Сингилеев Александр Евгеньевич : другие произведения.

Чужие Боги

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Фанфик по произведениям Ольги Митюгиной. Цикл "Храм Мортис". Публикуется с любезного разрешения автора оригинала. Оригинал находится здесь: Храм Мортис. Время действия - через десять лет после событий, описанных в 16-ой главе оригинала.


   ЧУЖИЕ БОГИ.
  
   1.
  
   Над Сидоном вставало солнце. Уже много столетий Великое Светило каждое утро улыбалось этому городу и его жителям, и много столетий с первыми лучами Солнца люди, пробудившись, возвращались к привычным делам. И мало было тех, кто, вскоре после рассвета не обратил бы свой взор в сторону самого шумного, (а многие полагали, что и никогда не замолкающего и не знающего сна), места Сидона: огромного рынка.
   Купить здесь можно было буквально все, от самых дешевых безделушек до иноземных драгоценностей немыслимой редкости. Те же, кто имели подобное желание, прекрасно знали, куда нужно направить свои стопы, чтобы насладиться искусством певцов и сказителей, услышать рассказы мореходов, вернувшихся в город из дальних стран всего несколько дней назад, а то и вовсе прошедшей ночью, или где именно сегодня будут блистать прекраснейшие из танцовщиц. Места их выступлений, конечно, менялись часто, и наиболее прозорливые из купцов прекрасно знали, на что нужно потратить свои деньги на закате, чтобы с восходом они окупились трехкратно, а то и более. Но не будем раскрывать секреты успеха сидонских купцов. Скажем лишь, что сами купцы торговали здесь годами, а потом их сменяли их дети, и дети детей, и внуки внуков. Это было естественно, всем известно и привычно не менее, чем восход Солнца над древним городом...
   А вот чтобы купец Ахирам не открыл свою лавку раньше, чем на не знавшем покоя сидонском рынке появится самый первый из возможных покупателей, - это было абсолютно невозможно. Однако, так и случилось. И это не могло не взволновать тех, кто знал Ахирама и сына его, Гимилька, долгие годы...
   - Да где же Ахирам-то? - прошептал своему отцу молодой Мербал, глядя, как вокруг лавки соседа собирается все больше недоумевающих людей. - А вот кому ковры персидские, золотой нитью шитые? - возвысил он голос, а затем снова перешел на шепот: - И Гими тоже нет. Не случилось ли чего?
   - Ковры персидские, золотой нитью шитые; золотые скарабеи из Кеми, эллинские мечи в серебряных ножнах, - звонким голосом певца, контрастирующим с его сединой, выкрикнул отец, а потом шепотом ответил на вопрос сына:
   - Все в воле Баала, сын. Но, знаешь, с такими врагами, как у Ахирама...
   - Да я того и не могу в толк взять, с чего у них с Белом эта вражда началась-то? Друзья ведь были...
   - Были, - ответил старик, снова огласил список достоинств своих товаров, а затем продолжил: - Были. Пока однажды Бел не принял всерьез хмельные россказни Ахирама.
   - Это про Антиллу, что ли? Так про это у Гими спрашивать надо было, а не у Ахирама. А Гими молчал. Уж как мы его ни выспрашивали, по детской-то поре, - молчал! А нам ведь интересно было: где побывали, да почему по возвращении всех рабов отпустили...
   - Ахирам вот тоже один раз всего и сказал это слово: Антилла. Как назло, в присутствии Бела. Да продлит Баал его дни, - добавил купец, в очередной раз упомянув имя царского казначея, а когда-то - товарища их с Ахирамом детских игр. И с этого момента их с сыном разговор велся вообще на пределе слышимости, за исключением, конечно...
   - Ковры персидские, золотой нитью шитые!
   - Самое странное: с чего это Бел решил, что Ахирам антилльскими сокровищами все трюмы набил. Ахирам же прямо нам всем тогда сказал...
   - Да что сказал-то?
   - Что они все на пустом побережье всю зиму провели. Что Гими там исчез вместе с невольником из северян... Как-то звали его... То ли Лок, то ли Рок... Не помню... А потом вернулся, как раз в день отплытия, когда ему уже и кенотаф поставили. Вот так-то! На все воля Баала!
   - И Ахирам, значит, решил, что это Антилла была? Но откуда он мог знать, если всю зиму на берегу просидел? - Мербал, сам уже довольно опытный мореход, недоверчиво ухмыльнулся.
   - Про Антиллу ему Гими сказал. Тоже - один-единственный раз. В тот самый день, как вернулся. Заметь, сын, сказал уже после отплытия. Да и то, много ли веры тем его словам?
   - Почему это? - обиделся за приятеля Мербал.
   - Да не закипай ты, Вулкан! - добродушно усмехнулся старый купец. - Знаю, я, что у Гими, как и у отца его, слово крепкое. Да только Гими тогда руку сломал, в первые же дни своих лесных странствий. Сознание терял от боли, и не раз. Бредил. А в бреду, знаешь, разное привидеться может. Хоть Антилла, хоть эллинский Элизиум, хоть вон та красотка-танцовщица...
   - А северянин что говорил?
   - Да не вернулся северянин-то. Гими хоть выходил, и за то спасибо. Гими отцу сказал, что отпустил его в благодарность за спасение. Вот же благодетель! Много ли пареньку пользы в лесу свободным замерзать? Или на волков напороться, сохрани нас Баал!
   - А с остальными-то рабами что?
   - А тут, сдается мне, Гими просто отца переупрямил. Сказал, что раз уж этот самый Рок ему жизнь спас, будучи невольником, то нет у них права ни его самого, ни других неволить.
   - И что, Ахирам на это согласился? При его-то характере?
   - Он на радостях, что сын жив, мне кажется, и не на то бы согласился. Да и, скорее, просто здраво рассудил. Оно ведь как вышло? Все эти бывшие невольники в доме Ахирама и остались, разве что один или двое домой вернулись. А остальным идти оказалось некуда: кто чужеземец, у кого нет никого. А у кого, наоборот, семья или любимая здесь, в Сидоне. Вот и бросились Ахираму в ноги, умоляя не отказывать от дома. А Ахирам, хитрец, только улыбнулся да и спросил, согласны ли они продолжать служить ему, оставаясь свободными? Как думаешь, что они ответили?
   - Ну, не все же такие, как тот северянин! - рассмеялся Мербал. - А вот кому ковры...? - выкрикнул он, а после добавил шепотом: Не удивлюсь, коли, если вдруг с Ахирамом что-то серьезное случилось, его вольники собственного злата для его спасения не пожалеют!
   - И то верно! Лишь бы злато ко времени пришлось...
   ....Сидон жил своей обычной жизнью. И сидонский рынок тоже. И только лавка купца Ахирама в тот день пустовала. А ближе к вечеру явилась царская стража. Зевак и многих из торговцев разогнали, но на следующий день шепоток по рынку все же пополз. Что будто бы после заката явился в пустую, (но все же полную товарами), Ахирамову лавку сам царский казначей Бел, да продлит Баал его светозарные дни...
  
   2.
  
