Завадовская Наталия Васильевна : другие произведения.

Страхи в "Эдеме"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Желая излечиться от любви, Марина согласна ехать на край света... даже в деревенский дом отдыха "Эдем". Знала бы она, что оттуда вернется не домой, а в СИЗО.


Наталия Завадовская

Страхи в "Эдеме"

  
  
  
   Она спешила. Нужно было найти в яхт-клубе сестру Люсю, и передать ей, что звонили с работы по какому-то важному вопросу. А потом уже Маринка пообедает дома, занесет в центр социальной помощи письма, написанные от имени девочки-инвалида в Швейцарию людям, которые могут стать благодетелями несчастного парализованного ребенка, брошенного родителями... И уже вечером Маринка должна будет встретиться с Владом. Они не виделись две недели.
  
   Как только она произносила это имя или вспоминала самого Влада, перед глазами появлялись его глаза, и она чувствовала его необыкновенный чарующий взгляд. Сердце начинало биться с такой бешеной скоростью, что Маринка даже боялась, а вдруг что-то случится ужасное. О, как она любила Влада, и как ждала... С замиранием сердца при каждой встрече ждала от него заветных слов: "Я хочу, чтобы ты стала моей женой". И если бы он жил с родителями или на квартире - все было бы понятно. Но Влад упорно молчал, хотя имел один двухкомнатную квартиру.
  
   В его бы хоромах да женская уборочка - и все бы блестело и сияло! Но Влад разрешал Маринке только иногда помыть посуду - и всё. "Ты гостья".
  
   Сначала это даже нравилось, но прошел год, год и три месяца, два года, а он все так же сухо и жестко настаивал: "Ты гостья. Негоже хозяину злоупотреблять благосклонностью прекраснейшей из прекрасных". И последнее время она уходила от него с тяжелым сердцем. Отвечала улыбкой на его комплименты, но долгожданных слов о том, что он не может без нее жить и хочет всегда быть рядом, Влад не произносил. А полмесяца назад сказал, что его не будет в городе две недели. Попробовала расспросить, куда и зачем он уезжает, но он нахмурился и сухо сказал: "Увидимся через две недели. Двенадцатого. Пока". И вот сегодня двенадцатое.
  
   Маринка шла по яхт-клубу растерянная: найдет ли она среди этих обнаженных женщин свою сестру? Даже цвет ее купальника забыла. Маринка была близорукой и носила всегда очки, а сегодня она их просто забыла дома на столе, когда писала последнее письмо. Ведь читала и писала она без очков.
  
   Жара неимоверная! А она стоит в платье и туфельках на раскаленном песке и не знает куда идти. Что же делать? Громко кричать "Люся"? Люди подымут на смех. Возвращаться за очками?
  
   - Маринка! О Маринка, добрый день! - услышала она радостный мужской голос и еще не зная, кто же это ее зовет, повернулась к говорившему. Это был композитор Александр, чью симфоническую музыку она еще никогда не слышала, но знала, что он - знаменитость. Он улыбался и смотрел на нее удивительно чистым и по-детски радостным солнечным взглядом.
  
   - Здравствуйте, Александр, вы здесь давно?
  
   - Да. Мы с сынишкой уже два раза заходили по пояс, и он барахтался так, что я замерз. Скоро научимся плавать, - гордо стал в позу победителя Александр, не скрывая и не стесняясь восторга и радости от встречи с нею.
  
   Маринка привыкла, что люди, даже малознакомые, радуются, когда встречают её, поэтому восторг Александра её не смутил, она не придавала этому особого значения. Ей хотелось сейчас только найти сестру и все.
  
   - Александр, вы хорошо видите?
  
   - Как сокол! Нет, как орел! - рассмеялся и тут же с любовью подхватил на руки подошедшего малыша Александр.
  
   - Не могли бы вы найти среди этих людей мою сестру Люсю? Она старше меня на пять лет, а значит - чуть-чуть полнее и волосы у нее до плеч... А может, сейчас она их и подобрала... - опять теряя надежду на успех, сказала Маринка.
  
   - А может, подстригла?.. А может, перекрасила?.. - веселился и очаровывал её мужчина, то, забрасывая сына на плечи, то, схватив за ноги, помогал ему пройтись на руках по песку. - А какое вознаграждение я получу за такую ответственную работу? - игриво спросил Александр. Его сыну этот тон явно не понравился, он легко выкарабкался на плечи отца, бесцеремонно взял двумя руками его голову и повернул к себе:
  
   - Папа, пошли купаться! И купи что-нибудь вкусненькое!
  
   - Я куплю вашему прелестному ребенку мороженое, - с лукавой улыбкой ответила Маринка.
  
   - Хм, ребенку... А мне что? Мороженое я и сам могу купить! Нет, я так в прятки не играю! - не сдавался Александр. - Условия такие: я нахожу вашу копию (но чуть-чуть пополневшую и повзрослевшую), на радостях покупаю всем мороженое - пять штук! А вы, Маринка, мне за это - поцелуй!
  
   - Пять? - удивилась Маринка.
  
   - Да-да! Пять поцелуев, - обрадовался Александр, он был похож на школьника, обхитрившего товарища. Странная чистота и невинность были в его глазах и детской радости. Но Маринку это почему-то только опечалило. Она уже шесть лет назад поддалась очарованию женатого мужчины. Слезы, страдания и попытка уйти из жизни - вот плата за такое легкомыслие. Нет, нельзя поддаваться очарованию этого обаятельного музыканта! Поэтому она строго уточнила уже без улыбки:
  
   - Пять порций мороженого. Вы здесь, на пляже, с женой?
  
   - Да нет, мы здесь - совершенно случайно! - встретили Свету и, так сказать, объединились в одну компанию: она присматривает за нашей одеждой, а мы за неё купаемся, - небрежно показал на лавочку, стоящую в тени, Александр. Там сидела хмурая и напряженная, как грозовая туча, Светлана. Уже то, что она не обрадовалась встрече, удивило Маринку.
  
   - Здравствуй, Светлана, можно я посижу рядышком? А наши рыцари будут искать мою сестру Люсю, - она этими словами хотела напомнить безмятежно улыбающемуся Александру, что именно ему нужно сейчас делать. Он ее понял:
  
   - Конечно же, можно! Вы, дамы, посидите, а мы, рыцари, пойдем поищем нашу сестру. Но за вознаграждение! - и лукавинки блеснули в его красивых карих глазах.
  
   - Кто дама, а кто - Король, - попыталась пошутить Светлана, но у неё получилось довольно желчно и мрачно.
  
   Александр проигнорировал игру слов. Она намекала на карточных дам и королей, и в то же время подчеркивала, что её фамилия - Король.
  
   - Так мы договорились, очаровательная Маринка? Я найду вашу сестру, но только за вознаграждение! Мне даже интересно, какая она, ваша сестра, и найду ли я её вообще, то есть обладаю ли я мощной интуицией и нюхом. Люся! О, Люся, где ты?! А ее полное имя - Людмила? Жаль, что я не Руслан, но, надо признаться, я к ней уже питаю родственные чувства! Людмила Сергеевна! Голубушка, где вы? - распевал он, бросая радостные взгляды на Маринку, мол, видишь, я знаю даже твое отчество, и пошел с сыном, пристально оглядывая сначала фигуру, и только потом лицо каждой молодой женщины. Это было смешно, он явно играл и рисовался перед нею. Маринка опять улыбнулась и села рядом со Светланой.
  
   - Да у него же нет сейчас ни гроша! Как бы не так - пять порций мороженого он купит... Скорее я на Марс улечу, - едко сказала Светлана. А потом резко повернулась к Маринке и пристально, с ненавистью посмотрела ей в глаза. - Вы эту комедию ломали ради меня? Он что, подлец, назначил и тебе здесь свидание?
  
   - Да что ты, Светочка, он же женатый человек... И, кстати, я его вижу третий раз в жизни. Какое свидание?..
  
   - Это не аргумент. Я его увидела второй раз в жизни уже на свидании, - она прокашлялась, видимо, удивляясь своей дерзости. - Собственно, у женщин и мужчин всегда так, - шипела Светлана, борясь с кашлем и стараясь, чтобы сидевшие на соседней лавочке люди не слышали ее слов.
  
   - Не рви сердце! Я говорю правду: я его увидела сейчас совершенно случайно и...
  
   - То-то я смотрю - он весь встрепенулся, и словно крылья у него выросли. И улыбка, и шутки, и радость - всё вас выдает. А меня будто здесь и нет... Я этого так не оставлю!
  
   - Да Светочка! Голу-у-убушка... - и вдруг, вспомнив, что только что Александр так назвал Люсю, с досадой бросила: - Впрочем... Чего ради я должна перед тобою оправдываться? Жена ты ему, что ли? Я, пожалуй, тоже пойду искать Люсю. - Маринка встала. - Что-то я не вижу Александра...
  
   - Как же, не видишь... Вон он идет, и все время сюда посматривает. Но не на меня, - почти заскрежетала зубами Светлана. Она была в черном с яркими желтыми цветами платье и огромной шляпе, которая ее уродовала. Лицо ее, узкое и землистого цвета, маленькие черные глазки-буравчики и ярко-алые крашеные губы были настолько непривлекательными, что плохое настроение и мстительное выражение лица делали ее вообще отталкивающей. Она пришла в яхт-клуб, но не решилась снять одежду, очевидно, не хотела демонстрировать впалую грудь, безобразные вены на ногах и дряблую кожу. По аллее фланировали длинноногие красавицы тринадцати-пятнадцати лет с совершенно оголенными круглыми попочками и прелестными тонкими талиями, это как бы подливало яду в бурно кипевшую кровь отвергнутой женщины.
  
   Наблюдая за Светланой краешком глаза, Маринка повторила, что идет сама искать сестру, однако опять уселась. Она вдруг как завороженная устремила взгляд на сияющую солнцем реку и замерла. Светлана продолжала шипеть:
  
   - Вы думаете, что сыграли передо мною тут сцену неожиданной встречи и я, наивная, вам поверила? Театр для одного зрителя, ха-ха! Я все вижу и понимаю!
  
   - Ах, прошу тебя, Светочка, успокойся, - как бы пробуждаясь ото сна, оторвала свой взгляд от солнечных бликов на воде Маринка, - впервые я увидела Александра на презентации новой книги Дмитрия Краснова "Пектораль", а второй раз - просто на набережной в кафе. Я зашла выпить кофе, а он с тем же Дмитрием уже сидел за столиком. Я села рядом, но только потому, что Краснов меня подозвал, пригласил за столик и познакомил с Александром. Но, ты знаешь, они говорили о своем. Им кто-то заказал песню...
  
   - Поэт, композитор и Муза? Теперь понятно! Это было в мае. Восемнадцатого числа. Я помню этот день. Звоню ему, спрашиваю, почему же не пришел на презентацию, я так ждала, а он оправдывается, мол, не мог, пойми, когда встречаются поэт, композитор и Муза - они взлетают на седьмое небо и забывают о бренных земных заботах.
  
   Маринка удивленно подняла брови и посмотрела в глаза Светланы. Та замолчала и нервно начала отбивать каблучком шлепанца в такт своих безумных мыслей что-то похожее на Пятую симфонию Бетховена. Она дышала прерывисто и шумно. И Маринка догадалась, что Светлана никогда не была любовницей Александра. Если она - это "бренные земные заботы", то Александр вовсе в нее не влюблен. И поняла смысл слов Александра "Совершенно случайно встретились". Значит, он просто проговорился, что будет с сыном в яхт-клубе, а Светлана его здесь подстерегала, как удав кролика.
  
   "Насильно мил не будешь, милая Светлана", - подумала Маринка и опять засмотрелась на солнечные блики. Очень не хотелось идти на солнцепёк и искать Люсю.
  
   - Ты не идешь искать свою сестру? Значит, прекрасно знаешь, что её здесь нет. А если и есть, то ты надеешься, что дождешься, когда от тебя этот негодяй потребует пять поцелуйчиков. Но голову даю на отсечение - он мороженое не купит, - продолжала кипеть от зависти и ревности Светлана, но, посмотрев на безмятежно-спокойное лицо Маринки, пожалела, что столько сил тратит на разговоры, когда её совсем не слушают. - С тобой говорить - всё равно что с телевизором. Хотя... наверное, Сашка прав... Есть в тебе что-то от Музы. Ты вдохновляешь. И мне вдруг захотелось тебе погадать.
  
   "У тебя разве есть карты?" - хотела спросить Маринка, но поленилась и только удивленно глянула на Светлану, достала из сумочки платочек и начала вытирать пот со лба. Потом взяла расческу, чтобы причесаться. Светлана хмыкнула и спросила таким тоном, будто говорила с каким-то ничтожеством:
  
   - Ты хочешь сказать, что равнодушна к гаданиям?
  
   Только теперь Маринка возмутилась:
  
   - Светлана, я хоть из Западной Украины, но не забитая безграмотная деревенщина. Мой дедушка художник, его картины хранятся в галереях Канады, Швеции, Англии и Франции, бабушка была редактором газеты, мама - директор школы, папа - директор музея. Университет я окончила с отличием. И, между прочим, твоя однокурсница Ира рассказывала мне о твоей маме-телятнице и папе-скотнике, о том, как ты в нашем пединституте по три-четыре раза переиздавала каждый экзамен! Кстати, как ты поступала в институт, тоже знаю. Стыд и позор. Но... я это говорю просто так. Мне не нравится твой тон и непонятная надменность. Ты почему-то разговариваешь со мною, как госпожа со служанкой. Перестань, Светочка! Улыбнись и скажи: "Жизнь прекрасна! Люди просто восхитительны!"
  
   - А мы сейчас посмотрим, насколько она прекрасна. Мне говорили - ты, Маринка, всегда мила и доброжелательна. Врут люди. Или ты просто меняешься? Мутация. А скоро будешь совершенно другим человеком. Совершенно другим. Вот посмотришь. Это я тебе говорю! Да, кстати, ты, родившаяся в такой элитной семье, веришь в судьбу? Или хотя бы в фортуну?
  
   - Какие странные вопросы, Светлана! Почему я должна отрицать существование судьбы? У Льва Толстого одна судьба, у тебя - другая, у Майи Плисецкой - особенная и неповторимая судьба. Как же я могу утверждать, что у нас нет судеб? И как я могу не верить, что моя судьба не похожа на судьбу Юрия Гагарина? А насчет фортуны... Вот тебе повезло, что один член приемной комиссии тобою заинтересовался и переспал, иначе бы ты никогда бы не поступила в институт. Тебе повезло, что ты совершенно случайно встретила здесь Александра. И без жены. Или, скажем, мне не повезло - я забыла дома очки и не вижу дальше трёх шагов, поэтому не могу найти свою сестру.
  
   - Понимаю. Ты хочешь увернуться от честного ответа. И при этом еще попутно обси... гадишь! Изобретательный вы народ, журналисты! Браво! Но мы-то с тобою хорошо понимаем, что я говорю о судьбе, которая нас ждет, которая может сбыться или не сбыться. А что если от меня зависит твоя судьба, твое будущее?
  
   - Нонсенс! - с иронией бросила Маринка.
  
   - И фортуна, которую нужно ухватить за гриву и которая может отвернуться, и притом надолго. А может, навсегда, - вздохнула Светлана, и на мгновение на её лице появилось страдание и страх, но она решительно мотнула головою, как бы прогоняя непрошеные мысли. - Ты, Маринка, говоришь о том, что было, а я о будущем и о возможном влиянии на это будущее.
  
   - Разве не всё равно? У меня судьба будет одна, у Тэтчер - другая. Мне будет в чём-то везти, а в чём-то нет. Как можно в это не верить?
  
   - Так вот я не верю, что ты такая твердолобая, что даже не понимаешь смысла моего вопроса. Хорошо, вопрос поставлю прямо: вот веришь ты, что я могу тебе спутать все карты?
  
   - Боже мой, Света, ты еще веришь в сказки? Подумать только! Я смотрю - вокруг столько безработицы, нищеты, болезней, слез и горя, люд бросился в церкви и всевозможные дома молитвы, чтобы спросить у Всевышнего: что же случилось, откуда эти беды на наши головы и за что. А оказывается, Бог-то здесь ни при чем! Это всё твоя работа! Отпад, как говорит моя племянница.
  
   - Так значит - не веришь? Отрицаешь?
  
   - Разумеется, Светочка, отрицаю.
  
   - Тогда я смело могу делать всё, что Бог на душу положит? Ты не будешь против, если я, гадая тебе, немножко пофантазирую? Добавлю в твою медовую жизнь немножко чернил?
  
   - Да ради Бога, фантазируй!.. - махнула рукой Маринка, мол, делай что хочешь, только отстань.
  
   - Прекрасно! Спасибо! Сейчас мы бросим карты и увидим всю твою подноготную, - и увидев, что собеседница снова задумчиво смотрит на сверкающую речку, запела вступление все с той же Пятой симфонии Бетховена. Это у нее получилось мрачно и торжественно одновременно. У Маринки по телу пробежал мороз. А Светлана вошла в азарт и со сверкающими непонятной радостью глазами начала тасовать колоду несуществующих карт. Показала Маринке рукой перед собою:
  
   - Вот стол. Вот твоя карта - мы её положили в центр, - ловко разбрасывала мнимые карты по несуществующему столу Светлана. Глаза её горели, и она рассматривала, прищурив маленькие глазки, "карты", которые якобы должны были поведать ей о прошлом и будущем Маринки.
  
   Маринка смотрела на всё это как на забавный спектакль.
  
   Светлана даже начала напевать.
  
   - Мг... ага... Ла-ла-ла... "Тёмная ночь! Только пули свистят...". Так-так... Ла-ла-ла... Вот что, очаровательная Маринка, на сердце у тебя король и ты у него... одна! - удивленно посмотрела на Маринку Светлана. - Странно, но он тоже думает только о тебе и ждет - не дождется встречи с тобою. Рядом с ним только твоя карта. Хотя рядом с ним выпала еще какая-то женщина, но она как бы и есть, но ей выпадают пустые хлопоты. Возможно, это просто его сестра. Предстоит важный разговор... И в прошлом - он... Думаешь ты только о нем... Я так и думала! Ну что ж, посмотрим, что будет. Ранняя дорога. Куда собираешься? На море? В Ялту или Скадовск? Этого пляжа тебе мало? Ну да... много свидетелей - ухмыльнулась Светлана и прищурилась, разглядывая расклад карт.
  
   - Ошибаешься! У меня с понедельника отпуск, но я никуда не собираюсь. Никуда.
  
   - Да что ты говоришь?! А карты что же - врут? Нет, дорогая, так не бывает! Они говорят всегда правду. А особенно когда у меня вдохновение. А хочешь, - заговорщицки прошептала гадалка, - я тебе сейчас сделаю гадость? - и тут же запела голосом Пугачёвой: - "Признайся, хочешь! Хочешь, но молчишь". Ведь ты в гадания не веришь? У тебя же прадедушка придворным блюдолизом был. Князь. Ха-ха! Ты голубых кровей и презираешь всё это... Значит, панна не будет против, если я её короля, который думает только о ней, положу к другой даме? - она с таким наслаждением сказала это, что Маринка только удивилась, насколько может быть откровенным человек в своих постыдных помыслах.
  
   - А что? Ты моя соперница. Ха-ха! Я такой перетасовочки никому никогда еще не делала, а тебе, душенька, сделаю. У меня вдохновение на эксперимент. Я эту даму, что непонятно зачем здесь появилась, положу совсем рядом с ним. А тебя положим подальше от трефового короля. Зачем он, бяка, тебе нужен? - и она расхохоталась. - Вот видишь - у меня есть ещё одна колода карт. Люди и события, которые сейчас сосредоточены здесь, в этой колоде, не имеют к тебе никакого отношения, но сейчас я - ха-ха! - этих королей и дам с их любовью, страстью и ненавистью брошу вокруг тебя! Кстати, насчет судьбы, которая уже сбылась. Ты только что говорила, что это что-то незыблемое, вроде прически на голове памятника Ленина, которую изменить нельзя. Ну, там на лысине вдруг чуб казацкий пришпандолить или кудри до плеч. Но!.. "Всё могут Короли, всё могут Короли! И судьбы всех людей вершат они порой". Это моя, кстати, любимая песенка. Итак, очаровашечка ты наша, слушай и запоминай. Сегодня у меня очень тревожно на душе: решается моя судьба. Но почему - только моя? Почему не может решаться, например, твоя? А мы сейчас даже то, что было, тебе изменим! Нет, я просто в восторге! - лицо Светланы сияло, глаза блестели, и эта волнующая одухотворенность странным образом из страшненькой превратила её в хорошенькую женщину. Это удивило Маринку, но она только смотрела и слушала.
  
   - Так вот... раннюю дорогу я тебе, конечно же, оставлю - скатертью дорожка! Но пусть это будет и пиковая дорожка. И эти хлопоты бумажные, пожалуй, тоже оставлю. Немножко спутаю. Хорошо? Ты не против? А всех, кто в голове, на сердце и прочее - фьюить! - лихо свистнув и хихикнув, Светлана взмахнула рукой, будто все сметает со столика, - улетело! Как сон, как утренний туман! - и она опять начала разбрасывать карты вокруг червовой дамы, то есть Маринки. И Маринка уже сама ясно видела накрытый почему-то бархатной красной скатертью столик и карты на нем.
  
   - В голове теперь у тебя будет совсем другое, милая Муза. Тебе бы только выжить и спастись. Мужчины вокруг тебя - демоны, убийцы, упыри и... прочая дрянь. Да - здорово? Пока ты в это не веришь, но послушать не мешает. Ох, - окинула она взглядом чёрные карты и заулыбалась от удовольствия. - Это мне оч-ч-чень нравится! Смотри, как трефа ложится... Видишь?
  
   - Вижу. Вперемешку с пикой. И дамы...
  
   - А валеты? Этот - с очень плохими новостями. Он извещает о болезни и задержке в решении текущих дел. Вот эта, пиковая, могла быть и мною... Но на самом деле - пожилая, одинокая, больная, печальная дама будет искать твоей поддержки, но... тщетно. Исход печален. Пиковая девятка! Её ждет см... кх-кх... удар, скажем так. А вот эта дама, по всей видимости, твоя сестра... У тебя что, действительно есть сестра?
  
   - А кого, по-твоему, ищет сейчас Александр?
  
   - Так вот она сыграет роковую роль в твоей любви. Значит, этот король - не Сашка... Ну да, разумеется, это не он! А трефовая станет твоим врагом и соперницей. Этот король из прошлого, страстный и мстительный, будет иметь к тебе какие-то претензии. По-видимому, эта дама связана с бумажными хлопотами, которые ты должна решать уже сейчас, сию минуту. Ты будешь хлопотать как бы и себе в пользу (есть какой-то денежный интерес), и для ребенка вот этой дамы. О! Да у нее есть муж! Ну, ничего, мы этого мужа подсунем тебе. Ты не против?
  
   - Господи, Света! Детский сад!
  
   - Правда? Детский сад? Пусть будет и детский сад. И тебя, Маринка, еще ждет разочарование из-за задержек и препятствий. Ты будешь спешить к своему другу, жениху, но... личные заботы ему мешают заняться тобою... А рядом с ним - дама, которая может стать твоей соперницей. Видишь - ссора с любимым... депрессия, бегство. Но мне интересна не она, а вот эта дама... Она злится и досадует. Её раздражают эти бумаги, с которыми ты будешь сейчас возиться. У тебя в сумке нет никаких бумаг? Ну да ладно... Её муж обманут, и злится на неё. Но и ты не рассчитывай на его поддержку. У него проблемы со здоровьем и скорая дорожка в казенный дом, по-видимому, больницу, а потом - смерть. А вот интересно! Погляди-ка, Муза, падает тебе молодой брюнет. Он страдает, его ждут большие неприятности. Ты слушай, слушай. Я говорю всю правду, кроме фамилий, конечно. И училась я у своей бабушки - безграмотной ведуньи и знахарки, которую любили и навещали люди не только из Ковалёвки, но и из соседних сел. Она не была директором музея, увы... Но когда всё сбудется - ты принесешь мне бо-о-ольшую коробку конфет. Дорогую, красивую. Ладно? А я тебе погадаю дальше. Эта дама пока тебе незнакома. Ты её узнаешь в скором будущем. А бубновый король и валет треф - хорошо забытые. Они из прошлой твоей жизни. Очень странно, так как ты сейчас хлопочешь об их дочери. - Светлана сняла шляпу, помахала ею, как веером и опять занялась картами. - Да уж. Но самая прелесть - это казенный дом. Нет, не думай. Это не работа и не дом отдыха. Хотя возможен и дом отдыха, но это вот эта карта. А казенный дом тебе падает после ранней дороги, слез и удара. И на сердце у тебя нет больше короля, который интересует и меня.
  
   - А это разве не король?
  
   - Да, но он тебя, скорее всего, арестует в поздней дороге. И от него будет зависеть - сидеть тебе или не сидеть. Он рядом с пиковым тузом. Это все судебные дела и тяжбы.
  
   - Чушь какая!
  
   - Пожалуй, что и чушь... Либо вот эта бубновая коварная женщина. Но... её клевета и коварство обратятся против нее самой. Увидишь. Так-так. Что было. Там, когда я первый раз раскинула карты, ты же сама видела, я не вру, были какие-то вальяжные поклонники, деньги и приятное известие. А тут... Из этой колоды, где все люди - из твоего прошлого, понимаешь? Нет, это просто здорово! Вот тебе удар, вот тебе второй удар, вот тебе измена, мошенничество этого казенного человека! Правда, интересно? Хотя падает преданная тебе дама. Она тоже тебе знакома, но ты подружишь с нею после ранней дороги. Это будет единственный светлый луч в тёмном царстве, в котором отныне будешь царствовать ты. Но вокруг царицы всегда заговоры и интриги, помни об этом, червовая дама. Я тоже червовая, но из другой колоды. Совершенно из другой колоды, которая, может быть, скоро сгорит, - проговорила рассеянно и с болью Светлана, и у нее на глазах появились слезы. - И, к сожалению, в моей колоде тоже есть казенный дом. И ранняя дорога. Решается моя судьба. Но что тебе говорить? Ты ведь не веришь...
  
   Маринке стало не по себе, но она не бросилась расспрашивать Светлану, что случилось-то с нею. Разве непонятно? Равнодушие Александра рвет ее сердце.
  
   - Тебе не кажется это слишком наивным? Что было, то было. Как ты можешь это изменить? - с досадой спросила Маринка.
  
   - Нет-нет, пойми - эти люди были в твоей судьбе, но ты, очевидно, проходила мимо равнодушно, и их судьбы, их существование тебя как бы и не касалось. Теперь же эти люди из твоего прошлого появятся сразу же после ранней дороги в твоем будущем, рядом с тобою. Я так хочу. И ты благодаря мне посмотришь на всё, что было, более внимательно. Вот если там у тебя было письмо с известием о посылке, то оно из-за каких-то помех опять же ложится, но уже сулит беспокойство и неприятности.
  
   У Маринки в сумочке лежало сорок писем - она надеялась заработать себе на баночку кофе, поэтому согласилась писать письма на немецком языке в Берн от имени девочки-инвалида. Текст письма один и тот же, только обращается эта несчастная к разным людям. За одно письмо - сущие копейки! Но если написать сразу много писем, то можно сделать себе подарочек. Однако всё, что говорила Светлана, казалось детским лепетом - не более того. Как могут эти письма, написанные от имени девочки-инвалида, принести ей лично неприятности и беспокойство? Подписала конверты, получила деньги - и забыла.
  
   - Это не я изменяю твою судьбу, это карты говорят. Хотя, кто знает? Вдохновение, знаешь ли, дело тонкое. Вот опасность, вот пустая карта, напрасные хлопоты, удар. На душе у тебя отчаяние. Пока ты этого не чувствуешь и, естественно, не веришь. Но от судьбы не убежишь. Кажется, ты утверждала, что веришь в судьбу? Это все-таки разнообразие, правда? Слишком ты у нас благополучная. И в университет поступила легко, и работу нашла без блата, не то что какие-то там дочери телятниц и скотников...
  
  
  
   - Маринка, ты меня давно ищешь? Этот милый человек дает мне мороженое и говорит, что ты меня ищешь, - перед нею неожиданно, как бы из другого мира, появилась Люся. Маринка встрепенулась, как ото сна или гипноза. Исчез столик, карты, но остался веселый, нехороший блеск в глазах Светланы. Сынишка Александра, стесняясь и робея, дал мороженое Маринке, и только потом Светлане, но она очень обрадовалась, даже несмотря на то, что предсказывала, что от нашего композитора никто мороженого не дождется. А Александр просто торжествовал.
  
   Маринка улыбнулась и посмотрела с вызовом в глаза Светлане: вот, мол, как сбываются твои предсказания, внучка ведуньи и знахарки! Встала и пошла с сестрой, чтобы сообщить ей о телефонном звонке с работы.
  
   - Постой, Маринка, а награда!? - крикнул ей вдогонку Александр.
  
   - Ах да!.. - Маринка покорно вернулась и рассеянно поцеловала Александра в щеку. Сама того не желая, она ещё разгадывала кроссворды своей судьбы.
  
   - Это не то, что я ожидал, - раскапризничался он.
  
   - А это, милый Сашенька, как жвачка "Дирол - лесная ягода", - ехидно засмеялась Светлана. - Страшно хочется, а попробуешь - отвратительная фигня.
  
   - Ну, спасибо, - усмехнулась Маринка и опять пристально посмотрела в глаза Светлане. Люся взяла ее под руку и постаралась побыстрее увести прочь.
  
   - Что это за сутулая страхоподобина? - возмущалась сестра, переодеваясь в кабинке, - она тебе такие гадости говорит, а ты - спасибо! Да я бы!..
  
   - Художница Светлана Король. Я её знаю на уровне здравствуй - до свидания, но у нас много общих знакомых. У неё ребенок-инвалид. По большому счету несчастная женщина. Разве можно на неё злиться? Даже жаль... Ей, бедняжке, кажется, что она очаровала Александра. Он же всячески избегает встречи с нею! Боже мой, люди, как малые дети - что-то придумают и верят в это! Вот она верит, что перетасовала мою колоду карт с чужою, и теперь у меня будет все наперекосяк. Даже то, что уже было, изменится к худшему!
  
   - Вот стерва!
  
   - Люся, ну уж ты-то в эту чушь несусветную не веришь, надеюсь?
  
   - Не верю. Но она всё равно ужасный человек. Так что там Николай Петрович хочет от меня? Он сам звонил или секретарша?
  
   - Ты должна перезвонить и уточнить, я не знаю, что именно хотят тебе сообщить. Давай зайдем к Анне и позвоним.
  
   Так они и сделали. Зашли к Анне, она училась когда-то с Люсей на одном курсе в институте, и они дружат до сих пор.
  
   Люся позвонила к себе на работу, и у нее спросили, не хочет ли она - уже в понедельник! - поехать в Александровку отдохнуть. В школе, где для младших классов была продленка с обязательным часом для сна в спальнях, а для всех учеников - трехразовое питание, на время каникул директор и поварихи решили организовать что-то вроде дома отдыха. Питание - как в ресторане, но недорого. И природа, река, чистый воздух.
  
   Люся сразу же отказалась, но её почему-то долго и настойчиво уговаривали, и она пообещала, что подумает. И это прозвучало как согласие, хотя она положила трубку и сказала:
  
   - Вам, Николай Петрович, нужно угодить директору этого предприятия, то есть мужу этой директрисы школы, вы и езжайте, а я не поеду комаров кормить в глушь, - и тут же жалобно посмотрела на сестру. - Может, ты, Маринка, отдохнёшь вместо меня? А? Хочешь? Там учебные кабинеты превратили в комнаты люкс для отдыхающих. Чёрт знает что такое! Но... в этом что-то есть... Романтика. Послать, что ли, Ларису и Игорька? Но они вернутся из Сочи только во вторник. Нет, поезжай ты. А?
  
   - Да ты что!? Нет, Люся, ни за что на свете! Сегодня же Влад приедет! Нет уж... ехать в ссылку, да еще и деньги за это платить!
  
   - Да деньги-то небольшие... А знаешь, как эти деревенские романтики назвали официально свой дом отдыха? "Эдем"! Я умираю! Ладно, сегодня, значит, пятница. В конце рабочего дня позвоню Николаю Петровичу и откажусь. Наотрез! Ты сейчас куда?
  
   - Нужно отнести письма в центр социальной помощи.
  
   - Это рядом со вторым лицеем? Вечерком зайдешь ко мне?
  
   - Прости, не смогу. У меня масса дел... А вот с понедельника буду, как и ты, ходить на пляж, но, разумеется, не в яхт-клуб, - засмеялась она, вспоминая Светлану.
  
  
  
   Так они расстались. Маринка пошла в Центр здоровья, где в одном из кабинетов занимались социальной помощью. Сначала подписала на сорока конвертах обратный адрес, на который должны приходить пожертвования девочке-инвалиду Наде Голубь. И вдруг машинально на одном конверте вместо имени девочки написала "Николаев". Начали с Наташей - руководительницей службы думать, как исправить слово "Николаев" на имя Надя. Пришлось замазывать штрихом. Потом Маринка переписала со списка на конверты адреса предполагаемых благодетелей. На конверте с исправлениями был адрес человека по имени Коран. Наташа проверила текст, исправила некоторые буковки, так как письма в Берн писались на немецком языке, потом пересчитала письма и сказала:
  
   - Да, сорок писем.
  
   В кабинете было очень душно, за столом было много добровольцев-писарей, негде было присесть, все толкались и нервничали. Маринка отодвинула цветок на подоконнике и начала переписывать адреса. Прошло два часа, прежде чем все конверты были подписаны. А потом уже каждое письмо нужно было вложить в соответствующий конверт.
  
   Проверяя ошибки, Наташа нарушила последовательность адресатов, чем затруднила работу. Но вот все конверты готовы. Остается только конверт на имя Корана. С исправлением. Самого же письма нет. Было сорок конвертов, сорок писем... Как объяснить недостачу? Пришлось Маринке опять брать каждый конверт и проверять, не вложила ли она туда лишнего письма. Наташа подтвердила, что писем было точно сорок. Но письмо на имя Корана не нашлось. Решили, что Маринка должна ему опять написать письмо. А что оставалось делать? В кабинет набилось еще больше народу, и на ее месте у подоконника уже пристроился какой-то мужчина. Маринка нашла место на краюшке стола. Писала стоя, согнувшись. Ей всё время подталкивали и мешали. Уже когда было написано больше половины текста, она отвлеклась, услышав вопрос одной старушки: "Эстер - это мужчина или женщина?"
  
   - Конечно же, женщина, - ответила она и вместо "Эльтерн" (родители) написала Эстер. Получилось не "мои родители отказались от меня", а "мои Эстер отказались от меня". Немцы все существительные пишут с прописной буквы.
  
   Маринка с досадой скомкала письмо, попросила новый лист бумаги и чуть не плача начала писать заново. Через полчаса с помарками и исправлениями письмо было готово. Маринка дала его на проверку Наташе, но та уже проверяла письма старика. Пришлось томиться в духоте ещё сорок минут. В конце концов она получила деньги за свой тяжелый труд писаря. Когда расписывалась в ведомости за получение денег, разговаривала с Наташей и машинально вместо обычной своей подписи написала "Маrija". Удивилась и вспомнила слова Светланы о том, что Маринка должна измениться.
  
   Наташа предложила Маринке написать еще сорок писем, но она отказалась. Отпуск - это святое дело. А отпуск с Владом - это сказка, и там не место прозе.
  
  
  
   "Свобода! Свобода! Кофе не надо. Куплю сейчас колбасы, хлеба и огурчиков и - к Владу! Домой не буду уже заходить" - решила Маринка и со сладким предчувствием счастья пошла в сторону дома Влада, забегая в магазины и останавливаясь у киосков.
  
