Шарапов Вадим Викторович : другие произведения.

25. Умбра-Два

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 8.00*4  Ваша оценка:

  
  Набережная любого приморского города, будь он шумный и многолюдный, или совсем маленький - особое место. Сюда приходят посмотреть на море. Пошуметь с друзьями. Помечтать и поговорить. И все-таки, все смотрят вдаль, туда, где море сливается с горизонтом. Наверно, так было еще в древнем Херсонесе и Пантикапее.
  
  Пожилая пара не стала исключением. Он и она, сумерки над приморским бульваром и кипарисы, свечками тянущиеся в небо, где уже виднелись звезды. Романтика южного лета.
  - Комаров только не хватает, - разрушая всю эту романтику, негромко сказал седой старик, на котором идеально сидел легкий льняной костюм. У старика был чеканный, точно с резной камеи, профиль и прямая спина. Руки с тонкими, но сильными пальцами лежали на серебряном набалдашнике тяжелой трости.
  Его спутница - изящная и тоже совсем седая женщина, несмотря на теплый вечер закутавшая плечи в легкую пуховую шаль- "паутинку", посмотрела на него с улыбкой.
  - Не замечала за тобой страсти к этим насекомым, милый. Впрочем, учитывая ваше некоторое родство...
  - Фу, - поморщился старик в притворном отвращении, - как ты можешь, Настя? Сравнить меня с комаром!
  - Не притворяйтесь, пан Казимир, - рассмеялась женщина, - тоже мне, аристократ!
  - Между прочим, - оскорбленно отозвался Казимир, подпустив в голос брюзгливо-высокомерную нотку, - мои предки были... это самое... шляхтичи. Моя жена могла бы это запомнить!
  - Шляхтичи на пасеке?
  - Это потом они пасечниками стали. А сначала-то! Сабли, замки, кунтуши всякие... "Польша раздорами сильна!" - и так далее. Погуляли, в общем, знатно, так что потом только пчелы и остались.
  - Вот-вот, - отмахнулась его жена. - Зато гонору не убавилось.
  
  Мимо скамейки прошла компания подвыпившей молодежи, о чем-то громко споря и передавая друг другу открытую бутылку. Один из парней приотстал, похлопал себя по карманам и подошел к сидящей паре.
  - Отец, закурить не найдется?
  - И тебе, сынок, не болеть, - с усмешкой отозвался Казимир. В его глазах вдруг вспыхнули едва заметные красноватые огоньки. - А зачем тебе закурить?
  - Смеешься, батя? - хмыкнул парень, и вдруг застал на месте. Его лицо резко побледнело, он неуверенно поднял руку, неотрывно глядя в глаза старика. Женщина успокаивающе положила тому ладонь на локоть.
  - Дорогой, ну что ты...
  - Погоди, Настя, - мягко прервал ее муж. - Молодой человек, курить вредно. Вы же в этом уверены. Более того, курить очень противно. Пожалуй, вы бы лучше дали отрезать себе палец, чем закурили хотя бы еще одну сигарету. Я прав?
  - Д-да, - запнувшись, пробормотал неудачливый курильщик.
  - Это очень хорошо. Прощайте, юноша, и больше не курите. Эти деньги вам пригодятся, честное слово.
  Казимир отвел глаза, и парень, пошатнувшись, отступил на пару шагов.
  - Из...вините, - выдавил он и пошел, почти побежал прочь, на ходу выронив зажигалку, которая звонко брякнула о брусчатку набережной.
  - "Зиппо", - хмыкнул Казимир, легко поднявшись и подбирая зажигалку. - Отрадно видеть вкус к хорошим вещам в таком возрасте.
  - Вот зачем ты это сделал? - укоризненно спросила Настя. - Опять не утерпел? А он мучиться будет теперь, без курева-то.
  - Ну... Stara miłość nie rdzewieje, ты же знаешь, - отшутился старик.
  - Эх, - жена положила голову ему на плечо, - "не ржавеет" ... Все равно ты мне вечер не испортишь. Смотри, какая лунная дорожка на море...
  - Прямо как тогда, - медленно и задумчиво отозвался ее спутник. - Только море совсем другое.
  
