Шарапов Вадим Викторович : другие произведения.

17. Госпиталь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  - А если все так и было - тогда вы почему не сгорели вместе с экипажем?
  Ничего себе вопросик, правда? Услышишь такое - и поневоле начинаешь задумываться, не спятил ли.
  Особист Меркулов был совсем тихим с виду. В круглых очках, одно стекло в которых треснуло, тощий, сутулый. Медаль "За отвагу" на кителе пристегнута. Значит, воевал, хотя по нему и не скажешь - больше похож на скрипача из еврейской семьи. Был у меня в детстве один такой знакомый, Ганя Фрайберг. Круглый день пилил на скрипке, так что до войны уже стал лауреатом разных конкурсов. А что потом с ним случилось в Одессе, когда бомбами накрыло Молдаванку - не знаю.
  Но тот капитан из Особого отдела, как оказалось, на Ганю был похож только лицом и голосом. Зато хватка у него была как у французского бульдога, и настырности - на батальон. Допрашивал он методично, прерываясь только на то, чтобы постучать по столу мундштуком "Казбека" и прикурить, чиркнув самодельной зажигалкой. Клубы синего дыма плыли по комнате, а мне казалось, что это снова горит мой танк...
  Плохо, плохо получилось, что и говорить. А самая главная беда - в танке вместе с моими ребятами (за них я и так себе никогда не прощу) сгорели секретные документы, которые нам приказано было передать в штаб. Кто же его знал, что не вся немчура попала в окружение. Один из таких гадов, хоронившихся по лесам в надежде пробраться к своим, увидел на лесной дороге мой танк. Откуда у фрица - в тылу, в глухом лесу взялся "панцерфауст" - теперь уже не разобраться. Может, сошел с ума и вместо остатков сухарей таскал железяку на собственном горбу. А может, специально поджидал растяпу - если из идейных, которым наплевать на голод и холод.
  Выстрел пришелся аккуратно под башню. Меня самого спасло только то, что я, в нарушение всех инструкций, тогда высунулся из люка по пояс. Решил осмотреться в лесу - тоже мне, горе-следопыт. Хотя, если бы не это... лежать бы мне сейчас внутри куска спекшейся брони. А так - взрывом меня выкинуло из люка и швырнуло на обочину дороги. Очнулся уже от тряски: разведчики, приотставшие в деревне на краю леса, услышали взрыв, примчались и гнали теперь свой "виллис" на полной скорости, чтобы довезти меня в санбат.
  Да уж лучше бы сгореть в танке, чем потом от стыда сгорать перед своими.
  Срезал дорогу, нечего сказать.
  
  В тот день с утра я, как всегда, потащился на перевязку. Постоял в курилке, обсудил с мужиками фронтовые вести. Разведчик Сева Кулугуров, признанный госпитальный остряк, громко читал вслух сводку Совинформбюро, остальные слушали, посмеивались одобрительно, когда Сева вставлял от себя крепкую шуточку.
  - Вломили, стал быть, гансам по первое число! - сказал, постукивая костылем, Иваныч, пожилой мужик, который в госпиталь попал из-под Ельни, из самого пекла. - Отольется им теперь! Будут знать, крысюки...
  - А! Танкистам почет! - Сева заметил меня и помахал газетой. - Андрюха, ты, случайно, родом не с Правобережной Украины?
  - Сибиряк я, - пожав руку Иванычу и другим, я закурил.
  - Оно и видно. Все махру смолят, а богатый сибиряк - "Дукатом" балуется, - добродушно отозвался огромный моряк Гриша Цыбань по прозвищу "Пскопской". Прозвище он получил после того, как в госпитальном саду, где висел пошитый из простыней экран, прокрутили фильм "Мы из Кронштадта". На фразе испуганного ополченца "мы пскопские, мобилизованные!" - все, кто смотрел кино, так и грохнули смехом, вспомнив Гришу, который всегда важно отвечал на вопросы о родине: "С-под Пскова мы. Пскопские, значит".
  - Да ладно тебе, Гриша! - усмехнулся Кулугуров. - Все знают, что по Андрюхе медсестренка Даша неровно дышит! Чуть свободная у ней минутка - сразу в нашу палату: мол, как вы тут живете? А глядит на него...
  Я аж закашлялся. Уже подбирал слова, чтобы ответить позлее, но тут Иваныч поддержал меня за локоть и укоряюще прогудел в сторону Севы:
  - Ишь, заноза.. Чего к человеку пристал? А мы тут, Андрейка, вишь ты, радуемся, что наши Правобережную Украину освободили.
  - Хорошо... - тут я вспомнил, что механик-водитель моего танка, Сашка Придорожный, родом был с Украины. Подавив в себе налетевшую было грусть, задавил окурок в пепельнице и вздохнул:
  - Ну, мужики, опять мне на перевязку. Полчаса мучений.
  Провожаемый сочувственными голосами и взглядами, я медленно пошел в операционную.
  