   И увидев в киоске на обложке журнала реку, залитую солнцем, опять вспомнила Светлану. Вот бестия! Ведь угадала-таки, что будут препятствия! И странно, как странно, что пропало письмо именно этого Корана, чей конверт уже был как бы меченый. Сердце Маринки панически забилось. Она вспомнила, что Светлана говорила о ссоре с любимым. Тогда, на лавочке в яхт-клубе, это казалось невероятным. Они с Владом никогда не ссорились. Вместе они были счастливы, им было приятно выполнять желания друг друга. Собирались на концерт, но Влад раздумал - ради Бога! Это даже лучше. Побудут вдвоем дома. Хотели встретить Новый год под елкой на главной площади города, но Маринка решила поехать в чистое поле, чтобы небо, снег и тишина - Влад даже обрадовался. И так всегда. Почти с восторгом принимали внезапное решение друг друга поменять планы.
  
   ...И только одно предложение осталось незамеченным Владом. Это когда Маринка, собираясь вставать с его постели, сказала: "Мне так хочется остаться. Нам уже пора жить вместе, чтобы после любви можно было сладко уснуть". Нет, он не поддержал её, а промолчал.
  
   И вдруг Влад заговорил, что нужно в его квартире сделать ремонт - поменять обои и, конечно же, трубы и на кухне, и в ванной. Хорошо бы вместо линолеума постелить добротный паркет, да и побелить потолки, покрасить окна и балкон... Маринка начала мечтать, что ремонт они начнут вместе, будут работать, советоваться и... И она останется навсегда. Её квартиру можно сдавать студентам, все денежные вопросы решатся сами собою, и она будет счастлива по-настоящему.
  
   Уже с февраля, когда Влад впервые заговорил о ремонте, Маринка до мелочей начала продумывать все детали. Какой паркет она посоветует ему купить. Дорогой, с узором, если нужно - она даст свои деньги, но пол обязательно должен гармонировать с мебелью и радовать глаз. И обои будут нежно-голубыми с облаками. А в двери балкона - вместо стекла надо вставить зеркало. И в прихожей поменять звонок. Вместо резкого з-з-з, нужно мелодию "Мы желаем счастья вам". Всё это и массу других подробностей со сладким замиранием сердца вынашивала, изобретала Маринка, мечтая воплотить в жизнь.
  
  
  
   Маринка, стараясь успокоить тревожное биение сердца, поднялась на третий этаж и нажала кнопку звонка. Влад ей никогда даже не предлагал ключ от своей квартиры, хотя она к нему ходила уже больше двух лет. Это ей пришло вдруг в голову, и она почувствовала, что ноги её становятся слабыми, вялыми, а сердцебиение все учащалось. На первом этаже застучали каблучки. Маринка испугалась, что женщина сейчас будет проходить мимо и услышит, как громко бьется ее сердце, поэтому торопливо нажала кнопку звонка опять. Прислушалась. Уже то, что вместо противного жужжания она услышала в квартире мелодию песни "Мы желаем счастья вам" - поразило Маринку. Она увидела, что кто-то посмотрел в глазок, услышала легкие шаги. Но это не Влад! Это не Влад!!! Это женщина!.. Маринке стало дурно. Она, теряя сознание, попятилась, хотела опереться о стенку, но упала прямо перед дверью соседей Влада.
  
   Очевидно, они и обнаружили её и позвали Влада, потому что, очнувшись, Маринка увидела над собою много людей. Соседи что-то спрашивали о скорой, о давлении и, успокоившись, разошлись. Остался только Влад с какой-то девушкой, которая помогла ему занести Маринку в квартиру и положить на диван. Влад сказал, что принесет лед, и вышел. Девушка пошла вслед за ним.
  
   Маринка медленно приходила в себя. Она увидела люстру, которую мечтала купить еще в мае Владу, рассматривала нежно-голубые обои с прекрасными, как в сказке, облаками и птицами...
  
   Как болит сердце! О! В двери на балкон вместо стекла - зеркало. Маринка еще не смотрела на пол, но поняла, что там не прежний линолеум и старые зеленые дорожки, а паркет с замечательным узором, как тот, о котором она мечтала. Преодолевая боль, она повернула голову. Да. Так и есть! Это был шок.
  
   Зашел Влад - в красивом хрустальном стакане нес воду с кусочками льда. Вслед за ним все та же девушка с голыми толстыми ляжками и в клетчатой рубашке Влада, не прикрывающей прозрачных трусиков.
  
   - Попей, а если хочешь - приложи лед к затылку. Ты больно ударилась, - сказал нежно Влад.
  
   Ха! Ха-ха!! Хотела сказать Маринка, но (как во сне) взяла стакан...
  
   Слабая рука дрожала, девица хмыкнула и крутнулась на каблучке. Опять демонстрируя нагло и презрительно свои прозрачные трусы. Где только взялись силы? Маринка вскочила, поправляя платье, замахнулась, чтобы швырнуть стакан в лицо девицы, та, испугавшись, присела и спряталась за кресло. Тогда Маринка с такой болью и наслаждением запустила хрустальным стаканом в новое зеркало и с таким злорадством слушала звон вдребезги разбитого стекла, как будто это была музыка ее разбитых надежд.
  
   Молча схватила свою сумочку и пакет с хлебом, колбасой и яйцами, чтобы немедленно уйти. Но, проходя мимо спальни Влада, увидела, что там, на столике, торт, конфеты, бананы, персики, шампанское и только что зажженная фигурная ароматизированная свеча.
  
   "Ах, так!? Так вот вам, вот! - подумала Маринка и сумочкой и пакетом смахнула на пол всё, что торжественно красовалось на столике. - Вот!"
  
   Горло болело от сдерживаемых рыданий и обиды. Она бросилась к двери, а Влад и девица - тушить пожар. От свечи загорелся новенький белоснежный тюль.
  
  
  
   Как она открыла дверь, как выбралась на улицу и бежала почти через весь город к сестре, Маринка не помнит.
  
   Люся нашла ее лежащей на ступеньках, когда, как обычно, выносила перед любимой вечерней программой ведро в мусорный контейнер. Позвала соседа-спортсмена, вместе с ним занесла бесчувственную Маринку в свою квартиру и дала ей понюхать нашатырный спирт.
  
   Маринка увидела Люсю и зарыдала. Ей было больно, ей не хотелось жить. Всю ночь она плакала, а сестра сидела рядом, опасаясь, что бедняжка попытается уйти из жизни. На вопросы сестры Маринка не отвечала.
  
   - Ну что ж, - сказала на следующее утро, в субботу, Люся, - хочешь уйти из жизни - уходи. Будет тебе рай, то есть "Эдем". Я сейчас позвоню Николаю Петровичу домой и скажу, что беру путевку в эту глухомань. Плачу я, а поедешь ты. Ты, как, впрочем, все журналисты, несёшься по жизни как угорелая. Отдохни! Отвлекись. Если там будет хорошо - будешь считать, что попала в рай. Десять дней пролетят быстро.
  
   Маринка замахала руками (нет-нет!), но сестра все же позвонила своему шефу, т они договорилась, что его племянница сегодня вечером завезет путевку Люсе.
  
   - Маринка, ты хоть что-нибудь ела вчера? Кроме того мороженого, что дал тебе малыш, ты хоть что-то ела?
  
   Маринка не помнила.
  
   - У меня болит грудь! Я не могу дышать! Мне кажется, Люся, мне кажется, что целая каменная глыба, как этот шкаф, придавила меня. Мне больно, очень больно, Люся!
  
   Вызвали знакомого врача, который жил в этом же доме. Он сам сделал Маринке укол и выписал рецепт.
  
  
  
   К десяти Маринка уснула, а сестра побежала в аптеку. У нее был план на субботу - пойти на базар, купить баклажаны и перцы и законсервировать на зиму, но сейчас самое важное - жизнь и здоровье Маринки.
  
   Очень хотелось спать, но Люся боялась заснуть и проснуться, когда уже будет поздно спасать жизнь сестры. Она включила вентилятор, поставила так, чтобы прохладный воздух шел на Маринку. Как душно. Может, и лучше, что она не будет консервировать? Целый день четыре горящих газовых конфорки - это добровольный ад.
  
   Что же могло случиться с Маринкой за это время? В яхт-клубе эта страшная художница, которая, как сказала Маринка, спутала карты, что ли? Ах да... Ну конечно же, сестренка собиралась к своему Владу!
  
   Люся открыла сумочку Маринки, нашла записную книжку. Так как фамилии Влада она не знала, то открыла на букве "В". Ага! Вот "Волошин Влад"!
  
   Она тут же прикрыла дверь в комнату, где спала Маринка, и набрала номер телефона, лихорадочно обдумывая, что скажет незнакомому человеку, однако трубку подняла женщина и кокетливо, с издевкой, протянула: "А-лё-о-о-о?!" Люся растерялась, ведь Маринка говорила, что Влад живет один. "Ал-ё-о-о! Маринка, это вы?"
  
   - Простите! - Люся бросила трубку. Теперь, как будто понятно, что именно убило Маринку. Измена.
  
   Ни читать, ни смотреть телевизор Люся уже не могла, решила запеть любимую песню Маринки. Говорят, любимая мелодия благотворно влияет на организм больного. Что же спеть? Ах да, вот эту! "Мы желаем счастья вам, счастья в этом мире большом" - запела низким красивым голосом Люся. Маринка заметалась в постели, вскрикнула, на лице - страдание! Но так и не проснулась. Так что же произошло? Люся решила опять позвонить Владу и теперь уже непременно пригласить его к телефону. А чего с ним церемониться?
  
   Трубку опять подняла девица и затянула своё отвратительное "Ал-лё-о-о-о!"
  
   - Добрый день! Пригласите, пожалуйста, Влада.
  
   - Ах, Маринка, это вы? Я знала, что вы опять позвоните! Что вы наделали! Что вы наделали!
  
   - А что я наделала?
  
   - Ну, как? Влад так старался. Он же хотел вам сделать предложение!
  
   - Предложение? И что же ему помешало?
  
   - Да вы же!
  
   - Не понимаю.
  
   - Значит, вы всё же были пьяны? А я ему так и сказала: Она невменяемая! Пьяная вдрызг! Кх-кх... Но Влад все равно побежал к вам. Где вы сейчас?
  
   - В Одессе в аэропорту. Через двадцать минут посадка на самолет.
  
   - Правда?!! А куда вы летите?
  
   - На Канарские острова. У меня отпуск сорок дней. За прошлый год надо наверстать, - врала с вызовом Люся.
  
   - О боже!.. А что передать Владу?! Он потрясен. У него депрессия. Сорок дней... Как бы этих сорок дней не пришлось потом... Кх-кх... Господи! Хоть бы не накаркать!
  
   - Простите, а кто вы, собственно, такая?
  
   - Я его сестра.
  
   - Неправда! У него нет сестры. Он единственный ребенок в семье!
  
   - Кузина. Он три года назад приезжал к нам в Феодосию. Жил у нас два месяца. И...
  
   - И?.. Что произошло?
  
   - Мы поклялись любить друг друга всю жизнь. И вот я приехала поступать в ваш кораблестроительный... Он тогда, три года назад, мечтал, что это будет всё именно так.
  
   - Простите... Значит вам... тебе сейчас лет семнадцать? - презрительно уточнила Люся.
  
   - Нет, я в прошлом году поступала в Киевский университет, но провалилась.
  
   - Значит, восемнадцать. А три года назад сколько же тебе было?..
  
   - Я самостоятельная и взрослая девушка! Мы три года ждали, когда же я смогу уехать от родителей и жить с ним.
  
   - Но что ты делала этот год? Впрочем, это не имеет значения. А о Маринке?.. Когда ты обо мне впервые услышала?
  
   - Вчера.
  
   - Ясно. Значит, ты к Владу приехала только вчера?
  
   - Нет. Пять дней назад.
  
   - И всё это время жила у него?!
  
   - Конечно.
  
   - Куда он уезжал на две недели?
  
   - Никуда.
  
   - То есть вы жили, что называется, вместе всё это время?! Вот гад!
  
   - Я приехала, а он даже меня не встретил! У него - ремонт. Теперь-то я знаю, что он все сделал так, как нравилось вам: от паркета и обоев до дверного звонка с мелодией, которую вы любите.
  
   - "Мы желаем счастья вам"?
  
   - Ну да. Вы же слышали. А было задумано так красиво, с таким шиком... И вы всё перепоганили!
  
   - Мы перепоганили?
  
   - Только вы, Маринка. Я была потрясена. Какую ведьму полюбил мой Влад! Это ужас!
  
   - Но что же я могла сделать ужасного? - не верила собеседнице Люся.
  
   - Хм... Спасибо, что стаканом лицо мне не изрезали.
  
   - Стаканом? Лицо? Господи! Кому может прийти в голову стаканом резать лицо?
  
   - А я уже думала - всё, капец.
  
   - Капец?! - поразило незнакомое словечко Люсю.
  
   - Зеркало - чепуха?.. Оно мне, если хотите знать, и не нравилось. Это только безумная может, извините, конечно... вместо стёкол в двери зеркала поставить. Это даже хорошо, что вы свою мечту, зеркала - вдребезги.
  
   - Зеркала вдребезги? Как?
  
   - Вот и я говорю: как? Влад мне описал ангела - и умница, и приятная собеседница, красавица, само совершенство! - противным голосом на распев говорила девица. - Это он о вас. Ха-ха! Ага, как же! Это даже хорошо, что вы улетаете. Ведьмы должны улетать в свои края. А мы все тут будем зализывать свои раны. И я, и Влад...
  
   - Какую чушь ты несешь! Да чтобы Маринка и разбила зеркало! Во-первых, это плохая примета, во-вторых, кто угодно, только не Маринка!
  
   - Я так понимаю, что если вы ничего не помните и говорите о себе, как о посторонней, то у вас действительно проблемы с психикой. Но это даже хорошо. Мне кажется, что Влад сейчас как помешанный. Просто безумный.
  
   - Он ищет меня?
  
   - Ну да, а я о чем говорю?
  
   - Я улетаю и рада, что не увижу больше этого лживого оборотня. Так и передай. Ты будешь жить и дальше с ним?
  
   - Да. Если, конечно, поступлю.
  
   - А если не поступишь?
  
   - Всё равно останусь с ним. Вы же, надеюсь, не появитесь через сорок дней опять бить зеркала?
  
   - Плевать мне на его зеркала! Сам переколотит... Счастливо тебе охмурять своего братца, крошка, - Люся бросила трубку и тут же пожалела, что была с незнакомкой так груба, если та всё дословно передаст Владу, он не поверит, что это говорила Маринка. Это уникальный ребенок, который родился и заплакал от радости. Так сказала акушерка, принимавшая роды у мамы.
  
  
  
   Люся с нежностью и болью смотрела на спящую сестру. Маринка пошевелилась и застонала:
  
   - Пить.
  
   Люся взяла таблетку, ловко положила в приоткрытый рот сестры и тут же дала запить. Маринка выпила всю воду и опять со стоном сказала:
  
   - Мне бы в туалет.
  
   Люся с готовностью помогла ей встать, поставила тапочки так, чтобы ноги сестры сами их нашли, включила свет в туалете. Маринка, придерживаясь за стенку, вошла и закрыла дверь.
  
   - Маринка, не закрывайся на крючок, ты можешь потерять сознание. Что я буду делать?
  
   - Да не закрылась я. Нет у меня сил крючок поднять, - послышался слабый голос Маринки.
  
   Когда Люся вела ее обратно в постель, спросила:
  
   - Ты что-нибудь помнишь, Маринка?
  
   - Да. Я позвонила в дверь Влада и заиграла музыка. А эта посмотрела на меня в глазок и на цыпочках удалилась. Мне показалось, что молния ударила. И всё поплыло. Наверное, я упала.
  
   - Так ты и там падала? О господи! Маринка, а вдруг у тебя малокровие! Что же я буду делать?! А этот негодяй тебя видел?
  
   - Он с нею хотел ухаживать за мною: принес воду, лёд...
  
   - Она красивая?
  
   - Не знаю... Лицо такое... смазливое. Как сердце болит... Он никуда не уезжал. Представляешь, Люся? Я всё это время думала, что его нет в Николаеве. Боже мой... Боже мой...
  
   - Знаю, что не уезжал.
  
   - Откуда?
  
   - Я звонила ему. Два раза. Но трубку брала только она. Оказывается, это его кузина. И они три года назад дали друг другу клятву о вечной любви. И вот она окончила школу (правда, в прошлом году) и приехала поступать в кораблестроительный. Живет у него около десяти дней и независимо от того - поступит или нет - будет жить с ним.
  
   - А почему он сам не взял трубку?
  
   - Ну, милая моя... Есть такое понятие, как "неудобно". Они три года назад поклялись в верности и вечной любви... Он просто использовал тебя два этих года для удовлетворения естественных мужских потребностей. Не к дорогим же проституткам ему было идти... Он тебе предлагал жениться? Хоть раз говорил о женитьбе?
  
   - Нет, никогда.
  
   - Вот видишь. Он ждал свою смазливую крошку, как ты сама говоришь.
  
   - Боже мой... А я его так! Я так... - Маринка постеснялась произнести вслух "люблю", поэтому отвернулась. Слёзы катились на подушку, но таблетка подействовала - Маринка погрузилась в сон. Тут же уснула и Люся. Её разбудила только племянница Николая Петровича, которая привезла ей путевку в дом отдыха.
  
  
  
   На автовокзале было не очень много народу. До отправления автобуса оставалось около часа. Люся повела Маринку на второй этаж, где можно было посидеть в зале ожидания. Их подозвала к себе Ольга Михайловна - бывшая учительница Люсиной дочери Ларисы. Как это обычно бывает, начались расспросы, поступила дочь - не поступила в вуз, да в именно какой, да какие были экзамены и какая плата за учебу. Маринка села, а на душе - словно не в дом отдыха едет, а на казнь. Сердце рвалось к Владу, хотелось позвонить или даже поехать и поговорить с ним. Да просто увидеть! Хоть разочек посмотреть в глаза! "Но чтоб продлилась жизнь моя", - вспомнила она его (и Онегина) слова при каждом расставании. Неужели и Пушкин так же страдал? И не только он...
  
   Вот сейчас неожиданно прийти к Владу! Без звонка! И что? Опять та наглая девица будет на цыпочках подходить к двери и смотреть в глазок, но не открывать?..
  
   Такие мучительные мысли роились в голове измученной Маринки пока Люся, все время нетерпеливо посматривая на часы, разговаривала с бывшей учительницей своей дочери.
  
   - Ольга Михайловна, а куда вы едете?
  
   - Мы с кошечкой Маркизой, как это ни высокопарно звучит, едем в "Эдем".
  
   - В дом отдыха?
  
   - А как вы догадались? Неужели это известный дом отдыха?
  
   - Вас нам послал сам Бог!
  
   - Правда?
  
   - Маринка едет туда же! Правда, по моей путевке, но всё равно в "Эдем"!
  
   - А мне в этот "Эдем" дала путевку школа. Разрекламировали как европейское пятизвездочное заведение. Нет этих дурацких заездов, как в Рыбаковке или Коблево, когда первый день все носятся как угорелые в поисках кастелянши и прочее. В Александровке всё очень удобно - хочешь жить два дня - плати наперед и живи, хочешь две недели - пожалуйста, неделю - никто не против. Это очень удобно. Впрочем, мне завуч школы дала такую хорошую рекламу, может быть, потому что никто больше не согласился ехать в эту Александровку? Какая я доверчивая! Но платила не я, а профсоюз. Отчего и не отдохнуть десять дней? - рассмеялась Ольга Михайловна, достала из корзинки свою Маркизу и, поглаживая, прижала её к груди. Её нежность к этому очаровательному белоснежному пушистому существу напомнила сразу Лесе и Маринке, что у Ольги Михайловны нет и не было детей. Ольга Михайловна посмотрела на сестер, у которых было одинаковое выражение жалости на лицах, и, улыбнувшись, подтвердила. - Да, у меня нет детей. Я всю свою любовь и энергию отдавала своим ученикам. А теперь школа обходится без меня, и мир не рухнул, как думала я тогда, перед пенсией. Люся, вы куда-то очень спешите? На базар, разумеется. Идите. Мы с Маринкой уж как-нибудь да сядем на нужный автобус. Не маленькие.
  
   - Действительно, Люся, билеты есть. Народу мало. Зачем тебе томиться в ожидании автобуса? Завтра уже твои приедут из Сочи, а ты еще и огурцы консервировать собираешься, и баклажаны. Иди. Я тебе сразу же позвоню, как только приеду.
  
   - А если там телефона нет?
  
   - Люся! Да я же не ребенок шестилетний! И еду всего на десять дней. Что может случиться? Езжу в командировки в Киев, Кривое Озеро, да куда только меня не заносит судьба! Всю жизнь - в командировках. И ты всегда спокойна, а тут... Еду в "Эдем"! И вдруг непонятно почему - такое волнение!
  
   - Пожалуй, ты права, Маринка. Но... как-то так тревожно. Я привыкла провожать - так уже посадить и дождаться отправления. Иначе душа будет не на месте - что да как.
  
   - Вот и напрасно. К тому же я не одна, а с Ольгой Михайловной. Передавай привет Ларисе, Игорьку и своему Валентину. Ну, не робей! До свидания!
  
   Люся рвалась на рынок за покупками, но всё медлила - сомнение и непонятная тревога удерживали её.
  
   - Маринка, а ты точно сядешь на автобус? Не помчишься делать глупости и выяснять отношения?
  
   - Да ну что ты... Нет! Клянусь!
  
   - Что - нет? Не сядешь?
  
   - Глупостей не будет. Будь спокойна.
  
   - Ольга Михайловна, вы обещаете мне присматривать за нею? Она два дня не вставала с постели. Сейчас после болезни очень слаба. Бульончики да соки - и то, только вчера вечером, а так ничего не ела. Да вот сегодня - чашечка кофе.
  
   - Да я буду за нею смотреть, как за семилетним ребенком! Обещаю. Люся, вам просто не о чем беспокоиться. И потом вам хорошо известно, что в эдеме питаются божественной амброзией. Мы не привыкли к пище богов, но, надеюсь, и не умрем, - пошутила Ольга Михайловна, Люся иронично улыбнулась:
  
   - У нашего народа аллергия от пищи богов, или, как ее еще называют, от этой амброзии. Хорошо. Так я пошла? До свидания, Ольга Михайловна! Будь умницей, сестренка! Я буду всё время думать о тебе.
  
   Прощание было долгим и томительным, сестра давала наставления, а Ольга Михайловна только гладила кошку и улыбалась, заверяя Люсю, что всё будет хорошо.
  
   Когда старшая сестра ушла Маринка снова подумала, что непонятно зачем едет Бог знает куда, а сердце ее остается в родном городе. Она сидела, прикусив губу и обдумывая - ехать или остаться.
  
   - Маринка, я почему-то начала волноваться... Чувствую, что что-то должно сейчас случиться. Опасность где-то рядом, но я вот не понимаю даже - что это, - начала волноваться новая знакомая.
  
   - Правда? Может, землетрясение? Почему вы тогда отпустили Люсю?
  
   - Ну... А если это будет взрыв? Или выстрел? Я же ведь даже не знаю, откуда идет опасность, но она у тебя над головой. Это ничего, что я начала говорить "ты"?
  
   Маринка ухмыльнулась, представив, что вот сейчас зайдет Влад с пистолетом и...
  
   - Вы можете говорить мне "ты". Но... Нет-нет, вы напрасно беспокоитесь, ничто нам не угрожает.
  
   - Маринка, вы же видите, что я взяла кошку на руки? Вот видите, опять перешла на "вы"... Ты не обижаешься? Я теперь вместо твоей мамы, должна оберегать тебя... И мне казалось, что Люся только усложнит ситуацию.
  
   - Вы всегда берете кошку на руки, когда чувствуете приближение беды?
  
   - Да, она помогает успокоить сердцебиение. Я тревожусь...
  
   - Хм, что может случиться? Если я решу вернуться, вам меня не удержать. Но мне не хочется сейчас принимать решения... Буду плыть по течению. Хм... Как Офелия. Нет, лучше я сейчас побегу в туалет...
  
   - Не надо!
  
   - Да что вы, Ольга Михайловна! Это неотложное дело... Мы же будем ехать не меньше часа. Я свою сумку оставляю здесь, хорошо?
  
   - Конечно. Зачем её таскать. Разумеется, в туалет надо пойти. Я... разрешаю. Но! Маринка! Будь осторожна!
  
   - Вы боитесь, что меня смоет в унитаз? - улыбнулась Маринка, но в глазах пожилой женщины увидела панический страх.
  
   - Господи, Ольга Михайловна, чудесное солнечное утро, мирные спокойные люди. Что может случиться? Какие взрывы? Какие выстрелы? Минут через пятнадцать мы сядем в автобус. Я, кстати, гляну, не стоит ли он уже на платформе.
  
   - Не задерживайся. Я волнуюсь! - жалобно сказала Ольга Михайловна и Маринка от души рассмеялась.
  
  
  
   "Что? За то, чтобы пойти по малой нужде, я должна вам платить деньги? Да лучше я на эти деньги "Сникерс" куплю! Нет-нет! Лучше отдам нищей с ребенком! Вот так! Ну, пять, пусть даже десять копеек - это куда ни шло... Но платить столько - фиг вам!" - подумала возмущенная Маринка, отходя от платного туалета. А так как другого просто не было, в ней проснулся древний инстинкт. И где её высшее образование, куда делась интеллигентность? Маринка, как это делали не только ее предки в каменном веке или в год рождения Христа, но и Ева в своем раю, нашла укромное место, шмыгнула за высокую зеленую стену из декоративных цветущих кустов, сняла трусики и...
  
   Послышались шаги, кто-то все время футболил пустую баночку из-под пива, какой-то мужчина все время откашливался, у него, видимо, болело горло. Говорил очень быстро третий:
  
   - Там никого нет? Ну да ладно, кто там может быть? Итак, груз из Молдовы может выехать уже сегодня вечером. К утру будет у вас. Если вы скажете "Да". Если же скажете "Нет", я не пожалею какую-то там штуку зеленых на ваши шикарные похороны, ребятки. Да оставь ты в покое эту чертову банку, иначе!.. Прости, браток... нервы на пределе.
  
   Лязганье пустой пивной банки прекратилось. Стало тихо. И на автовокзале всё как будто замерло - ни громкоговорители, ни автобусы не шумели.
  
   Маринка сидела за кустами, стесняясь подняться и надеясь, что мужчины всё-таки пойдут дальше. Однако они остановились - в двух шагах от Маринки.
  
   - Слушайте меня. Шефу нужна наличка. Вы получаете товар и даете вот такой процент. Смотрите сюда. Вот шеф написал своей рукой. Думайте, ребятки. Бабки приличные. Сто пятьдесят штук. Через месяц мы сможем прислать вам товара на полмиллиона баксов. Нужны бабки наличкой, срочно нужна наличка! И чтобы между нами никто не стоял. Если - не дай Бог! - кого-нибудь посвятите в наши дела - я тут же его убираю. Я же ни какая-нибудь там крыса, а джентельмен. Наше джентельменское соглашение будет без подписания документов, но если вы не сможете или не захотите платить проценты - я включаю счетчик. Вам не надо напоминать, что сумма долга увеличивается каждый месяц в два раза? Подумайте. Я приехал из Молдовы не для того, чтобы услышать отказ. Если вы согласны -через час поставите на окно этот пакет, я проеду мимо и увижу. И шеф тут же даст распоряжение - груз выедет на Николаев. Если вы решите, что не потянете, я вынужден буду убрать вас и найти других...
  
   Маринка чуть не села на землю. Господи, спаси!
  
   - Ну, так что вы, ребятки, молчите? Я даю вам на раздумье час. Я же не какой-нибудь там козел, который приедет из Молдовы в Николаев просто так. Время! Время, ребятки, - это тоже деньги! Ваш ответ?
  
   - Да какой там ответ, Владик! - удар по всё той же баночке. Баночка перелетает кусты и падает перед Маринкой.
  
   - О господи! Что делать? Что делать? - и вдруг Маринка вспоминает Чернышевского и ей становится смешно. Но нельзя смеяться рядом с такими ребятками, да ещё и в таком дурацком положении. И опять ей в голову приходит название этого дурацкого положения - поза орла. И это ей кажется смешным. Маринка прыснула от неудержимого смеха, мужчины умолкли.
  
   - Что это было? - простуженный голос.
  
   - Господи, что это? - два басистых голоса в унисон с явными нотками страха.
  
   - Наверное, кот, - откашлявшись, сказал гость из Молдовы. - Итак, ребятки, у вас есть шанс стать миллионерами. Если, конечно, работать днем и ночью. Я сейчас могу купить пять КамАЗов, но не могу. Те, у кого я недавно гостил пять лет, опять спросят: "Парень, откуда у тебя такие деньги?" Думайте, ребятки, как купить и в то же время не отвечать за свою покупку. А КамАЗы очень нужны. И свои. Я теперь буду осторожным. Но пройду по трупам, а через год у меня будет десять миллионов долларов. Если вы захотите - и у вас (но только через три года) будут такие же бабки. Потом нам и шеф не надо будет. Все мэры юга Украины будут хлебом-солью нас встречать. Власть будет в наших руках. А депутаты - шахматные фигурки на наших шахматных досках!
  
   - Да, Владик, неужели ты сможешь тягаться с лазаренками? У них на банковских счетах на Западе уже есть сотни миллионов!
  
   - Вице-премьеры богатые люди, но они на виду. В их дела лезут всякие журналисты, я же - в тени, у меня развязаны руки. На прошлой неделе один дурак из ОРТ снял меня в бильярдной, пришлось стереть в порошок его камеру и вставить ему мозги. И так будет со всеми, кто заинтересуется мною! Я не какой-нибудь там козел или Пустовойтенко, чтобы маячить на экране телевизоров. Сейчас мы разойдемся, а через час...
  
   - Владик, я могу сказать уже сейчас. Я бы мог думать, если бы этот процент был годовым. Но тридцать за месяц - это не-ре-ально. Прости, друг. Мы тебя не видели, ты - нас.
  
   - Ребятки, я потому и говорю - подумайте, что решение нужно принимать не с маху. Если на окне не будет этого пакета - лучи закатного солнца будут ласкать ваши трупы.
  
   - А если мы сейчас говорим - нет?
  
   - Тебе надо всего лишь повторить это короткое слово, и ваши тела будут лежать за этими кустами. А я шефу скажу, что вы нехорошие мальчики - говорите слово из трех букв. Я вижу, вы сейчас готовы дать ответ?
  
   - Нет! - испуганный хриплый вопль.
  
   Маринка не выдержала напряжения. Не поднимаясь, натянула трусики и с истошным криком "Банзай!", продираясь сквозь очень густые кусты, бросилась на троицу. Мужчины оказались широкоплечими и как близнецы-братья с необъятными шеями и от избытка мускулатуры расставленными в стороны руками. Они были ошеломлены. Маринке пришлось толкнуть двоих в грудь и очистить себе дорогу, она почувствовала себя ребенком, бегущим впереди разъяренных быков, мчащихся на корриду. В любую минуту они могли ее уничтожить.
  
   - Баба! - вскрикнул один, когда Маринка была уже в пяти метрах от ближайшего автобуса.
  
   - Свидетель! - поправил его гость из Молдовы.
  
   Третий закашлял и засмеялся. Ему, наивному, показалось, что теперь - гора с плеч. И не надо больше зарабатывать шефу наличку.
  
   Она от страха бежала так, что ветер свистел в ушах.
  
  
  
   Маринка взбежала на второй этаж и - к своей сумке.
  
   - Маринка, где же ты так долго была? Уже объявили посадку!
  
   - Ольга Михайловна, за мной гонятся.
  
   - Ах! Так я и знала!
  
   Маринка быстро достала пляжную цветастую длинную юбку с пуговицами впереди, надела ее поверх своей коротенькой, достала джинсовый лепень и тоже надела, застегнув, чтобы не была видна ярко-голубая маечка. Сняла заколку и распустила волосы. Потом спрятала в большой карман юбки очки.
  
   Ольга Михайловна дала ей кошку и, поглаживая своей Маркизе за ушком, наклонилась и тихо спросила:
  
   - Кто они?
  
   В зал вошли двое с бычьими глазами, шеями и позами.
  
   - О... кажется, я догадываюсь - кто. Маринка, от тебя сейчас требуется одно - безмятежность. Вот я сейчас покажу свое колечко. Ты должна прикоснуться к нему. Вот оно у меня на левой руке - оберегает от всякой напасти. Все будет хорошо, - тихо говорила Ольга Михайловна и с деланною безмятежностью посмотрела на ищущих Маринку мужчин. Они метались, бегали по залу, дыша местью, как на корриде раненые и разъяренные быки.
  
   - И откуда такие берутся? - мило улыбаясь, говорила тихо и монотонно Ольга Михайловна. - Раньше такого типа людей у нас просто не было. Маленькая голова и широкая шея - это появилось совсем недавно. Однако надо поспешить!..
  
   Прибежала Люся с огромными тяжелыми сумками с огурцами и перцами.
  
   - Вас нет в автобусе! Вы решили остаться?!
  
   - Ах, мы заговорились, знаешь ли. Побрякушки рассматриваем. А что, пора идти?
  
   Мужчины пошли в ресторан.
  
   Ольга Михайловна и Маринка подхватили свои сумки и, стараясь идти быстро и в то же время спокойно, пошли на посадку, при этом Маринка не забыла подать гривну изможденной нищенке, сидящей с больным ребенком на платформе.
  
  
  
   В автобусе людей было немного, поэтому Ольга Михайловна и Маринка сели рядом, хотя на билетах у них было пятое и семнадцатое место. Маринка давала знаки сестре, что она может уходить - посылала воздушные поцелуи и махала прощально рукой, но Люся вдруг начала что-то спрашивать. Она кричала очень громко, но окна были наглухо закрыты, а у водителя играло на всю мощь радио, и ничего не было слышно. Но Люся упрямо повторяла свой вопрос.
  
   - Что-то мне нехорошо. Я сейчас выйду и поговорю с нею, - сказала Ольга Михайловна, отдала Маркизу Маринке и пошла к выходу. Маринка прижала кошку к груди, потом повернула к окошку, взяла ее лапку и начала махать на прощанье сестре. И тут улыбка ее окаменела. Люся сосредоточенно начала писать на запыленном окне вопрос, не дающий ей покоя, а рядом с нею возникли три разъяренных человека, напоминающих быков из корриды. Маринка была без очков, но узнала их.
  
   Ольга Михайловна из-за сумок, кошелок и ведер, стоящих тут и там, не успела дойти до двери, как водитель ее закрыл, и автобус тронулся. Маринка посмотрела на окно - "Почему ты переоделась?" - огромными буквами написала Люся. Неужели она ждала ответа?
  
   Подошла Ольга Михайловна, глянула на окно и вскрикнула:
  
   - Я же запрещала тебе, Маринка, идти в туалет!
  
   - Ах, Ольга Михайловна, да лучше бы я пошла в туалет...
  
  
  
   Водитель остановил автобус по просьбе Ольги Михайловны возле дороги, ведущей на Александровку. С ними вышли две женщины и мальчик, которых ожидал мужчина на мотоцикле. Одна женщина с мальчиком быстро уселась в коляску, другая, надев шлем, лихо оседлала мотоцикл, и они с шумом и смехом уехали. Когда шум автобуса и пыль от мотоцикла исчезли, Ольга Михайловна и Маринка начали думать, как лучше нести сумки и кошку.
  
   Маринка повесила свою спортивную сумку на плечо, в правую руку взяла тяжелую сумку Ольги Михайловны, а в левую - свою дамскую. Ольга Михайловна несла корзинку Маркизы, а саму кошку посадила себе на плечо.
  
   Шли медленно, оглядывая каждое дерево, цветы, небо. И тревога за Люсю вдруг улеглась, хотя Маринка все же сказала:
  
   - Нужно идти быстрее. Если мы позвоним, а Люся не возьмет трубку, мне лучше вернуться сегодня же.
  
   - Неужели ты считаешь, что гангстеры убивают всех подряд? Единственное, что они могли сделать, это спросить у нее, кто ты такая. Но от таких вопросов не умирают.
  
   - Сестра им ничего не сказала. Я в этом уверена. Разве не видно, что они бандиты?
  