  * * *
  - Я прошу твоей помощи, са"энте, - стоящий перед Нефедовым альв был высок по меркам своего племени, почти на пол-головы выше старшины. И очень стар. - Твоей и людей, над которыми ты властен.
  - Которыми я командую, - устало поправил его Степан Нефедов. Он отвернулся и поглядел на бойцов Особого взвода. Ближе всех, на старом перевернутом вверх дном рыбацком кунгасе сидел Файзулла Якупов - ссутулившись, положив тяжелые руки на колени, глядя перед собой пустыми глазами. Голова татарина была перебинтована, и ржавые пятна пробивались сквозь белизну повязки. Чуть поодаль сержант Лаврентьев трясущимися от усталости руками пытался разжечь костерок под котелком с водой.
  - Чая хочется, - виновато сказал он, поймав взгляд старшины. Нефедов молча кивнул и снова посмотрел на того, кто стоял перед ним.
  - Смотри на моих людей, - сказал он тихо, привычно подбирая слова чужого языка. - Видишь? Я скажу - и они пойдут. Но многие из них ранены, их руки дрожат, их глаза красные от бессонных ночей. Единственное, что в порядке у моих людей - это оружие, потому что они ценят его сильнее, чем себя. У моих людей тоже есть предел, за которым они, усталые, начнут ошибаться и медлить. Ты хочешь, чтобы они пошли на смерть прямо сейчас?
  Альв молчал, глядя в глаза Степану, и тот вдруг почувствовал все отчаяние беловолосого. Это отчаяние смотрело из черноты глаз, скрывалось за каменно-неподвижным лицом, покрытым клановой татуировкой и охотничьими метками.
  - Ладно, - сказал он. - Ладно. Значит, так. Ты - из одного клана с тем, кому я обязан всем, что у меня есть. Всем, что умею. И тем, что до сих пор живой. Поэтому отправлюсь я сам. Как у нас говорят, долг платежом красен. А у меня этих долгов накопилось, как блох у собаки. Поэтому я отправлюсь один.
  - Куда пойдешь, товарищ старшина? - спросил Якупов. - Зачем пойдешь? Один? А мы что же? Думаешь, не справимся?
  - Справитесь, куда вы денетесь, - ответил Нефедов. - И еще раз справитесь, если нужно будет, а потом еще раз. А потом я лично, своими руками, то, что останется от взвода, метелкой в угол замету и все. Это же запросто - раз, и готово. Да, Файзулла?
  - Плохо говоришь, командир, - буркнул татарин и осторожно потрогал висок сквозь повязку. Покривился от боли. - А если ты сам пойдешь, один - метелка не пригодится, да?
  - На меня и зубной щетки хватит, - невесело отшутился старшина. Якупов шутку не принял: глядел выжидающе, прищурившись, и Степан помрачнел.
  - Значит, так. Файзулла, ты здесь останешься за старшего, пока я не вернусь. Одному всегда легче. Вон, альвы тебе подтвердят... - он резко оборвал фразу на полуслове.
  Не было альвов.
  Ни одного.
  Ласс, Тэссер, Тар"Наль - никого рядом. Когда они остались там, прикрывать отход мангруппы, Нефедов был почти спокоен. Не в первый раз, даже не в десятый. Но прошли уже сутки после возвращения в расположение. И никого.
  Степан машинально прислушался к ощущениям, словно бы включил внутреннее ухо. Обереги молчали, их тонкие пластинки безжизненно висели на шее, не обжигая и не леденя кожу, как это бывало в секунды опасности. Один из оберегов резал Ласс, на этот Знак у старшины была самая большая надежда. Но - молчание.
  - Саэр"Тай, - он повернулся к неподвижно замершему альву, - мы пойдем вдвоем.
  Вокруг внезапно что-то изменилось. Выстрелила тонкой ледяной иглой боли пластинка "Стража" - серебряного оберега в виде граненой иглы. Нефедов мог легко отличить сигнал "Стража" от прочих - этот укол всегда отдавался во рту мятным онемением, точно от конфеты-леденца.
  Якупов быстро поднялся с кунгаса, стиснул в кулаке отомкнутый приклад своего "судаева". На его лицо упала тень, превратив острые скулы в ретушь, как на старом черно-белом снимке.
  - Вдвоем не надо, - молодой голос царапнул остро, но Нефедов не пошевелился, так и стоял расслабленно, - втроем будет лучше.
  - И то верно, - отозвался старшина равнодушно, - а если еще балалайку с собой взять, то по дороге можно сплясать. И медведя, опять же, с кольцом в носу, захватить не помешает.
  - Я не умею на балалайке, - сказал Казимир Тхоржевский, аккуратно обходя альва по широкой дуге, - мне на гитаре как-то привычнее. Могу даже спеть. Романс, например. А медведю с нами будет не очень хорошо, испугается мишка.
  - Романс... Аристократ, - с уважением покачал головой Степан, закуривая. - Сразу видно шляхту, прямо пан Володыевский.
  - Он не поляком был. - Казимир сел за грубо сколоченный стол, избегая встречаться с кем-нибудь взглядом, аккуратно откинул полу серого английского пальто, чтобы не испачкать чем-нибудь ненароком.
  - Как-то не ожидал тебя здесь увидеть. В прошлый раз, помнится, ты мне сказал, что теперь тебя долго не будет.
  - В прошлый раз я и сам не знал, что дальше будет.
  Тхоржевский впервые за разговор поднял голову и глянул Нефедову в лицо.
  - А теперь там Настя.
  Удивить старшину было трудно, почти невозможно. Но сейчас командир Особого взвода резко закашлялся, выкинул в пыль окурок, в несколько затяжек добитый почти до мундштука. Хрипло ответил:
  - Откуда знаешь?
  - А ты забыл? Ты же ничего никогда не забываешь. Теперь мы оба точно знаем, кто из нас где. Даже если не хотим знать.
  - Ты не должен был знать, куда ее отправили.
  - А я знаю.
  - Так, - сказал Нефедов. - Значит, знаешь. Настя-санинструктор, значит... Ладно, нашим легче. Сейчас пойдем вдвоем. Ты и я. Только переоденься, очень тебя прошу.
  