  - Отделался ты, Андрей Васильев, легко, что тут сказать, - военврач, усталый мужик, по лицу которого, почерневшему от недосыпа, годов было не разобрать, махнул рукой, глядя, как медсестра осторожно отдирает присохшие бинты от моей стриженой макушки.
  - Ай, ч-черт! - не сдержался я, зашипел, слезы сами потекли из глаз. Больно!
  - А ты не чертись! Не чертись, солдат! - строго приговаривала медсестра тетка Марья. Была она родом откуда-то из енисейских староверов - высокая, прямая, неулыбчивая, с лицом, точно хоть сейчас его на старую византийскую икону. И с удивительно ласковыми руками. Чуткие руки эти были просто волшебными - вот и сейчас я почувствовал, как прикосновение прохладных пальцев загоняет мою боль глубоко-глубоко.
  - Потерпи, парень, - сказала тетка Марья, - другие вон как терпят, христовые, а и то ничего...
  За дверями кто-то кашлянул. Военврач распахнул застекленную створку. Там переминался с ноги на ногу незнакомый солдат.
  - Товарищ лейтенант! - увидел он меня и встал по стойке "смирно".
  - Вольно, - махнул я рукой, - не видишь что ли, ни погон у меня, ни формы...
  - Особист приказал... чтобы вам явиться сейчас к нему, товарищ лейтенант!
  - Да придет он, - тетка Марья зыркнула на солдата из-под черных бровей так, что он аж отступил на шаг, - перевязать не дадут, окаянные!
  - Сейчас иду, - сказал я и закрыл глаза, чувствуя, как быстрые пальцы ловко кладут витки бинта на голову.
  