   - Ну почему?.. Она могла им сказать, что ты приезжала к ней в гости... А живешь в селе. Да. Конечно же, она сказала именно так. Люся умная женщина. Зачем им преследовать какую-то деревенскую библиотекаршу?
  
   - Нет, нет, Ольга Михайловна! Это вы бы так им ответили, но Люся-то не знала ситуации! Господи, никогда не думала, что на мои плечи ляжет груз из Молдовы, который нужно обналичить! Понимаю, что это какая-то контрабанда, что-то запрещенное, но деталей-то я не могу знать! Может, они погодя, когда поразмыслят, поймут это? Но тяжесть этого груза я всем телом чувствую, он меня просто раздавит! Хоть бы на сестру он не свалился.
  
   - Маринка, дорогая, успокойся! Ни ей, ни тебе ничего не угрожает. Сейчас, по крайней мере.
  
   Кошка с любопытством смотрела на птичек, но спрыгивать с плеча хозяйки не собиралась. Маринка улыбнулась и подумала, что надо будет попросить одного котенка, когда у Маркизы они будут. Она не знала, что уже в следующий понедельник приедет из Николаева и будет до вечера искать Маркизу в лесопосадках, на берегу реки и в деревенских коровниках. А потом приедет еще три раза и только для того, чтобы найти вот эту кошку.
  
   Солнце было еще ласковым, но Маринка сняла длинную юбку и лепень, положила опять в сумку и только подумала, что лучше идти по той стороне дороги, где была тень от деревьев. Ольга Михайловна тут же сказала:
  
   - Маринка, ты хочешь идти поближе к деревьям? Но я тебя прошу, давай пойдем по люцерне, подальше от этих кустов.
  
   - Но почему? Вы боитесь змей?
  
   - Да что ты! Видишь, от шоссе едет мотоцикл?
  
   - Ну и что?
  
   - Эти ребята обязательно врежутся в кусты. Зачем нам быть рядом?
  
   - Но почему они должны врезаться? - засмеялась Маринка. - Проедут себе мимо и всё. Вот увидите!
  
   - Да хорошо бы... если бы было по-твоему. И все-таки давай отойдем подальше.
  
   Маринка до сих пор не надела очки, поэтому не стала оглядываться и смотреть, кто едет на мотоцикле. Ну, едут себе люди. Что ж тут такого? Она только слышала все нарастающий треск мотора. Когда мотоцикл их обогнал, Маринка спокойно сказала:
  
   - Ну вот! А вы...
  
   И в этот момент мотоцикл ни с того ни с сего повернул в кусты и с шумом повалился в лесопосадке.
  
   - О! Блендамет с ксилитом! - расхохотался загорелый длинный парень, и ребята, хохоча и гыгыкая, поднялись, отряхнулись, вытащили и покатили мотоцикл по дороге.
  
   - Давайте сядем, иначе нам придется всю дорогу слушать их смех, - предложила Маринка. Ольга Михайловна кивнула и только теперь направилась к лесопосадке.
  
   - И давно это у вас?
  
   - Что?
  
   - Ну... утром в туалет меня не пускали, сейчас от кустов подальше отвели... Хотя, дорогая Ольга Михайловна, лучше бы вы меня с самого утра предупредили, что сегодня я должна от кустов держаться на расстоянии пушечного выстрела.
  
   - Я же не ясновидящая. Не вижу события, как на экране телевизора. Смутная тревога и всё. Но все мы такие. Если бы Люся не волновалась, то ушла бы сразу. И я так же. Просто предчувствую... как всякая женщина...
  
   - Но давно?
  
   - Да это с детства. Впрочем, у всех людей предчувствия есть. Разве не так?
  
   - Мои предчувствия редко сбываются. А у вас с такой точностью, что... Скажите, а что вы чувствуете сейчас?
  
   - Что по этой дороге я не буду уже никогда ни идти, ни ехать.
  
   - Как это? На самолете или, там, на вертолете полетите домой? Может на катере или подводной лодке? - Маринке хотелось шуткой и смехом замаскировать свое смятение, но получилось неудачно, поэтому она покашляла и уже серьезно сказала. - Нет, в самом деле, любопытно. И это вас тревожит?
  
   - Нет, - с едва уловимой грустью ответила Ольга Михайловна. - С эдема не возвращаются. Но посмотрим, рай или ад ждет нас впереди. Я с осторожностью отношусь к названиям. Это очень коварная штука - имя и название. О "Титанике" тебе говорить не надо. И почему-то все с именем Фелисидада и Феличита...
  
   - Что означает - счастье?
  
   - Да, означает счастье, а люди несчастны. Да далеко ходить не надо! Ольвия, наша бедная Ольвия! Может, она и была когда-нибудь счастливой, но сейчас... Город-руина. Какая сила противостоит имени и названию, символизирующих счастье, и почему - не знаю. И не понимаю. Но уже отношусь к этому как к аксиоме.
  
   - Не требующей доказательств? Интересно. Я над этим никогда не задумывалась. А вот еще какие-нибудь интересные примеры из своей жизни вы можете мне рассказать?
  
   - Маринка, в тебе говорит журналист?
  
   - Я отдыхаю от своей головокружительной профессии. Просто интересно, вот и спрашиваю. В самом деле, я поражаюсь вашей интуиции. Если вам не трудно, вспомните еще какие-нибудь случаи из своей жизни. Пожалуйста!
  
   - Ой, да почти каждый день в школе. Вот и вашей Ларисе однажды говорю: В школу завтра не приходи, будет снег, это опасно. Ну и что? Все равно пошла. И угодила в люк. Ты же знаешь - сейчас все люки - это ловушки для детей.
  
   - Да, помню. Она тогда очень плакала. Локоть разбила и колено.
  
   - Слава Богу, мама одного первоклассника увидела - спасла. Борю предупредила, чтобы не покупал жвачки, как говорят сейчас дети. А он только смеялся в ответ. Тогда я предупредила его маму. Но опять же. Пошли они в зоопарк, заботливая мамочка все-таки купила сыну три жевательных резинки. Одна ему очень понравилась - душистая, сладкая. Мамочка ему еще такую же покупает. И уже на троллейбусной остановке он теряет сознание. "Скорая". Отравление. Все лето - июль-август - в больнице пролежал. Сейчас на диете. А когда Мишенька шел домой, я ему говорю: "Иди не домой, а к своей маме на работу, ей угрожает опасность. И только ты можешь ее спасти". Нет, он спешил посмотреть телесериал. Его отец стоял под окнами офиса, где работала жена, мама Миши. У них на работе кто-то отмечал день рождения. Мама Миши сказала тост и поцеловала именинника. Когда вышла - муж ее зарезал. Так Мишенька (бедный мальчик!) мать похоронил, а отца в тюрьму посадили... Ой, да масса-масса примеров. Сотрудники заметили, начали ведьмой называть. А перед пенсией - старой ведьмой. И так обидно - я волнуюсь, предупреждаю об опасности, а несчастья с людьми, естественно, все равно происходят, а это значит, что я - наколдовала.
  
   - Эта история мне известна! - шаловливо засмеялась Маринка. - Читала о Кассандре.
  
   - Вот-вот. Хочется отвести беду, предупредить, но над тобой сначала посмеются, а потом уже обвинят Бог знает в чем.
  
   - Черт знает, - поправила учительницу Маринка и рассмеялась.
  
   Ольга Михайловна тоже смеялась. Им было хорошо. Они отдыхали от пережитого утром и наслаждались покоем и красотой. Когда смех утих, они сидели, задумчиво слушая пение птиц. Ольга Михайловна поглаживала кошку.
  
   - Маринка, я должна тебя научить, как нужно искать кошек.
  
   - Зачем? - изумилась Маринка.
  
   - Мне кажется, это тебе очень пригодится. Не знаю - получится ли это у тебя, скорее всего - нет, но знать ты должна.
  
   - Хорошо, научите, - как бы шутя, сказала Маринка и начала срывать лепестки с ромашки.
  
   - У меня была кошка Мурка. Очень хорошо ловила мышей. Иногда даже крыс в подвале. Привела она котят. Все были хороши. Но эта - Маркиза! Возьмешь на руки, прижмешь к груди - и такое блаженство, такая радость на сердце. Даже моя мама, которая не терпела кошек, брала этого котенка на руки. Мне так не хотелось отдавать Маркизу, но у мамы аллергия на шерсть. Что было делать? Подарила я добрым людям своих котят. А у меня Мурку все время просила подруга - у нее появились мыши. Маме дали путевку в Трускавец, я ее туда повезла и на время отдала Мурку Лене. А когда приехала, Лена умоляет меня: "Оставь Мурочку! Подари!". А надо сказать, когда я отдала Маркизу родителям своей бывшей ученицы, звонила каждую неделю и спрашивала, как она там. Они уверяли меня, что кошечка себя чувствует прекрасно. Когда же я оставила Мурку Лене, позвонила опять хозяйке Маркизы, Ирине Ивановне, решила купить на базаре котенка, отдать ей, а свою ненаглядную Маркизу непременно забрать. Но Ирина Ивановна в слезах: уже неделя, как Маркиза исчезла. И я пошла ее искать! Сначала возле того дома, где жила Ирина Ивановна. Но прошла неделя, а Маркизы я не нашла. Тогда я поздним вечером, после неудачных поисков, вышла из своего дома опять, представила себе, что прижимаю к груди свою Маркизу. У меня появилось то же чувство блаженства, как если бы на самом деле я держала на руках свою кошечку. И я пошла. Пошла куда глаза глядят. А было уже темно, иду возле пятьдесят третей школы. И вдруг по позвонку такой колючий холод, я и обрадовалась, и удивилась: "Маркиза, ты тут?" - "Мяу". Боже мой, какая это была радость! Какая радость...
  
   - Что же было потом? Почему такая горечь в голосе? - удивилась Маринка.
  
   - Потом были страшные потрясения и потери...
  
   - Вам тяжело об этом вспоминать?
  
   - Нет. То есть вспоминать тяжело, но почему-то хочется тебе все рассказать. Я была педагогом и не могла ни с кем поделиться своим горем. Помнишь учителя физкультуры?
  
   - Это который приставал к Веронике, подружке моей племянницы Ларисы? Как же его можно забыть? В Николаеве таких называют жлобами. Гнусный тип. Помню, конечно. Но что же он вам мог сделать?
  
   - Представь себе, он начал за мною ухаживать, дарить цветы, коробки конфет, шоколадки. Сначала я посмеивалась, а потом вдруг влюбилась. Он - вдовец. Но сразу сказал, что любит свою двенадцатилетнюю дочь, просто обожает. Я его прекрасно понимала, поэтому никогда не возмущалась, если он мне говорил, что в выходные с дочерью едет на рыбалку или за грибами. Он в студенческие годы, да и после института альпинизмом и туризмом увлекался. И когда мы встречались, его тоже все время тянуло то в Крым, то в Карпаты.
  
   - Вспомнила! Александров.
  
   - Да, Александров. Видимо, название села - Александровка, навеяло воспоминания. Мы с ним встречались тайком и изредка.... У меня больная мама, я не могла его с дочерью к себе взять. К нему тоже нельзя - дочь не поймет. Вот Анжелочке - его дочери - уже и тринадцать, и четырнадцать, а мы всё, как шестнадцатилетние, прячемся и встречаемся украдкой. Наконец он нас познакомил. Ведь она училась в тридцать восьмой школе, не у нас. И девочка даже обрадовалась, что кто-то будет варить, убирать и стирать его носки. Так и сказала. И только после этого он мне дал ключ от своей квартиры. Бывало, прибежишь - начнешь убирать, а ни Аркадия, ни Анжелы нет, сваришь несколько блюд, а их всё нет. Так и уходишь. Некогда было ждать, ведь мама дома одна и больная. И вот я однажды без предупреждения забежала на минутку, хотела только грязное белье взять, чтобы постирать у себя дома, в своей машинке. Было нехорошо на душе, но я все же заставила себя. Вот глупой была, господи! Преданная и доверчивая. Открыла дверь, у Анжелочки в комнате музыка... Но у нее всегда там музыка. Ко мне никто не вышел, я пошла в ванную и начала перекладывать все из корзины для грязного белья в свою сумку. Когда хотела уже уходить, нет, дай, думаю, посмотрю, не надо ли менять постельное белье Анжелочки. Ну и надо ли говорить, что я там увидела?
  
   - Что?
  
   - Отец и дочь занимались любовью, как принято сейчас говорить. Как в порнографии. Я была поражена. Когда Аркадий меня увидел, рассвирепел. Отобрал ключ от своей квартиры и буквально вытолкал. Я уже во дворе вспомнила, что несу их грязные вещи. Вернулась, чтобы положить под дверью. И услышала веселый хохот. Хохотал и он, и дочь. Боже, как переживала я этот удар! Наверное, никто в мире так тяжело не переживал измену и оскорбление. Было непреодолимое желание уйти из этой жизни, отравиться! Останавливало только то, что за мамой некому будет ухаживать. Почему еще я рассказываю свою историю? Во-первых, как только услышу слово Александровка - о нём вспоминаю... И в сердце такая острая боль, будто все это было вчера! А во-вторых, смотрю на тебя... Ты с таким трепетом и волнением срываешь лепестки ромашки... У тебя вдруг появляются слезы на глазах, ты очень тяжело вздыхаешь и взгляд у тебя, как у мученицы... Ты переживаешь то же самое? Да? Не хочешь мне рассказать?
  
   - Нет-нет! Не хочу. Снова пережить всё это? Нет!
  
   - После этого оскорбительного и ужасного случая я шла на работу и плакала, стирала и рыдала, проверяю какое-нибудь сочинение, а слезы на тетрадь капают. Музыку не могла слышать, читать. По ночам тоже плакала и страдала. Начала ходить в церковь и просить Бога, чтобы он меня помиловал и помог забыть Аркадия. Мне казалось, что нет страданий более сильных, чем те, которые я, оскорбленная и обманутая, чувствовала тогда. И Бог мне дал то, что я просила. Но как возмездие. Вдруг мама попадает в аварию. Умирала она долго, в страшных муках. После маминых похорон я поняла, что такое настоящая утрата и боль. И те чувства, казалось, померкли, но все равно... На уроке гляну в окно, а он в спортивном костюме - стройный, красивый! Хм, и этот его свисток... Я вдруг стала забывчивой, рассеянной и мне предложили идти на пенсию. Вот где трагедия и слезы! Как я переживала, как страдала, расставаясь со школой!
  
   - Я знаю. Сейчас и моя мама переживает такой же период. Была директором школы. А школа - это отдельное княжество, где мама была повелительницей, королевой. И вдруг шок - мы не нуждаемся в ваших услугах, идите на заслуженный отдых.
  
   - Не дай Бог! А спасла меня только Маркиза. И после слез, страданий, обиды я поняла, что быть на пенсии - это блаженство. И начала благодарить судьбу за то, что я рассталась с Аркадием. Ведь я была на одиннадцать лет старше его.
  
   - Правда?! А я думала, он только к девчонкам проявляет интерес.
  
   - Мне в любви он клялся всегда. С первого дня знакомства. Раньше он работал в интернате, и познакомились мы в сентябре на речке, когда мои ученики сдавали плаванье. Любил дарить мне цветы. И в день знакомства тоже подарил. "Цветы - это мое сердце, когда я думаю о тебе", "Ты среди этой своры училок, как дивный цветок!" Пошлость. Какая пошлость! Сейчас это я понимаю, а тогда была счастлива, когда он это говорил. Видимо, нас, русских, неправильно воспитывают. Если от разочарования человек хочет уйти из жизни, потому что жизнь становится невыносимым адом - это неправильно. Ведь если бы в такой ситуации оказалась какая-нибудь мусульманка, она бы даже не переживала, спокойно вышла замуж за любимого и жила бы с ним и его дочерью. Ведь даже после того, как он меня грубо вытолкал из квартиры, я шла на работу и думала - увижу его или не увижу. И так два года. Бросить на него взгляд - это было уже счастьем. Но, тем не менее, я упрямо отказывалась мириться, жить после всего с ним и с его дочерью.
  
   - И он с вами не разговаривал? Хотя бы здоровался?
  
   - О... Он еще три раза умолял меня выйти замуж, простить. Но я не могла! Разве это правильно? Страдать без него, томиться и плакать, думать только о нем и говорить "Нет! Ни за что на свете!" А ведь я не могла сказать "Да". Понимаешь?
  
   Маринка кусала губы и сдерживала слезы, Ольга Михайловна это увидела - дала ей кошку, энергично встала, перебросила через плечо спортивную сумку Маринки, а в руки взяла корзинку и свою тяжелую сумку. Маринке стало вдруг смешно:
  
   - Ну что вы, Ольга Михайловна! Я понесу спортивную и вашу сумки!
  
   - Нет, привыкай к Маркизе.
  
   Они пошли в Александровку.
  
  
  
   Когда уже были в леревне, сразу же зашли на почту и позвонили Люсе. Она была спокойна. Да, эти кинг-конги поинтересовались, как зовут Маринку и кто она такая. "Вам она не подходит, вы такие крутые, а она обыкновенная библиотекарша из села", - ответила им Люся. "Из какого села?" - "Из Петровки", - опять соврала Люся, а сама думала - есть ли такая деревня вообще в тех краях, куда отправился автобус. Парни пошептались и больше к ней не подошли, хотя их машина ехала какое-то время за троллейбусом, а потом им надоело, они обогнали троллейбус, и Люся о них забыла.
  
   - Люся, я очень волнуюсь. Это очень опасные люди. Если они узнают, что я журналист, они просто уберут меня как свидетеля. Я не шучу, понимаешь? Я случайный свидетель. Эти люди таких просто убирают. Предупреди обязательно мужа и детей, что нужно отвечать им, если вдруг они опять появятся. Я живу в деревне, приезжала на два дня. По телефону я тебе не могу всего рассказать. У нас с Ольгой Михайловной все хорошо.
  
   Трубку взяла еще и Ольга Михайловна, поговорила с Люсей и успокоила ее. После этого Марина и бывшая учительница пошли устраиваться в дом отдыха со странным названием "Эдем".
  
   Из окон "Эдема" была видна речка. Комнаты Ольги Михайловны и Маринки были рядом. На втором этаже.
  
  
  

Первый день в "Эдеме"

  
   Маруся - девушка веселая и говорливая, с приятными ямочками на розовых щечках - рассказала вновь прибывшим всё, что их интересовало. На втором этаже сделали ремонт еще в конце мая и превратили невзрачные кабинеты в одноместные и двуместные люксы: принесли новые шкафы, столы, удобные мягкие кресла. Шторы и белье - совершенно новенькие. Всё делалось с душой. Еда готовится из овощей, которые выращиваются в огороде и теплицах школы. В селе есть сад, ферма, свинарник. С продуктами проблем нет. Отдыхающих будут обслуживать только директор Мария Васильевна, или Дева Мария, как ее называют ученики, просто Мария, которая занята в основном кухней, и сама Маруся, она - на подхвате: меняет белье, чистит картошку, моет посуду, а иногда и комнаты, правда, есть уборщица и сторож. Если дождь - отдыхающие будут есть на первом этаже в школьной столовой, а в солнечные дни - в беседках. Пока хватает две беседки, в которых по четыре стола. А если приедут еще отдыхающие - поставят столы в другие беседки. Свободные места есть за столиком, где уже сидят супруги Александровы, можно сидеть и с Голодрыгой. Так за каким столиком Ольга Михайловна и Маринка хотят сидеть?
  
   Ольга Михайловна встревожилась:
  
   - А эти Александровы?.. Это не отец с дочерью?
  
   - Нет, муж и жена. Любят рыбалку, ловят тайно от всех раков и жгут по ночам на той стороне реки костры. Чудаки.
  
   - А он - учитель физкультуры?
  
   - Да нет, что вы... Такой солидный мужчина! Директор школы.
  
   - Да? Тогда мы лучше будем сидеть за столиком с супругами. Мне совсем не хочется сидеть рядом с Голодрыгой. А тебе, Маринка?
  
   - Мне кажется - лучше с супругами. Это спокойнее, чем с Голодрыгой. Что-то в этой фамилии голо дрыгается. Бр-р-р! Нет, спасибочки!
  
   - Напрасно. Голодрыга - симпатичный парень. Даже картошки целое ведро позавчера начистил. Правда, немножко наглый - хотел меня поцеловать, когда я у него в комнате убирала... Если Владик узнает - убьет его! - засмеялась Маруся.
  
   Маринку бросило в жар, она пошатнулась и закашлялась. Это уже слишком. Мысли только о Владе, а тут то бандит Владик, то Марусин жених. Почему так? Чтобы ей было больнее?
  
   Маруся сразу почувствовала, что Маринке не до нее, сказала, что обед в час, их столик номер четыре в беседке, которая увита цветущими розами, а в той, что вся в винограде, уже свободных мест нет, и ушла.
  
  
  
   Маринка предложила Ольге Михайловне прогуляться, они взяли с собой кошку и пошли на берег реки, сели под последним домом на скамеечку под старой грушей и теперь уже действительно отдыхали. С Люсей там, в Николаеве, ничего не случилось. В доме отдыха не так уж и плохо. Природа чудесная, воздух чист и пахнет травами, местные люди приветливые и доброжелательные. Что еще надо?
  
   Беседовали о том о сем, Маринка поинтересовалась, почему Ольга Михайловна серьезно не занимается усовершенствованием своих способностей, ведь это же не может быть простым совпадением, что по ее предположению Люся должна была сказать громилам, что Маринка - библиотекарша. И не библиотекарь, как обычно говорила сама Ольга Михайловна, а именно библиотекарша - как сказала Люся, рассчитывающая на уровень крутых парней.
  
   - Ну, хорошо, а как ты считаешь, это просто совпадение или какое-то предзнаменование, что вокруг меня вдруг одни Марии? Просто Мария, Маруся, Дева Мария (видимо, по Гороскопу она Дева, не иначе) и ты, Маринка. Что это?
  
   - Наверное, неспроста... Не знаю. А вы что думаете?
  
   - А у меня сердце тревожно забилось, когда Маруся это сказала. Если подумать с холодным сердцем, то все, кто живет в доме отдыха, будут общаться с вами, Мариями... Однако мою маму звали тоже Марией. Но... не буду гадать. Могу сказать одно. Меня насторожило не только это, но и то, что бандита звали Владик и у Маруси жених - Владик. Нет ли человека близкого тебе с таким именем?
  
   - Я уж подумала, что вы заподозрили, что жених Маруси и тот громила - одно и то же лицо, - попыталась пошутить Маринка, но получилось натянуто и невесело, поэтому она сделала усилие, чтобы твердо ответить на вопрос: - Нет. У меня нет знакомых с таким именем.
  
   - Видишь, значит, мое чутье меня обманывает. Как иногда и всех остальных. Хотя посмотришь на жизнь - одни совпадения. Хотя бы эти Александровы. А Голодрыга?
  
   - А кто такой Голодрыга? Вы мне ничего о нем не рассказывали.
  
   - Да, в общем-то, и рассказывать не о чем. Был у меня ученик Юра Голодрыга. Серый, невзрачный... Ну никакой! Ни искорки, ни проблеска. Я старалась на уроках его расшевелить, но у него не было своего мнения, и книги ему были неинтересны, а тем более - критика. Сочинения писал на полстраницы. И вдруг на выпускном вечере он меня приглашает танцевать и страстно признается в любви!
  
   - Молодец! Пьяный уже был?
  
   - Да нет же! Может, один бокал шампанского и выпил, как и я. Но... сколько страсти, энергии, какая сила убеждения! Был серым неприметным и вдруг превратился в сокола! То лето превратилось в ад, он меня так преследовал, что страшно вспомнить. Телефон трезвонил даже по ночам. Он умолял меня выйти и погулять с ним в парк культуры или по Набережной. Представляешь? Он мог с моей мамой говорить по телефону обо мне часами. Она рассказывала ему, какие у меня были куклы и бантики в детстве, а он слушал.
  
   - Вот вам и Голодрыга! Хоть что-то развеселило меня сегодня! - искренне смеясь, сказала Маринка.
  
   - Я тоже думаю, почему вдруг всё объединилось вместе? Четыре Марии мне напомнили о маме. Услышала такую редкую фамилию Голодрыга - и опять о маме вспомнила. Нет, это все-таки неспроста! Какое-то предзнаменование. Знаешь, Маринка, мне вот вспомнились эти стихи Брюсова...
  
   Ольга Михайловна прочитала одно стихотворение, потом другое, вспомнила три великолепных стихотворения Блока, потом перешла на японские трехстишья, Пабло Неруду и Брехта.
  
   - Чудесно! Какой удивительно емкий и странный мир - поэзия. И вы знаете столько стихов наизусть?! Я все это, конечно, читала... Но чтобы наизусть...
  
   - У меня не было ни мужа, ни детей. А летние каникулы у учителя большие, вечера длинные, я старалась хоть как-то скрасить свое одиночество.
  
   - Но и у меня тоже нет детей, не было мужа. Я уже старая - мне тридцать пять лет! Но я знаю только те стихи, которые нас насильно заставляли учить.
  
   - Хм... Маринка, милая! Насильно?
  
   - Принудительно.
  
   - Кто-то лезет на Эльбрус, и притом каждый год. А другого и под пистолетом туда не погонишь. Кто-то занимается развратом и видит смысл жизни только в плотских утехах. А кто-то мечтает стать монахом. Я мечтала о семье, но... Одни разочарования. Моя соседка, Любаша, все время старалась учить меня, как надо жить. Первое, что я, по ее словам, должна была сделать для своего счастья - это потребовать, чтобы школа дала мне квартиру, и оставить свою больную маму. И когда мы были молодыми, и в тридцать, сорок лет - да всю жизнь! - она хотела, чтобы я была так же счастлива, как она.
  
   - Ну и?
  
   - Дочь ее поехала работать танцовщицей в Германию. Так ей сказали. Но повезли в Боснию, отобрали документы, и девочка три года не могла оттуда вырваться. Пыталась отравиться, повеситься и прочее. Не всякая может покорно за сутки принять по пятьдесят солдат. Для усмирения ей начали давать наркотики. Ей удалось убежать с одним солдатом, и она вернулась домой. Счастье? Удача? Но наркотики... Сын Любаши попал в тюрьму. Сейчас уже вернулся, но тоже наркоман. Избивает Любашу до полусмерти. То нож в ногу ей по самую рукоятку загнал, то верхушки ушей ей отрезал. И все из-за денег. Крики, слезы, скандалы почти каждый день. Но злится она не на себя, не на своих детей, а на меня, мол, я позавидовала и сглазила. Ведь в свое время я не советовала ей отпускать дочь в Германию. А когда моя мама умерла, я так убивалась, так страдала, а Любаша говорит мне: "Да не горюй ты, дура! Неужели не понимаешь, что это твое счастье? Ведь ты от такого рабства наконец избавилась!" Вот так. Поэтому, когда мне завуч школы предложила путевку, я даже с радостью согласилась ехать сюда. Хочу отдохнуть. А когда сказала Любаше до свидания, с таким облегчением вздохнула - почувствовала, что навсегда попрощалась и никогда больше не увижу ее недоброе лица со шрамами и синяками.
  
   Маринке стало не по себе, она поняла, что Ольга Михайловна говорит о своей смерти, но в это не хотелось верить.
  
   - Ольга Михайловна, а сколько вы знаете наизусть стихов? Ну, хоть примерно.
  
   - Есенина всего, Маяковского почти всего, девятнадцатый век - полностью всех, начало двадцатого...
  
   - И Цветаеву?
  
   - Ой, да я же говорю не столько... - Ольга Михайловна рассмеялась. - Само собой разумеется, что русскую поэзию всю. Я говорю о немецких, французских, английских поэтах. Но не по-немецки, французски и английски, а переводы, к сожалению. Люблю польскую поэзию. Есть женщины, которые собирают драгоценные камни и обожают их. У меня же только это колечко, оно меня оберегает от гибели. Это мамино колечко... и мои терзания. Мама мне сказала, чтобы я примеряла его, я надела, а снять не смогла, а тут за нею заехали ее старые знакомые и повезли на день рождения своей дочери. И их запорожец врезался в самосвал. Я уже говорила... Но поэзия! Вот я думаю, как устроен мир. Почти все поэты несчастны и одиноки. Но мысль поэта, его стихи через сто-двести лет будут нужны людям. Или же современникам, которые живут в глуши, за тысячу километров от него... Их жизнь обретает смысл и красоту благодаря стихам. Кто знает, может, и твои, Маринка, внуки будут искать спасение от одиночества и отчаяния в поэзии? Ведь ты ждешь ребенка? Не так ли?
  
   Маринку словно молния ударила. Она была поражена.
  
   - Да нет! С чего вы взяли, Ольга Михайловна? Нет!
  
   - Да ни с чего. Просто читала стихи, смотрела на твое лицо и поняла. Опять ошиблась?
  
   Маринка, зная, что имя Влада Ольга Михайловна угадала, теперь была поражена и начала лихорадочно подсчитывать сроки. Нет, не сходилось.
  
   - Да. На этот раз вы тоже ошиблись, - и поспешила перевести разговор на другую тему. - А почему вы решили, что этот камушек в кольце оберегает вас?
  
   - Не знаю, будет ли тебе интересно... Однажды я была в Одессе, и ко мне подошла старая цыганка. Я сидела на лавочке, очень устала, не было сил встать и уйти. В сумочке были деньги только на мороженое, остальные - в гостинице. Вот она села рядом и говорит: "Хоть у тебя и мало денег - дай их мне, и я тебе скажу правду". Были бы большие деньги - я бы не согласилась, а так, думаю, ну останусь без эскимо... Отдала ей эти гроши. Что она мне сказала? Я встречаюсь тайком от мамы (в мои-то годы!) с человеком, который обманывает меня. И мне надо побыстрее порвать с ним, иначе он меня сведет в могилу. Потом сказала, что я буду в безопасности, если буду носить бирюзовое колечко, которое есть у меня дома. Проходили мимо цыгане шумною толпою и увели ее. С Аркадием все сбылось. И бирюзовое колечко в моем доме было. Вот я и поверила. Что-то тяжело стало на сердце. Не хочешь пойти со мною? Я тебе дам сборник стихов.
  
   - Так ваша сумка была такая тяжелая, потому что там книги? - засмеялась удивленная Маринка.
  
   - А как же иначе? Я не поверю, если ты скажешь, что не взяла с собой книг!
  
   - Ни одной. Газеты... "Аргументы и факты", журнал "Натали" и всё. Когда меня сестра сюда собирала, не до книг было.
  
   - Да... в рай люди попадают неожиданно! - с иронической улыбкой сказала Ольга Михайловна. - Непредсказуемый путь в эдем...
  
   - Мою поездку мне как раз предсказала одна там идиотка! Темная личность с именем Светлана. Не хочется сейчас о ней вспоминать. Одно правда, что когда она говорила, что я куда-то поеду, я к ее словам отнеслась как к бреду, никуда я в пятницу не собиралась.
  
   - Ну что такое журналы? Это же несерьезно, Маринка! Пойдем - я подарю тебе сборник стихов!
  
   - Ой, Ольга Михайловна, вечером. Хорошо? Сейчас уже солнышко так припекает, что мне хочется искупаться. Пойдемте вместе. Я - за купальником, а вы в свою комнату.
  
  
  
   Маринке хотелось просто побыть одной. А еще ей хотелось пореветь. Она уже предвкушала, как переплывет речку и там, в камышах, поплачет и, может, на душе станет легче. В ее ушах стоял голос Влада: "Маринка, я не могу без тебя!", "Маринка, где ты? Я умру без тебя". Но, зная, что уже десять дней он живет с другою, она понимала, что этот его голос в ушах и невыразимая тоска - всё от лукавого, и поддаваться соблазну нельзя.
  
   На речке был небольшой пляж, на котором из местных были только дети, а все взрослые, конечно же, из дома отдыха. Маринка была близорукой, но надела простые солнцезащитные очки, которые зрения не улучшали. Людей она четко не видела: размытые человеческие фигуры и вместо лица - блин. Поэтому она особенно никого и не рассматривала, пошла подальше от пляжа, разделась под огромной ивой-красавицей и зашла в воду по щиколотку. Раздумывала, стоит купаться или подождать, когда лучше нагреется вода.
  
   По пляжу расхаживал, по всей видимости, мужчина с видеокамерой. Когда подошел поближе к Маринке, она глянула на него только для того, чтобы убедиться, что это не девушка с волосами до плеч и в джинсах, а парень. Убедившись, что это не девушка, Маринка тут же отвернулась, продолжая рассматривать противоположный берег реки и обдумывая - плыть туда или нет. Даже не заметила, когда ушел человек с видеокамерой... Рассматривала небо, облака, камыши, стаю гусей, переплывающую речку, и мелких рыбешек, плавающих у самых ее ног.
  
   - А вы разве не знаете, что эта ива только для русалок? - услышала мужской игривый голос. Оглянулась. - Маринка! - вскрикнул пораженный мужчина. Он был в шортах и распахнутой на груди рубашке. Маринка его не узнала. Он подошел ближе и бросился ее расцеловывать. Она же с отвращением почувствовала запах, который обычно исходит от людей, страдающих недержанием мочи.
  
   - Отпустите меня! - возмутилась Маринка. - Что это значит?
  
   - Как? - был поражен мужчина. - Да я же Голубь! Ну? Вспоминай, голубушка, вспоминай! - говорил он сладким голосом, а Маринка, отступив поглубже в воду, теперь уже видела его обрюзгшее старое лицо и седые волосы на груди. В сочетании с запахом мочи это всё вызвало у нее приступ непреодолимой тошноты.
  
   - Ой, ради Бога, хоть гусь! Оставьте меня в покое. Мне плохо! Пожалуйста...
  
   - Это судьба! О Боже, я тебя благодарю за этот подарок! Я так счастлив! Ты, Маринка, моя богиня! Неужели же ты не можешь вспомнить, кто я такой? А Одессу, голубка моя, ты помнишь?
  
   - Я вас очень прошу: оставьте меня! Мне дурно!
  
   - Значит, рядом с тобой всегда должен быть преданный рыцарь. Я теперь буду всегда тебя сопровождать. За каким столиком ты сидишь?
  
   - Не помню. Зачем вам?
  
   - Если Бог есть - твой столик будет в беседке из роз! - захлебываясь от восторга, говорил мужчина, - Там такой изумительный аромат!
  
   - Вас просят уйти, будьте человеком! Не навязывайте другим свое общество. Если уж вам так это место нравится - дайте мне выйти на берег, и я уйду!
  
   - А в Одессе ты была просто голубкой, просто милым ангелом! И я влюбился в тебя. На всю жизнь. Ведь я - однолюб.
  
   Теперь Маринка вспомнила. Ей было семнадцать лет, она поступила в Московский университет и приехала к сестре в Николаев. Хотелось увидеть Юг Украины, поэтому она поехала посмотреть и Очаков, и Одессу, и Херсон. По Одессе гуляла целый день, а потом купила билет на автобус и зашла в привокзальное кафе. Да-да, тот же восторженный голос ее встретил с порога:
  
   - Господи! Ваня, посмотри, какие красавицы в Одессе-маме!
  
   - А я что тебе говорил? Самые красивые девушки живут у нас в Одессе. Город невест. Ты проиграл, Сёма.
  
   - Да, я проиграл и признаю твою победу. Но давай же познакомимся с этим прелестным созданием!
  
   Маринка была молода и наивна, она не знала, что этот способ знакомства у мужчин был отработан. Она улыбалась и приветливо разговаривала с Ваней и Сёмой. Хотя Сёма представился ей как Голубь, по-видимому, ему не нравилось собственное имя.
  
   Проигравший Голубь купил бутылку вина, три бифштекса, салаты, и они втроем сели за столик. Воды или сока Голубь не купил, а было лето - хотелось пить, тогда Маринка сама пошла за лимонадом. И когда оглянулась - увидела, как мужчины плотоядно пожирают ее глазами. Романтическое настроение сразу же улетучилось, ей стало очень неприятно. Она все же села опять за столик, однако отвечала уже нехотя, через силу.
  
   - Как же тебя зовут? - Голубь сразу ее начал называть на "ты". Да и не удивительно. Ему было далеко за пятьдесят.
  