  
  * * *
  Он хорошо помнил тот день. Прибрежная деревенька Мяоси на всех, даже самых крупных картах Манчжоу-Го обозначалась несколькими черными точками, хотя и находилась не так далеко от Люйшуня, бывшего Порт-Артура. Ничего интересного не было в этой россыпи кособоких домишек, с неизменными сохнущими на берегу рыбацкими сетями, йодной вонью гниющих на солнце водорослей и стеклянными поплавками, болтающимися в мусорной воде рядом с облезлыми кунгасами. Ничего, кроме одного.
  "Отряд 732".
  Он был здесь, скрытый в серых бетонных бункерах на Крестовой горке, поросшей жесткими как проволока кустами - так, что отойди на двадцать шагов, ничего и не заметишь, никаких пулеметных гнезд, потайных люков. Но на эту горку никогда не садились птицы, облетали стороной, как будто чуяли, что скрыто внутри.
  Отряд зашел ночью, с моря, скрытый наведенным опытной рукой туманом. Вместе с людьми из взвода шла морская пехота, бойцы батальона Романцева, которым приказано было прикрывать снаружи. И - Настя Левандовская, санинструктор. Взвод одним махом проскочил Мяоси, где не гавкнула ни одна собака - то ли поработали колдуны, а то ли всех собак уже поели - жилось здесь совсем не сытно.
  Казимиру Тхоржевскому карта была не нужна, он и так знал, куда идет. Со стороны было похоже, будто клок серого тумана скользил к подножию горы - быстро, еще быстрее, человеку не угнаться. Перед закрытыми глазами вампира тлело багряное зарево, высвечивая контуры бункеров, в которых плескалось что-то, похожее на коптящий черным пламенем огонь. "Отряд 732" почти успел открыть Врата и выпустить в этот мир чудовище, которое в японских секретных бумагах равнодушно и тускло называлось "Заключительное исследование".
  На подходе к бункеру Тхоржевский даже не замедлился - смятая гармошка проклепанной стальной двери отлетела в сторону, а пулеметный расчет, за один миг превратившийся в иссушенных мумий, шуршащих пергаментной кожей, так и остался валяться в узкой нише дота. Ни сожаления, ни злости Казимир не испытывал - ему просто нужно было восполнить силы, потерянные в стремительном перемещении. Да еще эта дверь...
  На какое-то мгновение он вышел из состояния тумана и увидел рядом старшину Степана Нефедова. Увидел - и невольно дернулся в сторону, наткнувшись на взгляд, в котором не было ничего человеческого - сияющие ледяным огнем глаза на черном лице, с которого хлопьями осыпалась кожа. Сквозь зажатые в зубах обереги Нефедов, кривя окровавленные губы, промычал:
  - Бегом! Бегом! Там уже... Пошел! - и метнулся вперед, размывшись в движении. Нет, быстрее или сильнее Казимира он не был, но почему-то у Тхоржевского не возникло и мысли о том, что такому приказу можно не подчиниться. Он рванулся дальше, обгоняя, чувствуя только голод и желание поскорее покончить со всем этим.
  И провалился в черное небо на плоскогорье, обрамленном безжизненными серыми пиками скал. Л"йенг, обитель демонов. Небо, которого здесь, в подземном бункере не могло быть. Но Врата были открыты, и над ними стоял, нарастая, непредставимый человеку вой существ, которые шли в этот мир оттуда, извне.
  - Куда! - каркнул Нефедов, обернувшись и увидев, как несколько матросов кинулись следом за Охотниками. - Куда без приказа прете?! Никифоррр...
  Он захлебнулся рычанием, но взводный колдун его понял и припал к земле, разводя руки так, будто собирался распрямиться и прыгнуть в небо, как в воду. Сзади что-то загудело, треснуло, бетонные плиты коридора обрушились, сминаясь, как пластилин и отсекая морскую пехоту - храбрых солдат, но обычных людей.
  Никифоров почти успел, но санинструктор Левандовская - белая, с расширенными от ужаса глазами - оказалась по эту сторону завала вместе с Охотниками, сжимая в руках смешной и бесполезный автомат.
  Туман, окутывавший Казимира, рвался в клочья, и его опаляло чужое дыхание, оставлявшее на коже тысячи порезов, тут же затягивавшихся и открывавшихся вновь. Он отбивал удары и вбивал, втаптывал обратно бесформенные силуэты, появлявшиеся из черного, маслянистого как нефть, марева Врат. "Мне плохо, - мелькнула мысль, - а он как тогда?"
  Но старшина Нефедов был жив. Что-то хрустнуло, зазвенело вокруг, точно огромная связка колокольчиков, весь мир поплыл, сминаясь, будто меха гармошки. "Йах! Рфнуи птхагат! Иштрахцтар!" - Тхоржевский, будто из-за закопченного стекла, отстраненно отметил, что Нефедов, выплевывавший непроизносимые слова, выпрямился во весь рост и дымящейся рукой метнул что-то в липкое марево между гигантскими расходящимися створками.
  Дальше не было ничего. Только ослепительно-красный свет, корежащий тело грохот и тишина.
  