  Особист молча курил.
  Увидев меня, подбородком указал на стул, придвинул ближе к себе лампу. Развязал картонную папку, пошелестел бумагами.
  - Значит вы, Васильев Андрей Николаевич, утверждаете, что повели боевую машину по лесной дороге, потому что хотели сократить путь? - голос его звучал монотонно, как скрип мела по школьной доске.
  - Да! - я слышал этот вопрос уже несчетное количество раз, и теперь не сдержался. - Сколько можно-то, товарищ капитан? Чего вы из меня врага лепите? Ошибся, давно это признал, и готов вину искупить. Но не враг я! Та дорога разведкой на сто раз была проверена, в тылу находилась... - тут голос у меня сорвался, я захрипел как подстреленный и замолчал, глотая воздух.
  - Успокойтесь, - не было в голосе у Меркулова ни гнева, ни раздражения. Вообще ничего не было, словно и не человек. - Продолжим...
  - Предлагаю малость повременить.
  Голос прозвучал прямо за моей спиной. От неожиданности я дернулся и привстал. Кто-то вошел в кабинет так незаметно, что даже скрипучая дверь не издала ни шороха. Меркулов вскинул голову и впервые я увидел на его сухом лице тень эмоций - досады, и... опасения?
  Должно быть, мне показалось. Тем временем, человек обошел меня и встал сбоку от стола. Щурясь от света лампы, я все-таки сумел его разглядеть. Среднего роста мужчина - крепкий, жилистый, со светлыми волосами и простецким, неприметным лицом. Без усов и бороды, да и вообще, выбрит чище некуда. Аккуратно выправленная под ремнем старенькая гимнастерка, орден Красной Звезды. До блеска начищенные сапоги. И серо-ледяные, безжалостные глаза. Раз поглядев в них, я с трудом смог оторваться от этого взгляда - точно вывернули наизнанку, обшарили, обмерили и оценили. А потом отпустили - мол, все с тобой, Андрей Васильев, понятно.
  Потом я понял, что показалось странным. На гимнастерке у мужчины были всего лишь погоны старшины, но вел он себя так, словно капитан Меркулов был ему ровней по званию.
  Словно прочитав мои мысли, незнакомец улыбнулся, тускло блеснув железом в глубине рта - коронка, похоже на то. Особист тем временем оправился от неожиданности.
  - Я веду допрос согласно инструкциям, и... - тут мужчина перебил Меркулова на полуслове.
  - Уже не ведете, товарищ капитан. Андрей Васильев вне подозрений. Проверено. Я его забираю.
  Лицо Меркулова исказилось, и он вскочил из-за стола так резко, что стул под ним с грохотом опрокинулся.
  - Что вы себе позволяете, старшина? - крикнул он так, что я снова дернулся. Не ожидал такого от вечно спокойного следователя. Но старшина мгновенно оказался рядом с особистом, глядя в упор.
  - Позволяю... капитан, - сказал он, и голосом словно оттолкнул того к стене. Потом бросил на стол лист бумаги. - Ты сюда глянь, Меркулов. Вот твои доказательства, приобщи их к делу.
  Медленно, словно нехотя, капитан взял лист со стола. Долго читал, под конец его лицо разгладилось и стало таким, как всегда - невозмутимым. Дочитав, он вскинул глаза на старшину.
  - Голем? С панцерфаустом? Бред... Как такое возможно, Нефедов?
  - Выходит, возможно, - отозвался тот, кого назвали Нефедовым, - раньше нам такие не встречались. Мы-то думали, что им только ножи или топоры можно давать. А теперь, оказывается, что кто-то их научил на спуск нажимать.
  - Взяли? - жадно спросил Меркулов.
  - Какое там, - я увидел, как у Нефедова дернулась щека, хищно искривилась верхняя губа, - дуролом из разведбата попер на голема со своими - мол, стрелять-то ему больше нечем. А мы подтянулись только через пять минут. Пока добежали, тот уже успел руки-ноги половине ловцов повырывать, все кругом кровищей залил. А от крови они крепнут...
  Он помял в пальцах папиросу. Я сидел и слушал, даже дыхание затаил, пытаясь понять - кто же он такой, старшина этот?
  - Пришлось мне, - продолжил Нефедов, - стрелять. В рот, чтоб в табличку. Сам знаешь, промахиваюсь редко.
  - И что потом? - вопрос вырвался у меня сам собой, я прикусил язык, но было поздно. Нефедов снова глянул на меня, мазнул ледяными зрачками. Помолчал, но ответил.
  - А потом - суп с котом, лейтенант. Куча обломков и больше ничего. Табличку-то я разбил, голем и тю-тю, - старшина снова перевел взгляд на Меркулова, - а полковник потом мне...
  Тут оба одновременно глянули на меня. Старшина замолчал и сунул папиросу в зубы.
  - Короче. Забираю у тебя Васильева.
  - Да бери, мне-то что? - особист равнодушно пожал плечами, укладывая новую бумагу в папку. Не глядя на меня, он захлопнул картонную обложку и глухо сказал:
  - Вы свободны, лейтенант.
  Напоследок я хотел что-нибудь сказать, но пальцы Нефедова - твердые, будто стальные - легко вздернули меня за локоть со стула, и спустя секунду я оказался в коридоре. За спиной хлопнула дверь.
  
  - Счастливая мамка тебя родила, Андрей Васильев, - насмешливо, но по-доброму сказал старшина, сунув руки в карманы галифе и раскачиваясь передо мною на каблуках. Тут и меня взяла обида - вспомнилось, что звание лейтенанта не в тылу заработал. Накатила волна злости.
  - Знаете, что, товарищ старшина? - процедил я медленно, стараясь не обращать внимания на вернувшуюся боль. - Я, между прочим, уставы учил...
  - И что? - Нефедов снова не дал мне договорить. Глядел он на меня через плечо, прищурившись, и вроде даже весело. Только где-то на самом дне зрачков чувствовалось, что устал этот человек смертно и шутить со мной никакого желания у него нет.
  - Отдыхай, лейтенант. Теперь ты по всем законам чист, а все прочее - не твое дело. Лечись давай, крестник.
  Старшина было шагнул прочь, но остановился. Повернулся ко мне и протянул руку.
  - Степан.
  - Андрей... - я пожал крепкую ладонь, а глаза не мог оторвать от потертой, заштопанной гимнастерки. Как же так... пропустил я, не заметил, что кроме "звездочки" на груди у старшины было и еще кое-что. Тускло и страшно сверкающее лучами из кованого серебра.
   Знак Охотника.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"