   - Маринка.
  
   - О, какое редкое имя! А где ты учишься или работаешь?
  
   - Вообще-то я приехала из Николаева сегодня утром. И в Одессе впервые. Сегодня же и уезжаю. Вот билет в Николаев.
  
   - Как? Так я не проиграл? - с театральным возмущением закричал Голубь. - Ваня, проигравший, оказывается - ты!
  
   - Признаю поражение, - сказал Ваня, тут же встал и пошел купить бутылку вина. Маринка, несмотря на уговоры, пила только то, что ей хотелось - лимонад. А мужчины чуть ли не насильно заставляли ее ну хотя бы пригубить вино. Она была тверда. Мужчины пили. Голубь кричал на все кафе, что он влюбился и это на всю жизнь, ведь он однолюб. Потом начали добиваться, чтобы Маринка дала номер телефона или адрес.
  
   - Я приехала сюда из Николаева. Это правда. Но вообще-то я из Калуги, но буду жить пять лет в Москве - я поступила в университет.
  
   Восторгу подвыпивших мужчин не было границ. Начали опять выяснять - кто же проиграл. Кончилось тем, что они решили сброситься и купить третью бутылку, чтобы отметить поступление в университет. Пока мужчины пошли к прилавку, Маринка незаметно встала и побежала на автобус. Когда же приехала к Люсе и рассказала ей этот забавный романтический случай, Анна, подруга сестры, бывшая тогда у нее в гостях, сказала, что Голубь Сёма работает в Николаеве на заводе "Океан". Любвеобильный поганец. Его жизнь - это много романов, девушек и слез обманутой жены. Он вечно шляется по кафе, а летом ищет приключений в Очакове или Рыбаковке. А Ваня, его приятель из Одессы, тоже жук вроде Сёмы.
  
   И Маринка о нем забыла. И вот прошло так много лет, ей уже тридцать пять... Она бы ни за что его не узнала и не вспомнила о нем. Но и когда вспомнила, не обрадовалась. Седой, с обрюзгшим телом, вонючий, лживый дед. Какая уж тут радость?
  
   - Голубка моя, какая ты прелесть, дай хоть ручку твою поцелую! - играл роль рыцаря с возвышенными чувствами Голубь.
  
   Маринка опять зашла подальше в воду, тошнота не проходила.
  
   - Я вас прошу, Семен... не знаю отчества...
  
   - Называй меня - мой Голубь! Мне будет очень приятно, - он взял Маринку за руку и потянул к себе так настойчиво и грубо, что она просто была в отчаянии. Пришлось с силой вырвать свою руку и отступить. Потирая руку, где остались следы от его цепкой зловонной клешни, она резко сказала:
  
   - Не те уже годы, знаете! Вы, видимо, бредите. Мне очень жаль, но я бы просила бы вас избавить меня от нежелательного для меня вашего общества.
  
   - Я не верю своим ушам! Я столько лет храню в своем сердце любовь - чистую и возвышенную! А ты так агрессивна! Но я надеюсь, что эта поездка в глухомань превратится для меня из скуки и тоски в сказку. Я предсказываю - секс у нас будет незабываемым!
  
   - Да ты что, с горы упал? Посмотри на себя, сивый мерин! Иди отсюда по-хорошему, иначе...
  
   - И что же тогда будет? - разговаривал с нею Голубь, как с ребенком, кривляясь и принимая позы, кажущиеся ему игриво-привлекательными.
  
   Чтобы уйти, Маринке надо было взять сначала свою одежду. Выйти же из воды она не могла - мешал Голубь. Только теперь она пожалела, что не учила приемы самбо, как другие ее подружки в университете.
  
   С пляжа донесся резкий женский голос:
  
   - Сёма! Сёма! Где ты? Я хочу мороженого!
  
   - Сейчас, голубка моя! - ответил он и, заметив удивленный взгляд Маринки, объяснил:
  
   - Это моя жена. Но она... Все равно, что ее и нет у меня. В сексе вялая и без фантазии. С комплексами. Со страшными комплексами. Скажите, пожалуйста, откуда у двадцатипятилетней женщины комплексы? Но это моя беда. С тобою, милая, всё будет не так. Разве не правда?
  
   Маринка молчала. Ее била мелкая дрожь. Она готова была плюнуть этому негодяю в лицо. А он, трусливо оглядываясь на пляж, шептал:
  
   - Сегодня вечером мы можем встретиться под этой ивой. Хорошо? В десять. Я буду ждать с хорошим домашним вином и шоколадными конфетами.
  
   Маринка боролась с отвращением и тошнотою и не могла говорить.
  
   - Это романтическое место. Тебе нравится? Правда, говорят, что тут одного механизатора русалки защекотали и потащили на дно... Но от этого только острее будут ощущения, не правда ли?
  
   - Если ты, поганец, сейчас же не уберешься, я не буду ждать вечера, а немедленно тебя притоплю! - вырвалось у Маринки.
  
   - Сёма! В кафе привезли мороженое! Иди пока не расхватали самое вкусное.
  
   - Ты слышала? Ниночка, ты слышала? Она сказала, что утопит меня! Слышала? Какие вы все, женщины, жестокие.
  
   Теперь у Маринки уже не было никакого желания ни плакать, ни плавать. Она быстро помыла руки, оделась и пошла в свою комнату отдохнуть.
  
   В комнате она лежала и вспоминала рассказ Ольги Михайловны о цыганке-гадалке. Естественно, вспомнила и Светлану в яхт-клубе. Вот тебе и невероятное! Весь бред Светланы о людях из прошлого, похоже, правда? Жаль, что невнимательно слушала. Какой-то ребенок и его бумаги. И Маринка будет оформлять эти бумаги для родителей. Хоть бери звони Светлане и уточняй. Маринка написала сорок писем на немецком языке от имени девочки-инвалида. Даже сорок один. Ведь одно письмо куда-то делось и пришлось переписывать. Последнее время просыпается ночью, а в голове текст письма "Ich heisse Nadja Golub. Ich bin 4 Jahre alt. Meine Eltern haben mich verlassen... (Меня зовут Надя Голубь. Мне четыре года. Мои родители бросили меня)...
  
   Может ли та женщина, что хотела мороженого, быть матерью несчастной парализованной девочки, а старик Голубь - отцом? Абсурд. Нет, Светлана в своих предсказаниях немножко переборщила.
  
   Тихонько постучала и приоткрыла дверь Ольга Михайловна. Вошла сначала кошка, а потом ее хозяйка. Маркиза прыгнула сразу же на кровать, Маринка прижала ее к груди. Ольга Михайловна встревожилась:
  
   - Что это ты, душа моя, такая бледная, будто с утопленником разговаривала?
  
   - Ой... - хотела сначала рассказать, но тут же передумала Маринка. - Да знаете ли... Приехала, называется, отдохнуть. Как побежала от тех громил утром, так и бегу от неприятностей. Пора собираться на обед?
  
  
  
   Во время обеда Маринка обратила внимание на парня, который сидел за столиком один. Он когда-то верстал заводскую многотиражку, когда она там работала корреспондентом, пока не перешла в областную газету. Парня-то она знала, а вот ни имени его, ни фамилии не могла вспомнить. Он ей кивнул, она ответила. А за столиком, что был рядом, сидел Голубь со своей супругой, Галя - знакомая Маринке журналистка, и еще какая-то женщина. Галя очень громко, чтобы слышали все, не стесняясь, начала расспрашивать у Маринки, как она сюда попала. Маринке не хотелось, чтобы их разговор слушал Голубь, поэтому сказала:
  
   - Галя, ты прости, вечерком я зайду к тебе, и мы поговорим. Хорошо?
  
   Галя разочарованно улыбнулась, но больше не задавала вопросов, только громко нахваливала борщ и фаршированный перец. Заставила всех - и за своим столиком и за соседними! - подтвердить, что компот - просто объедение, сделала из салфетки кулек, загребла из общей вазы две пригоршни черешен и объявила всем, что пошла купаться. Причем все это она делала, привлекая к себе всеобщее внимание. Мужчины поедали ее взглядами - она была пышногрудая с красивыми роскошными волосами, высокая и эффектно одевалась. Женщины смотрели на нее с еле скрываемым раздражением.
  
   Только Ольга Михайловна и Маринка не придавали значения ее эксцентричности, они отнеслись к Гале, как к передаче по телевизору - не обращали никакого внимания.
  
   Маринка старалась не встречаться взглядами с Голубем. Вот он ее действительно раздражал. И обед почему-то показался невкусным.
  
   А парень-верстальщик сидел как на гвоздях. Его так и подмывало подойти к Маринке. Он, несмотря на то, что сидел за столиком один, и перед ним стояло очень много салфеток, подошел к столу, где сидела Галя, и попросил одну салфетку. Пожилая женщина, соседка Гали, с безразличным лицом дала ему салфетку, он начал благодарить так, как будто ему дали сто долларов. Потом пошел искать соль, будто не видел солонку перед собою. Поднялся он сразу после Гали и понес свою посуду на столик у кухни, где уже Маруся сначала посуду очищала, а потом несла мыть. Но прошел не там, где это было удобно, а сделал крюк, как бы не желая потревожить пожилую даму, и прошел возле столика Маринки и Ольги Михайловны, при этом зацепил ногой свободный стул, стоящий аккуратно почти под столом, и наделал много шума.
  
   - Ах, простите, пожалуйста, милые дамы! Ради бога, простите!
  
   - Да ничего. Бывает, - спокойно ответила Маринка.
  
   - Я так неловок. Простите!
  
   - Да ничего-ничего, - успокоила его Ольга Михайловна.
  
   - Я вас очень прошу - простите меня! - извивался как уж парень. И по всему было видно, что он не собирается уходить.
  
   - Слушай, сделай доброе дело - оставь нас в покое! - мягко и даже игриво сказала Маринка.
  
   - Ах, вы сердитесь! Простите!
  
   - Я была бы тебе очень благодарна, дружок, если бы ты дал нам возможность спокойно пообедать, - не стала уже церемониться Маринка.
  
   Он ушел, но все время оглядывался. Ольга Михайловна ела спокойно и сосредоточенно. Маринку удивило ее олимпийское спокойствие.
  
   И вдруг неожиданно Галя возвращается: уже переоделась, накрасилась, изменила прическу, в руках - букет огромных ромашек. Улыбается, поглядывает на выход. Маруся принесла вазы с огромными красивыми абрикосами, поставила на столы и попросила всех не уходить и оставаться на местах. Маринка и Ольга Михайловна только переглянулись.
  
   Все стало понятно, когда появился парень-верстальщик с тем мужчиной, который ходил с видеокамерой по пляжу. Теперь Маринка его смогла рассмотреть лучше, она была в своих очках. Это же оператор с седьмого канала. Она часто его видит на сессиях горсовета и прочих мероприятиях. Она ему улыбнулась, вернее видеокамере, потому что он уже снимал.
  
   Галя шумно села, спрашивая, как лучше держать цветы. Оператор снимал Маринку. Услужливо подоспел верстальщик, протянул Маринке, а потом Ольге Михайловне по абрикосу. Маринка с улыбкой начала рассматривать абрикос, удивляясь, где такие, сочные и спелые, и притом - огромные, растут?
  
   Оператор снял Маринку, потом попросил верстальщика:
  
   - Слушай, дружочек, угости эту женщину еще раз! А я сниму.
  
   Ольга Михайловна положила фрукту в вазу, и верстальщик вежливо и галантно преподнес ей опять абрикос.
  
   - Райский плод! - проговорила изумленная Ольга Михайловна, чем очень удивила Маринку, так не всякая артистка смогла бы сыграть удивление и восхищение. - Спасибо! Я вам очень признательна!
  
   Тут же оператор попросил Марусю занести еще одну вазу с абрикосами. Девушке пришлось взять вазу со стола верстальщика и выйти, чтобы потом торжественно внести в столовую. Смущенная Маруся, улыбаясь и краснея, сказала:
  
   - А вот и десерт! - и торопливо поставила вазу на стол верстальщика, который уже был на своем месте. Он сделал удивленный вид и только выдохнул:
  
   - О!
  
   Оператор выключил камеру и с укоризной посмотрел на него, но не успел ничего сказать, так как Галя вскочила и предложила:
  
   - А я буду опоздавшей! Сейчас, как Маруся, зайду, а ты, рыбка моя золотая, меня снимешь! Хорошо?
  
   Кто же может от такого отказаться? Оператор с готовностью стал в удобное место, Галя, с улыбкой, цветами и царственной грациозностью появилась в дверях беседки.
  
   - Простите, я, кажется, опоздала! У вас здесь такие изумительные цветы! И вообще - райский уголок! Боже мой, это абрикосы? В жизни таких не видала! Нет, не даром этот дом отдыха называют "Эдемом"!
  
   Оператор посмотрел на какой-то датчик, сухо сказал:
  
   - Отлично! Достаточно! Больше и не надо. Сниму только красный уголок и две-три комнаты.
  
   - Маринка, проведи его, пожалуйста! - крикнул громко верстальщик, глядя при этом на Марусю. Хотя все посмотрели на Маринку, она растерялась.
  
   - Ах, простите, пожалуйста, милая Маринка, простите за оговорку! Я хотел сказать - Маруся. Маруся, ты его поведешь в наши спальни?
  
   Маруся опять покраснела и смущенно ответила:
  
   - Нет, Мария Васильевна. Меня и так много сняли: и на кухне с тетей Марусей, и в посудомойке, и с абрикосами. Надо и Марию Васильевну снять, - и увела оператора в кабинет директора дома отдыха. За ними вышли Галя, верстальщик и Голубь со своей голубкой.
  
  
  
   А чуть погодя Маруся вернулась и сказала, что абрикосы и черешни можно брать с собой в комнаты. Но если кто возьмет вместе с посудой, то к ужину вазы нужно обязательно принести обратно. Ольга Михайловна тихо прошептала Маринке, что она возьмет вазу с черешнями и абрикосами и в целлофане кое-что для кошечки, а Маринка отнесет грязную посуду на мойку.
  
   Пока Маринка кормила гулявшую неподалеку собаку, Ольга Михайловна ушла. Маринка решила помочь Марусе собрать хлебницы: она сначала собрала их в своей беседке, а потом пошла в ту, что увита виноградом, и столкнулась у входа с Юрием.
  
   - О, простите! Прошу прощения! - вскрикнули они одновременно и тут же узнали друг друга.
  
   Много лет назад, когда Маринка после окончания университета решила жить в одном городе с сестрой и не возвращаться в Калугу, точно так же, совершенно случайно, они столкнулись в музее Верещагина, разговорились, пошли прогуляться по городу и расстались только вечером. Встречались часто, потом ездили вместе в Очаков, на Кинбурнскую косу. Три года длился их романтический роман, пока Маринка не сказала: "Решай - или ты уходишь ко мне, или остаешься с женою, но меня больше не увидишь" - "Да ты что? Чего это вдруг? Ты давишь на меня! Нет. Жена - это святое, она мать моего сына. Зачем ты ставишь такие жесткие условия? Без тебя я просто с ума сойду!". Его устраивали именно такие отношения, и ему не хотелось ничего менять в своей жизни, а Маринка ревновала и страдала. Ну что ж. Расстались. И уже более десяти лет не виделись.
  
   Юрий обрадовался:
  
   - Уже то, что мы столкнулись - говорит, что это судьба! Привет, солнышко!
  
   Она никогда не думала, что слова "привет, солнышко" могут вызвать такую бурю отрицательных эмоций.
  
   - Знаешь... Я сейчас совсем другой человек. У меня нет особого желания разговаривать с тобою. Я не хочу расспрашивать тебя, не хочу отвечать на вопросы. Не утомляй меня! Будем делать вид, что мы едва знакомы. Или вообще не знаем друг друга. Хорошо?
  
   - Ну уж нет! Мне тебя сам Бог послал.
  
   - Так... Я это уже где-то сегодня слышала. Это уже чересчур. Бог любит троицу, говорят у вас на Украине. Видимо, он жаждет возмездия! Ну что ж... Три трупа я ему гар-р-рантирую, - сказала опрометчиво она сквозь зубы, имея в виду Голубя, Юрия и того верстальщика из многотиражки. Да, ее никто за язык не тянул, но она опасалась, что Юрий, так же, как и Голубь, начнет назначать свидания и говорить неприятные вещи.
  
   Поднималась на второй этаж и думала, почему это последнее время она мужчин на дух не переносит. Ну, ладно - Голубь, от него уриной несет, а Юрий надушен дорогой туалетной водой, а все равно от этого запаха стало дурно.
  
  
  
   Ольга Михайловна уже покормила Маркизу и пересыпала черешни в большую чашку и блюдечко. Нужно было отнести вазу на кухню.
  
   - Какие сладкие черешни! И так много. Маринка, а вдруг мы взяли и порцию этих Александровых? Не будет у нас неприятностей?
  
   - Нет, Ольга Михайловна, я спросила у Маруси, супруги предупредили, что будут к часам трем, и их порции стоят в холодильнике. Так я сейчас отнесу вазу?
  
   - После обеда вредно купаться. Может, мы погуляем по саду?
  
   - Сад далеко и там всё междурядье вспахано! Не погуляешь. А вот в роще... Тоже, кажется, Марьиной! - засмеялась Маринка, - ...грех не погулять. Ветвистые деревья и красивые цветы. И я слышала от женщин, что там высокие удобные пни, есть и скамеечка.
  
   - Ох, мне уже не до романтики. Скамеечка - лучше.
  
   - Хорошо. Сейчас я вернусь! - Маринка уже взяла вазу и открыла дверь.
  
   - Маринка! - испуганно вскрикнула Ольга Михайловна.
  
   - Вы даже меня испугали! Что-то случилось?
  
   - Да нет. Просто... Смотри не принеси вазу назад.
  
   - Ольга Михайловна, ну что вы такое говорите? С чего это я принесу вазу назад? - полушутя сказала Маринка, улыбнулась встревоженной Ольге Михайловне и вышла в коридор. Шла по коридору, громко стуча каблучками. Вдруг одна дверь быстро распахнулась, Юрий, грубо схватив ее за талию, одним рывком втащил в свою комнату. Комната была двухместная, Маринка поняла, что он здесь отдыхает с женой.
  
   - Вот теперь, птичка моя, ты не улетишь!
  
   - Ради бога, Юрий! Я сейчас буду кричать так громко, что сбегутся не только отдыхающие, но и вся деревня! Что тебе надо?
  
   - Нежности и любви.
  
   - Ты такой чужой... Прости, но твоя внешность... Эти залысины! Я поражаюсь, где были мои глаза.
  
   - А вот с любимыми не расставайтесь! Помнишь? - поднял брови вверх Юрий. Он знал, что ей всегда нравилось, когда он так играл бровями, разговаривая с нею.
  
   - Это было сто лет назад. Если сейчас в моем сердце нет ни любви, ни нежности, то ты никогда от меня этого не добьешься силой. Отпусти!
  
   - А может быть, обнимешь, поцелуешь? Солнышко мое! Мой мальчик воспрянул духом, когда тебя увидел, - у сильного и мускулистого Юрия хватка была мертвая. Он прижал к себе Маринку, она же прикрыла свое лицо вазой.
  
   - Фу, какой противный. Отпусти, говорят тебе! Я буду кричать!
  
   - Кричать у меня ты будешь от удовольствия, ласточка, - в голосе Юрия появились командные нотки и раздражение.
  
   - Почему вы все такие отвратительные? Отпусти!
  
   - Хорошо, сиди здесь! Я хочу с тобой поговорить! - он с силой бросил ее в кресло, она больно ударилась, и от бессилия и обиды у нее выступили слезы.
  
   - Ненавистный!
  
   - Странно... Значит, любовь не вечна? Да? Ты же говорила, что любишь меня! Ради этой своей огромной любви хотела разрушить мою семью. Ты лгала? Притворялась?
  
   Маринка кусала губы, она готова была разрыдаться.
  
   - Насильно мил не будешь. Я это знаю, - сказал металлическим голосом Юрий. - Но я хочу развлечься. Просто с ума схожу со своей женой-дурой. И ты для меня - как глоток свежего воздуха. Неужели ты меня после нашей разлуки так и не вспоминала никогда?
  
   Маринка последний раз вспомнила о Юрии, когда женатый композитор Александр пытался очаровать её в яхт-клубе, но об этом ей не хотелось говорить. Она молчала и вспомнила Светлану, которая бросила из другой колоды давних знакомых. Ведь чушь, небылицы, а сбывается!
  
   - Что же ты молчишь? А мне эти годы не хватало твоей искренности, душевности, простоты. Я страдал и ждал. А ведь в любви и верности я тебе никогда не клялся.
  
   - Юрий, мне этот разговор неприятен! Меня ждут!
  
   - Тогда давай вечерком, когда стемнеет, в той беседке, которая виноградная, посидим помилуемся. Если не хочешь - просто поговорим. Я так страдаю без интеллектуальных бесед.
  
   - Вот со своей Софьей и беседуй! У меня нет желания.
  
   Юрий расхохотался:
  
   - Да я ведь почти три года не живу с Сонькой. Она с сыном в Израиль уехала.
  
   - Три года? - ничего не понимая, переспросила Маринка. Потому что три года назад еще не познакомилась с Владом и еще ждала Юрия. Ведь он предпочел забыть ее ради семейного счастья.
  
   - Ну да. Тогда, десять лет назад, у меня была черная полоса. Ты меня бросила, а эта дура Ирина пошла к Соне и рассказала...
  
   - О чем? - испугалась Маринка.
  
   - О том, что ждет от меня ребенка! А ведь сама уверяла меня, что у нее спираль.
  
   - Боже мой, - была поражена Маринка. - Так ты еще и с Ириной встречался?
  
   - А ты будто не знала? - заиграл бровями Юрий. - И в довершение ко всему Софья выбросила мои вещи на лестничную площадку и закрылась на засов. Что было делать? Я вспомнил, что художник Сергей мне всегда говорил, если что - я могу перекантоваться у него в мастерской, он даже показал, где прячет ключ. Я и пошел к нему. Включил, естественно, свет, а его любовница Ленка увидела, что в мастерской Сергея свет и прибежала. Но она такая бойкая, современная, начитанная, без комплексов. Увидела, что это не Сергей, однако не ушла, легла со мною. Там было довольно-таки прохладно.
  
   - Бесстыдник! Я ухожу.
  
   - Сиди, птичка. Поговорим немножко - и уйдешь. Так вот Сергея тоже черти в ту ночь принесли. Скандал! Конец света. Выяснилось, что ей нет и шестнадцати. Я - бездомный. А она говорит, давай поженимся - папа дачу в Ракетной Роще нам отдаст. Пришлось жениться. То есть сойтись. Я не разведен с Соней.
  
   - Не жалеешь, что жизнь - коту под хвост?
  
   - Я же говорю - тоскую по интеллектуальным беседам, - властно и настойчиво сказал Юрий. - И вообще - по развитому человеку. Ленка - дитя природы. В сексе - гений. Пересмотрела, наверное, все порнофильмы. Экспериментирует. Даже я устаю. Но... дура. Что тут добавить? Однако если ты говорила правду, что будешь меня любить вечно, то я уже сегодня ее прогоню и после этой сельской идиллии буду жить с тобою. Твоя квартира почти в центре? А мне уже надоела Ракетная Роща. Кстати, здесь рядом - Марьина роща. Не хочешь вечерком прогуляться со мною?
  
   - Мне дико это слышать. И неприятно! Я пойду, - Маринка увидела, как напряглись бицепсы Юрия: он медлил, но готовился к тому, чтобы снова бросить ее на кресло. - Я лгала. Никогда я тебя не любила. И потом, я же тебе забыла сказать! Мой жених - из новых. Тоже далеко не интеллектуал, и стоит только его маме, которая сидит со мною за одним столиком (может, заметил?), увидеть нас вместе или даже заметить, что мы встретились взглядами - тебе не жить. Для него это запросто. Как семечки щелкать. А уж если я сейчас закричу и моя дуэнья увидит твои потуги на насилие... Завтра утренние лучи солнца будут ласкать твой труп, - процитировала Маринка слова гостя из Молдовы. И как ни странно, Юрий стал очень серьезным. Отошел к окну и отвернулся от нее. Она встала и свободно вышла.
  
   Вбежала в комнату Ольги Михайловны, тяжело дыша. Ей хотелось поскорее рассказать о своей встрече, но Ольга Михайловна была бледной и взволнованной.
  
   - Ах, Маринка, что же ты так долго?! Меня тут чуть не изнасиловали, а ты... Ну вот видишь, я же просила, чтобы ты не приносила вазу назад... Впрочем, я никак не могу привыкнуть к тому, что мои предупреждения и просьбы... - Ольга Михайловна махнула рукой.
  
   Маринка рассмеялась:
  
   - И действительно... вернулась с вазой!
  
   Они решили, что пойдут гулять вместе, когда спадет жара. Ольга Михайловна неважно себя чувствовала. Маринка посоветовала ей закрыться на ключ, вышла на цыпочках в коридор, потом вообще сняла туфельки и тихонько понесла вазу Марусе.
  
  
  
   Отдав вазу, Маринка решила идти купаться на речку. Только там можно было найти спасение от зноя! Шла, прячась от палящего солнца в тени деревьев. За нею увязалась собачка, которая раньше сидела у столовой. Маринка заговорила с нею, та завиляла хвостиком и преданно посмотрела Маринке в глаза.
  
   - Стрелять их всех надо, а не заигрывать с ними!
  
   Маринка даже вздрогнула, потому что не заметила на лавочке под вишней Галю, которая, возвращаясь после купания, решила отдохнуть и полакомиться спелыми ягодами.
  
   - Но это так жестоко! Галя, ну что ты такое говоришь? Это все равно, что кто-нибудь вдруг заявит, что нужно убивать всех детей. Как можно? Глянь в ее глаза. Сколько ума и даже интеллигентности. Доверчивая, ласковая... беззащитная! - Маринка говорила это и ощущала, такую неприязнь к собеседнице, что еле себя сдерживала, чтобы не повернуться и не уйти.
  
   - А я как раз написала статью перед отпуском... Одна отвратительная и опасная псина, бультерьер, искусала девочку. Изуродовала все лицо, плечо, сняла скальп. Чудом девочка осталась жить. Но лицо... Вся жизнь исковеркана из-за какой-то паршивой собаки! А в Октябрьском, в школьном дворе, одна идиотка выгуливала своего добермана. А мальчик побежал за мячом, и был искусан. Я ненавижу собак, это угроза и мне, и моему дитю.
  
   Слово "дитю" удивило Маринку, но поправлять журналистку она не стала, хотелось просто поскорее уйти подальше от нее.
  
   - Я недавно читала в бульварной газете, что сын изрезал ножом отца. Но это не значит, что всех людей нужно перестрелять. Тебе не кажется, Галина? Ну да ладно, я пошла купаться.
  
   - Так, рыбка моя золотая, расскажи, почему ты приехала сюда.
  
   - Видишь ли... Все мы городские пленники и хотим отдохнуть от шума и пыли. У меня отпуск. В Скадовске отдыхать не получилось, путевки давали только начальству и тем, у кого есть дети. И вот я здесь. Море цветов, зелень, высокие звезды, птицы, река... Идиллия. Пусть на десять дней... Но не всем же на Канарах отдыхать.
  
   - Ой, ты права, рыбка моя золотая. Но в нашем профсоюзе посчитали иначе: раз в прошлом году была в Крыму, в этом - иды к черту на кулички. Хорошо хоть сюда путевку дали. А то пришлось бы весь отпуск с мамой полоть грядки и поливать овощи в огороде.
  
   - Вода теплая?
  
   - Знаешь, я, наверное, опять с тобою вернусь на речку. Ну что мне делать в этом душном и тоскливом доме отдыха? Ни телевизора, ни музыки, ни танцев.
  
   - Разве ты не знаешь, что на первом этаже есть красный уголок? Удобные кресла, телевизор. Да и музыка во дворе не умолкает.
  
   - А... Эта дебильная песня "Убили негра"? Куда не пойдешь, везде этот кошмарный примитивный ужас. Я люблю танго. У меня такая фонотека танго - закачаешься! Когда-нибудь придешь ко мне в гости, хорошо?
  
   - Спасибо.
  
   - Ты так сказала "спасибо", словно хочешь от меня отделаться. Дай слово, что придешь ко мне в гости, и мы послушаем танго.
  
   - Хорошо. Спасибо!
  
   - Нет. Наверное, ты права - лучше тебе ко мне не приходить. Ты очень красивая. В таких влюбляются с первого взгляда. Это мне ни к чему. Мой Руслан моложе меня на восемь - ты только подумай! - на восемь лет.
  
   Маринка слушала Галю рассеянно. Это приглашение в гости, рассказы о муже были пустым трёпом, не больше. Было досадно, что нужно поддерживать неинтересный и ненужный разговор. Разве могла она знать, что всё будет так, как говорит Галя. Только не будет танго. А что запомнится, так это двухкилограммовая гантель.
  
   Лучше пойдем вместе когда-нибудь в "Прохла-а-аду", - засмеялась Галя. - Я хочу сейчас окунуться в прохладные воды этой Богом посланной мне реки! Пойдем, - она поднялась, попыталась отфутболить собачку, но та увернулась. Маринка вспомнила Герасима, Му-му и подумала: "Тоже вечная тема. Не только любовь и смерть, но и отношение к животным - вечная тема".
  
   - Я знаю, что моя статья будет иметь такой резонанс, что в редакции все телефоны будут красными. Завтра выйдет статья, а я тут пересижу девятый вал. А потом спокойно письма почитаю. Я люблю читать письма. Какой-нибудь зеленый или голубой пишет, что я жестокая, а я говорю: "А ты - дурак"! - весело хохотала Галя, а Маринка съежилась и с тоской глядела, куда же уйти, чтобы быть подальше от этой женщины. Собачка вернулась в дом отдыха, Маринка позавидовала ей, потому что сама вынуждена была идти рядом с Галей к реке.
  
   - Наш город напоминает свалку с дикими псами. Я добьюсь, чтобы всех беспризорных собак умертвили. А тот пёс, что с хозяином гуляет - в наморднике и на поводке. Когда я увидела собаку возле садика, где мое дитё, думала - растерзаю хозяйку этой псины.
  
   - А как ты относишься к родителям убийц и преступников? Тебя тянет и их растерзать?
  
   - Как это не печально, рыбка моя золотая, но жестокость можно уничтожить только жестокостью. И никогда ударившему тебя не подставляй другую щеку!
  
   - То есть вернемся к "око за око, зуб за зуб"?
  
   - А что, по Библии жить слабС?
  
   - Я хожу каждое утро по Пролетарскому скверу. Там раньше просто на траве спали собачки. Семеро. Я им всегда бросала еду. А неделю назад, Галя, я их не нашла. Пошла проверить после работы. Их не было. И вечером я их не нашла. Тогда я побежала в областную ветлечебницу. Но врачей уже не было, только сторож. Собаки в маленьких тесных металлических клетках, они там не могут повернуться. Воют от страха, предчувствия смерти, жажды и голода. Они смотрят мне в глаза, и я вижу, что они чувствуют, что их ждет смерть, Галя! - неожиданно для себя Маринка заплакала, но продолжала рассказывать. - А это была пятница. Умертвили их только в понедельник. Галя, если бы ты знала, какая это боль, какая трагедия и жестокость!..
  
   - Да ты что? Я просто не верю, что взрослый разумный человек может реветь черт знает от чего! Успокойся и рассуждай здраво! В Африке слонов убивают, обезьян, жирафов. Так давай поплачем! Ты же не маленькая. Вон и люди смотрят. Еще подумают, что это я тебя до слез довела. Успокойся, сейчас же!
  
   Но Маринка не могла успокоиться, она поспешно сняла халатик и туфли и пошла в воду, всхлипывая и вытирая слезы. Галя, многозначительно улыбаясь, царственно снимала одежду. Все взоры были прикованы к ней.
  
   Маринка уже вышла на берег, а Галя только подходила к воде.
  
   - Успокоилась, рыбка моя золотая? Я тут подумала, что не плохо бы было брать деньги со всех зрителей за стриптиз! А? - жизнерадостно расхохоталась Галя. - Жаль, что телеоператор уже уехал, я бы его попросила снять меня в костюме Дианы!
  
   Но Маринка не смогла даже улыбнуться:
  
   - Галя, я пойду. У меня голова сильно разболелась.
  
   - Конечно, конечно. Увидимся на ужине. Хотя нет. Заходи ко мне. У меня комната с надписью "Английский". Хорошо? Буду ждать. И учти, я обижусь, если ты не придешь! Мы же все-таки журналисты и должны общаться!
  
  
  
   Вернувшись в свою комнату, Маринка распахнула окно, легла на кровать и взяла книгу, которую ей дала Ольга Михайловна. Попыталась читать. Но в душе, видимо, еще не улегся дух противоречия, хотелось спорить и с Юрием, и с Галей, и одновременно с автором стихов. А строки из "Зимней ночи" вообще ее возмутили. Она в сердцах сказала Пастернаку:
  
   - Вы меня простите, Борис Леонидович, я понимаю - все ваши поклонники в восторге именно от этого вашего стихотворения. Но я не понимаю: как можно было такое написать? "Свеча горела на столе, свеча горела. На озаренный потолок ложились тени, скрещенья рук, скрещенья ног!" Представьте на минутку на потолке тень от скрещенья ног! Хотела бы я посмотреть, как вы с любимой над свечкой ногами дрыгали! - и Маринка расхохоталась, при этом вспоминая странную фамилию - Голодрыга.
  
   И вдруг дверь открылась. Вошел тот верстальщик из многотиражки, которого она сегодня увидела на обеде. Маринка так и не вспомнила до сих пор его имя.
  
   - Я слышу смех, думаю - зайду. Как приятно снова видеть вас, Маринка!
  
   - Ой, я не ждала гостей... Лежу в кровати.
  
   - Это так эротично и прекрасно! Об этом можно только мечтать.
  
   - Мне не нравится этот тон, - вскакивая с постели, резко ответила Маринка.
  
   - У вас такие стройные ноги. Отчего вы не артистка?
  
   - Оттого что журналистка. Слушай, Саша, ты не мог бы...
  
   - Саша? - лицо верстальщика перекосилось в ненависти и презрении. - Саша?! Вы хотите унизить и оскорбить меня?
  
   - Не понимаю.
  
   - Как? Вы назвали меня... - меня! - каким-то Сашей!
  
   - Прости. Забыла, как тебя зовут. Но и не надо! Не надо напоминать. Я приехала отдохнуть. И сейчас отдыхала, если ты заметил... Оставь, пожалуйста, меня. До свидания!
  
   - Как!? Вы меня выгоняете? - и снова лицо исказила отвратительная гримаса.
  
   - Пока только прошу. Пожалуйста, дай мне отдохнуть.
  
   - Для вас оскорбить человека...
  
   - Мне что, вытолкать тебя? Позвать на помощь? Юрий!
  
   - Ага! Так вы прекрасно помните мое имя! Зачем же притворялись? Чтобы еще раз доказать, что вы прекрасная артистка?
  
   - Тебя зовут Юрий?
  
   - Нет, это неслыханно!
  
   - Сейчас я припоминаю, что к тебе все время заходила жена, и ты вечно просил у меня деньги на такси для своей жены.
  
   - Вы припоминаете? - опять лицо непрошеного гостя перекосилось, и глаза засверкали злобой и ненавистью.
  
   - Я даже не знаю, о чем мы можем с тобой говорить. Мы никогда не были друзьями. Я тебя к себе не приглашала и прошу тебя выйти!
  
   - Лицемерие - вот истинное ваше лицо!
  
   - Господи! Зачем мне слушать этот бред? Я приехала сюда от-дох-нуть! И если мы когда-то работали на одном предприятии, это еще не значит, что ты без стука можешь заходить ко мне и демонстрировать свое презрение. Оставь, пожалуйста, меня!
  
   - Как?! Мы всего лишь работали на одном предприятии? А может, вспомним, как мучительно долго длились ночи, это страшное время, когда вас не было рядом со мною!
  
   - Вас? Кого это - нас? Меня и жены?
  
   - Да при чем тут жена? Сколько же можно меня оскорблять?!
  