   - Что с тобой, Гими? На тебе лица нет! - голос Тиннит дрожал, в глазах плескался ужас. Ей показалось на миг, что любимый ранен: таким бледным он был. И эти глаза, полные отчаяния. И лишь после его вымученной улыбки ее перестал бить озноб. Она спросила:
   - Что сказал Бел? Ведь не просто же так он прислал за тобой уже через час после ареста Ахирама... Любимый, ради Баала, скажи мне, что это ошибка! Твой отец - честнейший человек, это ведь весь Сидон знает!
   - Конечно, ошибка. И, конечно, знает. Только вот от этого ничуть не легче!
   - Что он сказал? Угрожал? Требовал? Опять сокровища? Послушай, любимый, нарисуй ты ему какую-нибудь карту! Настоящего пути туда, где побывал, ты ведь все равно не знаешь, так пусть он плывет себе куда угодно, хоть к Муту в Хамрай, а нас оставит в покое!
   - Тиннит, во-первых, Бел, Бог Моря, покровительствует ему, как тебе - Луна; во-вторых, Хамрай - это ущелье... А в-третьих, даже если он там и окажется, то оттуда сбежит сам Мут! А наш казначей в роли нового Бога Смерти - это...
   - Гими...
   - Прости, милая... Просто, как вспомню это его лживое сочувствие, да елейные улыбочки, в Душе все переворачивается... По его словам, на отца поступил донос. Торговля краденым...
   - Ахирам никогда бы себе не позволил...
   - Конечно! Это знает весь Сидон, и более всего - Бел. Поэтому он меня клятвенно заверил, что не позднее, чем послезавтра, царь рассмотрит дело отца. И отец, разумеется, вернется домой. А доносчика будут искать, найдут и примерно накажут. А пока - стражники должны выполнять свой долг, во славу Баала и царя, ради спокойствия каждого сидонянина... Знаешь, отец вернется, в этом я Белу даже верю, но...
   - Но мы с тобой оба знаем, КТО написал этот донос. И знаем, что его не найдут, а он напишет новый...
   - А каждый миг в тюрьме - это страшный удар по здоровью отца и по самой его жизни, что уж говорить о репутации. Скоро это станет невыносимо, и лавку придется продать. А потом что? Из Сидона уезжать? А я не знаю, что делать, родная моя. Не знаю!
   - Посему папа клисит? - Двухлетняя Аста подбежала к родителям, устремив на обоих взгляд глаз цвета неба, как у матери. - И де деуска?
   - Дедушка уехал, Солнышко. Он вернется послезавтра. Знаешь, сколько это дней?
   - Тфа? - неуверенно спросила малышка.
   - Умница моя! - счастливо рассмеялась Тиннит, подхватывая дочку на руки.
   Пальцы Гимилька и Тиннит соприкоснулись в коротких детских волосах, и девушка-Луна нежно улыбнулась мужу:
   - Все будет хорошо, любимый. Боги не оставят нас. Нужно будет только сходить в Храмы, принести Дары...
   - Я уже был там сегодня. Поэтому и задержался так. А завтра сходим все вместе. Может, молитву Асты или твою Боги услышат скорее?
   Пусть услышат! О, Боги, услышьте! Мольбу ребенка, мольбу лучшей из женщин... И мою...
   "Твою молитву я всегда услышу", - вспомнилось вдруг.
   Локи... Как ты там, рыжий сорванец? Я знаю, что мои слова не оскорбят тебя, потому что ты такой и есть. Не зря же ты выбрал тогда этот образ, чтобы явиться в мир людей. Несмотря на все, что ты пережил, все, через что тебе придется еще пройти, ты был и останешься рыжим сорванцом. Но чего тебе стоит оставаться таким, знаешь только ты сам. И я не знаю, честно ли это будет, - воззвать к тебе, привлекая этой мольбой внимание и твоего Одина, и наших Богов. Не станет ли у тебя из-за этого еще больше могущественных и страшных противников, Лок? Хотя... Ты, как никто, умеешь выпутываться из безнадежных ситуаций. Как тогда, на Антилле... На Атариде... Ты и привет передал, и приказ выполнил, и Одина переиграл! И все потому, что тот забыл уточнить, что пленника нужно доставить в этот ваш Асгард! Да если бы и уточнил, ты бы что-нибудь придумал. Ты это умеешь, Лок. Я знаю... Я... верю...
   - Решено... - прошептал Гими.
   - Что решено, Жизнь моя?
   - Сто лесено? - поинтересовалась и малышка.
   - Завтра мы пойдем в гости. К Богам. И там твой папочка спросит совета у доброго жреца...
   Тиннит ни о чем не спросила. Потому что все поняла. Потому что ей одной Гими поведал о том, как на самом деле называется Антилла. И о том, кем был тот рыжий сорванец, который однажды спас ему жизнь...
   Она просто обняла того, в ком не чаяла души...
   - Все будет хорошо...
  
   3.
  
   Храм Баала Сидонского был... многолик. Здесь всегда было множество людей, причем каждый мог найти в Храме именно то, что искал. Здесь приносились Дары божеству, от весьма скромных до немыслимо щедрых, смотря по достатку дарителя и масштабу его просьбы. Ну, или тяжести прегрешений. Здесь тысячи людей молились об успехе великих и малых начинаний, но чаще - о милости Баала, ибо гнев его был страшен и разрушителен. Здесь обильно лилась кровь жертвенных животных. Проливалась в Храме и кровь человеческая. В дни великих празднеств Баал пировал ею, но охотно принимал и добровольные малые жертвы, приносимые во время мистерий. Пролитая кровь или отсеченная плоть радовали Господина Сидона.
   Но сегодня Баалу хватило лишь нескольких капель, а истинно детская, искренняя и безыскусная, молитва Асты умилила даже сурового жреца. Он улыбнулся, благословляя девочку, и Гими счел это добрым знаком.
   - Господин мой, могу я спросить...?
   - Спрашивай, сыне.
   - Мы с женой принесли Дары Господину Сидона, дабы призрел он на Ахирама, моего отца...
   - Вы все сделали, как подобает?
   - Да, Господин мой...
   - Тогда о чем же ты хочешь спросить? Все в Воле Баала, если Он приимет Ваши Дары, то исполнит то, о чем вы просили Его...
   - Я хотел спросить, Господин мой, не оскорбит ли Владыку Баала, если...
   При этих словах жрец нахмурился. Когда же заговорил в ответ, глаза его метали молнии, а голос... Голос был настолько спокоен, что Тиннит испугалась, что Гими может и не выйти из Храма живым.
   - Ты приносил жертву иному Богу на Алтаре Баала? Молился ему в этом Храме?
   - О, нет, Господин мой! Разве я посмел бы? Это же... святотатство!
   Тон жреца стал чуть менее спокойным. И чуть более человечным...
   - То есть, ты, воистину, просто хочешь узнать, не оскорбит ли Господина молитва иному Божеству, изреченная вне святого места, выраженная лишь словом, а не совершенная по канонам иной веры, с принесением всех причитающихся даров и обетов?
   - Истинно так!
   - И ты не отрекаешься от Баала, не отвергаешь милость его, но уповаешь на нее, как прежде?
   - Уповаю, господин мой!
   - Что ж, это меняет дело! Но тогда я просто не понимаю... Не как служитель Бога, но как смертный... Почему ты решил, что тот, кого ты призовешь, услышит тебя?
   - Потому что десять лет назад, Господин мой, я видел его, как вижу ныне тебя. И он открыл мне, кто он...
   - Бог - открылся мальчишке? А не мальчишка ли в дерзости своей назвался Богом? Увы, такое бывает. И бывает даже, что нечестивцы, позволившие себе такое, по великой милости Богов к неразумным их творениям остаются живы. Не тот ли это случай, Гимильк, сын Ахирама?
   - Нет, господин мой. Я убежден в этом, ибо видел и иное, Истинное обличье Локи.
   - Локи? Северянина? Что ж... - Жрец задумался. - Пожалуй, этот Бог и впрямь мог явиться такому же мальчишке, как он сам. И он не враг Господину нашему, Баалу. Но чтобы ответить тебе и не навлечь ни на тебя, ни на себя гнев Сидонянина, я должен знать все!
   И Гими решился.
   В конце концов, именно от правдивости и точности его рассказа во многом зависела сейчас судьба отца. Ведь Боги не всегда вмешиваются в жизнь людей так решительно и зримо, как вмешались в его жизнь Локи и Мортис. Да, и Богиня Страны Мертвых тоже, в этом Гими не сомневался. Ведь не пожелай Она помочь Гими, Снежок... то есть, Вирлисс... просто не появился бы у того костра. Но куда как чаще Боги возлагают бремя заботы о тех, кто вверил Им свои жизни и Души, на плечи своих жрецов. Чудеса не случаются слишком часто...
   Впрочем, одно Чудо уже происходило, в этот самый момент, хотя Гими, увлеченный рассказом, этого не замечал. Зато это ясно видела и чувствовала замершая за его плечом Тиннит.
   Рассказ Гими лился легко, как полноводная река. Слишком легко. Тиннит знала многие детали давнего путешествия мужа на легендарный остров. Знала и то, что Гими, поощряемый ее любопытством, абсолютно искренне пытался вспомнить какие-то вещи об Атариде, чтобы ответить на ее вопросы, но - не мог. Десять лет - это все же большой срок для человеческой памяти. Что-то неизбежно забудется, изгладится из ее тайников... Тиннит знала это. Но сейчас, слушая рассказ любимого о далекой Атариде, она сомневалась в этом своем знании. Казалось, если жрец попросит Гими заговорить на древнем языке Атариды, тот заговорит, причем не испытывая абсолютно никаких затруднений.
   Но Служитель Баала не прерывал ее мужа. Он просто слушал, с тем же восторженным вниманием, с каким внимала сказкам малышка Аста. Про Высших Жрецов Баала говорили, что они могут помочь человеку вспомнить то, что он когда-то знал, но сейчас финикийка готова была поклясться, что жрец просто слушает Гими...
   Слушает.
   Слу-ша-ет...
   Слышит...
   - Благодарю тебя, Господин мой, - беззвучно прошептала девушка, чувствуя, как с Души ее свалился огромный, немыслимо тяжелый камень...
  
