки и провалился аккурат... выше колен. Но быстро выбрался, встал на твердый наст и проследил, как осторожно спускается Степаныч. Помог, подхватил. И заулыбались оба. Вокруг раскинулось хрустко-белое искристое, морозное царство. Звук голосов отражался от кромки близкого леса, будто не на вольном воздухе стояли, а в стеклянном шаре.
  -- Хорошо! - пропел Петрович.
  -- Хорошо! - поддержал Степаныч.
   Григорий Львович спускался по шаткой лесенке, цепляясь руками за все, за что можно ухватиться. Вылез весь и утвердился на насте инородным и даже где-то чуждым явлением. От утепленного камуфляжа он перед поездкой отказался наотрез, обрядился в щегольскую дутую курточку, джинсы и высокие итальянские сапожки. На голове, правда, нормальная ондатровая ушанка - подарок Петровича - но она чуть великовата, не сидит, а пружинит на оттопыренных ушах. А уж взгляд! Трудно сказать, чего в нем больше: привычной настороженности семита, или снобистского презрения свежевыпеченного американца к доморощенным красотам. К тому же, сквозь этот микст нет-нет да проступит банальный человеческий страх.
   Последним выбрался Николай. Бушлат, хантыйские нырики, потертая ушанка, штаны-ватники - все изрядно ношенное, чиненное, но будто в них родился... и с "Сайгой" на шее. Первые двое, конечно, тоже не во фраках. Однако лесной прикид на них новенький не обмятый. Василий спускаться не стал: побросал в снег мешки и сумки, аккуратно передал два фирменных деревянных кейса с разобранным немецким оружием и уже с предельной осторожностью - ящик ощетиненный белыми горлышками.
   - Вещи тут не бросайте, - предупредил Николай, - Избушка рядом. Дотащите как-нибудь.
   Зачехленное ружье Петрович пристроил глубоко за спину, на оба могучие плеча повесил по рюкзаку, да еще взял в руки сумку и продвинулся вперед, обозначая себя лидером. Степаныч демократично пошел вторым. На крепенькие плечи ему навялили полмешка картошки. Ловко перебирая расшитыми кисами, он не отставал от рослого Петровича. Последним встал Григорий Львович. В руках - лаковые кейсы с оружием. Остальное заберут второй ходкой.
   Они уже выбрались на плотный снежный надув крутого бережка, когда вертушка пошла вверх, утаскивая за собой тучу снежных искр. Николай с Василием уходили в облет, присмотреть место для завтрашней рыбалки. Обещали вернуться быстро: полчаса - час, не больше.
   На короткое, но отчетливое мгновение, оставшимся внизу стало не по себе. Нечто надежное, урчащее, почти живое, способное защитить, укрыть и согреть, только вот было рядом и ушло, оставив их наедине с холодной пустыней. Но оторопь так же быстро и прошла. Впереди ждали веселые хлопоты по обустройству.
   Избушку Петрович поставил специально для охот-рыбалок с нужными людьми или с близкими друзьями. Иногда, как, например, сегодня, эти две линии пересекались.
   Человек по жизни основательный - избу он поднимал с толком, с любовью и с немалыми деньгами. Он самолично возил сюда рабочих, устанавливал японский бензиновый движок, микроволновку, гриль... Сейчас он шел к ней как к давно знакомой надежной, чистоплотной бабенке, которая и согреет, и накормит, и лаской не обойдет.
   За высоким береговым надувам, под боком у леса приютился плоский ложок. В центре от одного корня расходились три березки-сестрички. А уже за ними потонули в снегу домик и банька.
   Петрович ступал основательно и не быстро. Выдутый до асфальтовой плотности побережный наст кончился, дальше начались пухло-мягкие сугробы. За спиной сыпал веселой матерщиной Степаныч. В арьергарде, с видом попавшего на необитаемый остров урбаниста, стойко держался Григорий Львович.
   - Петрович, а в твоей избушке кто-то побывал, - указал из-за спины шеф, - Смотри, вон - следы от леса.
   Точно! От темной, заплетенной подлеском, стены деревьев криво забирала к домику, присыпанная снегом, стежка. В ней Петрович уловил некую странность: не поймешь, толи, широко и неровно ступая, прошел один человек, толи тесно протопали двое.
   Петрович недовольно завертел головой. Вот сволочи! Специально же построился вдалеке от завидущих глаз, а главное - от разного отребья, что отлеживается зимой по пустым заимкам. И тут достали! Убью! Крестовидная рама в оконце искорежена. Поблескивает на солнце осколок стекла. В клочки порву! Дверь покривилась, висит на одной петле... Петрович тоже запустил матерком. Глухо с низкими, рычащими обертонами: разграбили, растащили... И смылись, это уж как пить дать! Ищи теперь ветра в поле.
   Пока рассматривал, да осознавал, да проникался, подошли к домику. Сумка, которую бережно нес всю дорогу, полетела в, притулившийся у двери, шезлонг. Голову обнесло злостью.
   Не раздумывая, - а че тут думать-то! - хозяин заимки рванул покосившуюся дверь на себя.
   ! ! !
  