   Маринка прекрасно понимала, что в таких случаях лучше всего пользоваться словарем Брокгауза, но не могла себе этого позволить. И хоть собственные просьбы ей казались тяжелыми и неуместными, все-таки продолжала уговаривать посетителя:
  
   - Дорогой, ты женатый человек. Но даже если был бы холостым - я не желаю с тобой общаться. Сейчас же выйди!
  
   - Я так любил вас! Я так страдал, когда вы ушли от нас. Но и я долго не работал в той многотиражке. Часто менял место работы, в надежде, что устроюсь в ту газету, где работаете вы. Сейчас выходит новый журнал. Там есть строчка - "Верстка - Голодрыга". Я так надеялся, что вы прочтете и найдете меня, позвоните!
  
   - Голодрыга? Но зачем ты писал "Голодрыга"? Я ничего не понимаю. Боже мой! Так ты и есть тот Голодрыга? - расхохоталась Маринка, вспомнив рассказ Ольги Михайловны и поняв, что Маруся говорила именно о нем.
  
   - Что вам кажется таким смешным? - опять оскорблёно вскрикнул незваный гость.
  
   - Наверное, тебе уже кто-нибудь говорил, что у тебя смешная фамилия? Конечно же, я должна была вспомнить еще на обеде твое имя и фамилию. Но увидела тебя, и в голове вертелось то Протопопов, то Растатуев.
  
   - Как? И вы тоже? Вы тоже меня путаете с этими безликими Протопоповым и Растатуевым?
  
   - А! Вспомнила! Саши - это они?
  
   Снова Маринка вспомнила Светлану с ее картами и гаданием. Значит, правда: всё, мимо чего она прошла в жизни, не замечая и не придавая значения, вернется к ней и напомнит. Значит, этот разговор неизбежен... Маринка обречено села за стол, начала есть желтые сочные черешни, которые, очевидно, поставила на стол Ольга Михайловна.
  
   - Вкусные черешенки?
  
   - Да, вкусные.
  
   - Это я занес вам после обеда.
  
   - Ты? Как? Моя комната была открыта? Ну да всё равно, - попыталась взять себя в руки Маринка, но почувствовала отвращение и тошноту. - Спасибо!
  
   - Вы не спросите, почему я это сделал?
  
   - Больше никогда не приноси сюда еду, пожалуйста. О причине я и знать не хочу.
  
   - Потому что любовь никогда не умирала. Все эти годы я искал встречи с вами. Однажды на презентации журнала "Горожанин" я подошел к вам, но вы смотрели куда-то в сторону и даже не ответили на приветствие... Когда я вас увидел сегодня в столовой, я буквально остолбенел. Я от радости потерял голову!
  
   - Ты имеешь в виду эти дурацкие расшаркивания с солью и салфеткой? Ты был смешон, это правда. Не теряй больше голову, парень.
  
   - Но вы? Вы вспоминали меня?
  
   - Почему?
  
   - Болело ли у вас сердце от разлуки и тоски, как у меня? Страдали ли вы?
  
   Маринка только удивленно смотрела на него и обдумывала, как от него избавиться.
  
   - Марина! Божественная, Марина! Скажите хоть одно ласковое слово!
  
   - Боже мой, какая скука. Ну нельзя же быть таким назойливым! Сегодня ты уже третий...
  
   - Третий?! - глаза бешено выпучились, лицо перекосилось.
  
   - Ты, парень, меня пугаешь. У тебя все в порядке со здоровьем?
  
   - Перестаньте меня называть парнем! Я взрослый мужчина.
  
   - Ой... взрослый мужчина... Но почему же я слышу от мужчины детский лепет?
  
   - По-вашему, сильные чувства - это детский лепет?
  
   - Ты очень несерьезный и легкомысленный, если...
  
   - Если что? - пошел в наступление Голодрыга. Он с искаженным злобой лицом схватил Маринку за плечи и влепил ей слюнявый поцелуй в щеку. Физическое отвращение и злость захлестнули разум. Маринка, не думая, швырнула в лицо настырного гостя горсть еще липких косточек от черешен. Ошеломленный, он стоял несколько минут с выпученными глазами, не шевелясь. Маринка вскочила, взяла в руки вазу с розами и, желая испугать нахала, сделала вид, что замахнулась. Но он не двигался. Тогда Маринка поставила вазу на место, схватила, как ребенка, щуплого малорослого парня и вытолкала его в коридор. Быстро захлопнув дверь и повернув два раза ключ, она стояла некоторое время, удивляясь своей силе и тому, насколько тщедушное и немощное тело у этого Голодрыги.
  
  
  
   Хотелось пить. Но вода была в холодильнике в комнате Ольги Михайловны. И на черешни теперь Маринка не могла смотреть без отвращения. Господи, какая жажда! Хоть бери пей воду из вазы с цветами! И тут она услышала уверенное цоканье каблуков Гали. Эта женщина, очевидно, никогда не ходила на цыпочках, никогда ей не хотелось прошмыгнуть незамеченной. Все должны были слышать и знать, что идет Галя.
  
   - Вот еще одна Пысанка, - засмеялась Маринка, смешанные чувства появились в ее душе. Час тому казалось, что никогда в жизни не подойдет она больше к этой женщине, а сейчас Галя показалась спасением. Не будить же, в самом деле, Ольгу Михайловну из-за стакана воды.
  
   Маринка на цыпочках легко и бесшумно подбежала к двери Гали, еле слышно постучала, открыла дверь и приветливо улыбнулась хозяйке. Галя громко, так, что если кто в здании и спал - проснулся, воскликнула:
  
   - Рыбка моя золотая! Ты успокоилась? Я так рада!
  
   - Да уж... успокоилась... - и опять Маринка засмеялась, вспомнив разговор с Голодрыгой. Теперь все казалось настолько комичным, что хотелось рассказать этот случай, как анекдот. - У тебя нет чего попить? Я умираю от жажды!
  
   - Присаживайся, а я налью водички, сейчас попьем. У меня она родниковая, - с нескрываемой гордостью сказала Галя. - Один чудак мне ее носит. Поклонник, так сказать. Садись же! - приглашала настойчиво она, потому что Маринка чувствовала себя скованно. Но потом как бы очнувшись, начала осматривать комнату Гали. Да, кабинет для английской группы был оборудован не так, как остальные. Маринку удивил чуланчик-шкаф, здесь были вешалки для верхней одежды преподавателя и учеников. Но сейчас там были развешаны вечерние платья и костюмы Гали.
  
   - Шкафчик просто класс? - засмеялась Галя. - Шесть квадратных метров. Мне бы в Николаеве такой! Не только шубы и плащи, а и раскладушка для гостей поместится. Когда я приехала сюда, то просила, чтобы меня поселили в кабинет директора. Престижно, знаете ли... Но, к сожалению, Дева Мария отдала его одному козлу. Он позавчера пытался меня прямо в кресле... Ха-ха! Я так его коленом двинула между ног, что теперь называю его Яичницей. Про себя, правда, мысленно, но все равно... Ха-ха! А ты говоришь - телевизор, красный уголок. Да я больше в жизни не зайду туда! Одно меня утешает - ни у кого нет такого шкафчика, как у меня! У Раисы Максимовны тоже был такой шкафчик. Да - класс?!
  
   - Да, впечатляет. Мы попьем воды?
  
   - Конечно! Сейчас, рыбка моя золотая. Но, не в службу, а в дружбу, подай мне голубенький халат. Он висит в шкафу за серым костюмом. Ты заходи туда, не бойся! До потолка три метра!
  
   Маринка снова открыла дверь чуланчика, включила свет, потому что там не было окна, а потом зашла и начала искать голубой Галин халат. В это время входная дверь в комнату распахнулась, закрыв при этом чуланчик. Маринка удивилась, ей захотелось выйти, но она услышала радостный голос Голодрыги:
  
   - Божественная, царственная, обворожительная! Я так тебя ждал! Где ты была?
  
   Маринка только хмыкнула. С Галей этот парень был на "ты", хотя она на пять лет старше Маринки.
  
   - Слушай, рыбка моя золотая, я тебе уже говорила, кажется, я приехала сюда отдохнуть от секса и молодой и жгучей мужской страсти. Ты что-то хотел или просто так ворвался? Закрой дверь!
  
   - Я люблю... Я безумно тебя люблю! О Галя молодая!
  
   Маринке очень хотелось пить, но что-то ее удерживало, и она стояла в чуланчике, не шевелясь. Хотелось, чтобы Голодрыга ушел, не заметив ее.
  
   - Ха-ха! Молодая. Мне, радость моя, сорок лет. Ты - ребенок. Даже мой муж, которого я считаю дитём, старше тебя. Ну, так ты ничего не хотел? Тогда извини - мне надо переодеться. Я что, так и буду в мокром купальнике стоять перед тобой?
  
   - Сколько лет! Сколько лет я страдал без тебя, Галя! Я искал встречи с тобой, а ты всё-таки вышла замуж.
  
   - Послушай, если мне не изменяет память - у тебя есть жена.
  
   - Но почему?! Почему сразу - жена!? Есть только я и ты! Есть любовь, которая рвет мое сердце на части!
  
   Как душно. Маринка покрылась вся испариной и начала задыхаться. Когда же Галя вытолкает этого гнусного лгунишку?
  
   - Рыбка моя золотая, если у тебя проблемы, то зачем ты ехал в дом отдыха без жены? Помнится, она была очень ревнивая и прибегала в типографию за тобой каждый вечер. Зачем тебе, рыбка моя золотая, какая-то журналистка, если ты имеешь свою собственную жену, да ещё при погонах? Жена-офицер да плюс такая страстная и ревнивая. У-у-ух! Господи! - Галя расхохоталась так громко, что, наверное, её было слышно и на пляже. - Почему ты покраснел, как вареный рак? Знаешь, я вспомнила, как ты ушел из типографии! Зачем тебе надо был этот скандал? Зачем тебе нужна была эта ондатровая шапка? Наверное, ты больной? Интересно, клептомания излечима?
  
   - Да я же с ума сходил! Мне так хотелось, чтобы ты, такая гордая и неприступная, обратила на меня внимание! Галя! Я засыпал, думая о тебе, просыпался с твоим именем. Я бредил тобою!
  
   - Господи! - вскрикнула Маринка и испуганно закрыла рот рукой.
  
   - Господи! - в унисон ей громко крикнула Галя и расхохоталась. - Так я ещё и виновница твоего позора? Нет, это уж слишком! Ой, рыбка моя золотая, шел бы ты сейчас на речку и не воскрешал в моей памяти свое позорное прошлое. Чтобы потом не было мучительно больно. Позорник ты! Не более того. Чего ты ждешь? Пока! Закрой, пожалуйста, дверь с той стороны.
  
   - Нет, Галя, не для того Бог нас свел в этом месте, чтобы я просто наблюдал за тобою издали! Я хочу тебя! Ты сейчас будешь моею. Ты познаешь мою страсть и нежность.
  
   - Тоже мне Сюткин! Уйди, а то так шибану по лбу, что... Уйди!
  
   - Галя! Галя молодая... я без ума от тебя! Мое сердце у твоих ног.
  
   - Сгинь!
  
   - Галя, ты меня ранишь!
  
   "Может, она хочет его ударить вазой?" - подумала Маринка и тихо засмеялась.
  
   - Если бы я была влюблена, да неужели бы я украла у сотрудника ондатровую шапку?
  
   - Пыжиковую.
  
   - Да хоть чижиковую! Украл! Вот главный смысл - украл. Я таких людишек презираю. Но... на тебя мне даже презрения не хватило. Малознакомый, невзрачный какой-то там Голодрыга - господи! - украл шапку у сотрудника, и его за шкирку потащили в отделение милиции! - опять веселый смех потряс стены дома отдыха, как будто она не ссорилась, а смотрела комедию. Маринка вытерла пот и начала молить Бога, чтобы этот тягостный для нее разговор поскорее кончился.
  
   - Ты, Галя, оскорбляешь меня! Я хотел, чтобы ты обратила на меня внимание, я хотел, ждал, надеялся, что ты бросишься в участок, чтобы вызволить меня. Но ты предала меня!
  
   - Да ты бредишь, рыбка моя золотая! Я тогда работала корректором в "Маяке". И вдруг в этот день меня пригласили в другую редакцию корреспондентом. А Руслан за час до разговора с редактором мне признался в любви, и мы ходили в загс, чтобы подать заявление. Прибегаю в типографию, на моем столе две страницы - надо читать. Кто-то что-то рассказал о воровстве. Но меня это просто не касалось. Понимаешь? За такое бьют по морде и все. Какое вызволять? Робин Гуд вонючий.
  
   - Мое чистое, сильное чувство...
  
   - Не позорься! Какое там чистое? Ты украл. Влюбленный человек делает благородные поступки. Ну, например, убил бы ты собаку, я бы посмотрела на тебя иначе.
  
   Маринку бросило в жар. Ей показалось, что она слушает разговор двух безумных монстров. Затошнило.
  
   - Ты бесподобна! Ты оригинальна и неожиданна! Я каждый раз смотрю, как ты выходишь из воды... Афродита! Богиня!
  
   - Слушай, милый, - голос Гали стал металлическим, она чеканила каждое слово, - я оставила ребенка на свою маму, рассталась с мужем только потому, что хочу отдохнуть! Мне надоело, я измучилась. Я люблю мед, я знаю, что он целебный, но не могу есть стаканами утром, вечером и несколько раз ночью. Понимаешь? При всей моей любви к мужу я устаю от секса. И приехала сюда отоспаться, отдохнуть, почувствовать себя человеком, в конце концов!
  
   - Это меня заводит еще больше! Как ты прекрасна в своей откровенности!
  
   - Замолчи, ради Бога! Ты мне просто противен. Уйди, если не хочешь получить пинок под зад.
  
   - Я нежен и ласков, я незабываем, Галечка...
  
   Подавляя неумолимую тошноту, Маринка замерла. По спине пробежал мороз, и тут же её бросило в жар. Ну, хоть глоточек воды!
  
   - Уйди! Уйди, говорю! Ай! Ай! - опять смех Гали потряс стены. - Не прикасайся ко мне, ничтожество! Ой! Ой! Да отстань ты! Фу! Знаешь, что надо делать с разъяренным бультерьером? Хватать его за хвост и держать вниз головой пока не успокоится.
  
   - Не за хвост, а за задние лапы.
  
   - Да хоть за... Прости меня, Господи! Ты что? Хочешь, чтобы я то же самое и с тобой сделала? Уйди! Уйди, говорят тебе! Рыбка моя золотая, помоги! Маринка, ты слышишь?! Маринка! Спасай, он меня изнасилует!
  
   - Маринка? Какая еще Маринка?
  
   Что оставалось делать невольной затворнице? Она открыла чулан и тем самым закрыла дверь в комнату, и, не говоря ни слова, бросилась к холодильнику, чтобы достать воду. Увидела красное, просто алое, лицо Голодрыги, но ей было все равно. Пить!
  
  
  
   Маринка утолила жажду и почувствовала себя немножечко лучше. Галя закрыла за Голодрыгой дверь, потом сама взяла голубой халат из шкафа и оделась.
  
   - Представляешь, я собиралась уже снять лифчик купальника, когда он ворвался без стука. Ну что за люди! - опять смех, искренний, веселый, беззаботный. - Теперь буду дня три смеяться. Ну не чучело? Ну не чудо в перьях? Одного не пойму, почему он так покраснел, когда увидел тебя? Когда я тебя позвала на помощь - его словно кипятком ошпарили. Ха-ха-ха! Нет, как жалко, что оператор со своей телекамерой уехал! Вот бы снять эту сцену! Да - класс?
  
   Маринка теперь уже сидела в кресле, попивала, не торопясь, холодную водичку и наслаждалась смехом этой женщины.
  
   - Нет, я давно знала, что Юра - это дерьмо в шоколаде, но чтобы до такой степени... И ты только подумай, такой тщедушненький заморыш, а так скрутил, как удав! Честное слово, как удав, - удивляясь и смеясь, Галя тоже налила себе холодной воды и села точно так же в кресло, как и Маринка.
  
   Им даже показалось, что они подружки. Вот только у Маринки промелькнула мысль, как это она, два дня не бравшая и росинки в рот, с такой легкостью вышвырнула Голодрыгу, а высокая и крупная Галя не смогла даже шевельнуться в его объятиях. Загадка? Просто загадка!
  
  
  
   Когда Маринка зашла к Ольге Михайловне, то испугалась - бедная женщина, похоже, задыхалась. Волосы ее были всклокочены после сна, на лице - розовый след от подушки. Руки мелко дрожали. Она пыталась дотянуться до своей сумочки, но с трудом приподнявшись, в изнеможении вновь падала на свою подушку.
  
   - Ольга Михайловна, что с вами? Что случилось? - Маринка подала ей сумочку, но, увидев, что женщина бессмысленно смотрит на замочек сумочки, спросила. - Что вы хотели достать?
  
   - Капли. Сердцебиение ужасное...
  
   - Как хорошо, что вы по моему совету не закрыла дверь на ключ! Я бы сейчас не смогла зайти к вам. Мне страшно представить, что бы было с вами без помощника!
  
   Через минут пятнадцать, когда Маринка поухаживала за Ольгой Михайловной, та пришла в себя и слабым голосом, с долгими перерывами начала рассказывать:
  
   - Мне приснился страшный сон. Ужас, пережитый мной во сне, я никогда не испытывала в жизни. Даже тогда, когда мы с ребятами летели из Крыма домой на каком-то маленьком самолете, и вдруг началась гроза. Мы пересекали тучи, которые содрогались от молнии и грома. Нас так швыряло! Мы все думали, что это смерть. Но и тогда... Нет, нет, даже сравнить нельзя! Опасность в жизни была осознана, а во сне... Каждая кровиночка, каждая клетка стыла от ужаса. Предсмертный ужас и тоска. Это ужасно!
  
   - И что же вам снилось? - не выдержала Маринка.
  
   - Что? Казалось бы... Ты только не смейся. Мне приснился смех женщины.
  
   Маринка поняла, чей смех не давал спокойно спать Ольге Михайловне, но промолчала.
  
   - Казалось бы, веселый, беззаботный смех. А я огляделась и увидела, что лечу. И небо... Хм... Кажется, везде было небо? То, что я сначала приняла за безбрежное море, оказалось потом облаками. Но в первую минуту я не знала, что вокруг меня только небо. Я была спокойна, ведь я думала, что лечу над морем, а во сне оно казалось чем-то родным и желанным. Но тут этот смех. Он все рос и рос, а я сжималась от ужаса. И в какое-то мгновенье я вдруг поняла, что небо - это волны этого смеха. В страхе я решила опуститься на воду, но внизу был этот смех. Тебе смешно? Ты улыбаешься?
  
   - Нет. Мне интересно. У меня есть... знакомый физик, он бы вам сказал, что смех - это звуковые волны, они материальны, их амплитуда, скорость и прочее можно измерить приборами. Ваша мысль - это тоже волны.
  
   - Я понимаю! Но почему - предсмертный ужас? Что может быть прекраснее женского смеха?
  
   - Детский, - улыбнулась Маринка.
  
   - Конечно. Не спорю. Всем своим существом, каждой клеточкой я испытала животный страх, и этому смеху не было конца, он был безбрежный, как Вселенная. Везде - только смех, а я умираю от ужаса, от безумного ужаса, от которого не скрыться, не убежать - он в тебе и ты в нем!
  
   - Понимаю.
  
   - Неужели это вещий сон?
  
   - Ольга Михайловна, но что или кто вам здесь может угрожать?
  
   - Даже не знаю. Но вот я лежу на кровати, а мне кажется, что что-то зловещее там, под кроватью! Нет, правда.
  
   Маринка улыбнулась, но не стала заглядывать под кровать.
  
   - Прости меня, Маринка, но я тебя хочу спросить, почему ты сегодня все-таки вернулась с вазой?
  
   - Я расскажу все без утайки, но вы должны признаться, кто вас тут чуть не изнасиловал.
  
   - Ой, да я и не скрываю! От тебя, Маринка, у меня нет секретов. Как хорошо! Как хорошо иметь подругу, которой можно всё-всё рассказать, - улыбнулась Ольга Михайловна... и заплакала.
  
   Маринка молча ждала, когда Ольга Михайловна успокоится, подала ей бумажную салфетку, налила воды и стала у раскрытого окна, глядя на деревья и небо. Если учесть, что она вчера и позавчера лежала пластом у сестры, то сегодня день выдался слишком бурным. Отдых от стресса! Что там Светлана говорила? Знала бы, что так часто придется вспоминать ее слова, записала бы ее бред на диктофон.
  
   - А ты, Маринка, где была? Купалась или спала? - уже успокоившись, спросила Ольга Михайловна.
  
   - Я ходила с Галей купаться.
  
   - С этой пышногрудой красавицей, Пысанкой?
  
   - Вы ее знаете?
  
   - Нет, сегодня увидела впервые. Жаль, что она завтра уедет, правда?
  
   - Вы ошибаетесь. Она здесь пробыла всего четыре дня, сегодня пятый. Значит, еще пять дней она будет с нами, - спокойно ответила Маринка, но уже понимала, что эта женщина никогда не ошибается. Поэтому в замешательстве замолчала и боялась говорить на эту тему. Но потом, замирая от сладостного ужаса, спросила изменившимся голосом:
  
   - А мне? Ольга Михайловна, сколько мне здесь ещё придется жить? Неужели все десять дней? Я просто с ума сойду!
  
   - О!.. Знаешь ли... Мне кажется, что уже в следующий понедельник ты приедешь сюда опять. Не забывай - комната оплачена за десять дней. Ты можешь здесь, то есть не в этой, а в своей комнате, переночевать. А, кстати, где же Маркиза?
  
   Из-под кровати даже не вышла, а выпрыгнула Маркиза. Маринку это удивило, но она спокойно взяла кошку и подала ее Ольге Михайловне, та взяла свою красавицу на руки и благодарно улыбнулась Маринке:
  
   - А теперь рассказывай, почему ты вернулась с вазой.
  
   Маринке хотелось узнать, кто же приставал к Ольге Михайловне, но она не решилась на сей раз спросить, побоялась новых слез. И подробно описала, как Юрий её втащил в свою комнату, и как она его до смерти напугала утренними лучами солнца, ласкающими его труп. Женщины долго смеялись, а потом начали думать да гадать, знаком или нет Юрий с гостем из Молдовы. А если знаком, опасно это или нет для Маринки.
  
   - Теперь вы, Ольга Михайловна, должны играть роль строгой надсмотрщицы, когда рядом со мною появится этот Юрий.
  
   - Хорошо. А где же мне взять старую дуэнью? Если меня, пенсионерку, тащит в постель юный Ромео?
  
   - Кто такой? - смеясь, спросила Маринка.
  
   - Да ну кто же еще? Естественно, тоже Юрий.
  
   - Юрий? - удивилась Маринка. - Когда же он успевает? Он же был в это время со мною!
  
   - Да нет же! Юрий Голодрыга.
  
   Маринка вообще замолчала. Ей было стыдно рассказывать о своей схватке с этим тщедушным хлюпиком. И если рассказывать, то уже и про Галю, а значит и то, что Маринка подслушивала чужой разговор, притаившись в чуланчике. Нет! Только не это.
  
   Ольга Михайловна подробно рассказала, как ее бывший ученик сразу после ухода Маринки зашел без стука, стал перед нею на колени и начал целовать руки.
  
   Маринка только удивленно поднимала все выше и выше брови, слушая, как Голодрыга страстно и с упоением признавался Ольге Михайловне в том, что он сделал много глупостей, только бы его заметила любимая учительница и вызвала в свой кабинет.
  
   - Знаешь, Маринка, когда он был в девятом классе, в мае месяце исчез классный журнал. Как мы все переполошились! Ведь нужно было выводить годовые оценки.
  
   - Но за три четверти оценки стояли в табелях.
  
   - Да, верно. Но проверки, комиссии! Они могли нагрянуть в любую минуту. А я же была их классным руководителем!
  
   - Могу себе представить.
  
   - Так вот Юрий только сегодня признался, что это он стащил журнал и бросил в туалет. Тот туалет, что за сараями, во дворе.
  
   - Зачем же? Чтобы отомстить вам?
  
   - По его словам, он надеялся, что я его начну после этого ласкать и целовать. Мне кажется, он просто сумасшедший. Безумный.
  
   - Знаете, вы это рассказывали, а я вдруг вспомнила, как его прогнали с работы! Да-да, сначала его прогнали, а только потом я перешла в областную газету. Как все быстро забывается. Он что-то там в компьютер ввел, я этого не понимаю и не вникала, но вместо фамилии директора, уже после того, как редактор поставил свою подпись - "В печать", в газете появилась матерщина. Его прогнали с треском...
  
   - Точно, он психически больной! - печально констатировала бывшая учительница.
  
   - И опасен. А ведь эта милая девочка Маруся, кажется, говорила утром, что он пристает к ней с поцелуями.
  
   - Опасный тип! Глаза бы мои его не видели! Знаешь, вот мы говорим о нем, а мне чудится, что он всё это слышит. Ну, честное слово! - стыдливо призналась Ольга Михайловна.
  
   Кто-то пырхнул. Даже не кашлянул, а как бы от возмущения фыркнул. Ольга Михайловна и Маринка посмотрели друг на друга, и бывшая учительница побледнела и с ужасом показала пальцем под свою кровать. Маринка присела и приподняла покрывало. Какое же было ее изумление, когда она увидела там красное-красное, перекошенное от злобы и стыда лицо Голодрыги.
  
  
  
   После этих неприятных событий Ольга Михайловна совершенно заболела, она не хотела никуда идти. Даже на ужин не спустилась, а попросила Маринку принести, если можно, еду в комнату. Закрывалась теперь на ключ, и если кто-то стучал, она не открывала гостеприимно и беспечно, как раньше, дверь, а со страхом и учащенным сердцебиением спрашивала: "Кто там?"
  
   Вечером Маринке хотелось прогуляться. И даже то, что Ольга Михайловна не пошла с нею, ее порадовало. Однако когда вышла и услышала в беседке голос Голубя, быстро вернулась - хватит на сегодня приключений. В своей комнате Маринка сначала оставила открытой только форточку, но было душно, и она опять распахнула настежь окно. И только прилегла, словно в прорубь с головой - в кошмар сновидений. Просыпалась, задыхаясь и шепча по-немецки: "Ich heisse Nadja Golub. Ich bin 4 Jahre alt. Meine Eltern haben mich verlassen... Medikamente und Behandlung sind sehr teuer und ohne die sterbe ich! ...и я умираю без них, я умираю!" И снова погружалась в сон, задыхаясь и тяжело дыша.
  
   Ее измотали тяжкие сновидения. Снилось то будто она летит в вертолете, но почему-то очень низко, а снизу её обстреливают, и нет надежды на спасение, вертолет не может подняться выше; то будто она сидит в своей постели и слышит, как кто-то кашляет под кроватью. Она от страха и ужаса просыпалась несколько раз, приходя в себя, решала встать и попить воды, но тут же изнеможенно падала на подушку и засыпала. И уже под утро ей приснилось, что Влад танцует с какой-то девушкой, а она стоит то ли за металлическим забором, то ли за решеткой, смотрит на них и в тоске плачет. А Влад даже не чувствует ее взгляда, рассматривает лицо своей невесты. Маринка хотела его окликнуть, но голос пропал. Только рыдания. Так в слезах она и проснулась.
  
   Пели птицы, улыбалось небо.
  
  
  

Второй день в "Эдеме"

  
  
  
   Умывшись и прихорошившись, Маринка решила посмотреть до завтрака по телевизору утреннюю программу. Она легкой походкой, почти неслышно вошла в красный уголок. То, что она увидела, привело ее в замешательство, она просто остолбенела и была не в состоянии выскочить сразу же в коридор. Юрий, её бывший возлюбленный, сидел на стуле с приспущенными спортивными штанами, спиной к двери. На его руках в распахнутом халатике сидела очень толстая грудастая молодая женщина, обхватив его голыми ногами за спину.
  
   - Фу, гадость! - презрительно сказала Маринка, когда женщина прекратила ритмические движения и уставилась на нее коровьим взглядом, а Юрий вздрогнул и оглянулся.
  
   Маринка, как во сне, медленно повернулась и вышла.
  
   - Господи! Господи! Он женился действительно на дуре! - говорила она сама себе, направляясь почему-то не в комнату, а на речку. - Хм...фантазия... И с какой гордостью он говорил о её эротических фантазиях. Гадость!
  
   Маринка была уже возле скамейки, на которой вчера сидела Галя, когда увидела, что от речки к дому отдыха идет очень худая, очень высокая и очень некрасивая девушка с бородавкой под носом. Она в упор смотрела на Маринку и сквозь зубы процедила:
  
   - Здрась!
  
   - Здравствуйте! - улыбнулась ей Маринка, но не остановилась. И услышала, как девушка кричит ей вдогонку:
  
   - А я вас где-то видела.
  
   - Правда? - Маринка оглянулась и ещё раз внимательно посмотрела на незнакомку. - Вы знаете, нет... Я бы вас запомнила. Мы незнакомы.
  
   - А я вас всё равно знаю! - настаивала незнакомка.
  
   - Очень приятно, - улыбнулась опять Маринка и пошла к реке. Её друзья и соседи всегда ей сообщали, что видели её по телевизору. Каждый телеоператор считает своим долгом показать её лицо на всевозможных презентациях, сессиях и концертах. Объяснять это незнакомке не хотелось.
  
   Маринка чувствовала спиною её пристальный взгляд. Оглянулась, но ничего не сказала, потому что увидела, что от дома отдыха торопливо бежит Голубь. Он был только в шортах, ещё помятый, небритый, но радостно и нетерпеливо махал обеими руками:
  
   - Леночка! Леночка, голубка моя, вашего мужа показывают по телевизору! Скорее!
  
   Худая, с ногами длинными, как ходули, девушка вдруг так быстро и легко побежала, что Маринка даже удивилась, глядя ей вслед. В сияющем лице Голубя тоже было что-то странное. Но Маринка не могла понять, что ей кажется странным. И только когда услышала истошные вопли и визги, поняла, что это и была Ленка, жена Юрия.
  
   - Боже мой! Боже мой! А я так хотела выйти за него замуж! Грязная свинья! А я!.. Господи, благодарю тебя, что отвел от меня это животное! Когда рассталась с ним, жизнь казалась бессмысленной и мучительной. Дура, господи, дура! Вот и прозрела!
  
   Она вошла в холодную воду по колени, умылась и долго стояла, глядя в небо. Подумала, что вот так же и Влад. Да все-все мужики одинаковы! Где мужчина, там и грязь! И Влад один из них. Оказался таким же брехуном и кобелем, как и Юрий. Влад! Её Влад. Безупречный, идеальный!.. Сердце билось с такой болью... Всё вокруг - небо, вода, ивы и камни, Маринка воспринимала как единое целое с тоскующей душой Влада. Даже солнечные лучи касались ее тела, чтобы спросить: "Почему мы не вместе? Почему?"
  
   Смыв слезы речной водою и тяжело вздыхая, Маринка пошла опять в дом отдыха.
  
  
  
   После завтрака Маринка и Ольга Михайловна взяли коврики, печенье, воду, кошелку с Маркизой и пошли на пляж. Но опять-таки Маринке хотелось отдохнуть от взглядов, разговоров, поэтому она повела Ольгу Михайловну под облюбованную ею старую роскошную иву. Той тоже понравилось это место. Рядом пощипывали травку гусыня и желтые гусята. Рай. Идиллия.
  
   Как Маринке хотелось всё бросить и полететь на почту, чтобы дозвониться к Владу! Ну, если не поразговаривать, то хотя бы услышать "Алло"! Но... трубку берет та девица... Нет, нет и нет! Никогда больше не позвонит она Владу! Никогда. Точка!
  
   Маринка попыталась заснуть, легла на живот и закрыла глаза, но всё равно ей казалось, что волны бьются о камешки и шепчут: "Вла-а-ад", и листья ивы тоже произносят это имя.
  
   Ольга Михайловна отложила вдруг книжку и, тронув Маринку за плечо, сказала:
  
   - Это стихотворение я учила в тот день, - и засмеялась. - Это так было давно. В шестидесятом году. Мы с мамой купили за сто двадцать рублей небольшой такой телевизор и привезли бабушке в деревню. Местный электрик поставил антенну, бабушка лепила пончики, а я полола морковь... Такая же погода была, как сегодня! И учила стихотворение Фета. Вернее, я его прочитала и пораженная вскрикнула: "Как!? Как я могла не знать до сих пор о существовании такого стихотворения?" А я себя считала уже взрослой, умудренной жизнью - мне было восемнадцать лет. Я думаю, если бы мне тогда сказали: "Вот тебе ларец с драгоценностями, ты это получишь, если забудешь эти строки", я бы отвергла такое предложение. Потому что ценность этой фразы для меня была (и есть) превыше драгоценностей всего мира. Понимаешь?
  
   - Ну да! Вы себя чувствуете богаче, обладая духовными ценностями. А к золоту равнодушны. Но, Ольга Михайловна, этими ценностями обладают все!
  
   - И слава Богу! Неужели я буду себя чувствовать обделенной, если ты и сотни других оценят поэзию Фета и станут богаче? Я же не Любаша, которая себя считает выше соседок и страшно гордится тем, что ни у кого нет такого "пэрстня", как у нее. И не дай Бог муж Веры или Надежды подарит своей жене точно такое же кольцо! Любаша будет оскорблена и чувствовать себя уничтоженной.
  
   - Так что же еще произошло в тот летний день, когда вы приехали с новым телевизором к своей бабушке?
  
   - После того как ушел электрик и бабушка подоила корову, мы все втроем сели смотреть кино. В конце фильма героиня гибнет. А бабушка всплеснула руками и говорит: "Ну надо же! На самом интересном месте фильм вдруг закончился!" А я, молодая, витающая где-то в облаках, смеюсь: "Да ведь все и так понятно. Она погибла, он остался одиноким. Что может быть более главным?!" - "Нет, - говорит бабушка, - самое главное, кто придет на похороны, во что покойница будет одета, кто какие цветы принесет, кто будет плакать, а кто - нет". И, представляешь, я тогда приехала в Николаев и всем друзьям и подружкам рассказывала о словах бабушки как о смешном анекдоте!
  
   Ольга Михайловна посмотрела в глаза уже сидящей Маринке, а та испуганно и недоуменно смотрела на смеющуюся женщину и молчала. В ее смехе что-то было нервное, непонятное. Она как бы чего-то боялась, но старалась веселиться, чтобы взять себя в руки. Но потом тоже стала серьезной.
  
   - Как хорошо, что ты будешь жить девяносто лет! И через годы и десятилетия будешь меня вспоминать, как молодую цветущую даму... Сейчас, наверное, я тебе кажусь увядшей старухой... Правда, витающей где-то в облаках, но старухой. Видимо, это так. Я - старая. Потому что уже поняла, вот только что, несколько минут назад, что это очень интересно и важно, кто придет на похороны и кто будет плакать, а кто - нет.
  
   Маринка всё так же испуганно глядела в глаза своей собеседницы. Вдруг то ли ветерок пронесся, то ли кто-то на нее посмотрел, но ее охватило такое отвратительное чувство, будто по телу ползет змея.
  
   - Скажи, Маринка, ты не заметила, что под этой ивой необыкновенно хорошо, но иногда вдруг - словно змеи по тебе ползают? То ли взгляд чей-то пристальный и настороженный, то ли предчувствие беды...
  
   Маринка почувствовала, что от слов Ольги Михайловны каменеет. Вернее целый клубок змей ощущает на своей коже! Тем не менее, непонятно почему, не захотела в этом признаться, а только хрипло спросила:
  
   - Ольга Михайловна, а какое это стихотворение?
  
   - Фет. Да ты, разумеется, знаешь это стихотворение. Простые слова. Нет ничего вычурного, а какая поэзия! "В моей руке - какое чудо! - твоя рука!"
  
   Маринка почувствовала, что ее горло словно передавило канатом. Но она сдержала непрошеные слезы. Ах, как хотелось бы, чтобы эти строчки были о ней и о Владе! Но такого чуда не будет никогда... Чудес не бывает.
  