   * * *
  
   Когда Гими закончил рассказ, он чувствовал себя невероятно уставшим. Словно выжатым досуха. Это было, словно... Память услужливо подсказала сравнение: словно корабль после шторма. Такого, после которого никто из команды не в состоянии даже радоваться спасению, и все, что могут люди, - это рухнуть в изнеможении на палубу и смотреть в прояснившееся небо...
   - Что это было? - спросил он, взглянув на жреца.
   - А ты еще не понял, что? Жена твоя, я вижу, поняла...
   - Гнев Баала... - безнадежно прошептал Гими.
   - Гнев? - улыбнулся тот. - Сыне, если бы Владыка изволил гневаться на тебя, ты не рассказал бы мне свою историю до конца. Не успел бы. Я ведь не зря так удивился твоим словам о том, что тебе явился Бог. Да еще и открыл тебе, кто он. Теперь я знаю, что ты не лгал, но ни я, ни ты даже представить себе не можем, насколько Северянин контролировал и сдерживал при этом свою Силу. Сдерживал ее и наш Владыка Баал, внимая тебе сейчас. Скорее, Он просто решил помочь тебе вспомнить все, что случилось тогда. Вот и помог. А ты решил, что Господин гневается...
   - Локи... Он тоже напугал меня тогда, на корабле...
   - Тогда, - жрец искренне рассмеялся, - он пугал вовсе не тебя. Да и... Вирлисса... - по этой паузе и Гими, и Тиннит догадались, что старику отчаянно хочется назвать вампира Снежком, - хотел только заставить себя слушать. Хотя и неприятны, наверное, были ему твои обвинения. Но все же Северянин и его отпустил, и тебе помощь обещал. И теперь тебе эта помощь понадобилась. Верно, Гимильк, сын Ахирама?
   - Не мне самому. Моему отцу.
   - А значит, и тебе. Но первым ты пришел именно к Баалу...
   - Разве мог я поступить иначе?
   - Не мог. Теперь знаю, что ты не мог. Знание об иных богах не ослабило твоей веры в Баала, заставив лишь сильнее чтить его.
   - Но, отче, я ведь не оставил мысли о мольбе, обращенной к Локи. К чужому Богу.
   Служитель Бала внимательно, словно оценивающе, посмотрел на Гими.
   - Чужих богов не бывает, Гимильк, сын Ахирама. Заметь, я говорил тебе об иных богах, а не о чужих...
   - Но...
   - Я родом из Эхлы, Гимильк. Знаешь ты этот город?
   - Я там не бывал, но слышал от отца...
   Жрец кивнул.
   - Значит, наверное, он рассказывал тебе, что в Эхле чтят не только Богов Финикии? Но знаешь ли ты, почему?
   - В далеких странах немало и торговцев, и моряков из нашего народа...
   - Верно. И им не помешает благосклонность Богов тех земель. Правда, храма Локи в Эхле нет...
   - И все же он милостив к финикийцам, - чуть расслабившись, улыбнулся Гими.
   - Дай то Баал. А еще он знает, как войти в Храм, не навлекая на себя Гнев того, Чьим именем он освящен. Думаю, Господину Сидона это немаловажно...
   - Значит, Отче, вы не считаете, что мой призыв Локи оскорбит Сидонянина?
   - Ты убедился сегодня, что так не считает сам Сидонянин. Не навлекай на себя Его гнев сомнениями в Милости Господина...
   Старик помолчал немного, а потом, решившись, добавил:
   - К тому же, разве рассказ Северянина ничему тебя не научил? Разве Локи пришел бы на Антиллу, если бы не был готов принести ту Клятву, что изрек на ступенях Храма Мортис? Если бы Она была против его визита, то сам Северянин, может быть, и сумел бы прорваться силой, но один потрепанный штормом корабль уже никогда не вернулся бы к родным берегам. Ты ведь понимаешь это, Гимильк?
   - Да. Но... Тогда и Локи не был бы Локи...
   - Вот-вот. Ты понял. Рыжий Хитрец потому и хитрец, что не очень-то жалует Силу, хотя ею и владеет. А Владыка Баал предпочитает ей благосклонное внимание к происходящему. Благосклонное! - твердо добавил он, опережая робкое возражение Гими. - А теперь скажи мне, разве помощь Северянина тебе и твоему отцу не станет Знаком Милости к вам Баала и формой проявления этой Милости в мире смертных?
   - А сам Локи... - начал было Гимильк.
   - Я бы поостерегся, - словно бы прочитал его мысль Служитель Баала, - называть Сына Лаувейи орудием хоть в чьих руках. Один вот тоже так считал, и просчитался. Но в твоем случае, думаю, Баалу и Локи будет несложно между собой договориться...
   "В том числе, и о том, чтобы вместе присматривать за семьей одного юного исследователя легендарных островов", - подумал жрец, но озвучивать эту мысль не стал. Милость Богов - это не повод пренебрегать канонами их почитания, что порой случается, особенно, по молодости лет...
   ... А когда Гимильк вместе с женой и дочерью вышли из Святилища Баала Сидонского, Его служитель, глядя им вслед, озорно, совсем по-мальчишески, улыбнулся:
   - Нет, ну, это же надо, так выкрутиться! Он забыл сказать, что пленника нужно доставить в Асгард!
   Жрецы легче, чем прочие смертные, принимают благосклонное внимание Богов.
   Иногда они просто знают, что Боги смеются вместе с ними...
  
   4.
  