  
  Вампир Казимир Тхоржевский, боевая единица "Умбра-Один" в личном распоряжении командира Особого взвода, очнулся от жуткой, нестерпимой боли.
  Болело все тело, каждая косточка и мышца, будто все их размолотили кувалдой, ошпарили кипятком, а сверху, для верности, еще засыпали негашеной известью. Но это была ерунда, это легко можно было стерпеть. Зато рот болел так, будто в нем пузырилась концентрированная серная кислота.
  - У-у-а-у! - Тхоржевский взвыл и рывком поднялся, царапая губы скрюченными пальцами. Что-то мешалось во рту, между намертво стиснутыми острыми зубами, что-то ледяное и смертельно неприятное.
  - Живой? - он услышал знакомый голос, но боль, терзавшая зубы и язык, не давала сосредоточиться. - Что такое? А, черт! Кто постарался?!
  Рывок - и изо рта будто вытащили электрическое стрекало для скота. От нахлынувшего облегчения Казимир рухнул на спину, разбросав руки и уставился в закопченный бетонный потолок.
  - Это я, товарищ старшина... - послышался звенящий от еле сдерживаемых слез девичий голос. - Когда его стало трясти, он так зубами скрипел, что я испугалась - вдруг сломаются?
  - И ничего лучше серебряной ложки не нашла? - хрипло спросил старшина Нефедов. - На курсах санинструкторов научили, что ли? Не знал, что теперь с бинтами и зеленкой еще и ложку выдают...
  - Это моя! - девушка всхлипнула. - Бабушкина... была... мама на прощание дала, когда меня призвали. Я ее всегда в сумке ношу!
  Тхоржевский со стоном поднялся и сел. Пощупал губы - вроде целы, только онемели и ничего не чувствуют. Напротив него Степан Нефедов, кривясь в невеселой улыбке, разговаривал с этой девчонкой из морской пехоты... как ее... кажется, Настя. И фамилия польская, Левандовская. Интересно...
  Старшина посмотрел на него. Вид у Нефедова был - хоть сейчас в гроб, черная, обгоревшая кожа на лице висела клочьями. Но из-под нее уже проглядывала свежая, розовая. Степан дернул рукой, чтобы почесаться, но наткнулся на возмущенный взгляд санинструкторши и махнул рукой. Потом подобрал с бетонного пола что-то, тяжело и глухо звякнувшее.
  - На, посмотри, - сказал он Казимиру. - В руки не даю, и так увидишь. Против тебя даже фамильная драгоценность не устояла. Силен, бродяга, а с виду и не скажешь...
  Он повертел в пальцах оплавленный и прокушенный насквозь черенок серебряной ложки.
  - Спасибо, - сказал Тхоржевский. - Спасибо. Мы здесь успели?
  - Успели, - устало отозвался старшина.
  - А Врата? Это же было...
  - Болтай меньше, - спокойно оборвал его Нефедов. - Что было, того больше нет. С моря десант подошел, сейчас здесь все оцепят - и привет, выходи - не бойся, заходи - не плачь. Наше дело сделано.
  - Десант? - удивился Казимир. - Быстро они.
  - Это не они быстро, а ты медленно. Шестой час лежишь, как король на именинах. Вставай уже. Хотя, какой толк тебе вставать-то? Белый день на дворе, а тебя сейчас куренок затопчет, богатыря такого...
  - Ничего... - виновато пробормотал Тхоржевский, и сам себе удивился: перед кем оправдывается-то? Настя Левандовская смотрела на него серыми огромными глазами и наматывала на палец прядь волос.
  - Вы извините, - жалобно сказала она.
  - Нет вам прощения... - он попытался улыбнуться и почувствовал, как трещит сухая кожа на губах. - Если не скажете, как вас потом можно найти.
  - Вот молодежь пошла - на ходу подметки режут, - хмыкнул Степан Нефедов, поднялся и, хромая, зашагал к выходу из бункера. Двое проводили его взглядом и снова посмотрели друг на друга.
  - Настя, да? - спросил он. Губы у девушки задрожали, но она быстро справилась с собой и улыбнулась - легко, почти незаметно.
  - А я вас почему-то не боюсь... Казимир, да? Вы поляк?
  - Так точно, - ответил Тхоржевский, смахивая с лица пепел и еще какую-то шелуху, похожую на старую паутину. - Знаете, есть такой старый и глупый анекдот, там еще слова такие: "А чего нас бояться?"
  Настя рассмеялась, и тут же посерьезнела.
  - Ой! - вдруг вскрикнула она, вскакивая и подхватывая свою сумку. - У меня же приказ!
  - У всех приказ, - мрачно сказал Казимир, - а также война и другие скверные штуки. Надо идти, да. Идемте, Настя.
  
  
  Завал уже разобрали - может быть, не без помощи того же Никифорова. Они шагнули наружу, в пасмурный утренний свет, и сразу стала слышна дальняя артиллерийская перекличка, свист ветра и разговоры десанта - все как обычно, когда передовая где-то вдалеке, а тут, вроде бы, почти совсем и нет никакой войны.
  Настя Левандовская споткнулась, ойкнула и выронила сумку.
  - Я помогу, - Казимир наклонился, поднял тяжелую брезентовую сумку, поглядел на красный крест и протянул Насте.
  - Спасибо.
  Она сделала несколько шагов, потом повернулась и посмотрела на Тхоржевского.
  - Вы не подумайте, Настя, - - усмехнулся он. - Обычно я симпатичный, не то, что сегодня. Тяжелая ночь, понимаете...
  - Я понимаю, - Настя держала сумку обеими руками, прижимая к груди, и улыбалась ему. - Я хотела сказать, что...
  "Та-дахх!"
  Упругий раскат выстрела, и за ним, сразу же, почти слившись - еще один. Огромные глаза. Сумка с пробитым красным крестом, валящаяся из рук. И медленное, в застывшей, вязкой тишине, падение.
  - Настя! - Казимир подхватил ее на руки. Такая легкая... Он, который мог бы руками вырвать танковый люк, не понимал - почему такая легкая?
  - Где?! - крик Нефедова, стегнувший, как плеть.
  - Сволочь... - это сержант Конюхов. - Не уследили. Тихо сидел, гад, как суслик, схрон себе вырыл на склоне. Снайпер, паскуда, да еще и не простой. Тут кусудама у него, толково сделана. Тэссер - и тот не учуял, похоже, морок навели. Уже распороли падлюгу, охнуть не успел...
  - Успел! Проворонили! - снова старшина.
  Он не понимал. Вокруг говорили какие-то слова, но он чувствовал только тяжелый, острый, медный запах крови, текущей по рукам. И глаза... Они еще глядели на него, но взгляд уже потерял глубину, становился тусклым, стеклянным. Неживым.
  - Не дам!
  