   - Ольга Михайловна, вы посидите минут двадцать? А я побегу на почту и позвоню сестре.
  
   - Я тоже подумала, что там что-то случилось. Ещё вчера... Иди. Конечно же, иди.
  
   И всё-таки Маринка позвонила Владу на работу, но ей сказали, что его нет, он в отпуске. Тогда она торопливо набрала домашний номер Влада, услышав женский голос, бросила трубку. И только после этого позвонила Люсе. Сестра каким-то изменившимся голосом попросила ее перезвонить через пять минут Василию Григорьевичу, соседу с шестого этажа. И когда Маринка перезвонила, услышала невероятное. Вчера вечером сестра увидела, что на детской площадке перед её окнами разрезают сваркой качели и турники и грузят тут же металл на машину. Люся, не долго думая, распахнула окно и потребовала прекратить безобразие, позвонила в милицию. Но пока милиционеры приехали, на детской площадке уже ничего металлического не было.
  
   Милиционеры заставили написать Люсю показания. Она написала, что одного из металлосборщиков уже видела утром на автовокзале. Он приставал к ней с расспросами. Милиционеры возмутились, порвали всё, что она написала и потребовали, чтобы она не упоминала об автовокзале. Пришлось переписать. А уже совсем ночью, в одиннадцать часов, когда она спала, на кухне раздался страшный грохот. Сосед, который выгуливал собачку, видел, что к дому подъехала машина с краном, она, как таран, въехала стрелой в окно Люси. Всё это произошло так быстро, что сосед не успел прийти в себя от испуга, а машина исчезла. Ясно, что это месть. А раз в милиции не хотят с ними связываться, то какой толк туда опять звонить?
  
   - Люся! Я сейчас же приеду!
  
   - Да ты что? Зачем? - испугалась почему-то сестра. - Ни в коем случае! Если они увидят тебя здесь, ты понимаешь, что произойдет? Может, они разобрали детские качели только для того, чтобы увидеть, где я живу? Если захочешь мне что-то сказать, звони сюда, Василию Григорьевичу, он мне передаст. Или Анне. Я боюсь, что мой телефон прослушивается! Они способны на всё! Понимаешь? Ну, ты видела этих безмозглых кинг-конгов! Замри, Маринка! Я тебя умоляю, замри. Тебе нужно на эти дни залечь на дно. Не делай глупостей. Что такое перебитая посуда и мебель по сравнению с твоей жизнью? Маринка, дай слово, что не приедешь!
  
   - А маленький телевизор на холодильнике?
  
   - Люстра, шкафчики, закатки, стол, сервант - всё, абсолютно всё растрощили. Сестричка моя, дай слово, что не приедешь! Я очень боюсь! Боюсь за тебя, за детей, за всех. Понимаешь?
  
   - Хорошо. Я буду отдыхать в "Эдеме", - с иронией сказала Маринка. - Послезавтра в это же время перезвоню. Ты будешь у Василия Григорьевича? Передай привет всем своим, они ведь сегодня приезжают. Ты их хоть встретишь на вокзале?
  
   - Но как? Это же невозможно. Окно выбито - заходи - выходи. Я уже дождусь мужа, потом побегу в мастерскую. Ладно, бегу. Целую тебя и обнимаю, милая. Будь умницей!
  
  
  
   Узнав, что произошло с Люсей в Николаеве, Ольга Михайловна была просто ошеломлена. Маринка нервничала, от тягостного, мучительного чувства беспокойства она не находила себе места и даже упрекнула свою новую подругу:
  
   - Ольга Михайловна, вы же вчера утром очень хорошо чувствовали опасность! И кусты... уже тут, на дороге в Александровку. Почему же на автовокзале вы не сказали, чтобы я не подходила и близко к кустам? Ничего бы этого не было! И пятьдесят копеек... Почему вы мне не напомнили, что туалеты сейчас платные? Я же оставила вам свою сумку, и без денег побежала в туалет!
  
   - Ах, Маринка, Маринка! Я же говорю тебе - чувствовать-то я чувствую, но предотвратить беду мне не дано. Еще ни одной беды я не избежала и никому не помогла. Вот и ты злишься! Будет обидно, если мы поссоримся из-за этого.
  
   - И что теперь? Сидеть здесь под ивой - в райских кущах! - и жевать печенье?
  
   - Да... Наша идиллия похожа на шторм. Даже ночью - страшно! Ужасные сны.
  
   - У меня тоже! Тягостные, жуткие сны. И всё из-за этой ведьмы Светланы!
  
   - Ведьмы? Ты незаслуженно кого-то обвиняешь в своих бедах. Я это хорошо знаю. На своей шкуре прочувствовала - когда тебя называют ведьмой и проклинают в своих неудачах и несчастьях.
  
   - Я вам, Ольга Михайловна, уже говорила, что не собиралась ехать в этот дурацкий "Эдем"! А эта ведьма мне напророчила. Вернее она хотела, чтобы я была как можно дальше от Александра! Господи, как это давно было! Наш эдем находится на облаке, которое все время потрясают молнии, честное слово! - и Маринка, не скрывая своей антипатии к Светлане, подробно, до мелочей всё рассказала о встрече с нею в яхт-клубе и о ее гадании.
  
   - Девочка моя, и ты веришь, что кто-то возьмет две колоды карт, перемешает их, а твоя судьба при этом изменится? - Ольга Михайловна рассмеялась.
  
   - Вам смешно? Я тоже смеялась в прошлую пятницу! Кажется, это было год назад. Столько событий! Кошмар!
  
   - Не обижайся. Давай рассуждать здраво: если карты и столик видела четко, вплоть до масти, и ты, тогда это гипноз. И сама Светлана тоже была в трансе. Мне бабушка рассказывала, что до революции в наш город приезжал один гипнотизер с мальчиком. Мальчик смотрел на белый экран и под гипнозом видел на этом экране и прошлое и будущее того, кто платил за сеанс. Видимо, такие же способности и у Светланы. Но она еще и актриса, женщина. Если, как ты говоришь, у нее непривлекательная внешность, она привлекает к себе внимание мужчин и молодых людей таким способом.
  
   - Но мне... Что же мне сейчас делать, Ольга Михайловна?
  
   - Значит, тебе еще предстоит встретиться с королем, от которого зависит - выпустить тебя или нет из казенного дома, - полушутя-полусерьезно сказала пожилая женщина. - А как ты думаешь, может ли Юрий быть одним из тех ребят, что рыскали по автовокзалу? Если он приставал к Гале, был так груб с тобою... Отчего отпустил сразу же, когда услышал об утренних лучах?
  
   - Может, те ребята занимаются рэкетом и ему угрожали тоже? Он уже знает их лексикон, знает, что такое их месть. Ведь не одна только моя сестра пострадала от этих дубинушек.
  
   - Идиллия. Да... Но Люсе-то сейчас помогает твой друг. Отчего же она скрыла это от тебя?
  
   - Друг? Помогает? Да не друг он мне вовсе! И какая от него помощь? Он и гвоздя не забьет. Я и вам, и Светлане сказала - видела его всего три раза в жизни.
  
   - Я не о композиторе, нет! Я говорю о человеке, по которому ты тоскуешь. И которому хотела сегодня позвонить.
  
   - Нет! Нет такого человека.
  
   - Ладно. Такого человека нет.
  
  
  
   Во время обеда, когда уже был съеден борщ, и Маруся принесла на подносе ароматный, аппетитно пахнущий фаршированный перец, в беседку вошел Александров и та толстуха, которую Маринка застала утром с Юрием в красном уголке. У толстухи был фонарь под глазом. Но шли Александровы быстро, твердым шагом, как военные, и садились за столик Маринки и Ольги Михайловны так, словно пришли генералы, а все остальные - их подчиненные.
  
   Александров не узнал Маринку. Она была всего лишь теткой его бывшей ученицы, он и родителей вряд ли всех помнил. Маринка же его знала хорошо, ведь она даже писала о нем статью. Правда, разговаривала с ним только по телефону. Но когда приходила забрать со школы своих племянников Ларису и Игорька часто видела его в школьном дворе во время занятий физкультуры.
  
   Но вот эта толстуха... Кто она? Неужели это и есть его дочь Анжелочка? Маринка посмотрела на Ольгу Михайловну. Светская дама. Приветливо поздоровалась, спокойно ест, безмятежный взгляд. Идиллия.
  
   Но когда они были уже в комнате Ольги Михайловны и кормили Маркизу, бывшая учительница, изнемогая, села у окна и попросила, чтобы Маринка сделала ей холодный компресс. Та достала из морозилки кубики льда, положила в целлофан, потом замотала в платочек и дала бледной Ольге Михайловне.
  
   - Это никакая не жена. Это Анжела! Кто мог подумать, что из такой прелестной девочки будет пузатая тетка. Она же толще меня! Ужасно. А ведь ей чуть больше двадцати. Ты заметила у нее синяк под глазом? Неужели он ее бьет?
  
   - Трудно было не заметить. Может, упала с дерева. Вы же сами говорите, что они вечно куда-то лезут.
  
   - Альпинисты, - с такой горечью сказала Ольга Михайловна, что сердце Маринки сжалось. - Покорители высот, романтики. Маринка, этого человека нет.
  
   - Хорошо. Этого человека нет.
  
  
  
   Около четырех часов они были уже под своей ивой. Чуть попозже на пляж пришла Галя и, игриво повизгивая, вошла в воду. Маринка не удержалась от смеха, Ольга Михайловна тоже улыбнулась. Галя подплыла к ним поближе и громко, так что все отдыхающие и дети слышали на пляже, спросила:
  
   - А вы слышали, что случилось после завтрака с этим крутым Юрием?
  
   - Крутым? - улыбнулась Маринка, зная, что у него нет даже своей квартиры.
  
   - Ну, Яичницей... Я не знаю его фамилии.
  
   - Дуня. Дуняшин, - поправила себя Маринка и покраснела.
  
   - Ой, Галечка, нам не хочется сейчас ничего знать ни о каких Дунях, ни о каких Голодрыгах, - с тоской сказала Ольга Михайловна, и Маринку удивило, что она высказала то, что вертелось на языке у нее самой.
  
   - Да перестаньте! Рыбки мои золотые, не будьте занудами... И потом это надо знать. Если бы я знала об этом, то всегда бы закрывалась на замок в своей комнате, и этот агрессивный и властный Дуня не посмел бы диктовать мне... Сволочь! Он такая сволочь! Я ненавижу насилия и принуждения. И ради чего? Маринка, вот ты бы отдалась человеку, похожему на этого Дуню?
  
   Маринка только с недоумением пожала плечами, мол, само собою разумеется - нет.
  
   - Ну, так вот этот самый Дуня... Ой, Маринка, ты его знала прежде? ...пока его жена Лена еще завтракала (потому что сильно опоздала)... Так вот Дуня заходит без стука, конечно, в комнату Голубки и насильно или полюбовно, не знаю, овладевает ею! - Галя смеялась минуты три и не могла говорить. Река блестела и веселилась вместе с нею, а Ольга Михайловна становилась все более мрачной. - А у этой его жены, Лены... Правда, она похожа на карикатуру Майи Плисецкой? Так вот у нее чутье... А может, она зашла, чтобы выяснить отношения с Голубем? Не знаю. В общем, жена Дуни Ленка заходит... Так, что вы думаете, она сделала?
  
   - Отлупила соперницу, - с тоской ответила Маринка, а сама, пока Галя, хохоча, ныряла и плескалась, подумала: "Может, у меня судьба такая - быть в это время в Александровке? Ведь если бы я была женой Юрия, я бы обязательно, как Лена, приехала бы сюда с ним. И значит, утром Голубь меня бы направил в красный уголок, а после завтрака я бы зашла в комнату Голубя спросить, зачем он это подстроил, и застала бы снова эту толстую развратную гадину!". Но, когда Галя уже успокоилась и перестала хохотать и плескаться, спросила. - А что надо делать в таких случаях?
  
   - Ну, не знаю... Я бы, если бы застала своего Руслана с другой... Нет, этого просто не может быть, но я бы просто вышла, и он бы больше ко мне никогда в жизни не прикоснулся. Но это мы. А эта Ленка, как ее называет сам Дуня, выдергивает из горшка цветок и, вы не представляете, тычет сопернице в лицо землей и корнями. Да - класс?! Зашла в комнату к Голубке и ей же корнями цветка в лицо! Да так увлеклась, что начала пихать землю ей в рот. Я уже не говорю, какие тексты были, цитировать не берусь.
  
   - Господи! А что же он?
  
   - "Вы, бабы, разбирайтесь сами" - сказал он и пошел в кафе за мороженым, чтобы потом помириться с женой. Сейчас Дуня с Ленкой уже закрылись у себя. А что вы, Ольга Михайловна, думаете по этому поводу?
  
   - Я и раньше знала, что болгарский перец поднимает потенцию у мужчин. Но чтобы до такой степени... - попыталась отшутиться Ольга Михайловна, но у нее не получилось - улыбка была вымученной и жалкой.
  
   - Действительно, фаршированные перцы... А я-то думаю... Да еще и в салате перец! Ха-ха! Теперь исключу из рациона мужа этот опасный продукт! - захохотала жизнерадостно Галя. - Маринка, заходи в воду, пока она не теплая, в ней только и купаться. Такое блаженство! Через полчаса это будет уже что-то теплое и не освежающее.
  
   - Нет, нет. Я люблю тепленькую воду.
  
   - А я сейчас поплыву на чистое море, вернусь и пойду позвоню маме в село Веселое. Она должна, как и я, прийти на почту с моей дочуркой Наташенькой. Если б кто знал, как я соскучилась по своей ягодке. Это я первый раз в жизни рассталась с нею на целых десять дней! Надо поспешить, через полчаса они будут ждать моего звонка.
  
  
   Галя уплыла, Ольга Михайловна сидела мрачная и подавленная. Маринке казалось, что она вовсе и не слушала болтовню Гали, отчего же стала такая мрачная?
  
   - Я хотела её предупредить, но... Не знала, как это тактичнее сделать. Да и что это даст, господи! - с тоской и даже слезами объяснила свое состояние Ольга Михайловна.
  
   - О чем предупредить?
  
   - Тебе сказать можно. Но даже если ты догонишь и предупредишь её, всё равно... Я ведь знаю по своему опыту, что будет только хуже. И мы еще будем впутаны.
  
   - Не пугайте меня, Ольга Михайловна. Что ее ждет?
  
   - Что-то страшное. Не знаю. Неприятностью это назвать нельзя, потому что... Неужели ты, Маринка, по ее лицу ничего не видишь?
  
   - Веселая, счастливая женщина. Но конкретно, чего она должна опасаться? Сосредоточьтесь. Иначе будет так, как вчера утром - вы мне сказали, чтобы я была осторожна, но о кустах - ни слова!
  
   - Мне кажется, она не должна тихонько открывать дверь своей квартиры.
  
   - Почему?
  
   - Ее ждет удар.
  
   - Ольга Михайловна, конкретнее. Вы можете как-то проникнуться, что ли...
  
   - Да. Ее ждет то же самое, что и меня когда-то... Женщина в постели. Соперница.
  
   - Ну... ну я успею ей ещё это сказать. Но как? Это невозможно! Вы и на этот раз ошиблись. Нельзя изменить такой женщине.
  
   - Пойдем - попрощаемся с нею?
  
   - Такая жара! Мне кажется, вы сгущаете краски. Смешно будет, женщина пришла на переговоры с мамой, а мы прибежим прощаться с нею. Но, Ольга Михайловна, почему вы так решили? Мне интересно, что вам об этом подсказало?
  
   - Не знаю. Ее смех. Да, смех. Кстати, точно такой же смех мне снился вчера в том ужасном сне! Ты мне веришь?
  
   - Знаю, - не смогла скрыть улыбку Маринка. - Но мне ее смех кажется веселым и беззаботным. Одна моя сотрудница даже сказала бы, что Галя ржала, а не смеялась.
  
   - Может быть. Может. Что-то в смехе слишком много веселости. Она уже знает, какие утраты её ждут. То есть её подсознание уже ей это говорит, но ей еще не верится, и она торопится насмеяться.
  
   - Нет, никаких предчувствий у нее нет, я уверена.
  
   - Но человек - это же не только настоящее! Вот ты, например, сидишь передо мною, но разве ты, твои чувства, мысли - это только настоящее? В тебе большое прошлое, короткое, к сожалению, настоящее и огромное будущее. Будущее - как подводная часть айсберга. Ее, эту подводную, бРльшую часть айсберга, не видно, но она существует. Ты со мною не согласна? Вот говорят, что нет детей нехороших, дурных, есть плохие педагоги. Но это спорный вопрос. Я по себе знаю. Нельзя любить всех своих учеников одинаково. Если ты знаешь, что этот человек, то есть ребенок, будет делать только добро и жить, чтобы всем было хоть капельку лучше, а тот - только махинации обмозговывать и обманывать людей. Впрочем, чтобы было понятнее. Я не верю, что Чикатило-ребенок был приятен одноклассникам и учителям. Не верю!
  
   - Может, они его и сделали закомплексованным, больным человеком? Но он ведь женился. Значит, его полюбила в свое время девушка. Если ребенок украл в раздевалке из кармана тридцать копеек, его надо воспитывать.
  
   Но Ольга Михайловна отрицательно помотала указательным пальцем:
  
   - Кем была подруга твоей племянницы? Та, что на два года старше Ларисы?
  
   - Она танцует. У нее прекрасный менеджер.
  
   - Боже мой, а ведь она родит ребенка, - испуганно вскрикнула Ольга Михайловна.
  
   - Кто, Вероника?
  
   - Да нет, она пользуется контрацептивами уже шесть лет. Разве проститутки беременеют?
  
   - Ольга Михайловна, мы говорим о Веронике? Нике, к которой приставал подлец физрук? А потом опозорил бедную девочку перед всей школой?
  
   - Ах да! Это же ты и написала статью в газете! Как я могла забыть, что автор статьи - ты? Но этот случай как нельзя лучше доказывает, что не только я, да и многие-многие гадалки, экстрасенсы чувствуют и предвидят, кем будет маленький человек через годы. Всем всё ясно и так. Педагогика отрицает судьбу, наследственность, карму и прочее.
  
   - Разумеется. Ребенка, даже трудновоспитуемого, нужно все же воспитывать!
  
   - И если пятиклассница пишет в сочинении, что мечтает стать путаной или интердевочкой, то как и где её надо воспитывать? В колонии усиленной культуры? Государственный мощный аппарат вынуждает девочек идти торговать своим телом, телевиденье - зазывает. А мальчики мечтают заниматься рэкетом. Школа - это соломинка в бушующем море жизни. Соломинка.
  
   - Но как вы были учителем с такими мыслями и убеждениями? - пришла просто в ужас Маринка.
  
   - Да мысли-то эти пришли мне в голову вот только что! А всю жизнь я была убеждена, что учитель должен противостоять против этого колоссального госаппарата, с его телевиденьем, действующей на подсознание губительной рекламой, дурацкими песнями и боевиками. Пятилетняя внучка моей соседки говорит только фразами из рекламы. Все смеются. Но разве не так же повторяет и попугай? Нужно ребенка научить еще и мыслить. Но к моим словам все относятся скептически. Посмотрим. Время покажет. Но я уже ничего не могу. Потому что нет прежнего авторитета. Что значат слова какой-то пенсионерки о том, что нельзя разрешать ребенку отстаивать свои права кулаками? Он видит в фильмах, что нужно сразу вступать в кровавую схватку, если тебя обидели или косо посмотрели. А массовое увлечение детей опасными петардами? Но что значат мои слова? Я - растаявший айсберг, к сожалению. Да и не только я бессильна. Как принято говорить - многочисленная армия педагогов... Так вот эта многочисленная армия педагогов ничего не сделает, ничегошеньки, пока у власти воры и бездари. Верховная Рада с их сказочными зарплатами и льготами - это как бы венец царящих в нашей стране лжи, беззакония и наглости. Боже мой, Маринка, а ведь мне не хочется жить! - с изумлением на лице сказала вдруг Ольга Михайловна и медленно, в раздумье замотала головой. - Нет-нет, мне не жалко оставлять этот ужасный мир...
  
   - Не пугайте меня, Ольга Михайловна!
  
   - Маринка, я тебе должна сказать. Ведь я много размышляла на эту тему и поняла такую простую вещь - смерть вовсе не страшна. Подсознание почему-то очень боится небытия, и мы идем на поводу у него. А, в сущности, что такое бессмертие? Почему боги могут наказать бессмертием? Ты не задумывалась?
  
   - Даже не знаю. Надоедает жить. Но ведь бессмертие - как наказание - это тысячелетия, а каждый хочет прожить лет сто, не больше. Даже девяносто. И хватит.
  
   - Но и девяностолетние боятся смерти, Маринка. Боятся мучительной смерти. Но я считаю, что смерть ничем не хуже сна. Наоборот, сон с его тягостными и жуткими кошмарами гораздо неприятнее смерти. Бессмертие - это многолетняя мучительная бессонница. Хочется отдохнуть, заснуть, но не можешь. Если и задремлешь, то тут же начинают мучить кошмары, и ты с криками и ужасом просыпаешься. Так не лучше ли просто заснуть спокойным и вечным сном?
  
   - Ну... Не знаю, Ольга Михайловна. Если человеку восемьдесят лет, то, наверное, да - лучше. Но если ты молодой... Нет, я думаю, необходимо бороться.
  
   - Бороться за право быть мучимым изнуряющей бессонницей?
  
   - Если совесть чиста, то сон спокойный. То есть, я хочу сказать, нечего бояться ночных кошмаров.
  
   - Но бывает, часто бывает, что человек грешит, но не подозревает об этом. Идет по тонкому льду вымысла и игры в идеал, а всех убеждает, что под ним твердая почва знания.
  
   - Может, и бывает. Не знаю. Я стараюсь быть во всем честной. Видимо, вам в работе с детьми приходилось ходить по тонкому льду и обманывать всякие комиссии и вышестоящие органы? У нас, журналистов, проще. Вообще я рада, что не пошла в педагогический институт, как хотела мама, а поступила на журфак.
  
   - Но, Маринка, дорогая, признайся честно, неужели ты себя никогда не обманывала? Ну, хотя бы в случае с этой бедовой девочкой. Неужели же ты верила в ее чистоту и невинность? Почему ты стала защищать честь этой Вероники? Вероники, которая два раза лежала в вендиспансере на Радостной!
  
   - Да не может этого быть, Ольга Михайловна!
  
   - Твоя статья дышала гневом, ты поучала, как надо воспитывать детей и с уважением относиться к ним. А если учитель заглядывает, все ли ушли из раздевалки, чтобы закрыть спортивный зал, а притаившаяся девочка выскакивает из-за шкафчика, неожиданно сбрасывает лифчик и визжит так, что учитель должен убегать и просить техничку закрыть раздевалку? Я понимаю, это она посмотрела фильм, и ей там подобная сцена очень понравилась. Но в школе тысяча детей, а такую сцену воспроизвела только твоя прелестная Вероника. И как ее после этого воспитывать? Личным примером?
  
   - Ну, это шалость. Я не верю в это... Честное слово, это для меня новость. Мне как-то странно...
  
   - А потом она приходит в школу в прозрачной блузке без лифчика.
  
   - Вероника? Вы говорите о Веронике Калугиной?
  
   - И о ней, и о твоей пламенной статье.
  
   - Но почему сейчас? Вы бы могли в первый же день сказать все, что обо мне думаете! - обиделась Маринка.
  
   - Я люблю тебя! Мне так жалко, что у меня нет такой дочери, подруги. Хотя то, что и ты, и твоя сестра Люся бросили мать в Калуге, поражает меня. Я уже пережила те страшные дни, когда школа тебя вдруг отторгает. Болезненный, даже трагический период каждого педагога. Через год-другой твоя мама поймет, что есть радость в жизни и помимо школы. Ну, хотя бы - твой ребенок. Но сейчас. Кажется, сейчас я всем сердцем чувствую боль твоей мамы. Ты поедешь к ней?
  
   - Она с папой. Ой, это болезненная тема. Ольга Михайловна, я хочу выяснить до конца все о моей статье. Факт остается фактом: учитель физкультуры, дежуривший по школе, не пустил ребенка на урок и сказал, цинично, заметьте, сказал... Педагог не должен себе позволять такие фразы! "Ты пришла не в бордель. Иди сейчас же переоденься!"
  
   - Я тогда уже не работала в школе, но мне мои бывшие сотрудницы кое-что рассказывали. А статью я читала...
  
   - Вы защищаете Александрова?! Вы хотите его оправдать?! Понятно, раньше вы его не видели, и наши отношения были хорошими, а сегодня он появился, вы его увидели, и опять - он идеал!
  
   - Да что вы! То есть ты... Понимаешь, я поняла... Вот сейчас поняла, какую роль в его судьбе сыграла эта твоя гневная статья.
  
   - И какую же? Очень странно, что его не вышибли с работы.
  
   - Ты защищала абстрактного невинного ребенка. Нет... Ты два абзаца потратила на то, чтобы описать как мама Веронику водила на бальные танцы в Дом культуры, и какие дипломы получало дивное дитя.
  
   - Это всё правда!
  
   - Ты видела эту девочку?
  
   - Естественно! Она живет в одном доме, в одном подъезде с моей сестрой и дружит еще с садика с нашей Ларисой.
  
   - Пойми, я тебя ни в чем не обвиняю. Ведь ты не хотела, чтобы Александров стал директором. Разве можно тебя винить в этом?
  
   - То есть как?
  
   - Благодаря твоей статье Александров из простого физрука превратился в директора школы. Видимо, так всегда получается, когда журналисты воюют за правду, вооружившись ложью.
  
   - Что в моей статье - ложь? - металлическим голосом спросила Маринка.
  
   В это время сзади послышались шаги, женщины оглянулись. В линялых, до неприличия старых плавках шел на цыпочках Голубь и загадочно улыбался:
  
   - Вы ссоритесь? Я вам не помешал?
  
   - Боже мой, как вы догадливы? Конечно же, нам хочется отдохнуть!
  
   - И эту ссору вы называете отдыхом? - засмеялся старик. - А я берегу нервы и буду жить до ста двадцати лет! Я так решил, и это - истинная правда.
  
   - Я вас очень прошу - уйдите! - сразу пошла в наступление Маринка. - Может, это и непочтительно, но у нас очень важный разговор. Пожалуйста...
  
   - Хорошо, хорошо. Я ухожу.
  
   В это время что-то непонятное прыгнуло в воду и немного погодя вынырнуло далеко, почти на середине реки, в стае гусей, чем очень переполошило заголосивших и захлопавших крыльями птиц, и снова нырнуло.
  
   Что это за чертовщина тут у вас, голубки мои? - хохотнул испугавшийся Голубь.
  
   - У нас? Это вы с собою какую-то ондатру притащили.
  
   - Если это была ондатра, то я - Майя Плисецкая, - многозначительно сказал Голубь и, радуясь, что последнее слово было за ним, поспешно ушел.
  
   - Далась им всем Майя Плисецкая. Но, Ольга Михайловна, я хочу продолжить наш разговор. Вы меня просто поразили. Я не ожидала даже... Если я вас правильно поняла, вы обвиняете меня во лжи, - возмущенно сказала Маринка, но увидев, что Голубь остановился и с интересом прислушивается к ее словам, понизила тон. - Я вас не понимаю. Факты. Какие факты? Вы же тогда уже не работали и ситуацию просто не знаете.
  
   - Я тоже была поражена, когда убедилась, что Александров, директор школы - это и есть Александров-физрук. Об истории с лифчиком в раздевалке мне рассказала наша школьная техничка Анна Петровна. Мы с нею встретились в магазине. Случайно. Как он должен был воспитывать эту девочку? И потом, он, как и все остальные, знал, что она лечилась на Радостной. Может быть, он бы и воспользовался случаем, ведь девочка смазливая, сама на шею вешается. Очевидно, его испугал вендиспансер, в котором дитя лечилось дважды. А как бы вы, Маринка, воспитывали бы эту ясноглазую девочку с прекрасным именем Вероника?
  
   - Вы опять перешли на "вы". Впрочем, мы отвлеклись. Вы утверждаете, что в моей статье ложь. Какая?
  
   - Да ведь я же ясно объяснила! Она не была невинной девочкой. И сейчас танцует в ночных клубах. Видимо, стриптиз. Может быть, ничего плохого в этом нет. Ведь и мы сейчас полуобнажены! А наши пещерные предки вообще не одевались. Но мы их за это не осуждаем. И работа ночной стриптизерши очень тяжелая.
  
   - Вы ошибаетесь. Этого не может быть! Боже мой, она же купила себе квартиру. А одевается так, что моей бы зарплаты, пожалуй, на десятую часть не хватило бы.
  
   - Маринка, если ты сейчас это поняла, то почему не понимала неделю назад, год, два тому назад? Когда писала статью. Вот что меня интересует. Какие шоры должны быть у человека, и почему они существуют? Разве ты не знала, что ее мама была без работы? А тебя не удивили ее сапожки, кожаные брюки, золотые цепочки и кольца?
  
   - Боже мой! Так я просто дура? Я дура, которая хотела одурачить читателя!
  
   - Я в молодости тоже была такой. Рвалась в бой за справедливость, но когда прозревала, было уже поздно. От меня отворачивались подружки и родители детей. Это моя жизнь и наши заблуждения, и я хочу понять - откуда они.
  
   - Вы говорите, что все, кроме меня, видели кто такая Вероника. Почему же моя сестра?.. О господи! Знай она правду, ни за что бы на свете не разрешила Ларисе дружить с Вероникой.
  
   - Да, бедовая девчонка, эта ваша Вероничка... Но всё ли вы знаете о своей Ларисе? Может быть, она уже превзошла Веронику, которая была всегда для неё кумиром?
  
   - И все учителя это знали и...
  
   - Школа должна была дать ей среднее образование, а не выгонять. И сейчас ее мама, наверное, довольна хорошими заработками дочки.
  
   - Понятно. Но Александров? Вы сказали, что благодаря моей статье он стал директором?
  
   - А ведь права была твоя знакомая Светлана. Из твоего прошлого вдруг начали, как из-под воды выплывать события, о которых ты и не подозревала.
  
   - И как именно это произошло? Почему он стал директором?
  
   - После твоей статьи, где ты клеймила учителя - учителя! - который произнес такое страшное слово при невинном ребенке - "бордель", очевидно, все педагоги, знавшие истинную суть этой невинности, единогласно выбрали Александрова директором. Волевой, бескомпромиссный, не испугавшийся корреспондента областной газеты. Ведь нашей директрисе было уже пятьдесят шесть, и ей, конечно же, как и мне, предложили идти на заслуженный отдых. Представляю, как всё в школе бурлило, все выжидали и гадали, кто же будет преемником, кто возьмет бразды правления или, как ты говоришь, будет править княжеством. И тут в областной газете твоя роковая статья. И Александров, который говорит "калидор" и "каклета", стал директором учебного заведения! Я так это вижу. Другого объяснения нет.
  
   - Когда я с ним разговаривала, он говорил "местов", "дитё", "хотишь" и "свободнИе"... Хм... Я его по телефону спрашиваю, что тормозило развитие спортивных секций в школе, а он и отвечает: "Главное тормозило - это нехватка финансов". Представляете? Значит, вот куда ушла моя энергия и страсть? Обидно.
  
   - Жизнь такая странная и непредсказуемая. Жаль, что мы не можем, как шахматисты, продумать все ходы наперед. Вот и Михаил Горбачев был переполнен благими намерениями. Но Ельцины и Жириновские - не шахматные фигуры, которые ходят только по установленным правилам. Да разве только политики? Все люди - не шахматные фигурки, они непредсказуемы. Но самое странное, что чаще всего, если ты прекрасно знаешь, что какое-то дело добром не кончится, и бросаешь его, всё равно добром это не кончается.
  
   - Вы хотите сказать, что если испорченность начать перевоспитывать, то результат будет таким же - если бы и не воспитывать ребенка вовсе?
  
   В это время далеко, в том месте, где река делает поворот, вдруг опять гуси подняли страшный крик, стая, хлопая крыльями, разлетелась. Маринка встала, протерла очки и начала внимательно следить за происходящим. Как же она удивилась, когда увидела, что на том берегу показалась сначала человеческая голова, а потом вышел из воды и сам человек. Он тащил убитого гуся. Его встретила... Ага, та толстуха. Дочь Александрова? А может, не она...
  
   - Видимо, директор вашей школы на ужин нынче не придет, - не понимая, то ли она радуется, то ли злится, сказала Маринка. - Он со своей женой будет есть гусятину, приготовленную на костре. А ведь это воровство и варварство.
  
   - Что и требовалось доказать, - печально сказала Ольга Михайловна. - Зло непобедимо, поэтому не стоит писать об этом статью. Зло может смять и уничтожить добро. Глупое, безрассудное добро. А ум... Да, только ум и осторожность могут спасти в этом огромном море лжи и зла. Подумай об этом.
  
   - Хорош! Говорит, что ловит раков, а сам у людей ворует уток и гусей! - не унималась Маринка.
  
   - Кто ворует уток и гусей? - как из-под земли появился Голубь.
  
   - О господи! Как вы меня напугали! - вскрикнула Маринка. - Не знаю. Отсюда не видно. Там, на том берегу, возле камышей, кто-то вытащил на берег гуся.
  
   - А мы сейчас проверим. Вы мою Нину не видели? Там, на том берегу, случайно, моей голубки нет?
  
   - Вы имеете в виду женщину? Я же говорю - отсюда не видно, - уже предчувствуя неприятности, ответила Маринка.
  
   - Там, где мужчина, всегда должна быть женщина. Я пойду по бережку до изгиба реки, а потом переплыву, - сказал игривым шепотом Голубь и, подморгнув, пошел по тропинке босиком, подпрыгивая и вздрагивая от боли, когда наступал на острые камешки.
  
   Маринка внимательно посмотрела в глаза Ольге Михайловне, та отвела взгляд.
  
  
  
   Собираясь идти на ужин, Маринка зашла к Гале, чтобы отдать ей стакан, который захватила вчера со льдом. Но, зайдя в комнату Гали, увидела, что Маруся снимает с подушки наволочку, поэтому растерялась и в замешательстве стояла, вертя в руках стакан.
  
   - Она уехала, объяснила хмурая Маруся.
  
   - Все-таки уехала? - растерялась Маринка. - Но почему? Ведь я ее видела после обеда на пляже!
  
   - У нее умерла мама, - строго, как это обычно говорят пожилые женщины, сказала Маруся. - Она с нашей почты позвонила маме, а ей деревенский почтальон сказал, что ее мама умерла этой ночью, а дочь Гали сейчас у соседей. А тут как раз в город ехала машина, Галя забежала, бросила в сумку всё, что могла и попросила, чтобы вы, Маринка, занесли ей то, что она забыла. Вы знаете, где она работает?
  
   - Конечно, знаю.
  
   - Вон на кресле я сложила всё, что нашла. Фен, полотенце, сережки. Может, ещё что-то найду, когда убирать буду.
  
   Маринка вспомнила, что хотела сообщить Гале Ольга Михайловна, и сердце ее сжалось от боли и раскаяния. Надо было всё-таки догнать Галю и предупредить. Боже мой, что ее ждет? Маринка села на краешек кресла, на котором лежали Галины вещи, и заплакала.
  
   - Вы знали Галину маму? - спросила Маруся.
  
   - Нет, я знаю, как сейчас страдает Галя! - и слёзы с новой силой полились по щекам. Кажется, она даже в детстве так никогда не плакала. Маруся растерялась, но не стала ее успокаивать, а поспешно взяла белье и тихо вышла.
  
   На ужине Александровых действительно не было. Жена Голубя - Нина ужинала без супруга.
  
   Без Гали в беседке было как без королевы. А может, это только теперь так казалось Маринке? Голодрыга сидел уже с тремя вновь прибывшими женщинами, очевидно, подружками. Он высокомерно смотрел, как они переговариваются и хихикают, расспрашивают Марусю и соседей, где речка и бывает ли здесь дискотека. Все свои силы и умение Голодрыга тратил на то, чтобы женщины догадались, что он их презирает. Маринка после слез была печальна и ела с неохотой.
  