   Время шло медленно, но с каждым прошедшим мгновением Ахирам все яснее осознавал всю безнадежность своего положения.
   Нет, его никто не пытал, и даже не угрожал смертью, поскольку, несмотря на всю милость царя к своему новому казначею, самоуправства тот бы не потерпел. И все же разговор с Белом, к которому упорно возвращались мысли Ахирама, именно теперь, по здравом размышлении, казался купцу хуже самого страшного приговора.
   - Пойми, - говорил Бел, - наша старая размолвка не имеет к этому никакого отношения. Все давно забыто, и в эту самую торговлю краденым я нисколько не верю. Это надо же было такое придумать! Чтобы ты - и торговал краденым! Немыслимо! Но... Ты же знаешь, во что превратилась казна из-за последней войны. А тут еще мой предшественник постарался...
   "Достойный" наследник своего предшественника говорил так искренне, с таким жаром, что человек, знавший его чуть хуже, непременно бы поверил. Казна, мол, пуста, а царь спит и видит, как бы ее пополнить. А он Бел, недостойный сын отца своего, однажды поведал царю, что...
   Бел изливал на Ахирама поток красноречия, а весь смысл его словесных изысков сводился к тому, как хорошо бы было, если бы его "досточтимый друг" согласился составить карту тех мест, где побывал. Хотя бы примерную, ведь Бел прекрасно помнит, что корабль Ахирама попал тогда в шторм...
   И вот в этих-то словах о примерной карте, точнее, в до омерзения сладкой улыбочке, которыми они сопровождались, и была для Ахирама вся суть дела. Во-первых, если бы Ахирам сам говорил об этом с царем, тот возможно и понял бы его. Но поскольку говорить с ним будет Бел, то для царя карта окажется уже совсем не примерной, а точной, причем послужит ценой, за которую пойманный с поличным Ахирам выкупил свою свободу. И когда экспедиция, снаряженная на поиски легендарной Антиллы, ее не найдет, за жизнь Ахирама и его семьи нельзя будет дать и ломаного гроша.
   Только бы Гими не поддался на уговоры этого... Этого...
   Ахирам вздохнул.
   На самом деле не важно, поддастся Гими или нет. Ахирам знал Бела слишком хорошо. Это Мутово отродье своей выгоды не упустит никогда и ни в чем. Если бы даже Ахирам или Гими смогли дать точные координаты острова, где побывали тогда... Дело ведь не в сокровищах, вернее, не только в них. Дело в зависти и ненависти, которые так долго питал к Ахираму Бел. И если владыка Финикии мечтает пополнить казну, то его новый казначей - заполучить сокровища Антиллы и полюбоваться на казнь Ахирама. Ну, или хотя бы просто полюбоваться, если с сокровищами не выгорит.
   А карта...
   Карту ради такого дела можно и самому нарисовать. И с поклоном преподнести царю от имени оклеветанного врага...
   Боги, как же рад был бы Ахирам забыть то злополучное путешествие! Но, даже если бы он и позабыл о времени, проведенном на острове, он никогда не смог бы вытравить из памяти боль от осознания того, что сын никогда уже не вернется и... невероятную, немыслимую, неописуемую радость их встречи! Понимание того, что теперь уже с Гими ничего не случится, что Боги сохранили ему жизнь, просто гнало Ахирама назад, в Сидон. Он так торопился, что позабыл даже о том, что там, на острове, остался кенотаф Гими! Воистину, кого Боги хотят погубить, лишают разума. Ему, Ахираму, была тогда явлена такая Милость Богов, что равной ей вовеки не отыскать. Он обязан был вернуться! Разрушить проклятый кенотаф и возблагодарить Богов. И Богов Финикии, и Богов, в чьей власти находился остров. Это ведь их милостью Гими выжил! А он вместо этого... удрал. И вот теперь...
   Ахирам тяжело вздохнул...
   Тогда, на острове... Странно, но тот рыжий сорванец, Лок... Купец то проклинал мальчишку, подбившего Гими на это безумие, то едва ли не молился ему, упрашивая не бросать сына в беде, - когда еще верил в возможность хорошего исхода. Обещал то запороть до смерти, то щедро вознаградить. Товарищи по несчастью опасались тогда, что купец попросту сойдет с ума. Он и сошел, как выяснилось. Но не тогда, а потом, когда оставил Муту шанс добраться до Гими, которого тот успел уже посчитать своей добычей. И оскорбил Владыку Острова своей неблагодарностью...
   Впрочем, если допустить, что это и вправду была Антилла, то там правила Богиня. Ее звали... То есть, ее зовут...
   Как узник ни напрягал память, он не мог вспомнить имя, хотя совершенно точно слышал его когда-то... Мар... Нет, Мор...
   - Мортис, господин мой Ахирам...
   - Что?
   - Ее зовут Мортис. А когда-то звали иначе...
   - Кто здесь?
   Только теперь узник понял, что тихий голос, отвечающий ему, - действительно голос, а не его собственные мысли.
   - Всего лишь я, господин...
   Ахирам прикипел взглядом к обладателю этого голоса. И понял, что с ума он все-таки сошел именно сейчас. Во-первых, потому, что его собеседник был по эту сторону тюремной решетки. В его камере. Во-вторых, - и в этом Ахирам готов был поклясться, - последним кто входил сюда, был Бел, и никто другой. А в третьих...
   - Не нужно бояться, господин мой Ахирам. Я ведь уже вижу, что ты узнал меня. И, поверь, ты не сошел с ума. Во всяком случае, не больше, чем весь этот мир, - с озорной улыбкой добавил рыжий мальчишка, когда-то давно купленный им на невольничьем рынке для Гими. И не постаревший с тех пор ни на год...
   Старый купец судорожно схватил ртом ставший вдруг горячим воздух.
   Он ведь... Ахирам не знал этого наверняка, - не видел сам, - но ведь Гими вернулся тогда один. А значит, рыжий северянин, скорее всего...
   - Уверяю тебя, я жив. И свободен. Как будешь свободен и ты, господин мой Ахирам!
   - Но как... - мысли путались. - Как ты вошел? Как прошел мимо стражи?
   - Ты задумался, господин мой. О прошлом и о настоящем. Вот и не заметил.
   Рыжий озорник улыбался широко и открыто, и Ахирам понял, что почему-то не может на него рассердиться. А стоило бы. И всыпать, как следует, - тоже.
   Улыбка Лока стала еще шире:
   - Попробуй, господин мой, попробуй... Вс... помнить...
   - Ты смеешься надо мной? - это следовало бы выкрикнуть в лицо наглому мальчишке, но у Ахирама эта фраза прозвучала устало и безнадежно.
   - Не смеюсь, - посерьезнел рыжий. - Может быть, только слегка веселюсь. И пытаюсь развеселить тебя, господин мой.
   - До веселья ли теперь? Да и твоим господином я не являюсь. И... Сомневаюсь в том, что был им прежде.
   - Ты не был мне ХОЗЯИНОМ. А Господином или госпожой я зову лишь тех, кто достойны этого звания.
   Было в этих словах что-то такое, что заставило старого купца вздрогнуть.
   - Тогда... Тогда, господин мой, как мне звать тебя?
   - Как и раньше. Локом иногда звала меня мать, да и полное имя не слишком отличается от этого...
   - Я имел в виду другое... Кто ты, Лок? Уж прости, Господин мой, но маловероятно, чтобы обычный рыжий мальчишка, какого бы происхождения он ни был и чему бы ни учили его с малых лет, сумел выжить в диком зимнем лесу, да еще помочь уцелеть моему Гими...
   - Ты сомневаешься в том, что я мальчишка, что я рыжий, или, все-таки, что я выжил? - северянин расхохотался так заливисто и звонко, что и узник не смог сдержать улыбки, - первой за все время здесь.
   Но смеяться так в этом месте...
   - Послушай, Лок... Я не знаю, кто ты на самом деле. Может, не мальчишка, может, и не рыжий, а может... Но, кто бы ты ни был, во имя спасения собственной жизни, уходи тем же путем, каким пришел. Если тебя услышит стража, тебе это уже не удастся. Я же... Я благодарю тебя за то, что ты спас моего сына тогда. И за этот разговор. Мне надлежало бы осыпать тебя золотом, Лок, но ты ведь видишь, где я. Здесь я могу лишь молиться. И я с радостью назову в своих молитвах и твое имя, если ты позволишь мне это...
   - Благодарю тебя, Господин мой. Обо мне нечасто молятся, скорее уж... Впрочем, не стоит пока об этом. Не бойся, нас никто не услышит. А меня - не увидит.
   - Скажи, Лок, - решился, наконец, Ахирам озвучить давно терзавшее его подозрение: - Ты колдун?
   - Бери выше, господин мой, - рассмеялся рыжий. - Демон. Правда, всего лишь наполовину. Возможно, что и на лучшую.
   Такая горечь прозвучала в этих словах, и так не вязалась она с беззаботным смехом Лока всего несколько секунд назад, что Ахираму захотелось ободряюще потрепать северянина по рыжим волосам.
   Но он сдержался. Сказал лишь:
   - Не шути так.
   - Можешь считать это шуткой, если тебе так легче. Но скажи, ты испугался бы, если бы это было правдой?
   Ахирам задумался на мгновение. Странный вопрос, но старик видел, как смотрит на него Лок, с каким нетерпением ждет ответа.
   - Нет. Я знаю тебя... Насколько ты сам позволил мне себя узнать. Ты... Ершистый. Иногда тебе хочется всыпать, - неожиданно выпалил Ахирам совсем не то, что следовало бы сказать. - А иногда посмотришь на тебя - и сердце дрогнет. Но зла в тебе нет. Пусть я не могу знать этого наверняка, но чувствовать это мне никто не запретит. И я понимаю, почему к тебе так тянулся Гими...
   - Спасибо, господин мой. Спасибо, что чувствуешь так.
   Послышались шаги, и Ахирам внутренне похолодел:
   - Стражники! Лок, пожалуйста...
   - Не бойся. Они ничего необычного не увидят. Посмотрят на тебя и пойдут своей дорогой. А мы - посмотрим на них. А потом тоже пойдем. Признайся, тебе ведь уже порядком надоело здесь сидеть, а от тяжелых мыслей даже мое веселое общество, как я вижу, не избавляет. Так что - не вижу смысла и дальше оставаться в столь негостеприимном месте. Тем более, что...
   В этот миг дверь камеры распахнулась, и взорам их предстал стражник с миской отвратительно пахнущей похлебки в руке. Из-за его спины глумливо ухмылялся второй, похожий на него, как две капли воды.
   - Хлебни-ка вот этого, - стражник с мерзкой улыбочкой поставил миску на пол и ударом ноги отправил в сторону Ахирама. - Да подумай, стоит ли гордо молчать, когда снова придет господин Бел. А то ведь, не ровен час, других яств ты уже и не отведаешь. А этого - всегда пожалуйста. Мне принести нетрудно!
   Дверь закрылась, но Ахирам с Локом еще долго слушали удаляющийся смех стражников.
   - Ну, и... Уродились же такие! - наконец, едва слышно вымолвил северянин. - Сдается мне, я знаю, где один мой знакомый во время оно позабыл свой Молот.
   - Что?
   - Ничего. Не обращай внимания. А впрочем, я расскажу. Но не здесь. Ты позволишь мне войти сегодня гостем в твой дом, досточтимый Ахирам?
   - Мой дом всегда открыт для того, кому обязан жизнью мой сын. И я сам, - добавил купец, однако, все еще несколько неуверенно.
   - Благодарю тебя, господин мой, - серьезно и несколько даже торжественно ответил Лок. - А теперь - просто дай мне руку, - произнес он, вставая.
  