  
  Нефедов не успел подойти. Серое облако непроницаемой мглы окутало высокую фигуру, замершую с той, другой, бессильно обвисшей, на руках. Степан понял, что сейчас случится, рявкнул:
  - Казимир! Отставить! Ты что творишь!?
  Но уже понимал, что не успел. Махнул рукой и сел прямо на землю, морщась от боли. Поймал вопросительный взгляд Никифорова, покачал головой.
  - Поздняк метаться, пол покрашен...
  Через несколько бесконечно долгих минут облако задрожало, распалось на мелкие иглы тумана и обрушилось в жухлую истоптанную траву.
  Казимир Тхоржевский стоял неподвижно, уронив руки вдоль тела, пустыми глазами глядя в землю. Его лицо, исхудавшее за эти несколько минут так, что под кожей почти просвечивали кости черепа, стало похожим на белую бумажную маску. Крепко держась за него, уткнувшись головой в плечо, рядом стояла Настя. Санинструктор Анастасия Левандовская. Очень медленно она повернулась и отыскала глазами старшину Степана Нефедова.
  - Товарищ старшина, - спокойным, сильным голосом сказала Настя. - Не ругайте его, пожалуйста. Он мне все рассказал. Я его простила.
  Нефедов поморщился и устало пожал плечами.
  - Когда только успел? А, я все забываю, что в этом чертовом тумане вашем время шутки шутит. Здесь минута, там - часы... Наказать его - и как? Он сам себя наказал, похоже.
  Старшина встал, хрустнул плечами, зачем-то похлопал ладонью по безнадежно перемазанному кровью комбинезону, стряхивая цементную пыль со знака Охотника на плече. Казимир не произнес ни слова - стоял все так же, не поднимая глаз.
  - Хорошо, что здесь больше командиров нет. - Нефедов криво усмехнулся. - Значит, так. Казимир Тхоржевский! Слушай мою команду!
  - Так точно, - просипел вампир в ответ. Его руки дрожали мелкой дрожью. Настя дотронулась ладонью до его локтя.
  - Хорошо, что слушаешь, - в голосе командира Особого взвода будто заскрипело ржавое железо. - Значит, уши есть, хоть для чего-то твоя голова пригодилась. Принимай напарника. Теперь вы оба - мои люди. Пока я живой, это так. И даже если я не живой - ничего не изменится. Согласия твоего не спрашиваю, мне наплевать и растереть. Как я скажу, так и будет. Ты поклялся, и она поклянется. Клятву эту не разорвать, ты сам знаешь.
  - Знаю...
  - Слово сказано.
  Степан Нефедов повернулся к Насте Левандовской. Посмотрел ей в глаза - мрачно, долго и неотрывно. Взгляд она выдержала, не моргая.
  - Ну, милости прошу в отряд... Умбра-Два.
  
  
  * * *
  - А море там было совсем другое, да, - седая женщина, улыбаясь, смотрела вдаль, между кипарисами, и глаза ее блестели, как в молодости.
  - Мне Черное больше нравится, - отозвался ее спутник. Он тоже улыбнулся и во рту, под лунным светом, заблестели две серебряные коронки. Жена лукаво взглянула на него и прищурилась.
  - Странные мы с тобой, - сказала она. - Совсем не как в книжках.
  - Не вспоминай даже, Настя, - поморщился старик и даже передернул плечами, словно от внезапного холода. - Кто меня недавно уговорил купить это чтиво? "Влюбленный вампир", ну надо же! И ведь печатают такую муть.
  - Не бурчи, - его спутница ткнула старика кулачком в бок. - Зато романтично. Ты же мне вслух читал...
  - Могу даже по памяти, - Казимир Тхоржевский театрально поднял седые брови, откашлялся и завывающим голосом, фальшивя, как плохой актер на сцене, начал:
  - "Диана почувствовала, как холод обжег ее роскошную грудь, с которой серебряным потоком стекала вода. Но не холод от дождя был тому виной. Прекрасный мужчина ласково прикоснулся к ее лицу своими длинными, точеными пальцами..."
  - Точеными. На токарном станке! - хихикнула Настя. - А потом он страстно и томно обнял ее, небось?
  - А как же. Всю, - согласился ее муж.
  Они рассмеялись и снова замолчали.
  Потом старая седая женщина с молодыми глазами спросила тихо:
  - Ты помнишь, где нам надо искать?
  Старик встал и подал ей руку.
  - Пойдем. Нужно немного пройтись.
  
  
  * * *
  Заброшенная еще с русско-японской войны батарея стояла в густом лесу - успел вырасти за полвека. Кусты пробивались через трещины в каменных стенах, стволы деревьев проросли сквозь потолки взорванных потерн и казематные амбразуры.
  Ночь, заволокшая тучами небо, накрыла батарею непроглядным мраком. Но три пары глаз, внимательно оглядывавшие окрестности, ни в каком освещении не нуждались.
  Казимир, конечно, оказался прав - Настя была здесь. Точнее, неподалеку, в окрестностях деревеньки с незапоминающимся названием. Они тут все были такие - Яндятунь, Юдятунь, Ляндатунь, Куандятунь... и еще целая куча разных "туней", "фаней" и "гоу". Рядом с одной такой "гоу" - десять домиков, половина снесена бомбежкой до фундамента - Взвод добивал уцелевших японских колдунов-онмеджи, которые наплодили всяческой нечисти. На это задание ушли восемь человек. А с ними - Умбра-Два.
  