   Ольга Михайловна неожиданно сказала, что после ужина не хочет никого видеть, и попросила Маринку проводить ее в комнату, ибо она боится всяких там... под кроватью.
  
   - Хорошо! Я тоже должна быть уверенной, что вы, Ольга Михайловна, в безопасности. Я чувствую, что это мне надо было ехать сегодня в Николаев!
  
   - Осторожность, Маринка, осторожность превыше всего. Ну увидишь ты разбитое окно на кухне сестры... Впрочем, я понимаю, почему ты рвешься в Николаев. Всепоглощающая любовь.
  
   - Нет, вы ошибаетесь!
  
   Когда зашли в комнату Ольги Михайловны и убедились, что, кроме Маркизы, никого здесь нет, бывшая учительница сказала:
  
   - Кстати, ты видела этого странного типа, который всю жизнь пил вино, а сейчас пьет запоем мочу.
  
   - Голубь. Его на ужине не было.
  
   - Ну да. У него фонарь под глазом и забинтовано запястье, видимо, растяжение. Фонарь под глазом нынче в моде? Так вот все, кто это видит, - хохочут. Просто откровенно смеются, не скрывая своей радости. Это странно. Он шел благородно защищать гусей бабы Нади, которая живет возле магазина, но получил трепку. А от кого и почему - никому так и не проговорился. Я тоже промолчала, когда наблюдала за всем этим весельем в фойе клуба. Однако о том, что мы с тобою якобы ссорились, как потом выяснилось, знает весь дом отдыха. И Маруся и Мария Васильевна и Нина, жена этого Голубя, спрашивали меня, почему мы с тобою не вместе, уж не поссорились ли.
  
   - Да мы же с вами всё время вместе! - удивилась Маринка.
  
   - Они сталкивались со мною в те редкие минуты, когда я была одна.
  
  
  
   Расставшись с Ольгой Михайловной, Маринка пошла за деревню - хотелось развеять свою неприкаянность и тоску. Сначала она шла по пыльной дороге между гороховым полем и молоденькой кукурузой, потом вышла к полю, где недавно скосили люцерну. Возле лесополосы она села на мягкое душистое сено и вздохнула: "Наконец можно отдохнуть от людей". Она долго смотрела на закат, и сердце ее рвалось на части от тоски: почему с нею рядом нет Влада? Маринка громко, зная, что ее никто не услышит, заплакала. Так она рыдала горько и безутешно, пока не уснула.
  
   Ей приснился страшный сон. Будто по коже как бы проползли змеи, она испугалась и содрогнулась от страха и отвращения. Оглянулась - в двух шагах от нее стояло существо. Она хотела закричать, но не могла преодолеть странное оцепенение. Существо было жутким - не выше метра, горбатое, нагое, похожее на человека, но покрытое волосами. И на голове, и на руках, а также животе эта поросль была одинаково грязна и редка, она не прикрывала полностью грязное тело, на котором четко видны были расчесанные прыщи и большие шрамы. На обезьяну существо тоже не походило. Но что это было? Что-то уродливое, с торчащими волосатыми ушами, длинными до колен руками и звериной идиотской улыбкой. Но зубы все-таки были хоть и желтые, но как у человека. От него несло таким смрадом, что Маринке затошнило.
  
   Три гангстера на автовокзале были по сравнению с ним милыми парнями.
  
   Маринка, преодолевая ужас, поднялась и попятилась в сторону села. В глазах существа было что-то гипнотическое, от его взгляда и улыбки в жилах стыла кровь. Маринке очень хотелось спастись. Но надежда на спасение появилась только тогда, когда она услышала, что приближается трактор. От этого существа можно было ожидать всего. Оно могло и перегрызть горло, и просто ударить палкой, которую держало в руке.
  
   Когда трактор был совсем близко, существо метнулось в лесопосадку. А Маринка побежала что есть духу в дом отдыха. В вестибюле она никого не встретила, в коридоре на своем этаже тоже. Забежала в комнату, закрыла плотно форточку, дверь на ключ - и обессилено упала на кровать.
  
   Утром Маринка проснулась от музыки, доносившейся со двора. Солнце, еще ласковое, сияло радостно и счастливо. Ночным кошмарам можно было не придавать значения. Однако... Заснула-то она в поле на сене!
  
   Постучала и зашла повариха Мария, чтобы поменять вазу с цветами, и спросила Маринку, почему она такая бледная. Маринка рассказала ей, что видела недалеко от деревни не то идиота, не то какое-то страшилище.
  
   - Да-а-а... Такого еще не было, чтобы кто-то чужой это видел. Пастухи иногда рассказывают, что какой-то леший сосет молоко у коров... И тоже говорят, что горбатый, вонючий, омерзительный.
  
   - А старые люди что говорят?
  
   - Он тебе показался старым? Это существо начало появляться только в последние годы. А тебе кажется, что это что-то из прошлых веков? Баба Нина говорила, что этот леший - еще дитя. Он у нее огурцы ворует, - повариха уже открыла дверь, чтобы уйти.
  
   - Тетя Мария, вы шутите? Мне и так страшно. Я уеду. Да. Уеду сегодня же!
  
   - Да что ты, Маринка! Но... Ради бога, умоляю - не всполоши всех отдыхающих. Мы же надеемся хоть какую-то копейку заработать за лето. Что мы будем делать, если все уедут? Вчера Галя, сегодня ты...
  
   - Да не скажу я никому! Не скажу. Позавтракаю и поеду.
  
   - А на обед мы с Марусей фаршированный перец готовим. Зря ты уезжаешь.
  
   - Опять фаршированный перец?! Ну ладно. Пообедаю и возвращаюсь в Николаев.
  
   - Но после обеда автобусов не будет.
  
   - Да лучше пешком, чем здесь ещё раз такой ужас пережить! До трассы километра два, не больше?
  
   - Четыре. Маринка, родная, не горячись... Это же ребенок. Самое страшное, что он может сделать - это утку или лягушку на речке убить. Питается устрицами, лягушками и тем, что мы, женщины, ему иногда подбрасываем... Собаки его кусают, люди бьют. Несчастное существо! Я не знаю, как он только зиму зимует. Ради Бога, поверь мне, он безобидный.
  
   - Так леший это или?.. Что это такое, тётя Мария?
  
   - У нас о нем никто не говорит. Потому что грех.
  
   - В чем грех?
  
   - Это грех всех нас. После Чернобыля к тете Кате приехала дочь Полина. Беременная. Но на учете она не стояла. Чувствовала, что у нее белокровие, но надеялась родить, а если бы пошла к врачам - те бы, конечно, ей сделали сразу же аборт. Она похоронила умершего в страшных муках мужа-ликвидатора. Когда ухаживала за ним - нахваталась этой радиации. Была бледная, хилая. Из веселой красавицы превратилась в тень. Потом неожиданно, когда Полина пошла за лечебными, у нее началось кровотечение. Она в полуобморочном состоянии поползла к дороге. Там ее и нашли механизаторы. Говорят, у нее был выкидыш. Без признаков жизни. Один из мужчин побежал в медпункт, остальные отнесли Полину в первый же дом, где была хозяйка. Пока та помыла несчастную, укутала в простыни, приехала на легковой машине медсестра и повезла ее в областную больницу. Медсе6стра не могла ничем помочь Полине, да и какую помощь можно оказать в медпункте?
  
   - Боже мой!
  
   - Да вся деревня с ума сходила, когда это происходило! Полина-то и не видела свое дитя. И мужикам было не до выкидыша, главное ведь - спасти женщину. Срок маленький, дитя недоношенное, нежизнеспособное. Она говорила, что и семи месяцев не было. В направлении в больницу фельдшерица написала, что получился непроизвольный выкидыш. Мужики клялись, что дитя не пищало. К тому же карточки медосмотров у Полины не было, не до того ей было, когда ухаживала за умирающим мужем.
  
   - Но почему ребенка не повезли в больницу?
  
   - Нужно было Полину спасать, остановить кровотечение, найти машину для госпитализации, а тут этот неживой ребенок. Что бы ты сделала в этой ситуации? А что было делать фельдшерице? Она была молоденькой, проходила здесь практику после училища. Потом через месяц уехала даже не знаю куда. В тот день она сильно испугалась, даже плакала. У Полины кровотечение - не остановить. Еле дышит. Позвали тетю Катю - маму Полины, она в телятнике в тот день дежурила. Но что могла сделать мать? И как больную белокровием Полину могла спасти эта испуганная девочка-практикантка? Конечно, повезла больную в больницу. Потом тетя Катя приехала и сказала, что дочку приняли в онкологию.
  
   - А про ребенка забыли? Как?! Но этого не может быть!
  
   - Это потрясение! Как тут забудешь? Когда Полину уже увезли, женщины пошли искать младенца, чтобы похоронить рядом с отцом. Но не нашли. Но в том же году зимой мой Коля мне сказал, что у деда Тимофея на хуторе дитя плачет, и что теперь дед никого в дом не пускает. Но я эти события тогда не объединила, это я уже сейчас вспоминаю и предполагаю, что именно дед Тимофей нашел дитя и втайне ото всех всё-таки как-то привел в чувство и вырастил. Мы тогда еще посмеялись с мужем: уж не завел дед Тимофей молодку. Но это были только слова и догадки. Кому могло прийти в голову, что именно дитя Полины у деда? И вот уже два года, как дед Тимофей умер. А Полину тетя Катя похоронила рядом с Володей. Она умерла через пять дней после родов. Тетя Катя от нее не отходила, там и жила с нею в онкологии.
  
   - Значит, мальчику лет двенадцать? И он не дикий Маугли, а понимает человеческую речь? Может быть, и разговаривает? Тетя Мария?!
  
   Повариха испуганно посмотрела на Маринку и замотала головой.
  
   - Нет, зря я тебе это всё рассказала. Ты же журналистка? Да? Это такие люди, не дай Бог... Они же не успокоятся, пока любую тайну всему свету не разбалабонят. Грех на душу взяла - когда тебе это рассказала!
  
   - Но почему?
  
   - Ты напишешь в газете, приедут ученые, медики отловят, спрячут в клетку. Оно существо свободолюбивое. Дитя природы. Умрет с тоски, а то и от экспериментов. Начнутся уколы, анализы и прочий кошмар. Боже мой, что я наделала!
  
   - Нет, я никому не скажу! Клянусь, тётя Мария!
  
   - И не уедешь?
  
   - Н-н-нет. Останусь. В самом деле, испугалась ребенка. Теперь мне уже не страшно и я всё понимаю... Я по телевизору видела и безруких, и вообще... разных... несчастных чернобыльских детей. А ведь это те дети, которые должны были родиться здоровыми и счастливыми... и желанными. Если бы не эта проклятая радиация! Но в чем же ваш грех, тётя Мария?
  
   - Разгильдяи мы. Народ, которому на всё наплевать. Вот тебе и сказочка о драконе, который поедает сильных молодых мужчин и детей. Вот тебе леший не в сказке, а в жизни. Собаку, теленка жалко, а тут сын нашей Полины. Без фамилии, без отчества... Как зверь, как леший. Мы в секрете это держим от тети Кати. Она же с ума сойдет, если узнает такое. Как она гордилась, что дочь её вышла замуж за красивого, умного, с высшим образованием и хорошо зарабатывающего Володю. Вот и счастью конец. Самое горькое - что это дело рук человеческих. Ученые получили награды и известность за свои открытия. А народ, в том числе и Полина - без будущего. Человек существо дикое и безответственное, а значит - жестокое. Скоро завтракать, а я тебя задерживаю. Иди в умывальник умойся. Ты, кажется, заплаканная? Нужен утренний туалет.
  
   - О господи! Туалет... - вдруг вспомнила своих николаевских преследователей Маринка и добавила. - Всё это похоже на легенду.
  
   - Маринка! Ты дала клятву!
  
   - Нет-нет, я никому не расскажу и не напишу об этом ребенке. Поверьте мне, тётя Мария. Теперь буду носить с собой печенье и конфеты - вот и всё.
  
  
  
   Когда повариха ушла, Маринка посмотрела на часы. До завтрака оставалось больше часа. Она взяла пачку печенья, шоколадные конфеты и пошла к тому месту, где была вчера вечером.
  
   Утром там было еще лучше! Желания плакать не было, хотелось только угостить несчастного ребенка сладостями. В надежде, что мальчик её видит и подойдет ближе, Маринка села на свое прежнее место. Задумалась о тех несчастных, жизнь которых непоправимо исковеркана Чернобыльской катастрофой. А ведь могло же этого и не быть. Это дитя было зачато от здорового красивого мужчины, и должна была его родить красавица Полина. И жил бы отец ребенка, и мать, и он бы родился здоровым, и дали бы ему красивое имя, был бы со своей фамилией и отчеством Владимирович. Маринке захотелось посмотреть на облака, как она любила делать в детстве. Положила аккуратно сладости и легла на сено, глядя на облака в высоком голубом и чистом небе.
  
  
  

Третий день в "Эдеме"

  
  
  
   Проснулась от шума. Это за лесопосадкой трактор пахал поле. Маринка не любила опаздывать, поэтому поторопилась вернуться в дом отдыха. Вспомнила, каким ужасом была охвачена вчера вечером и посмеялась над собой. Уже подходя к деревне, пожалела, что не сняла с конфет бумажки. Мальчик может съесть их с бумажками или вообще не поймет, что они съедобные.
  
   На завтрак она все-таки опоздала. Поздоровалась с Марусей, которая разговаривала с поварихой Марией. Маруся улыбнулась и кивнула, Мария тоже поздоровалась.
  
   - Мы же сегодня уже виделись, тётя Маруся, - напомнила ей Маринка.
  
   - Да нет... Что ты?! Сегодня еще нет, - удивилась повариха.
  
   - Ах! Клятва? Помню-помню! Но не надо такой конспирации, - сказала ей Маринка и села за свой столик. Но слышала, как повариха сказала Марусе:
  
   - Такая красивая, а, наверное, наркоманка.
  
   "Боже мой! Неужели же я уснула вчера вечером на сене и проснулась только утром? Но я четко помню весь разговор, черт побери! Нет, я проверю еще раз! И к тому же - конфеты! Вчера вечером их у меня не было. А вот были ли они утром на сене, когда я уходила? Я о них вспомнила только на окраине деревни. Фаршированный перец! Да!" - Маринка собрала свою посуду и понесла ее на столик. Там повариха Мария продолжала разговаривать с Марусей.
  
   - Так, тётя Мария! Вы говорите, сегодня на обед будет фаршированный перец?
  
   - Да, фаршированный перец.
  
   - Вот видите!
  
   - Почти всем перец очень нравится. А тебе уже надоело это блюдо? Каждый день одно и то же? - не понимала, что хочет сказать ей Маринка, поэтому уточняла повариха.
  
   - Хм... это правда... перцы надоели, - согласилась Маринка и хитро улыбнулась. - Я сейчас уезжаю.
  
   - Хорошо. За путевку деньги перечислены... Ты знаешь, что мы не возвращаем в таких случаях деньги? А что случилось? - спокойно спросила повариха.
  
   - Что случилось? Нет - вы спрашиваете - что случилось? - возмутилась Маринка, но, внимательно всмотревшись в лицо женщины, которое было абсолютно спокойным, спохватилась. - Я просто решила пошутить - вот что случилось.
  
   - Нет, эти городские - это что-то с чем-то! - отходя от нее, прошептала возмущенно повариха Марусе.
  
   - Да, тетя Маша! Как городской, так и с приветом, - смеясь, подтвердила Маруся.
  
   Значит это сон... А что бы было, если бы не приснился трактор? Просто бы умерла во сне? Там, в поле?
  
   Когда пришла в свою комнату, обследовала вазу. Цветы были свежие.
  
   ...Но пока она там спала на сене, Маруся как раз и могла поменять цветы. Это не доказательство. Нужно спросить, кто именно сегодня менял цветы. Если повариха, значит, это был не сон.
  
   И только теперь Маринка вспомнила, что Ольга Михайловна не завтракала и решила сначала пойти узнать, как она там, а потом принести ей из столовой ее порцию и покормить несчастную женщину. А заодно и узнать, кто сегодня менял цветы.
  
  
  
   Но кто менял сегодня цветы Ольга Михайловна никак не могла вспомнить. Она была встревожена и, кажется, плакала. Оказывается, к ней рано утром заходил Александров. Фактически ничего не спрашивал, естественно, уже не предлагал жить вместе. И хотя Ольга Михайловна ему обещала, что никому не скажет, что Анжелочка его дочь, а не жена, он почему-то медлил и не уходил.
  
   - Аркадий видел, что я волнуюсь и, кажется, хотел дождаться, когда у меня просто разорвется сердце. Я даже не ожидала, что так будет биться мое сердце! Будто и не было стольких лет разлуки, будто он час назад вытолкал меня со своей квартиры! - с досадой и слезами говорила Ольга Михайловна. - Знаешь, Маринка, я боюсь оставаться в этой комнате. Я просто сжимаюсь в комок страха в этих четырех стенах. Нет, это не отдых! Пойдем на воздух?
  
   - Вы же еще не завтракали! Если Маруся поставила вашу порцию в холодильник, я сейчас принесу.
  
   - Нет-нет, возьмем вещи, воду и Маркизу и спустимся, зайдем в столовую - я быстро поем и оттуда сразу - на речку.
  
   После отдыха под ивой и переговоров с сестрой, перед самым обедом, Маринка оставила Ольгу Михайловну на лавочке под грушей, а сама с Маркизой поднялась на второй этаж. Она все время думала о мальчике, которого видела то ли наяву, то ли во сне. И, чтобы выяснить, существует этот несчастный на самом деле, или это только плод ее воображения, решила при случае спросить у Маруси, кто же всё-таки сегодня менял цветы в комнатах отдыхающих: сама Маруся или повариха?
  
   Нужно было еще снять купальник, переодеться в сухое, закрыть кошку и идти обедать. Открывая свою дверь, она услышала крик в комнате Гали. Не давая себе отчета, что там может быть просто опасно, вошла в злополучную комнату. Голодрыга бил по лицу лежащую на кровати Марусю, которая бессильно мотала головой при каждом ударе. Маринка мгновенно бросила кошку, схватила вазу с цветами и ударила подлеца по лысеющей голове. Даже не ожидала, что человек из страшилища так мгновенно может превратиться в безжизненное тело. Стояла пораженная и смотрела на растекающуюся по ковру воду, разбросанные цветы и поникшее хилое тело Голодрыги. Маруся, дрожа как осиновый лист, поднялась и плача начала осматривать свое разорванное новенькое платье.
  
   Маринка взяла на руки кошку и молча пошла к себе, Маруся - за нею. Закрыли дверь на ключ (это уже вошло в привычку). Маринка дала Марусе свой сарафан и села за столик, глядя в одну точку. Потом начала рассматривать вазу, она была точно такая же, как и в комнате Гали - массивная, с толстым дном.
  
   Переодевшись, Маруся шепотом, срывающимся на плач, попросила:
  
   - Ради Бога, Мариночка, я тебя очень прошу, никому не говори! Если узнает Владик - я пропала. Я тебя умоляю - не говори! Он у меня такой, что может убить эту сволочь. И мне он ни за что не поверит. Он меня бросит, Мариночка!
  
   Маринка потерла виски и, как пьяная, сказала:
  
   - Голодрыга лежит там мертвый. Куда его еще убивать?
  
   - Да ну - мертвый... Не видела драк, что ли? Никакой он не мертвый. Что будем делать? Я не хочу, чтобы он тут жил. Все расскажу Марии Васильевне!
  
   - Вот тебе и казенный дом, ага... дождалась. То-то Светлана так зловеще улыбалась... Боже мой! - не слушая Марусю бормотала Маринка.
  
   - Мариночка, мне надо умыться. Посмотри - кровь! Да не бойся ты! Это меня, тебя можно убить одним ударом. А таких как этот дохляндик... не-е-а... Они бессмертны и живучи. Если бы не ты, он бы меня изнасиловал. Господи, Мариночка, ты понимаешь, что бы было, если бы не ты?! - шептала испуганно Маруся и кривилась от боли, потому что распухшая губа кровоточила. Она подошла к зеркалу.
  
   - Пойти его еще раз треснуть вазой? - спросила она задумчиво у Маринки. - Как я покажусь людям на глаза? А что Владик скажет?
  
   - Возьмешь лед из морозильника. Еще бодяга помогает от синяков. Маруся, ты сегодня меняла цветы?
  
   - А разве цветы свежие? Ой, не помню!
  
   - Но вчера в вазах были ромашки. Сегодня - васильки.
  
   - Да какая разница, Маринка?
  
   Маринке стало даже стыдно за свои неуместные вопросы.
  
   В дверь постучали. Девушки замерли.
  
   - Это он! - испуганно зашептала Маруся и опять задрожала.
  
   - Маруся, ты здесь? Я тебя ищу, открой! Нужно накрывать столы! Где ты пропадаешь? - послышался голос Марии Васильевны.
  
   Маруся обрадовалась и бросилась ей открывать. Увидев лицо Маруси, женщина ничего не сказала, а пошла к ближайшему холодильнику, чтобы взять лед. Комната Ольги Михайловны была закрыта, Мария Васильевна пошла к холодильнику Гали. Девушки остались в коридоре и молча ждали, что она скажет, когда увидит тело Голодрыги.
  
   Мария Васильевна принесла кубики льда, помогла Марусе сделать компресс, и только потом спросила, что случилось, почему кровать Гали в беспорядке. Что если в эту комнату заглянет вновь прибывший? Что человек может подумать?
  
   Маринка облегченно вздохнула: значит, тело ушло. Она повеселела и откровенно рассказала, что случилось с Марусей, та только кивала и, придерживая компресс, уныло рассматривала себя в зеркало.
  
   - Вряд ли тихо, без шума и скандала я его отсюда выдворю. Наверное, придется звать участкового, - раздумывала Мария Васильевна вслух. - Но тогда надо признаться, что Маринка ударила человека по голове вазой. Будет наказан этот Голодрыга или нет, а у Маринки точно будут неприятности. Вот что. Пусть Маруся позовет Владика, и он отвезет этого подлеца до трассы. Будьте уверены - это самое лучшее ему наказание. И будет лучше, если Владик услышит от меня правду, а не брехню от кого-то.
  
   Марусю отпустили домой, на столы решила накрывать Маринка, но уже через минут десять пришла младшая сестра Маруси, восьмиклассница Танечка, серьезная, стройная и стыдливая девочка с прекрасными карими глазами. Она была гораздо выше своей старшей сестры и не была так улыбчива, как та. Маринке было приятно работать вместе с нею. И ей нравилось, что было непонятно - то ли Маринка помогает Танечке, то ли она Маринке.
  
   А на обед явились все. Голодрыга тоже. Он ел молча и опустив глаза. Его новые соседки - три женщины, старше тридцати лет, начали рассказывать, как Юрочка - их славный Юрочка! - первым понял, что Семен Данилович тонет, как каждая из них испугалась и что подумала, ныряя и хватая за ногу, но потом оказывалось - не тонущего, а подругу или Юрочку.
  
   - Ах, Юрий, милый! Да у вас кровь на макушке! - вскрикнула самая интересная из его соседок.
  
   Маринка вздрогнула. Ведь это след от вазы...
  
   - Это я, милые дамы... с кровати упал, - запинаясь, ответил Голодрыга. Женщины звонко и весело расхохотались, думая, что он ударился во время спасения утопающего и ответил так от скромности. Он явно нравился всем своим соседкам.
  
   Марья Васильевна стояла у входа в беседку и испытывающе смотрела на Голодрыгу. По рассказу женщин он был героем дня. Видимо, решив перенести разговор на потом, Марья Васильевна ушла.
  
  
  
   - А где же Маруся, - спросила уже в комнате, кормя кошку, Ольга Михайловна.
  
   Маринка, ничего не утаивая и не скрывая, всё рассказала Ольге Михайловне, та возмутилась:
  
   - Этого негодяя надо судить, а он сидит с нами как ни в чем не бывало! А я-то думаю, что это с ним случилось, почему он сидит, как мышонок? Нужно открыть на него уголовное дело! Я пойду сейчас к Марусе домой и уговорю ее пойти к участковому и написать заявление!
  
   В голове Маринки пронеслись запутанные и полузабытые предсказания Светланы. Что там она предсказывала о казенном доме и короле? Что-то неприятное. Какой-то арест. Этого еще не хватало!
  
   - Ольга Михайловна, но она взрослая девушка, и у нее есть причины не разглашать о случившемся. Зачем же на нее давить? Принуждать?
  
   - Да, Маринка, наверное, ты права. Мне вообще не стоит вмешиваться в чужие судьбы и не нужно ничего советовать, ибо все равно выходит именно то, чего я боюсь.
  
   - А чего вы боитесь?
  
   - Ты меня удивляешь, девочка моя. Он преследует меня, преследует, это мягко сказано, эту милую Марусю. Думаешь, я забыла, что он мне под кровать залез? Это ужасно! - говоря это, Ольга Михайловна сидела на кресле у окна.
  
   Маринка услышала подозрительный скрип за дверью и на цыпочках тихонько подкралась и распахнула дверь. Голодрыга стоял, согнувшись в три погибели. Очевидно, он заглядывал в замочную скважину. От неожиданности Ольга Михайловна громко засмеялась. Он же опять страшно покраснел, и лицо его перекосилось от злобы. Маринка закрыла дверь и стояла так довольно долго, приходя в себя.
  
   - Боже мой, Ольга Михайловна, какой он мерзкий! И это ваш ученик?
  
  
  
   Чтобы пройти к иве, нужно было обязательно пересечь пляж. Ольга Михайловна шла впереди с кошкой, Маринка несла коврики, книги и корзинку. Все, кто был на пляже, наблюдали за ними. Детей почти не было, только дом отдыха. Правда, не было Александровых. Голубь, когда увидел Ольгу Михайловну и Маринку, стоял по пояс в воде. Он с шумом выбежал на берег и, подпрыгивая на острых камешках, пошел навстречу женщинам.
  
   - Голубки мои, я вам помогу!
  
   - Вы бы нам помогли, если бы не распространяли тут гнусные сплетни! - уже не церемонилась со стариком Маринка. - Уйдите с дороги! Дайте же нам пройти и не мешайте! И если вы еще раз будете подслушивать наши разговоры, я... я не знаю, что с вами сделаю! Клянусь! Притоплю. Да, если будете разносить брехню - просто притоплю, как котенка! - Маринка, держа впереди себя коврики и корзинку, пошла на Голубя, он отступил в колючие кусты перекати-поля и молча хлопал глазами, пока женщины проходили мимо. Но когда они уже пересекли пляж и подходили к иве, крикнул во все горло:
  
   - А я никакой брехни и не распространяю! Говорю то, что слышу. Вот и супруга моя слышала, как ты, Маринка, мне угрожала, и сейчас все свидетели. Да-да, весь дом отдыха - мои свидетели! Ты еще ответишь угрозу физической расправы!
  
   - Да замолчи ты, старый дурень! Это же противно, в конце концов! - не выдержал Юрий Дуняшин. Ему, видимо, ещё со вчерашнего утра хотелось отлупить Голубя за то, что он позвал Ленку в красный уголок.
  
   - Да какой же я старый?! - шутливо возмутился Голубь. - Мне только вчера было двадцать лет.
  
   - А завтра будет четыре, - сквозь зубы сказал Юрий, лег на живот и прикрыл голову соломенной шляпкой своей жены.
  
   - Какой вздор! Вам, Юрий, сорок лет, а мне - шестьдесят. Но я чувствую себя тридцатилетним. И не смейте меня называть стариком!
  
   - Ой, ой, ой... - только простонал Юрий, но даже не поднял головы.
  
   - Сёма, все знают, что тебе скоро будет семьдесят. Лучше замолчи и иди в воду! - раздраженно сказала его молодая плечистая жена Нина.
  
   - До семидесяти очень, очень далеко, голубка моя! Однако... какая злючка эта Марина! Видно сразу, что она никогда не выйдет замуж. Так и помрет старой девой! - крикнул он громко, стараясь, чтобы это слышала и сама Маринка.
  
   - Умеет бить по больному месту. Однако, Маринка, он недостоин твоего внимания, - прошептала Ольга Михайловна, устраиваясь под ивой.
  
   Маринка молчала. Надо ли было говорить, что она просто его не переваривает?
  
  
  
   С невыразимо тоскливой болью глядя на речку и небо, Маринка сказала:
  
   - Как странно, Ольга Михайловна, вчера в это время Галя была еще в Александровке. Боже мой, такая беззаботная, веселая, красивая...
  
   - Ах, Мариночка, какая благодать - эта ива, - как бы не слыша ее слов, говорила певучим голосом Ольга Михайловна, ложась на бок и открывая книгу. - Почитать вслух?
  
   - Нет! Я хочу отдохнуть.
  
   - Правда? А я отдыхаю, когда читаю стихи. Все невзгоды и неприятности остаются внизу, а я парю под облаками, где воздух чист и недоступен пыльным бурям повседневности.
  
   - Где воздух чист и недоступен пыльным бурям? Хм.. Но стихи меня тоже утомляют. Какой же мне надо санаторий, чтобы отдохнуть от этого дома отдыха?
  
   - Я вижу, ты никогда не была в санатории. А я была в шоке, когда последний раз там "отдыхала". Женщины лезут... буквально насилуют мужчин. Обнимают в кинозале, в коридоре, на лавочках. Тащат в свои комнаты. Беззастенчиво! Откровенно! Здесь женщины ведут себя более менее пристойно. А там - Бог знает что такое! И тоже скандалы, сплетни, грязь, - Ольга Михайловна рассмеялась. - Милая моя, нет такого санатория, где бы были только фригидные женщины, скопцы и импотенты. Это я знаю по своему опыту.
  
   - Но почему? Ведь так не должно быть, Ольга Михайловна! - возмущенно вскрикнула Маринка и увидела, что Голубь незаметно, может быть, и для самого себя, подошел по воде так близко к ним, что явно услышал ее слова. - Так вы опять? - крикнула ему Маринка. - А вот я сейчас! - и приподнялась, будто собираясь броситься к нему.
  
   - Ухожу, ухожу! Я ничего... Я просто так, - испуганно затараторил Голубь, оттолкнулся и поплыл на середину речки.
  
   Маринка опять улеглась на коврик и начала с тоской смотреть на листья ивы и небо. Мутная тоска не отпускала её сердце. Как ей хотелось сейчас вернуться в Николаев! Хотелось постоять у дома Влада и хоть издали глянуть на него. Ну, хоть бы силуэт в окне увидеть!
  
   Голубь барахтался и нырял далеко от берега и, почувствовав себя в безопасности, закричал:
  
   - Голубка моя! Ниночка! А мне угрожают физической расправой! Плыви ко мне, защити своего голубка!
  
   - Сёма, отстань ради Бога! Я только задремала! - раздраженно крикнула ему жена и поправила зонтик.
  
   Ольга Михайловна продолжала рассуждать, будто не видела, что Маринке не до разговоров:
  
   - Что тебя возмущает в поступках людей? Ведь это всего лишь цветы зла. Люди не понимают друг друга. Одну обесчестят, и она отравится или повесится. А другая сама пойдет продавать свое тело, её и принуждать не надо. А кто-то, осуждая этих, продающих свое тело, поспешит продать свой талант.
  
   - Ой, помогите! Спасите! Тону! Люди! - ребячился старик. - То!.. Фр! Фр! ...ну-у-у! Буль-буль-буль. Го-луб-ка-а-а!
  
   - Сёма, я тебе сейчас помогу утонуть, если ты не замолчишь, - разозлилась его жена.
  
   Все засмеялись.
  
   - А может, старпёр действительно тонет? - засомневался Голодрыга, почесывая на впалой груди укус комара.
  
   Одна из трёх женщин, которые преследовали своего Юрочку, как тень, игриво засмеялась:
  
   - Вошел во вкус? Понравилось тонуть? А вы, Юрий, пошли бы его опять спасать, если бы он действительно тонул? Ведь он такой неблагодарный! Вместо того чтобы бутылку коньяка выставить за спасение, начал сплетни о вас разносить.
  
   - Милые дамы, я - рыцарь. И это сильнее меня, - выспренно сказал, позируя, Голодрыга.
  
   Ольга Михайловна и Маринка переглянулись, но промолчали.
  
   - А как же тогда: спасение утопающих - дело рук самих утопающих? - остроумничала самая худенькая, но самая шустрая и молодая из поклонниц Голодрыги.
  
   - То...ну-у-у! Го-о-о! Буль-буль-буль.
  
   - Вы поклонница Горбачева? - какой-то странный блеск в глазах кумира не насторожил женщину, и она жеманно спросила:
  
   - Но, Юрочка, при чем тут Горбачев?
  
   - Надо прессу читать!
  
   - А вы что, поклонник Остапа Бендера? Ах, да не смотрите же на меня таким взглядом, у меня от него сердце шкварчит! - продолжала кокетничать самая худенькая. И Маринка вспомнила, что знает её. Это артистка из украинского драмтеатра. Естественно вспомнила "За двумя зайцами" и подумала, что этот, пожалуй, за десятком зайцев охотится одновременно.
  
   - Хм... Я понимаю, Любава, вашу иронию, но неужели вы не слышали о том, что Горбачев поехал в Европу и на одном выступлении сказал, что сделал всё, чтобы народы СНГ проснулись. И теперь люди не ждут, что государство им подаст катер или белый пароход, а профсоюзы и партия - лодку или плот, они сами начинают барахтаться и учатся самостоятельно держаться на плаву.
  
   - А он не сказал, что своею политикой вышвырнул из белых пароходов и катеров народ? И сжег все лодки? - рассматривая себя в зеркало, спросила самая красивая из поклонниц Юрия. - Кто-то захватил благодаря инициативе Горбачева пароходы и катера, а кто-то пошел на дно. Разве не так?
  
   - Ни-ноо-о-к!!! - Буль-буль! Ниноч-буль!.. Фр! Фр! Лю-ю-у-ди!!!
  
   - О небо, он даст нам отдохнуть? - возмутился разомлевший на солнце Юрий Дуняшин. Его жена Ленка, сладко потянувшись, поправила черные очки, бросив многозначительно-игривый взгляд в сторону Голодрыги, и лениво, даже кокетливо протянула:
  
   - Ребята, а ведь он тонет...
  
   - Он у меня сейчас по голове получит! Сёма, перестань! - властно крикнула Ниночка.
  
   Пошли крупные бульбы, несколько раз ещё показались руки и макушка.
  
   - Вот идиот! Что за шуточки? Только вчера тонул! Всю ночь жаловался, что в уши воды набрал! И опять в воду полез! Наверное, понравилось, - сказала жена и улеглась поудобней в тени от зонтика.
  
   После продолжительной тишины забулькало, но из воды ничего больше не показывалось...
  
   Первым бросился в воду все тот же Голодрыга, за ним - три новеньких женщины, а потом уже и Юрий Дуняшин, который, собственно, и вытащил безжизненное тело на берег.
  
   Маринка была потрясена, она с испугом и изумлением смотрела издали на тело старика, которое таскали, как мешок, по песку и переворачивали, чтобы вылить из него воду. Потом начали делать искусственное дыхание и попросили жену, чтобы она вдыхала воздух рот в рот, на что она решительно ответила:
  
   - Да ни за что на свете!
  
   Это сделала, морщась и содрогаясь от отвращения самая решительная из трех поклонниц Голодрыги.
  
   Когда прибежали молоденькая фельдшерица и Маруся, которых, видимо, позвала ребятня, то Голубь уже дышал и стонал:
  
   - Меня кто-то хотел утопить! Я хорошо слышал, как две руки схватили меня за ноги и потащили вниз! Я этого так не оставлю, ой... Чтобы меня да притопить, как котенка!
  
   - Видимо, это вас схватила судорога, - объяснила ему фельдшер.
  
   - Да что я, не знаю, как хватает судорога? Тогда ноги сводит от боли, а это кто-то хвать меня! И вниз... Ой, несчастный я, несчастный! Все мне завидуют! Все покушаются!
  