   За дверью на задних лапах стоял медведь.
  
   Голова зверя моталась где-то под потолком. В, надвинувшемся черном хаосе, Петрович отчетливо разглядел только огромные белые зубы в отверстой пасти.
   И она еще раззевалась!
   Распахивалась!
   Рева Петрович не услышал. Звук не сразу пробился сквозь, мгновенно затопивший жаром, ужас. Рев ударил в спину, когда, одним движением скинув оба рюкзака, человек ринулся прочь.
   В лоб прилетело что-то твердое, шмякнуло и рикошетом ушло в сторону. Это Степаныч на стремительном развороте выпустил из рук мешок. Картошка пошла широким веером. В какой-то момент под ногой не провалилось, а упруго просело и пискнуло. Пробежав страшное место, Петрович оглянулся. Григория Львовича распяло по снегу. На темной спине куртки пропечатались их со Степанычем белые следы. Оба кейса с оружием лежали по сторонам недвижной фигуры, как оторванные крылья бабочки. Но уже в следующий миг необоримая сила подняла Григория Львовича и он рванул, почти не касаясь тверди итальянскими сапожками, да так прытко, что в одно дыхание обогнал Петровича и вслед за лидером - дальше, дальше, по косогору, потом вниз, мало не по пояс в снегу - через речку - на ту сторону.
   Образовавшуюся диспозицию, Петрович детально разглядел с крыши баньки, на которую взмыл единым духом, втащив на всякий случай за собой и приставную лестницу. Степаныч на том берегу с кошачьей ловкостью карабкался на высоченный пень-выворотень. Влез и уселся на самом верху. Григорий же Львович - наоборот, продравшись сквозь кусты, закапывался в снег. Только белые буруны летели.
   Во - умник! От медведя он спрятался, мимоходом удивился Петрович, заворожено глядя на черного зверя, который, покинув избу, подался по их следам на берег, чтобы оттуда, с выдутого сквознячного пятачка сообщить людям, все, что о них думает. Он мотался туда сюда вдоль кромки обрыва и ревел так, что казалось, сотрясается не только воздух, сотрясаются банька, березки и даже дальняя стена леса.
   Человек мертвой хваткой вцепился в конек крыши. Остаться тут! Замереть! Прикинуться печной трубой - что угодно, лишь бы лохматая смерть не заметила, прошла мимо.
   И она ушла! Николай, добывший на своем веку медведей больше, чем Григорий Львович видел их в зоопарках, потом объяснил: зверь попался молодой, с людьми раньше не знавшийся, да и уставший от длинного зимнего перехода. Тоже бедолага, не нашел вовремя где залечь, да так и тащился по тайге, пока не вышел на избушку. Порычав и попугав незваных гостей, он убрался обратно в дом, прихватив по дороге сумку из шезлонга.
  