   * * *
  
   Они оказались на улице всего через мгновение. Ахирам даже зажмурился от яркого солнечного света и вдохнул удивительно свежий воздух. Воистину, воздух свободы. Как немного на самом деле нужно человеку, чтобы почувствовать себя счастливым. И более того - живым. Он ведь уже успел если и не проститься с жизнью, то смириться с тем, что она отныне превратится в ад. Но произошло чудо. Точнее, прямо в камере возникло рыжее чудо, беззаботно шагающее сейчас рядом, насвистывая какую-то незнакомую мелодию. Интересно, слышат ли её прохожие? И видят ли Лока? А его самого?
   - Пока не видят, - ответил северянин его мыслям. - Нам же не нужно, чтобы стража переполошилась раньше времени из-за твоего побега. К тому же, я кое-что интересное придумал...
   - Как ты это делаешь, Лок?
   - Что? - невинно осведомился тот.
   - Вот это... Интересное. Которое люди называют чудесами.
   - Ну... Если ты об этом, господин мой Ахирам, то люди многое называют чудесами. А когда с ними происходит что-то несправедливое, они философски вздыхают и говорят, что это судьба. И почему-то "судьба" с ними случается чаще, чем чудеса.
   - А ты хочешь это исправить? - улыбнулся Ахирам.
   Но Лок, отвечая, был так серьёзен, что купец вздрогнул.
   - Хотел бы. Но мы не всесильны, даже если вы, или кто-то из нас самих считает иначе. Иногда это плохо, а иногда - хорошо. Да и принять помощь, когда ты готов помочь, тоже способны не все.
   Ахирам смотрел на рыжего сорванца Лока - и видел, словно впервые.
   "Бери выше, господин мой", - вспомнился его горький смех. - "Демон. Правда, всего лишь наполовину. Возможно, что и на лучшую".
   А на худшую, значит...
   Ахирам сбился с шага и едва не упал. Рыжий полудемон поддержал уверенной рукой. И сказать ему за это - и не только за это - просто "спасибо" было явно недостаточно.
   - Благодарю тебя, Ло...ки!
   - Ох, и догадлив ты, господин мой Ахирам, ох и догадлив. Хотя... Немудрено, учитывая, что ты и в наших краях бывал. И... Что скажешь теперь?
   - А что сказать? Разве что-то изменилось? Ведь это всегда был ты. И сегодня, и десять лет назад.
   - Спасибо, что понял это.
   5.
  
   Когда в дверь постучали, Тиннит, умоляющим взглядом остановив Гими, открыла сама. Конечно, стук был робкий, просительный, но от Бела всего можно было ожидать. Вот Тиннит и ожидала - увидеть на пороге стражу. И собиралась выиграть хоть немного времени, чтобы дать любимому шанс уйти. Хотя и знала, что бегать от людей казначея Гимильк не станет: характер не тот. Но представить себе, что Гими схватят так же, как Ахирама...
   Нет, представлять себе такое она не станет. Она просто откроет дверь - и, если что, то хоть Белу, хоть самому Баалу, - скажет, что мужа нет дома...
   На пороге нерешительно мялся парнишка лет двенадцати в каком-то странном головном уборе. И он был один. В том смысле, что за спиной его не толпились готовые ворваться в дом стражники.
   - Достопочтенная госпожа моя, позволь мне войти гостем под сей благословенный кров, да будет он храним Милостью Господина Сидона! Дозволишь ли обогреться у своего очага и отдохнуть после дальней дороги? - сорванец чуть проказливо улыбнулся, и хозяйке дома самой стало вдруг весело
   Стражников не будет, поняла Тиннит. Будет ватага таких же мальчишек. Каждому ведь в Сидоне известно, что и сам купец Ахирам, и его домочадцы добры и мягкосердечны, а значит, и щедры.
   - Входи, - улыбнулась Тиннит. - В этом доме любят рассказы о дальних странствиях. Поведай нам, странник, воистину ли далека твоя дорога?
   Тиннит обоснованно подозревала, что дорога эта началась за десяток дворов отсюда. Хотя, кто знает, может, парнишка и сошел со сходней одного из кораблей, прибывших поутру в порт. А может, и не просто сошел, а сбежал. Но и это не повод пренебрегать законами гостеприимства. Хотя сам гость пока и продолжал оставаться на пороге.
   - Воистину, далек был мой путь по ветвям Ясеня Иг... - паренек икнул и осекся, но улыбаться продолжал, причем еще шире, чем прежде. Тиннит улыбнулась в ответ и предложила:
   - Воды? Она помогает от икоты! И не стой на пороге, входи.
   - Ик... От икоты, да. - Мальчишка закашлялся, отчаянно пытаясь сдержать рвущийся наружу смех. - И от кашля, говорят, тоже.
   И мгновенно став серьезным, проговорил:
   - Благодарю тебя, прекраснейшая хозяйка лучшего из домов. Да пусть вовеки не оскудеют в нем ни вода, ни хлеб, ни достаток! - Он снова улыбнулся и добавил: - А на пороге я стою потому, что не подобает гостю дома переступать порог раньше хозяина.
   И в этот миг Тиннит увидела за спиной гостя своего улыбающегося свекра.
   - Господин мой Ахирам! - воскликнула Тиннит потрясенно. - Отец мой!
   - Отец мой! - эхом отозвался у нее за спиной Гими.
   У Тиннит закружилась голова. Сделав шаг назад, она неожиданно оступилась и упала бы, не поддержи ее одновременно вошедшие в дом гость и хозяин.
   Так и не опознанный Тиннит чужеземный головной убор мальчишки от резкого движения слетел с головы, и девушка, и без того потрясенная, увидела, что волосы у него огненно-рыжие!
   Надо было срочно куда-то бежать, что-то делать, рассыпаться в подобающих случаю поклонах и благодарностях, но, во-первых, Тиннит понятия не имела, какие именно поклоны и благодарности подобают такому случаю, и какие молитвы - ТАКОМУ гостю. А во-вторых - рыжий держал, хотя и бережно, но крепко. Ни побежать хлопотать по дому, ни вспомнить слова молитвы у нее сейчас просто не получилось бы!
   Еще через мгновение девушка оказалась снова на ногах. А их невероятный гость, вновь посерьезнев, произнес:
   - Прости мне этот маленький розыгрыш, Благословенная Тиннит, Госпожа моя. Впусти же ныне в ваш дом и того, кого знаешь, как впустила прежде незнакомца.
   - Наш дом - твой, господин мой, доколе на то будет твоя воля, - произнесла все еще не совсем пришедшая в себя девушка.
   Ахирам и Гимильк вторили ей.
   - Разве я господин вам? - спросил Северянин с ноткой печали в голосе. - Я пришел, как друг, в дом друзей, и прошу дозволения остаться в нем гостем, доколе будет на то ваша собственная воля.
   - Наши двери всегда открыты для тебя, Лок. - спокойно, но все же торжественно произнес Ахирам, отвечая за всех.
   - Вот так-то лучше, - ответил тот.
   - И спасибо тебе! - тихо, дрогнувшим голосом произнес Гими. - У меня... У нас всех нет слов, чтобы...
   - А лишних слов и не надо. "Спасибо" - вполне достаточно. Разве что, добавь к нему "друг", - проказливо подмигнул в ответ Лок. - И все.
  