  
  Нефедов, всю дорогу злой и раздосадованный "полным провалом секретности", как он выразился, только хмыкнул непонятно, увидев, как Настя и Казимир обнялись, стоя на краю опаленной котловины, в которую превратилась бывшая сопка, отмеченная на карте как "высота 210".
  - Намиловались? - спросил он потом. - Голубочки вы наши зубастые.
  - А вы, товарищ старшина, не смейтесь, - обиженно сказала Настя Левандовская, сверкнув белыми остренькими клыками. - Я эти зубы себе не выбирала, если что.
  - Я вообще редко смеюсь, - буднично сообщил Степан Нефедов, глядя в небо. - Вот если анекдот удачный... но на это Конюхов мастер, больше некому. Ты, кстати, своему суженому-ряженому давно в рот заглядывала? Нет, я все понимаю, дареный конь, конечно...
  - Тьфу на вас, товарищ старшина, - фыркнула Настя. Потом внимательно посмотрела на Казимира. - Казик, это сейчас Степан Матвеевич о чем говорит?
  Тхоржевский замялся. Потом очень натурально изобразил тяжелый вздох - если бы Нефедов точно не знал, что вампиру дышать незачем, поверил бы сразу.
  - Открой рот,- строго сказала Настя. Осеклась и прошептала:
  - Это как?
  Казимир потрогал пальцами два серебряных клыка и поморщился.
  - Побаливают, конечно. Но уже почти привык...
  - Да зачем? - вырвалось у Насти отчаянно.
  - Полгода назад, когда мы с тобой... в первый раз встретились, та ложка мне дорого обошлась. В бункере и так творилось черт-те что, а тут еще и ты... Рана никак заживать не хотела. Я думал - даже говорить не смогу толком. А потом разозлился. Да как так-то? Я такое прошел уже, о чем люди даже подумать не могу, чтобы не поседеть сразу. А тут - ложка... В общем, я пошел к деду своему. Он у меня - кремень, такой человек...
  - Не человек, конечно. Но кремень, эт-то точно, - ехидно вставил Нефедов. Казимир отмахнулся и продолжал:
  - Он мне дал средство одно, старинный рецепт нашей семьи. А потом обмолвился: "Знаешь, Казик, солнечного света ты не боишься. Так может сам поймешь, что бояться какого-то металла тебе попросту глупо?" Вот так я и понял, что все дело во мне, а вовсе даже не в серебре. Долго объяснять, как сам себя переламывал... Теперь привыкаю. Раны сразу прошли, шрамов нет, но вот с зубами получилось не очень - новые после бункера так не выросли. И я подумал - значит, так тому и быть.
  - Ишь ты! Сначала тащишь в рот всякую гадость из Врат Л"Йенг, а потом хочешь, чтобы с клыками все было чика-в-чику? - непритворно изумился Нефедов, который изо всех сил делал вид, что не слушает и вообще - просто любуется природой, глядя на обгоревшие проплешины сопок.
  Тхоржевский попытался было испепелить старшину взглядом, но тут Настя рассмеялась - звонко и весело.
  - Мужики, мужики... Смешные вы. Да, товарищ старшина, вы тоже смешной, и не хмурьтесь, не испугаюсь все равно!
  - А я чего? - пожал плечами Степан. - Я не страшный.
  
  
  Умбра-Два пошла с ними - не спрашивая, зачем. Просто поглядела на старшину, который молча и серьезно кивнул в ответ.
  Ночь заволокла тучами небо. Нефедов рассматривал развалины, и, кривясь от отвращения, катал во рту желатиновую капсулу - холодную, растекающуюся жидким и горьким льдом во рту. Губы немели, зато все ярче расцветал яркий оранжевый рисунок на земле - круги, сложные завитки и ломаные начертания букв, окружавшие старую батарею.
  - Здесь так просто не пройти, - шепнул он во тьму. И тьма послушно донесла обратно ответ:
  - Значит, постараемся.
  - Надо постараться. Времени у нас нет.
  Степан знал, что это правда. Где-то внизу, в оставшихся целыми коридорах и подвалах казематов, готовился убийственной силы ритуал, который должен был намертво закрыть целый район, замкнуть его в кольцо почти непробиваемого заклятья. Но как раз это было, в общем-то, неважно. Японцев ведь почти добили, и что толку от того, что какие-то онмеджи будут огрызаться еще неделю или две? Наступать они не смогут все равно - нечем им наступать, здесь не дивизия, и даже не батальон. Кололи и не такие орехи. Нефедов вспомнил Кенигсберг и дернул головой, отгоняя непрошеные мысли. Взвод делал это десятки раз - почти привычка, очищенная от всего лишнего.
  Но если бы только это... Плохо было другое - для такого ритуала всегда нужны жертвы. Чем больше - тем крепче охранное Слово, тем тяжелее потом пробить защиту. А совсем худо было вот что: старшина хорошо знал, кого принесут в жертву. Альвы. Попавшие в плен к врагу - раненые, ослабевшие, измученные. Сами они не выберутся, об этом не зря предупреждал родич. Значит, выбора нет никакого. Где же Ласс? Нет. Сейчас не время гадать.
  - Сильная штука. Зубы ноют от этих рисунков, - шепот Казимира раздался словно бы прямо в голове у Нефедова.
  - Хорошо, что не жмут, - буркнул он в ответ.
  - Шуточки у тебя, Степан Матвеевич...
  - Все, оставить трёп. Надо идти.
  И они пошли.
  
  
  * * *
  Ночью в парке было тихо и совсем хорошо - как будто и не было рядом никакого большого города. Только ворочалось и негромко шумело внизу море, качавшее на волнах огоньки какого-то судна вдалеке от берега.
  - Ничего себе - "немножко пройтись"!
  - А что? Для нас с тобой - пара пустяков.
  - Как же тут славно, - тихо проговорила жена Казимира, трогая рукой ствол. - Это ведь магнолия?
  - Да. Постарался садовник Кебах, оставил по себе память...
  За листвой, на фоне темного крымского неба, чернели башенки и резные минареты Воронцовского дворца.
  - Где она? - спросила Настя.
  - Иди за мной, - усмехнулся ее муж, - свет мой ясный.
  - Только при луне ты мне всякие нежности и говоришь! - притворно нахмурилась его спутница, опираясь на руку старика.
  Они подошли к широкой лестнице. Казимир Тхоржевский остановился и показал на одного из мраморных львов - самого нижнего слева, спящего с грустной мордой.
  - Здесь.
  - Ты с ума сошел? - удивленно спросила жена. - Прямо здесь, на Львиной террасе? На виду у всех туристов?
  - Знаешь, милая, как говорил Эдгар По? Лучше всего прятать лист в лесу...
  - Ну да... Тогда, если следовать логике мистера По, тебе нужно было спрятать это в подвалах Массандры.
  - Вот черт, - пораженно почесал затылок Казимир. - Точно. А ведь я не догадался!
  - И слава богу. Там бы мы целый год искали.
  