   * * *
  
   Облет затянулся на час с лишним. Пока присмотрели место на ближнем озере, пока слетали на дальнее, проверить как там. Пока то да се... пока собрали добычу на подвеску. За это время рыбаки-охотники уже, поди, печь растопили. Сейчас вертолет сядет, и охотники быстренько, щек не приморозив - в тепло, к накрытому столу.
   Васька щурился как тезка-кот и только что не урчал. Он успел приложиться к черноголовке. Глаза блестели: погуляем, Николай! Но то, что называется, не разделял. Так уж вышло - вообще не пил.
   Снизившийся вертолет, не глуша винтов, выплюнул из люка двоих и - домой, домой, делить добычу.
   Что ящик водки с частью поклажи так и валяются в снегу, возмутило обоих.
   - Лодыри! Мать-перемать! Не могли утащить. - Николай подхватил сумку. Василий пристроился вслед. Карабин за плечом. Поклажи брать не стал - лень.
   Чем дальше пробирался Николай по заснеженному ложку, тем медленнее шел. Пойди, пойми, что скребет внутри. Остановился. Осмотрелся. Вроде все как всегда. Ан, нет! Несообразность состояла в тишине, в рассыпанной картошке, да в отсутствии дыма над заимкой. Рука сама потянулась к затвору "Сайги", и тут же, пробирая ознобом, с крыши баньки проорал знакомый, искаженный истерикой голос:
  -- Николай! Шату-у-ун!!!
   Вот они неубранные вещички, вот она - рассыпанная картошка. И дыма, понятно, почему нет. Откуда бы ему взяться.
   Васька рванул с плеча свой СКС и скользнул влево. Справа с крыши в снег ухнул Петрович, встал за угол баньки и передернул затвор. Николай остался точно против входа. Уже пали полуденные зимние сумерки, но еще можно было разглядеть огромную черную тень, мелькавшую то в окне, то в дверном проеме. Человек встал за деревце и уперся плечом в гладкий холодный ствол.
  -- Шумните!
   Эхо от стены леса издевательски передразнило: "ни те... ни те... ни те...". От баньки, убив насмешку, прогремел выстрел.
   Зверь не вышел, он выметнулся из домика одним гигантским прыжком. На миг лапы коснулись снега. Волной осела вниз блестящая шкура. Сейчас эта черная жуть оттолкнется и через миг будет у березки.
   Николай задержал дыхание. Или вообще уже не дышал. Мгновения стали длинными. Глаз зафиксировал момент касания лап, заминку, когда задние просели под тяжестью туши, момент, когда передние оторвались в новый прыжок. Палец аккуратно потянул спусковой крючок.
   Выстрел.
   "Сайга" дернулась отдачей.
   И - все!
   Он, как Бог Свят, увидел пулю в полете, и как она вошла в надбровье, срезая прыжок зверя.
   Второй выстрел прогремел слева. За ним - удар о землю и короткий рев. Васькина пуля разворотила медведю нижнюю челюсть.
  
   Они еще некоторое время оставались на своих места, пока не стало ясно - зверь мертв. Потом сошлись: Николай с осунувшимся, враз почерневшим лицом, бледный как тот снег Васька и Петрович, который не мог говорить, только таращил счастливые, по-младенчески бессмысленные глаза. Двигаясь как на автопилоте, они начали стаскивать в кучу разбросанные мешки, сумки, картошку, лаковые ящики, с так и не собранным оружием. Наконец прорезался Петрович: указал, где искать остальных.
   Сначала откопали Григория Львовича, следом сняли с пенька изрядно заколодевшего Степаныча.
   - Абориген, хренов! - Ругательски ругался Николай, - от медведя на дерево залез! И Петровичь хорош! На крыше чуть к ружью не примерз.
   - Так я же, - оправдывался тот, - ствол расчехлил, схватился за патронташ, а там... Я же "Рысь" взял, а патроны от "Лося". Один только двенадцатого калибра и нашел.
  
   И уже много позже, когда поставили на место покореженную дверь, когда растопили печку и запустили движок, они принялись хохотать, как давно не хохотали, как вообще не хохочут в чадной городской жизни. Они кричали, суетились, что-то жевали и непрерывно пили. В нужник, в баньку, да просто на улицу выходили только с оружием и только в сопровождении Николая. Тот ругался, отнекивался, но потом шел, понужая их на каждом шагу. Они рассказывали друг другу каждый свою историю.
  -- Я дверь открываю, а он: "У-у-у..." - всхлипывал Петрович.
  -- Львович... в снег с головой... - вторил ему Степаныч.
   - А я думаю: во охренели, побросали все, и сразу квасить, - в который раз возмущался Васька.
   Они ругались друг на друга, не выбирая выражений и не считаясь с чинами. И только Григория Львовича никто не трогал.
   А тот сидел, откинувшись затылком на твердую, надежную, теплую стенку, смотрел на колышущуюся - в рябь, в волну - комнату и думал: чтобы еще... чтобы когда-нибудь... чтобы он... Не-е-ет!
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
   1
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"