   * * *
  
   Этот невероятный разговор, несмотря на некоторую робость хозяев в самом его начале, вскоре потек вполне дружески. Причем на равных, поскольку всякие попытки Ахирама и его семьи проявить почтение гость дома отмёл сразу и безапелляционно. А когда малышка Аста, терзаемая любопытством, робко его о чем-то попросила, (так тихо, что все услышали только слово "огонь"), Лок со смехом подхватил её - и позволил запустить руки в свою, воистину огненную, шевелюру. Малышка попыталась в ответ пролепетать нечто восторженно-благодарственное, и...
   И вот тут-то для Тиннит и Гими пришло время испугаться, потому что Лок вдруг посерьёзнел и осторожно - очень осторожно - коснулся волос Асты. Её родители и дед успели только податься вперёд, намереваясь вскочить, но взгляд Локи уже стал обычным взглядом рыжего сорванца Лока. А Аста вдруг поклонилась ему, как поклонился бы взрослый, - без подобострастия, но с глубочайшей признательностью, - и абсолютно чисто, причем очень серьезно, произнесла:
   - Спасибо!
   - Что ты сделал? - только и смог прошептать Гими.
   - Никогда не говори тех слов, которые сейчас подумал папа, - подмигнул Асте рыжий. - Мне сказать, или ты сама?
   - Со мной всё хорошо, - заверила свою онемевшую то ли от счастья, то ли от ужаса семью Аста. - И теперь я смогу говорить так же хорошо, как вы.
   - Но как? - выдохнул Ахирам. - Это же...
   - И вовсе никакое это не чудо, - помотал головой Лок. - Через несколько месяцев она и сама бы уже вовсю болтала...
   - Но... - Тиннит, наконец, смогла собраться с мыслями, - ты ведь сделал не только это.
   - Ну... Ладно, не только... Просто дети, они в чем-то ближе к Истокам, к Истине, к Мудрости. Настоящей, а не той, которую люди, - да и не только они - собирают по крупицам в течение жизни...
   - Память Души! - озвучил невероятную догадку Гими.
   - Она самая, - подтвердил Северянин. - И очень обидно бывает, когда ты знаешь что-то очень нужное и важное, а сказать этого не можешь, потому что взрослые еще не научили тебя нужным словам, правда, малышка? Только осторожнее пока с этим подарком, хорошо?
   - Конечно! Когда рядом будут чужие, я путу говолить фот так, - заверила Аста, и Лок, не выдержав, расхохотался.
   - Вот и правильно, - проговорил он сквозь смех. - Вот и молодец.
   ...А потом снова потёк разговор. И странно было для Гими, что течёт он всё так же, легко и дружески, хотя один из друзей - Бог, и все остальные прекрасно об этом знают. Но рыжий сорванец оставался собой. Меньше всего на свете ему нужны были почтительность и раболепие, а вот весёлый смех его радовал. А когда Ахирам всё же не удержался и задал вопрос о Свете и Тьме, Северянин ответил просто:
   - Всё относительно. Даже у Богов. А Тьма - к ней приходят по разным причинам и разными дорогами. Кто-то из воззвавших к Ней достоин лишь презрения, а кто-то - и понимания. Главное, чтобы были те, кто хочет и может понять. Потому что если нет понимания, то Тьмой можно назвать всё, что угодно. И списать на её козни тоже всё. А мерило Истины только одно: заглянуть в собственную Душу - и услышать ответ. Души - они... - Локи горько усмехнулся, - одного полёта птицы. И у Смертных, и у Бессмертных...
   И о многом еще говорили. Но один вопрос Гими задал почему-то каким-то робким шёпотом: видно, голос пропал от волнения:
   - Лок, а как там... они? И как выкрутился ты, там, в Асгарде?
   Рыжий, расхохотавшись, хлопнул Гими по плечу, отчего тот слегка пригнулся, потому что Северянин выглядел уже не мальчишкой, а ровесником Гими. Этот облик он принял почти сразу. И Гими был ему за это очень благодарен, потому что, стань Локи снова таким, каким Гими видел его тогда, на корабле, финикиец вряд ли сумел бы вести непринуждённый разговор.
   - Значит, всё-таки хочешь услышать сказку, да, Гими? Ладно, будет вам сказка. Она же быль, - подмигнул он Асте, глаза которой загорелись от восторга и предвкушения. - Только вот про Эета и Вирлисса я ничего рассказать не могу. Я там попросту не был, Гими. Они еще не готовы. Если я там появлюсь, то не станет Силы, способной удержать Вирлисса на Атариде, а это сейчас едва ли не опаснее, чем тогда...
   - Почему опаснее? Один ведь тогда хотел его голову Фрейе предъявить...
   - Он-то и сейчас того же хочет. Наш Высокий не меняется, - хмыкнул Локи. - Только вышло так, что Фрю-Фрю... Фрейя... и меня спасла уже в третий раз, и Вирлисса, да и Одина связала по рукам и ногам клятвой...
   - А его-то как? Ты же сам говорил, он у вас...
   - Ну, да, он у нас боевой. И немного на своей боевитости... того... На том и попался, собственно. - Локи снова улыбнулся. - Кто ж его заставлял так на меня орать, что весь Асгард дрожал! И вот, на словах: "Ты должен был принести мне его голову!", когда моя собственная голова, по всем раскладам, на плечах держалась последние секунды, вбегает Фрю-Фрю, волоча за собой упирающегося Фрейра. И мы с Одином слышим обрывок фразы, как бы предназначенной Фрейру: "...но что же нужно пережить, почувствовать, чтобы из Богини Любви превратиться в Богиню Смерти, брат? Я ведь тоже Богиня Любви, понимаешь? И я боюсь...". Догадываюсь, чего боялась Фрей, если так вовремя успела; не знаю, что должен был понять Фрейр, но уж Один-то понял абсолютно всё. Уж он-то знал, что пережила и почувствовала тогда Силинель. И из-за кого. А Высокий, пересказывая Фрю-Фрю эту историю, помогая вспомнить Асгард, упирал на случайность случившегося с Гварианом. Ага, он у нас белый и пушистый. Всегда. Ну, я-то ей рассказал ещё до этого, как оно на самом деле было. И вот теперь представь, Гими: Один на весь Асгард орёт мне про голову Вирлисса, тут входит Фрери с Фрейром в качестве свидетеля, и никто знать не знает, что она успела услышать из его криков, но она вспоминает Мортис, заявляет что она, мол, тоже Богиня Любви - и почтительно просит нашего Высокого еще раз напомнить ей историю Силинель! Тут не только Один, тут бы и Тор понял, что Фрю-Фрю сказать хотела: "Напомни-ка самому себе, о Всемогущий, что может случиться, если ты посмеешь еще раз тронуть Вирлисса! Или приказать тронуть!". Ох, Гими, ты бы видел в этот момент Одина! Он и побледнел, и позеленел, и чего с ним только не было! И, главное, по лицу видно, что и положил бы нас всех троих прямо там, но второй войны с ванами не хочет и боится. И второй Мортис боится тоже... Мне аж почти жалко его стало, так у него единственный глаз задёргался! И - делать нечего, рассказывает он ей всю эту историю, теперь подробно. А она после этого рассказа смотрит на него так, просяще, и говорит: "Ты знаешь, о, Отец Богов, что сердце моё не в силах доныне забыть Вирлисса, и Душа тревожится за него. Ничего не в силах я с собой поделать. Ты знаешь, что только время способно порой излечить от любви. Всё возможно, о, Великий. Но если что-то случится с ним, то... невольно могу я повторить судьбу Мортис - и боюсь стать новым проклятием мира. В нем и так хватает бед и несчастий, разве нет, о, Отец Богов?". И вот такими речами, Гими, вытащила она из Одина нерушимую клятву, что ни он сам, ни кто-либо другой по его, Одина, или кого-то из богов Асгарда или Ванахейма приказу или просьбе не причинит вреда Вирлиссу, Эету или и без того много претерпевшей земле Атариды. Один в полном шоке ей это пообещал, и лишь в последний момент сообразил, что клятву можно ограничить. Добавил, что слово его верно до тех пор, пока атаридцы не явятся в Асгард, как враги. Фактически, Гими, Один на этом отыграл потерянное, потому что теперь Фрери сама будет бояться того, что Вирлисс за ней придет. А он придет - или я совсем не разбираюсь ни в людях, ни в вампирах, ни в белых тиграх! И я тоже приду с ним. Я только надеюсь, что мы будем действительно готовы, и что всё это - не отсроченное убийство Снежка. Но, знаешь... самое неприятное в том, что один вариант у Одина остался: заманить Вира в Асгард хитростью, не причиняя вреда, не принуждая, а просто сыграв на чувствах к той же Фрей. И если даже он сам не догадается, то дружок подскажет: Гвариан, чтоб его... Эх... Если эти двое что удумают, мало не покажется никому. Но ведь и мы нее будем сидеть, сложа руки, правильно? Так что, может, и перетопчутся они... Это, кстати, с некоторых пор любимое словечко Фрю-Фрю, я тебе не говорил? - Локи улыбнулся, и едва не выплеснувшееся на слушателей отчаяние снова затаилось где-то на дне бездонных глаз Древнего Бога...
   - Всё как-нибудь образуется, - улыбнулась гостю Тиннит. - Эхет и Вирлисс ведь тоже не просто ждут твоего возвращения. Они к нему готовятся. И к тому, что будет после.
   - И тоже способны преподнести сюрприз. Даже Одину. Всё так, о, благословенная хозяйка лучшего из домов! И... Заранее такое не просчитаешь, конечно, но сюрприз этот может оказаться намного больше, чем ожидает Высокий. - Он заговорщически подмигнул Асточке: - Вот скажи, малышка, ты знаешь, какая Сила в этом мире может сделать возможным невозможное?
   - Знаю, - серьезно ответила девочка.
   - Вот-вот. И ты права. А вот Один... Кто знает, вполне мог и забыть...
   Вдалеке послышался раскат грома, на который Локи отреагировал довольно странно:
   - Спасибо, я помню, - сказал он, - и поднялся из-за стола.
   - Ты... уходишь? Уже? - дрогнувшим голосом спросил Гими.
   - Я еще вернусь, Гими. Если, конечно, вы не против послушать до рассвета сказки и легенды в исполнении самого старого скальда, какого только видел мир, - засмеялся рыжий юнец, которым был сейчас Локи. - Но кое-что я должен сделать прямо сейчас. О чём мне и напомнил великодушный Господин Сидона...
   И Северянин исчез, оставив ошеломлённых хозяев осмысливать услышанное.
   - Он... Он, что, прямо сейчас говорит с Баалом? - произнесла, наконец, Тиннит.
   - Всё возможно, - хмыкнул Ахирам. - Но примерно в это время меня обещал снова проведать в моём узилище тот, кому более всех, даже более самого царя, не даёт покоя состояние казны нашего славного государства...
   - И сокровища легендарной Антиллы, - с улыбкой добавил Гими.
   Улыбка получилась странная. Немного мстительная, немного мечтательная.
   Но никто этого не заметил. Все просто улыбнулись в ответ. Точно так же...
  