  
  Они подошли к постаменту, и Настя похлопала спящего льва по лапе.
  - Привет, львище!
  - Пусть спит, - улыбнулся Казимир. Он ловко пробежался пальцами по белому мрамору сзади на постаменте, что-то нажал несколько раз. Скрежетнул камень, и в мраморной плите открылась узкая ниша.
   - Да, большим затейником был маэстро Бонанни. Всех львов доверил ученикам и подмастерьям, и только этого высек сам, своими руками.
  - Скорее... - чуть слышно попросила Настя. - Скорее.
  Тхоржевский сунул руку в нишу, его спина напряглась.
  - Ага...
  Он выпрямился. В его руке была темная, покрытая пылью бутылка.
  
  
  * * *
  ...Нефедов рванулся, уже понимая, что не успевает - не хватило совсем чуть-чуть, самой малости, какого-то мгновения. Движения замедлялись, растягивались, точно в вязкой патоке. Ближайший онмеджи - сухой, желтый, скрюченный будто какой-то болезнью - что-то крикнул, его рука прочертила в воздухе дымный, тающий след. Вокруг захрустело, будто в воздухе ломались какие-то невидимые льдинки. Старшина почувствовал, как перехватила горло жестокая сила, не давая вдохнуть. А ведь почти дошли...
  Кто-то отшвырнул его назад, как щенка. Степан со всего размаха приложился головой об кирпичную стену, вытянул руку, чтобы уцепиться покрепче - и увидел, как покрывается морщинами кожа, как истончается кисть руки, а пальцы становятся по-стариковски узловатыми. "Что за...?" - мысль не успела даже закончиться. Сухопарый онмеджи вскрикнул утробно - и взорвался, распадаясь в воздухе и заливая все вокруг кровавым дождем. Пленники, лежащие в начерченном круге, не пошевелились, но их разметало к стенам каземата, как поленья. А в самом центре стояли, ухватившись друг за друга так, что не оторвать, Казимир Тхоржевский и Настя Левандовская. В них били копья багрового света, и оба они - Умбра-Один и Умбра-Два - стремительно старели. Седели волосы на головах, истончалась кожа, заострялись лица. Казимир вытянул руку вперед, хищно скрючив пальцы. В ладони бился, разрастаясь, черно-красный клубок.
  - Не... удержу... - почти простонал он.
  Нефедов судорожно тряхнул головой, краем взгляда увидел, что рука в порядке - почудилось, что ли? Начал вставать, но непослушные ноги только скребли каблуками сапог каменный пол. Он зарычал от бессилия.
  - Что?! Что мне сделать? - крикнула Настя.
  - Сосуд... Нужен... сосуд... - вампир проталкивал слова сквозь искривившийся от усилий рот. Левандовская отчаянно обернулась, зашарила глазами по каземату. И тут Степан увидел.
  - Там! - заорал он. - У ступеньки! Бутылка!
  Это и правда была бутылка. Самая обычная, из-под дорогого японского саке, не стеклянная, а фарфоровая, она валялась рядом с лестницей. Настя молнией метнулась, схватила бутылку, бросилась к напарнику.
  Тхоржевский упал на одно колено, вцепился в фарфоровый сосуд и резко прижал к нему ладонь. Раздался треск.
  - Лопнет! - тревожно вскрикнула Настя.
  Но бутылка выдержала. Короткий вой всасываемого внутрь воздуха резко оборвался. Старшина Нефедов снова попытался встать. "Да что ж за ерунда такая?" - с досадой подумал он, глядя в потолок. Каменный свод вдруг закружился, навалился сверху и погасил свет.
  
  
  - Товарищ старшина, - жалобно.
  - Погоди, Настя. Он сам, - мужской голос.
  - ... твою душу мать, - а это что? Это кто?
  - Ну не ругайтесь, товарищ старшина!
  Степан Нефедов открыл глаза, еще раз крепко, по-боцмански выматерился и сел, рывком подтянув ватное тело. Ночь уже сменилась холодным рассветом, в кустах чирикали птицы. На земле, угасая, дрожал отдельный оранжевый пунктир исчезающих магических линий.
  - Все, что ли? - спросил он сипло. - Как пленные? В порядке?
  Высокий седой старик, стоящий перед ним, кивнул.
  - Все, Степан Матвеевич. Все живы, над самыми тяжелыми уже знахари клана работают.
  Нефедов удивленно разглядывал морщинистое худое лицо. Из-за спины Степана вышла такая же пожилая, совершенно седая женщина, одетая в черный комбинезон Особого взвода. Старшина вздохнул и потер ладонью нещадно ноющий висок.
  - Вот оно как... Это вы, значит... Как же так получилось?
  - Выбора не было, - сказал Казимир Тхоржевский холодно и спокойно. - Или так, или - ты сейчас с нами уже не разговаривал бы. Пришлось удар на себя принять. Добротное заклятье, надо сказать, качественно сработано было. Извини, Степан Матвеевич, но ты все-таки пока еще человек. Хотя бы по большей части. Не беспокойся, работать мы сможем, сила никуда не делась.
  Командир Особого взвода покачал головой.
  - Как там у Чехова, что ли, было... "Хоть ты и седьмой, а дурак". Разве я за это беспокоюсь? Я за своих людей беспокоюсь, вот что. Даже если они не люди совсем. А вообще - ну тебя, Казимир. У меня дурацкая привычка, похоже, появилась.
  - Какая? - в один голос спросили Казимир и Настя.
  - А такая... Как только тебя увижу - значит все, обязательно буду полночи мордой в землю валяться. Очухаюсь - опять утро, будь оно неладно, башка болит, во рту как будто кошки устроили свадьбу. А ведь не пил ни грамма, вот что обиднее всего!
  Нефедов говорил весело, а на душе у него как будто скребли острыми коготками эти самые неведомые кошки. Настя Левандовская, будто почуяв его состояние, присела рядом, положила сухонькую старушечью ладонь старшине на плечо.
  - Товарищ старшина, не переживайте. Бутылка-то у нас осталась. Казик говорит - все можно поправить, дайте только срок.
  - Правда? - спросил Степан. Тхоржевский пожал плечами.
  - Я уже немного разобрался, что почем. Со временем этот яд сам превращается в противоядие. Такой у него механизм действия. Только ему надо... ну, настояться, что ли. Как хорошему вину.
  - И долго? - Нефедов поднялся, покачиваясь. Мир вокруг мерзко кружился и подергивался, как будто пленка в плохо отрегулированном киноаппарате.
  - Да лет пятьдесят, - задумчиво сказал Казимир, глядя на Настю.
  - А. Ну, полвека-то, это самая малость. Не успеет, как говорится, стрижена девка косу заплести...
  Послышались легкие шаги, и старшина оглянулся.
  - Ласс, Тэссер, - без удивления сказал он. - Я все понимаю, сложное задание. Но где вас тени носили?
  
  
  * * *
  Набережная Ялты, как всегда ночью, искрилась огнями. После Воронцовского парка она казалась многолюдным бульваром - да, в общем-то, так и было. Ялта не спит никогда. У причалов отдыхали после дневных трудов яхты и катера, а вдоль моря прогуливались влюбленные парочки, командировочные, отпускники, молодежь - все, кому жалко тратить время на сон. Стоял самый конец теплого южного сентября - вроде бы, не сезон, но это же Ялта.
  Молодая пара почти ничем не отличалась от других. Стройный темноволосый мужчина и тоненькая девушка шли под руку, улыбаясь, и глядя друг на друга. Хотя нет, отличие все-таки было. Одеты оба были так, будто только что вернулись с вечеринки, посвященной послевоенным годам. Впрочем, льняной костюм мужчине очень шел. За девушкой волочился конец пуховой шали, небрежно перекинутой через дамскую сумочку, висящую у нее на плече.
  - Слушай, - спросила девушка, - а ты потом так его и не видел? После войны?
  - Нет, - помолчав, отозвался мужчина. - Точнее, несколько лет, конечно, да. А потом - как отрезало. Его вообще никто потом не видел. Ни его, ни части людей из Взвода. Никифоров, Конюхов, Якупов, другие... все как в воду канули. Я пытался... ну, ты же знаешь, как мы умеем? Не получается, никак. Он ведь сначала пытался на гражданке устроиться, даже демобилизовался, по слухам. Представляешь? Он - и на гражданку! Ерунда какая-то.
  - Да уж...
  Они подошли к парапету и облокотились на перила, глядя на воду. Грузный пожилой мужчина с трубкой во рту и в потертой капитанской фуражке, стоявший поодаль, глянул на них весело.
  - Что, молодежь, не спится? Эх, мне бы ваши годы.
  - Нет, лучше не надо, - рассмеялась девушка. - В каждом возрасте своя прелесть.
  - Да какая тут прелесть? - проворчал пожилой и сдвинул "капитанку" на затылок, пыхнув густым клубом трубочного дыма. - Я сорок лет в море отходил, от матроса, до капитана. И сейчас бы лучше был где-нибудь на палубе, чем вот так вот, сухопутным торчать здесь, на набережной. Жена была жива - со мной сюда приходила... А сегодня погода-то какая роскошная! Прямо не ночь, а чистое наслаждение, хоть ложкой ее черпай. В такую погоду в море быть - все, что душе нужно.
  
  Он покачал головой, потом вежливо приподнял фуражку за козырек, кивнул и пошел восвояси, дымя старенькой трубкой.
  - Морской волк, - с уважением сказал Казимир.
  - А ты меня до сих пор плавать не научил... - шутливо-обиженно протянула Настя. - Пока я старенькой была, как-то даже несолидно было визжать и на мелководье плюхаться. Ну, зато уж теперь ты от меня не отделаешься!
  Они зашли в густую тень маленькой улочки, ведущей прочь от набережной.
  - Извините,- спросил кто-то сзади, - огонька не найдется?
  - Не курю, - отозвался Казимир.
  - Жаль.
  - Стойте, стойте! - поспешно сказала Настя. - Казик, ну ты что? А зажигалка?
  - Ох, и верно, - молодой человек смутился и с досадой легонько хлопнул себя по лбу. Потом пошарил в кармане пиджака и достал "Зиппо". Подал, не глядя, через плечо. - Вот, пожалуйста.
  - Спасибо, - чиркнуло, прокрутившись, колесико, вспыхнул оранжевый огонек и тут же погас.
  - Хорошая зажигалка, - сказал старшина Степан Нефедов, протянув "зиппо" обратно. - Но спички все равно лучше. А что не куришь - одобряю, Казимир.
  Оба - мужчина и женщина - обернулись мгновенно, не по-человечески быстро, рванулись на голос растерянно и неверяще.
  
  Но в густой тени старой улочки не было ни единого человека.
Оценка: 8.00*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"