   6.
  
   Царский казначей Бел нарочито медленной, вальяжной походкой шагал в направлении Ахирамовой камеры, сопровождаемый лично начальником тюрьмы, который за пару минут пути уже раз десять успел подобострастно поклониться высокому гостю, а была б его воля, непременно простерся бы ниц. Тот в ответ на поклоны высокомерно молчал, иногда воистину царственно кивал, и лишь когда они свернули, и за ними закрылась дверь небольшого коридорчика с одиночными узилищами для знатных "гостей", причем весьма часто - оказавшихся здесь по личному, (и тайному даже от царя, как было и в случае с Ахирамом), приказу казначея, Бел полушёпотом спросил:
   - Ну, что сказал честнейший из купцов Сидона?
   - Ахирам не особо разговорчив, господин мой. Но совсем незадолго до Вашего прихода, о, всемилостивый, он попросил папирус и перо. Представляете, господин мой, перо! Я так смеялся! Но кусочек угля у меня для него нашёлся-таки...
   - Пером было бы лучше!
   - Простите, о, Высокомудрый Бел, да продлит Баал ваши дни! Я не подумал, что это важно...
   Провожатый всё-таки рухнул на колени, коснувшись головой пола в поклоне. Казначей с трудом удержался, чтобы не ударить по этой глупейшей из голов ногой. Совершенно случайно, разумеется.
   - Впрочем, не в пере дело, а в том, что он всё-таки это сделал. - Бел довольно потер руки, даже слегка вспотевшие от предвкушения. Что бы там ни накарябал Ахирам, а он, Бел, своего добился!
   "Высокомудрый господин" милостиво позволил тюремщику встать, и, пока они продолжали путь, произнёс задумчиво:
   - Отсюда мы с досточтимым Ахирамом, скорее всего, выйдем вместе, когда поговорим. И когда я взгляну на то, что он соизволил... - с языка чуть было не сорвалось "намалевать"; - изложить по сути предъявленных ему обвинений. - Не верю я, что он торгует краденым. - Бел глумливо рассмеялся. - А ты... Ты, как всегда, свободную "комнатку" не занимай. На всё воля Баала, не нам знать, что принесёт завтрашний день...
  
   * * *
  
   - Вот так бы и сразу! - воскликнул Бел, елейно улыбаясь Ахираму. Он получил даже больше, чем рассчитывал. Пусть на жалком огрызке папируса, пусть нарисованную углём, но Бел заполучил в свои руки карту изменившейся береговой линии острова в том месте, где пристал к нему корабль Ахирама. А то, что старый враг и сам не знает точного пути, так Бел и сам этот путь отыщет, - по древним картам, которые, наверняка, отыщутся в царской библиотеке. А вот налететь на скалы или рифы у самой цели было бы скверно...
   - Ты только этого боишься, Бел? - Только скал или рифов?
   Казначей изумлённо воззрился на Ахирама. Вслух, что ли, про рифы сказал? Ну, раз сказал, то почему бы и не ответить?
   - А чего еще бояться-то?
   - Если это Антилла... Ты помнишь, кто там правил?
   - Это ты про волшебников-то? Или, того хуже, про живых мертвецов, про которых некоторые старики лопочут? Неужели ты сам веришь в эти сказки? А впрочем... Даже если это и правда, то тогда правда и то, что про Гнев Богов говорят. Тогда выходит, что истребили Боги нечестивцев, и на острове этом теперь безопаснее, чем даже на улицах нашего благословенного города.
   - А если всё-таки нет?
   - Не знал я, что ты такой пугливый, Ахирам. Гими твой - и то смелее, даже мальчишкой был. А ты... Ну, сам подумай, кто там остаться мог? Пара-тройка неупокоенных? Так они, если хочешь знать, будут сидеть тише воды и ниже травы, чтобы случайно не напомнить богам, что они по недомыслию оставили им... Что они им там оставили-то, если жизни у них и так не было? - Бел издевательски расхохотался.
   - Вот значит как? Нежить у тебя смирная получается, боги - глупцы, и только ты один знаешь, как оно было, есть и будет? - голос Ахирама был опасно вкрадчивым, но Бел, увлеченный развитием собственной мысли, этого не заметил.
   - Ой, Рами, не пугай меня. С нежитью, если хочешь знать, и договориться можно. Принести Муту жертвы побогаче, чтоб присмотрел там за нами, - и нежить сама не сунется...
   - Муту? Жертвы? Это чем? Золотом, что ли? А оно ему нужно?
   - Золото всем нужно, Ахирам, тебе ли этого не знать? Открой любую из священных книг, Светлые Боги им так и блистают, а Тёмные - так и рвутся на их место. Скажешь, зачем?
   - Не мне о том судить...
   - Ну, так и не суди. Предоставь судить другим, кто не потерял из-за страха ни разум, ни хватку. Скажи еще, что золото проклято, раз боги его не прибрали!
   - А разве нет? - Ахирам спросил это спокойно, слишком спокойно.
   - Ох, Рами, старый друг, мне тебя жаль. - Царский казначей встал и подошёл к двери. Совсем ты хватку потерял, еще и семью разоришь, если к делам вернёшься. Ну, да всё в воле Баала... Пожалуй...
   - Пожалуй, этот разговор закончен! - Бел вздрогнул от того, как внезапно изменился голос Ахирама. А когда обернулся, то увидел, что перед ним вовсе даже не Ахирам, а мужчина совершенно без возраста, с покрытым рыжей щетиной лицом и невероятно спокойными, - но при этом немыслимо страшными - глазами, древними как мир.
   - Кто ты? - попытался спросить "высокомудрый казначей", но голос ему не повиновался. Из горла вырвался лишь сдавленный хрип. Но страшный собеседник почему-то понял его. И ответил:
   - Я друг Ахирама. Друг Антиллы. А ещё я - твое Проклятье, господин бывший царский казначей, да сократит Баал твои дни...
   - Как ты сме... - то ли хрип, то ли карканье.
   - Я-то? Да вот смею. Но разговор не обо мне.
   Еще через мгновение "друг Антиллы" взял Бела за руку - и у того всё поплыло перед глазами...
  
   * * *
  
   - Ваша милость, господин казначей! - почтительно поклонился начальник тюрьмы. - Господин Ахирам! - тоже поклон, но уже больше напоминающий кивок, без особого почтения.
   Впрочем, купец тоже ответил лишь вымученной улыбкой, что тюремщика вовсе не удивило.
   - Господин Ахирам свободен. С него сняты все обвинения. - Казначей протянул папирус, на котором гордо красовалась царская печать.
   - Повинуюсь воле его царского Величества, - дрогнувшим голосом произнёс начальник тюрьмы. - Простите великодушно, господин мой Ахирам!
   Тот снова ограничился улыбкой.
   - Не стоит нам больше задерживать здесь Ахирама, - улыбнулся Бел тюремщику. - Он слишком устал, и его ждёт семья. - Бел пристально посмотрел в глаза своему собеседнику, и тот на миг словно бы застыл. А когда время вернуло свой бег, купца рядом уже не было.
   - Да как вы смеете? Я - Бел, казначей царя! Я... - донёсся откуда-то визгливый голос.
   - Мне показалось, или я слышал, как кто-то из твоих "гостей" назвался моим именем? - вкрадчиво поинтересовался царский чиновник.
   - Умоляю, не гневайтесь, о, великодушный господин Бел! - залепетал "господин решеток и засовов" под по-прежнему пристальным взглядом высокого гостя. - Это... Это один из городских сумасшедших, бездомный бродяга. Он на Вас и не похож совсем, господин мой. Его... - он запнулся, не в силах припомнить, когда стражники доставили к нему этого бродягу. Впрочем, это было совершенно не важно.
   - Так вы объясните ему как-нибудь, кто он и где его место, - кивнув, посоветовал казначей. - А то ведь он завтра и царём назовётся, и если об этом каким-либо образом узнает сам государь...
   - Убереги нас Баал от такого! - воскликнул начальник тюрьмы, слишком живо представив, чем такая перспектива может грозить лично ему.
   И поклялся сам себе, что сразу после ухода казначея, лично прикажет укоротить смутьяну язык. А то, - он поёжился, - как бы и в самом деле чего ни вышло...
  
   * * *
  
   Едва только господин царский казначей вышел из здания городской тюрьмы Сидона, на лице его появилась улыбка. Так могла бы улыбаться лисица. Ну, или один рыжий сорванец, которого, впрочем, во всём огромном Сидоне знала и ждала лишь одна семья...
   Улыбнувшись так, на миг став самим собой, даже оставаясь под неприятной, словно бы липкой, личиной Бела, Локи, насвистывая популярную у финикийских моряков песенку, направился в порт...
   - Сначала туда, - подумал он, - а потом можно будет и вернуться под гостеприимный кров Ахирама. И вернуть в их дом покой и счастье...
   В порту Бел, казначей царя Финикии, долго смотрел на готовящиеся к отплытию торговые корабли, и, наконец, словно увидев что-то, доступное лишь ему одному, уверенным шагом, ни от кого не скрываясь, направился к одному из кораблей.
   Этому кораблю не суждено было вернуться в порт из следующего плавания. Казначей царя больше всего боялся налететь на рифы - и не только у берегов Атариды. Что ж, быть может, он и сам нанял бы именно этот корабль, если бы получил от Ахирама карту, а не морок, который Локи развеял в тот самый миг, когда "высокомудрый" вельможа превратился в городского сумасшедшего. Забавно, если он и в самом деле спас Белу жизнь. Но для всех, кто видит сейчас, как царский казначей поднимается на палубу корабля, дальнейшая судьба его скоро станет очевидной. Да и для самого Владыки Финикии тоже.
   Интересно, долго ли будет Его Величество сожалеть о своём казначее? Скорее всего, до тех пор, пока не проведет обыск в его доме. Или в загородных владениях. Бел - это не Ахирам, там честностью и не пахнет... А потом - кто знает, может, и обратит Владыка Финикии своё благосклонное внимание на честнейшего из купцов Сидона. Но об этом ни сам Ахирам, ни Гими Локи никогда не просили и не попросят. Всё в воле Баала...
  
   7.
  
   Жрец Храма Баала Сидонского стоял на площади перед Святилищем, где служил своему Божеству уже полвека. Но сегодня впервые не спешил переступить порог. Слишком важным было для него сначала понять, показалось ему или нет. Дело в том, что всего минуту назад он увидел в толпе купца Ахирама вместе со всей его семьей. Был тут и Гимильк, и жена его Тиннит, и их дочь Аста, как показалось жрецу, слишком серьезная для своих двух лет. А потом жрецу на миг показалось, что рядом мелькнула и рыжая шевелюра. Нет, на свете бывает всё, к тому же рыжий был явно юношей, а не мальчишкой, но всё-таки, после рассказа Гимилька...
   - Отче, Баал не простит мне, если вы из-за меня опоздаете к началу всеобщей молитвы! - послышалось из-за спины.
   Жрец молниеносно обернулся.
   - Всё-таки мальчишка...
   - Ну, мальчишка. Могу и стариком прикинуться. Не в этом ведь дело...
   - А в чём? - ошарашенно спросил жрец.
   - В том, что я просто есть. И что вам было любопытно. А я пришел не затем, чтобы смущать вашу Душу.
   - А... Зачем ты пришел... Локи? Про Ахирама я понял, а сюда - зачем?
   Рыжий Бог видел, что его собеседник внутренне напрягся, готовясь к почти безнадёжному бою...
   - Просто сказать спасибо Господину Сидона. Нет, не волнуйтесь, в Храм мне для этого входить не обязательно. Баал и так услышит и поймёт. Как слышит и видит все, что творится в этой благословенной стране.
   - Значит, сюда ты пришел не только за этим?
   - Нет. Вас я тоже хотел поблагодарить.
   - Меня? - изумился служитель Баала. - За что?
   - За Гими. За то, что Вы помогли ему развеять сомнения и принять решение.
   - Да я ведь и не сказал ему ничего такого, - смутился жрец.
   - Сказали... Не скромничайте. А что касается Храма в Эхле, о котором вы первым делом подумали, то - рыжий Бог задорно улыбнулся, - я не настаиваю. Воздвигнут, если сочтут нужным...
   Негромкий раскат грома что-то невнятно проворчал.
   - Ловлю на слове, друг! - еще шире улыбнулся Локи и пояснил: - Господин Сидона обещал мне часы подарить, если Вы в храм опоздаете. Ручны-ые. - протянул он, а потом посерьёзнел: - Вам, и правда, пора, святой отец. Как и мне. К тому же вы вспомнили, я вижу. Спасибо!
   ... На пороге Храма жрец Баала всё-таки обернулся. Локи уже не было. Может, и вернётся еще однажды... Или не однажды. За часами, например...
   Жрец тихонько хихикнул, переступая порог Храма.
   Он действительно вспомнил, что сказал тогда Гими... Те слова, которые снискали ему благодарность Северянина:
   "Чужих Богов не бывает...".
  
   А. Сингилеев.
   17.11.2020 г.
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"