   - С вами не соскучишься! Да все были на берегу! Абсолютно все, - возмутился Дуняшин. - Господи, вот отдых! С вас причитается, голубок вы мой сизокрылый! Ящик пива! Иначе следующий раз будет для вас фатальным!
  
   - Нет, голубчик, я теперь к реке даже не подойду! Спасибочки! Это очень неприятно - тонуть...
  
   Маруся и фельдшер взяли Голубя под руки и повели в сельский медпункт. Жена Голубя села опять под зонт и с досадой сказала:
  
   - Ну вот! Теперь самой придется идти за мороженым.
  
   Когда Ольга Михайловна и Маринка снова уселись под ивой, Маринка молчала. Она вспомнила, как в первый день после разговора с Голубем пришла к Ольге Михайловне, и та спросила, что с нею, мол, у нее такой вид, словно она говорила с утопленником.
  
   - Ты думаешь о том, что все были на берегу, кроме Александрова, который, возможно, поставил вчера Голубю фонарь под глаз? - строго, как учительница у ученицы, спросила Ольга Михайловна.
  
   - Вовсе нет. Я думаю о себе, - искренне призналась Маринка. - Если бы я в этот момент пошла к себе в комнату или решила бы переплыть речку и побродить на том берегу за камышами, то все бы решили, что Голубя пыталась утопить я.
  
   - Видимо, все же это была обыкновенная судорога. В его возрасте часто такое бывает. И, кстати, он тонет уже второй раз. И все смеются над ним. Никто ему не верит, что что-то его тянуло на дно.
  
   - А что же вы, Ольга Михайловна, думаете об этом? Меня не интересует, что думают или подумают другие, мне интересно, что кажется вам!
  
   После продолжительного молчания Ольга Михайловна ответила:
  
   - Мне кажется, что это всего лишь предупреждение. Стоит человеку похвастать, что он великолепно себя чувствует, как какой-то леший тащит его на дно.
  
   - Леший? - испугалась Маринка, вспомнив чернобыльского мальчика. - Вы его видели?
  
   - Какая ты странная, Маринка! Ну, не человек же! Не человек.
  
   "Она очень боится, что обвинят Александрова", - решила Маринка и не стала возражать.
  
  
  
   Сразу после ужина женщины решили пойти и отдохнуть в беседке или где-нибудь еще. Но сначала они должны были покормить Маркизу. И так как у Ольги Михайловны последнее время был непреодолимый страх, когда она переступала порог своей комнаты, то открыла дверь Маринка, они вместе зашли, проверили, нет ли кого-нибудь под кроватью, за занавесками, в шкафу. Это нужно было делать еще и потому, что Маринка, совершенно случайно, когда накрывала на столы вместо Маруси и ее повариха попросила принести тарелку из комнаты Голодрыги, узнала, что от его комнаты ключ такой же, как и от комнаты Маринки и Ольги Михайловны. Когда изумленная Маринка возмутилась и спросила: "Но как же можно?", Дева Мария ответила: "Наши кабинеты никогда и не закрывались, мы, учителя, доверяем друг другу и детям тоже. Это вот только для отдыхающих ключи и понадобились, да еще кабинеты с компьютерами пришлось закрыть на всякий случай".
  
   - В тумбочку тоже загляни, - беспокойно сказала Ольга Михайловна. Маринка посмотрела на нее, и они расхохотались. Маринка даже удивилась, что смеется громко, не сдерживая смех, не стесняясь, как обычно. И это ей понравилось, хотя, спускаясь по лестнице, она задумалась: "А ведь Светлана говорила, что я стану совершенно другим человеком. Вот и смеюсь я совсем как Галя, от души, без стеснения и беззаботно. Вот только... радоваться этому или меня ждут такие же кошмары, как и Галю? Впрочем, разве это я только от Ольги Михайловны узнала, что в беззаботном смехе слышатся первые слезы? Разве бабушка мне не говорила, когда я хохотала: Значит скоро, Маринка, плакать будешь".
  
  
  
   Когда они вышли из дома отдыха и услышали голоса в беседке, увитой виноградом, то зашли туда. Им предложили садиться, они сели. Тут были в основном те, кто и ест в этой же беседке: двое стариков, остальные - люди средних лет. Как ни странно были здесь и два Юрия: Голодрыга сидел рядом с чернобровой женщиной и пытался всячески ухаживать за нею, а Юрий Дуняшин ораторствовал:
  
   - Да, в Риге культура намного выше, чем в нашей задрипанной Украине. Приезжаешь и сразу же на вокзале огромные, на три этажа плакаты: "Если вы гость Риги и вам не с кем провести ночь - звоните... и номер телефона", "Если вы приехали в Ригу с супругой, но вам хочется развлечься - позвоните". И множество всяких вариантов. Ты можешь снять квартиру на неделю и развлекаться с хозяйкой, можешь снять номер, и к тебе придут девочки по вызову. Боже, вот люди живут! Европа! Цивилизация. Нет нашего ханжества!
  
   Маринка не верила своим ушам. Неужели этого примитивного человека она любила без ума? И это ему - ему! - нужны интеллектуальные беседы?
  
   - Вы считаете, в этом - их превосходство над нами? - не выдержала Ольга Михайловна.
  
   - Я считаю, что более ханжеского и зашоренного народа, чем наш, нет в мире, - тоном, не терпящим возражений, сказал Юрий. - Как вы считаете, почему в нашем полумиллионном городе всего три общественных туалета, и те - платные?
  
   - Это, конечно, безобразие, - согласилась с ним спутниц а Маринки. - В этом я с вами согласна. Люди идут погулять по городу, но должны ехать домой из-за того, что десятилетний ребенок захотел по маленькому. Малышей садят под кустик, а в этом возрасте - уже неприлично. Я поняла вашу мысль. Люди даже не поднимают этот вопрос перед отцами города. Пусть Запад думает, что мы не нуждаемся в отхожих местах, не так ли?
  
   - Я не совсем то хотел сказать. Конечно, очевидно, депутаты горсовета считают, что ходить в туалет - это уже роскошь. И вообще - противоестественно. Но мы-то взрослые люди и знаем, что туалеты нужны людям так же, как и публичные дома! Я не понимаю, почему государство и общество считают, что заниматься сексом должны только женатые? Это всё равно, если бы кто-то заявил: в туалет может ходить только элита. Если принадлежишь к руководству - иди, а если ты студент, продавец или пенсионер, значит, справлять нужду не имеешь права.
  
   - Вы хотите провести параллель между несовместимыми понятиями, - запротестовала Ольга Михайловна.
  
   - Я все чаще и чаще слышу разговоры в определенных кругах, - продолжал доказывать с пылом свою правоту Дуняшин, даже не обратив внимания на слова женщины, - что городу нужно развивать туризм. Это приток колоссальных денег. Но любой турист, побегавший по городу в поисках туалета, уедет на следующий же день. И другим закажет. Разве не то же самое и с публичными домами? Вы не находите что-то близкое в этих понятиях - общественное место - публичная библиотека - публичный дом, кафе, ресторан, туалет? Только ханжа может утверждать, что уборная людям не нужна и секс и отхожие места - это проблемы каждого отдельного человека, а не бизнес. Будет развиваться только тот город, только та страна, где позаботятся о выходе самой мощной энергии людей - сексуальной. Об удовлетворении всех желаний человека. А проблемы пусть остаются в средневековье и застое.
  
   - Но ведь это личное дело каждого человека... - опять попыталась возразить ему Ольга Михайловна.
  
  
  
   - Так и по большому пойти, это тоже интимное дело человека, который как угорелый носится по городу в поисках туалета. Однако чтобы он мог решить свою проблему и сохранить здоровье - в городе должно быть отхожое место! Я говорю и о человеке, страдающем недержанием мочи и о толпах молодых ребят, мужчин и женщин, которые не знают, как и где удовлетворить свои потребности. Народ всегда искал такие места. Вспомните религиозные секты, которые собирались якобы для молитвы, но на самом деле все сводилось к массовым оргиям. Почему Григорий Распутин смог в свою секту затянуть великих княгинь и прочих графинь и знатных дворянок? Это были старые девы, которым нужен был секс, и притом ежедневно, а общество лишало их этой естественной радости. Раз не замужем - фиг тебе, голубушка, а не секс! Но это же безнравственно.
  
   - По-видимому, церковь и общество к этому относились бы проще, если бы это не было связано с рождением детей, - решилась вступить в спор с напористым Дуняшиным чернобровая женщина, сидящая рядом с Голодрыгой. - В Америке секс - это физкультура и удовольствие, но почему же тогда американки осаждают Украину, желая усыновить ребенка? Любого! Даже с дефектами. Только бы ребенок. А не проще ли самой родить? Однако бодливой корове Бог рог не дает...
  
   - Вы ошибаетесь. Америка и Европа пошли далеко вперед! - хотел спорить с нею Юрий, но его перебил старик с бородкой:
  
   - Господа, господа! Смею вас уверить, что мы действительно отстали от Европы на два века. Это исторический факт. И никуда от этого не денешься. Европа развивалась, а мы были уничтожены Золотой Ордой. Мы дикари! - умиляясь и захлебываясь говорил он. - Я вот мальчиком был, а помню, как повесили нашу, русскую, на том месте перед гостиницей "Украина", где сейчас американский ресторан. Ведь правильно сделали немцы, что ее повесили, господа!
  
   - Да вы что, Владимир Алексеевич! Вы хоть понимаете, что говорите? - возмутилась его соседка.
  
   - Разумеется, понимаю! Немцы такой пунктуальный, такой честный народ. Они ушли по своему развитию на два века вперед. И это было бы великим благом, если бы территория Украины была сейчас немецкой. А ведь никто, кроме меня, не понимал тогда, в сороковых, что завоевание несет прогресс и культуру! Но как всякий гениальный, прогрессивно мыслящий человек, я был окружен непониманием. Все равно ведь идем к тому, что вступим в НАТО, так зачем было кровь проливать? Все равно продадим всю землю немцам и американцам. Потихоньку начнем занимать миллиарды, но придет время и Запад попросит отдать должок. А чем? Мы проворуемся! - радостно обвел всех выцветшими глазами старик.
  
   - Да это всего лишь разговоры. Никогда такого не будет, Владимир Алексеевич, уверяю вас! - засмеялся Дуняшин.
  
   - Как же, как же! А поддержка Жоржем Соросом нашего президента? Это известный факт. Неужели вы не понимаете, что не даром Сорос вложил в предвыборную кампанию Кучмы свои финансы? Вот как вы думаете, почему он это сделал? За красивые глазки Леонида Даниловича? За тот момент торжества, когда наша страна вынуждена будет отдавать долги!
  
   - Да вообще-то понятно и пьяному ежику - кто платит, тот и музыку заказывает! Но хотелось бы всё-таки самостийности! - сказал Голодрыга, пытаясь при этом поймать взгляд Маринки.
  
   - И самостийности хочется и притоков денежек из европейского банка?! Нет уж, если ты, дорогая, просишь (девушка там или Украина - всё едино) денежки, ты их получишь, но придется отдаться... За подарки и кредиты, дорогая моя украиночка, надо платить натурой! А ведь наш народ наивен, как папуасы! Хочет, чтобы их президент получал вознаграждения Сороса, вливания (и притом приличные) в банки, экономику страны - хочет, прямо-таки жаждет! А вот зависимости от Европы и Америки не хочет.
  
   - Да, мы вырвались из объятий одной империи и тут же поспешили стать иждивенцами другой, более опасной. Я хорошо помню "Бурю в пустыне". Ну а если вдруг Крым (всё равно какой - татарский или русский) попросит у них защиты от Украины? Кто даст гарантию, что точно такая же буря не обрушится на наши головы? - как бы споря со стариком, но в то же время глядя блудливо в глаза Маринки и играя бровями, говорил Дуняшин.
  
   - Но лед тронулся! Вот вы посмотрите, господа, все поголовно сейчас ходят в Дома культуры на молитвы, которые проповедуют американские миссионеры. Я этому очень рад и приветствую возрождение духовности. К счастью, наши гривны уже уступили место долларам. Вся недвижимость, автомобили продаются и покупаются за доллары. Да в частную стоматологию пойдите! Везде лечат за доллары. А мелочевка всякая, там колбаса, сахар, молоко - это уже на наши жалкие гривны. Жаль, конечно, что немецкая марка не завоевала наше пространство. Я больше уважаю все немецкое. Сейчас много брехни насчет немцев, мол, они якобы убивали мирных жителей.
  
   - Владимир Алексеевич! Море крови! Реки были красными от крови убитых! - изумилась его соседка и встала. - А на нашем, николаевском, кладбище сколько было убитых! Вспомните!
  
   - Но ведь то были евреи.
  
   - Люди!
  
   - Просто так немцы никого не убивали. А тех, кто воровал, разбрасывал глупые листовки, прятал оружие - да, не отрицаю - тех убивали. И в Грейгово попали только те, кто сеял смуту, ни одного порядочного там не было. За что и были убиты. Немцы правильно делали. И ту, первую, девчонку, я ее хорошо знал, повесили правильно! Она вскрыла посылку, которую получил немецкий солдат, и украла оттуда шоколад. Повесили ее за дело. А не воруй!
  
   - Вы просто сумасшедший! - не выдержала Ольга Михайловна.
  
   - А вы привыкли воровать, вот вам и кажется, что честные люди - это просто сумасшедшие! - с радостной торжественностью бросил ей в лицо старик.
  
   - Боже мой! И вы хотите, чтобы я после этого вышла за вас замуж? - отошла подальше от старика его подруга. - Да вы же после того, как русские взяли Николаев только пошли в военное училище. Война кончилась, а вы еще учились, Владимир Алексеевич! А у вас сейчас документы участника войны и все льготы. Вы каждый год ездите в санатории. Но за что? Вы ни дня не воевавший, вечно без очереди брали колбасу и масло в спецмагазине! Да вы, вы! - уже почти кричала пожилая женщина. - Сволочь!
  
   - Сволочь она и есть сволочь, - твердо сказала Ольга Михайловна, встала, взяла под руку Маринку, и они ушли. И уже далеко от беседки Ольга Михайловна сказала: - Фашист.
  
   - Я здесь никогда не отдохну, - жалобно сказала Маринка. - Пойду лучше посплю.
  
   - Хоть я и не люблю теперь свою комнату, но лучше действительно пойти прилечь, - согласилась Ольга Михайловна и ни с того ни с сего добавила: - Как жаль, что я свою квартиру не завещала тебе! Маринка, а почему на тебя все время бросала странные взгляды женщина в розовом сарафане?
  
   - Ничего странного: она меня просто испепеляла взглядом. Злопамятная однако особа... Лет десять назад она организовала выставку своих картин. На презентации читала свои стихи. Было много журналистов, а также три телеканала прислали своих людей. Такой ажиотаж! Ведь по радио и телевиденью объявили, что она берет энергию и вдохновение из Вселенной.
  
   - Даже так? Интересно.
  
   - После презентации во всех газетах появились хвалебные статьи. И только я написала то, что думала: стихи слабые, ученические, бездарные. Картины... Нет самобытности, новизны. Если не прямой плагиат, то всего лишь позаимствованные идеи и обсасывание уже надоевших тем. В основном у нее подводное царство с устрицами-глазами и всякие морские чудища с одним оком человека на лбу. Если у осьминогов вообще есть лоб. Видимо, она мне этого никогда не простит. Слава Богу, ее столик не в нашей беседке!
  
   - Маринка, если тебя это утешит, то я тоже среди отдыхающих в той беседке увидела своего врага... То есть не я чувствую к ней неприязнь, а она считает меня своим злейшим врагом.
  
   - Почему?
  
   - Это сестра моей соседки Любаши - Надя. Это было тоже очень давно, лет десять назад. Она собиралась со своими детьми в Крым. А я случайно зашла к Любаше, купила ей батон и занесла. И услышала, что Надя собирается уезжать на отдых. Тут же и говорю ей: Надя лучше вам остаться дома, так будет безопаснее. Разумеется, они все равно поехали. Младшая дочь полезла почему-то в пещеру, и ее там придавило огромным камнем. Теперь бедняжка ходит с палочкой - нога искалечена. Если на лестничной площадке встречаемся - Надя не здоровается. Ведь если бы ни я, то не было бы с её дочерью несчастья.
  
  
  
   Опять проверили, все ли в порядке в комнате Ольги Михайловны, Маринка ей посоветовала закрыться на один оборот ключа и оставить его в замке, чтобы никто не смог открыть снаружи, когда она уснет.
  
   Только вышла и к своему удивлению увидела, что из туалетной комнаты по коридору к ней идет художница Вера, о которой несколько минут назад она рассказывала Ольге Михайловне. По выражению лица художницы было понятно, что она хочет с Маринкой заговорить. Пришлось поздороваться еще раз:
  
   - Здравствуйте, Вера. Вы давно в нашем "Эдеме"?
  
   - Как странно, то же самое я хотела спросить у вас. Я тут с понедельника.
  
   - С понедельника? И увиделись мы только сегодня? Этого просто не может быть!
  
   - Но я обедаю не в вашей беседке.
  
   - А на пляже? Ведь там мы, так сказать, тусуемся все!
  
   - Я - не все, - надменно ответила Вера, которая себя считала не то что гениальной художницей, но - полубогиней.
  
   Маринка с усмешкой подумала, что, разумеется, этой полубогине полагается жить если не на Олимпе, то, как минимум - в эдеме. Но промолчала из осторожности.
  
   - Я стараюсь здесь не отдыхать, а работать. У меня уже много новых этюдов.
  
   - Вы что, спускаетесь в скафандре на дно речки? - пошутила Маринка. - Ведь на ваших картинах только подводное царство. Так вот почему я вас до сих пор не встретила!
  
   Это очень не понравилось собеседнице, она презрительно поджала губы, и глаза ее блеснули недобрым.
  
   - Сейчас мы с дочерью рисуем натюрморты. Цветы, фрукты... Вы видели, какие были абрикосы? Получается изумительный натюрморт - черешни, абрикосы и ромашки.
  
   - Значит, вы работаете все-таки не на природе? Все время рисуете натюрморты? Где ваша комната?
  
   - На первом этаже. Левое крыло. Так странно, в селе такие маленькие классы. Наша комната очень светлая и солнечная, вы ее можете увидеть, потому что ее даже по седьмому каналу покажут. Тележурналист нас с дочерью снял за работой.
  
   Маринка мысленно отметила, что художница не приглашает посмотреть свою комнату, ведь так непристижно, а предлагает посмотреть по седьмому каналу.
  
   - А на нашем этаже, Вера, вы что-то ищете?
  
   - Да вот хотела двух зайцев убить: посмотреть, чей умывальник лучше - наш или ваш и узнать, в какой комнате живете вы, Маринка.
  
   - Я тронута! Простите, а зачем это вам?
  
   - Меня Света просила передать вам один свой рассказ. Но у меня нет его с собою. В комнате. Завтра утром я постараюсь его вам передать.
  
   - Хорошо. Но зачем?
  
   - Ей хочется, чтобы вы напечатали его в своей газете. Говорит, что у вас какой-то должок. Если сможете, то напечатайте. У нее такое незавидное положение. Сын-инвалид.
  
   - Хорошо... Но я сейчас в отпуске. Надеюсь, это не срочно?
  
   - Думаю, что не очень срочно. Мое дело передать, раз она просила, а вы решите - пройдет этот рассказ в вашей газете или нет.
  
   - А не проще ли ей бросить карты и посмотреть: пройдет - не пройдет? - с иронией спросила Маринка.
  
   Художница глянула на нее, не понимая, пожала плечами и сказала изменившимся от удивления голосом: - Ну... так до завтра?
  
   - Хорошо. До завтра!
  
  
  
   В своей комнате Маринка распахнула окно и прилегла. Спать не хотелось. Душа рвалась домой. Начала делать себе успокаивающий точечный массаж и невольно задумалась, какая странная дружба у них с Ольгой Михайловной. Эта женщина ее обвиняет в том, в чем Маринка абсолютно не виновата. Взять хотя бы маму. Почему и старшая сестра и Маринка живут в чужом, вернее неродном, городе, а не в милой сердцу Калуге? Как Маринка любила свой дом, двор, церковь, улицы! И, тем не менее, убежала оттуда, как из ада.
  
   Отец как-то ссорясь с мамой, крикнул в сердцах:
  
   - Да ты же не хотела рожать Маринку! Вспомни, ты же уже халат гладила и медикаменты приготовила, коньяк, коробку конфет для врача, чтобы идти на аборт. И если бы я тогда не искал квитанцию, то и не увидел бы направление! И ты меня упрекаешь, что я не люблю семью и своих девочек? Ты сама решила убить Маринку и не посчитала нужным посоветоваться со мною! Хотя бы намекнуть мне!
  
   - Как ты можешь такое говорить, подлец!? Я шла к врачу за ответом, замирая от счастья - беременна я или нет. Мне казалось, что у меня крылья за спиною. Я так радовалась предчувствию... И вдруг увидела, как ты идешь в обнимку с этой - как её? - с Инной. Худая, прыщавая, ноги кривые... И ты ее обнимаешь за талию, а у нее в руках цветы. И ты, подлец, после этого еще и упрекаешь меня?!
  
   Мама всегда пропадала в школе. Всегда. А папа искал женской ласки. И их квартиру всегда штормило от вечных ссор, слез и упреков. Ад. И вот теперь Ольга Михайловна упрекнула Маринку, что она не рядом с родителями!
  
   Там, в квартире родителей, ад. Но и тут не лучше! Да еще и Люсю втянула в такой ужасный переплет с этими страшными людьми! Как там она? И что это Ольга Михайловна говорила, что Люсе помогает друг Маринки? Почему же тогда сестра ничего не говорит? Видимо, Ольга Михайловна в этом случае действительно ошибается.
  
   Эх, ребята, всё не так, всё не так как надо!
  
   Тяжелые воспоминания перешли в тягостный сон. Сначала Ольга Михайловна обвиняла ее в предательстве и отречении от родителей, и растерянная Маринка не нашла ничего лучшего, как обвинить в этом Светлану, мол, это она виновата - она спутала все карты. Хотела еще раз для убедительности повторить эти слова, чтобы бывшая учительница поверила ей, но почувствовала, что чья-то рука легла ей на плечо, оглянулась и от ужаса онемела. Это была сама Светлана! Вся в черном, со зловещим взглядом. Маринке стало холодно и очень страшно. "Ты отреклась от своих родителей, негодница, так еще обвиняешь меня? Чтобы искупить свою вину - ты должна усыновить моего Славика! Понятно? Тебе понятно?" - "Но почему? Ведь мне говорили, что твой ребенок уже взрослый" - "Если не хочешь, чтобы я прокляла тебя, исполняй мою волю!" Уже и Ольги Михайловны нет, и сама Маринка со Светланой идут к камышам. Она удивляется, что в яхт-клубе такие высокие и густые камыши, но потом догадывается, что они в Александровке. "Да, - хохочет зловеще Светлана, - мы действительно в Александровке, где в камышах водятся Александровы!". Маринка не понимает, что в этом смешного и, холодея от ужаса, лепечет: "Я думала, что никогда не вернусь в эту деревню". Светлана опять засмеялась: "Как же ты будешь тогда ухаживать за моим сыном?". Маринка ничего не поняла, но, почуяв зловонный запах и увидев, как из зарослей камыша вышел страшный чернобыльский мальчик-леший, сразу же всё поняла: "Светлана, как же я раньше не догадалась?! Этот мальчик твой сын? Ну конечно же. Я думала, у него нет имени, а его зовут Славик. Но он такой маленький, как же он может ходить в девятый класс? Он что - вундеркинд?" - "Хотела бы я, чтобы ты родила такого вундеркинда!" - разозлилась Светлана и начала почему-то гладить Маринку по голове. Но от ее прикосновений подирал мороз по коже и Маринка начала убегать. Ноги были каменными, они не передвигались, не слушались! Маринка ужасно боялась. Но позвать на помощь никого не могла - у нее отнялась речь, болело горло. Ничего не оставалось, как только взлететь в небо. Светлана хватала её за ноги, Маринка изо всех сил поджимала их к животу и взмахами рук поднимала свое тяжелое тело всё выше и выше в небо. Вот уже и телеграфные столбы и антенны остались позади - она в безопасности. Но что это? Черная туча летучих мышей с писком и визгом мчится ей навстречу. Она слышит кошмарный шорох и закрывает крепко от страха глаза, однако все равно все видит. Одна отвратительная летучая мышь вцепилась ей своими цепкими когтями в волосы. Маринку охватил такой ужас, что она закричала. И вот уже кажется, что не летучая мышь, кусаясь и царапаясь, путается в ее волосах, а несколько шипящих гадюк. Мороз, оцепенение и непреодолимый ужас были так сильны, что Маринка с криком проснулась.
  
   Что-то отскочило от нее и бросилось к распахнутому окну. Стало на подоконник, а потом прыгнуло на довольно толстую ветку клена и не то спустилось по стволу, не то притаилось там, в темноте. Маринка еще чувствовала его прикосновение к своей голове, ей стало дурно. Свет включить она боялась. Боялась, что кто-нибудь, услышав ее крик, прийдет проверить - все ли в порядке. Пойти в умывальник, который находился в конце коридора, она побоялась. Хорошо хоть воду в бутылке оставила на столе. Немножко посидела у стола, потом подошла к окну. Почувствовала уже знакомый запах мальчика Лешего. Опять стало страшно. Захлопнула окно, хорошо его закрыла, даже форточку побоялась оставить незакрытой.
  
   Нет, после такого отдыха - прямой путь в психушку!
  
   Сомнений нет - этот мальчик существует на самом деле и следит за нею везде: и в комнате, и на прогулках, и даже под ивой. Ведь она теперь знает и может безошибочно определить, какие змеи и холод ползут по телу, когда он смотрит или прикасается. Господи, как бы всё в ее жизни было прекрасно, если бы она не согласилась ехать в этот "Эдем": ни тебе гостя из Молдовы, ни Голубя, ни Голодрыги, ни Юрия Дуняшина, ни Александрова. И эту неприятную художницу не встретила бы. "О Господи, пошли долготерпенье!" Нужно исправлять свою ошибку - срочно возвращаться в Николаев. Утром позавтракать, сумки в руки - и вперед! Это последняя ночь кошмаров и страхов в "Эдеме"!
  
   Но это не книжка, которую закрыл - и забыл. Окно-то на кухне у Люси выбито! Как узнать: ведут эти горе-контрабандисты слежку за домом сестры или отомстили и скрылись?
  
   И Светлана... Никогда не думала, что эта женщина будет еще и сниться. Вот ведьма! Все напророчила! Видимо, придется идти задабривать злых духов подарками. Хватит этой злой колдунье коробки конфет? Или еще надо сыну фанту или кока-колу? Интересно, правда ли его зовут Славиком или это только во сне она его так назвала? Хм... интересно...
  
   Если в этом кошмаре и вечном страхе тебе, Маринка, ещё что-то интересно, то не всё так плохо, как кажется!
  
  
  

Четвертый день в "Эдеме"

  
  
  
   Наверное, опоздала бы на завтрак, если бы не разбудила Ольга Михайловна. Она стучала сначала тихонько, потом сильнее, пошла проверить - не в умывальнике ли Маринка или в столовой, потом вернулась и уже стучала настойчиво и громко. А ведь Маринка заснула совсем недавно - когда уже светало! С трудом поднялась, отворила дверь. Ольга Михайловна была какая-то сама не своя, это выражалось во взволнованности и несвойственной ей энергичности. Она почти вбежала в комнату Маринки, распахнула шкаф, заглянула под кровать, посчитала нужным сделать понимающее выражение лица, мол, значит, и ты закрываешься наглухо, и только потом распахнуть окно.
  
   Маринка тут же поставила на узкий подоконник вазу с цветами, пепельницу, коробку с бигудями и чашку с ложечкой. На всякий случай. Чтоб было слышно, когда кто-то попробует влезть в окно. Боже мой, как клен стоит далеко! Ветка, правда, достает до окна, но... Еще понятно, как можно из окна прыгнуть на ветку, но вот как он умудрился с ветки на подоконник прыгнуть? Или есть другой путь? Например, можно спуститься с крыши.
  
   Так выглянув из окна и удивляясь ловкости мальчика, она причесалась, потом набросила на пижаму халатик и пошла, как узбечка, в умывальник. Пока чистила зубы и умывалась, решила не пугать своими ночными кошмарами Ольгу Михайловну. Ведь, если мальчик существует на самом деле, значит, надо помнить о клятве, которую дала поварихе - никому ничего не говорить.
  
   Когда вошла в комнату, увидела, что ее гостья сидит за столом и читает журнал. Чтобы не проговориться о ночных кошмарах, попыталась вывести поскорее Ольгу Михайловну из комнаты:
  
   - Я готова. Пошли завтракать?
  
   - Да что ты, девочка моя! Так и пойдешь в пижаме и халате? - изумилась бывшая учительница. - Переодевайся, я не буду подглядывать. Как в твоей комнате уютно и спокойно! Я же в своей келье даже читать не могу.
  
   - Может, спокойно потому, что я рядом с вами? - засмеялась Маринка, вспоминая ночного гостя.
  
   - А я за всю ночь, наверное, проспала часа полтора. Ты не слышала, как я кричала?
  
   - О Господи... Нет, не слышала.
  
   - Я верещала, как резаный поросёнок, ей богу!
  
   - Но почему, Ольга Михайловна?
  
   - От испугу, разумеется. А потом всю ночь не могла заснуть.
  
   Маринке хотелось спросить, а не слышала ли она этой ночью, как визжала сама Маринка? Но побоялась проболтаться и, прячась за дверцей шкафа и переодеваясь, только сказала:
  
   - Даже не верится.
  
   - Можешь себе представить, я не могла заснуть, всё крутилась, думала. Наконец около двух часов ночи приняла очень важное решение и на радостях встала попить водички, открыла окно и легла снова. И только начала дремать, услышала чей-то крик. Как будто кого-то душили. Я опять вскочила. Проверила, все ли в порядке в шкафу, тумбочке, под кроватью. Маркиза улеглась на моей кровати, я ее не прогнала, укрылась тихонько простыней и начала искать удобное положение, чтобы наконец заснуть. Так ворочаюсь я, Маркиза недовольно переходит с места на место. И, в конце концов, она легла мне на ноги. А жара, духота! Ты, наверное, спала как дитя и не чувствовала этого пекла.
  
   - Меня только комары кусали, - уклончиво ответила Маринка, уже разглядывая себя в зеркале шкафа.
  
   - Только-только задремала, опять душно! И хочется перевернуться, и кошечку жалко. Лежу и думаю, как же высвободить ноги и не разбудить Маркизу. И вдруг слышу... А ведь темно, к тому же я лежу на животе - не так-то легко повернуть голову и посмотреть, что там - на подушке сзади меня. Но такое впечатление, что кошка осторожно ходит по подушке и по моей голове. Часто Маркиза под утро встает и начинает или баловаться или просто расхаживать по мне лежащей и по комнате. Я уже привыкла. Но меня поразило, что при этом у меня по коже - такие мурашки - не мурашки, электричество - не электричество. Как иногда под ивой бывает. Что-то будоражащее, очень неприятное и непонятное. И тут я вспоминаю, что моя кошка-то лежит в ногах, я же чувствую ногами тяжесть ее тела! Эх, как я заору! И как лежала на животе с опущенными вдоль тела руками, так и вскочила, оттолкнувшись от постели грудью!
  
   - Как это?
  
   - А вот так! Молниеносно! Неужели же ты не слышала, как я кричу?
  
   - Абсолютно ничего не слышала. Так что это было? Сон?
  
   - Сон? Ну... Наверное, можно его назвать и Сон, если у него нет другого имени...
  
   - Ничего не понимаю, Ольга Михайловна.
  
   - Да-да, сон. Сейчас уже не страшно. Что об этом толковать? Ты готова? Пойдем?
  
   Маринка не настаивала. Ведь хорошо знала, кто залез через окно к Ольге Михайловне. И зачем расспрашивать, если это кончится только тем, что сама же и проболтается?
  
  
  
   Еще пила чай, когда увидела возле посудомойки свою давнюю знакомую Наталью Владимировну. Та была очень взволнована, что-то расспрашивала у Маруси, а потом они обе посмотрели в сторону Маринки, и Наталья Владимировна стремительно подошла к ней. На лице тревога, озабоченность, нет даже тени улыбки. Это удивило Маринку, она отставила стакан с чаем и встала:
  
   - Здравствуйте, Наталья Владимировна. Какими судьбами?
  
   - Маринка, родная, только на тебя надежда! Я думала всю эту ночь о тебе и заставила Васю привезти меня сюда немедленно.
  
   - Хорошо, но как вы узнали, что я здесь? Вы звонили сестре? Но... Простите, я не понимаю. Она ведь поставила телефон всего три года назад, а мы с вами не виделись с девяносто третьего года?
  
   - Всё гораздо проще, Маринка! Всё гораздо проще. Мне очень нужно с тобой поговорить!
  
   Маринка посмотрела на Ольгу Михайловну, мол, что поделаешь, нужно расстаться. Наталья Владимировна тоже посмотрела на нее, и они узнали друг друга. После приветствий, бывшая учительница спросила, как там сын Денис, и лицо гостьи стало чернее тучи:
  
   - Вот о нем-то я и приехала поговорить с Маринкой. Простите, Ольга Михайловна, я должна ее увести.
  
   - Но мы сейчас собирались идти на речку! - запротестовала Ольга Михайловна.
  
   - Простите, но судьба моего сына для меня важнее! Возможно, Маринка, я увезу тебя сейчас в Николаев.
  
   Маринке и до того не нравилась озабоченность и тон гостьи, но когда она услышала, что надо ехать в Николаев, почувствовала почему-то не радость, а раздражение.
  
   - Наталья Владимировна, я в отпуске, отдыхаю...
  
   - Я, Маринка, тебе заплачу! Ты только спаси моего сына!
  
   - Вы так говорите, будто я хирург или экстрасенс. Я вашего сына ни разу в жизни и не видела, знаю только по вашим рассказам! Чем же я могу ему помочь? Он болен?
  
   - Маринка, ты хорошо знаешь Дмитрия Игоревича, а он... - Наталья Владимировна запнулась и демонстративно повернулась к Ольге Михайловне. - Простите, но я всё же уведу Маринку. Хорошо?
  
   И снова Маринке не понравилось, как эта женщина "берет быка за рога".
  
   - Погодите, Наталья Владимировна! Во-первых, вы мне не объяснили, как нашли меня здесь, а во-вторых, - Ольга Михайловна моя лучшая подружка...
  
   - О, спасибо, девочка моя! - заулыбалась польщенная Ольга Михайловна.
  
   - И у меня нет от нее секретов. Все равно я потом буду советоваться с нею - ехать или не ехать в Николаев. Так что вам лучше рассказывать сразу и мне, и ей. Чтобы потом мне не пришлось тратить время на изложение сути дела.
  
   - О, понимаю! Ну что ж... Если это твои, Маринка, условия, то мне ничего не остается, как согласиться. Хотя я предполагала, что ты сразу же возьмешь сумочку, сядешь в машину, и по дороге я все тебе расскажу.
  
   - Простите, но я еще не давала согласия ехать куда-то!
  
   Маринка уже хорошо знала, что никуда не поедет. Даже самой было странно: ночью дала себе клятву сразу же после завтрака уехать. И вот Бог дает шанс: "Вот тебе, Маринка, легковая машина, садись - и через час ты будешь дома!", так нет, все в ней сопротивляется, будто её хотят насильно увезти из эдема. Почему-то вспомнила неожиданный отъезд Гали. Может, в глубине души затаился страх, что того, кто неожиданно уедет отсюда, ждет горе и душевные муки?
  
   Как бы там ни было, но она настойчиво и упрямо повторила вопрос:
  
   - Наталья Владимировна, как вы узнали, что я в этом эдеме?
  
   - Ну ты же сама и ответила на свой вопрос! Так где мы можем поговорить?
  
   Маринка и Ольга Михайловна с недоумением переглянулись, они действительно не поняли объяснения гостьи.
  
   - Наталья Владимировна, почему вы упорно не хотите ответить на мой вопрос?
  
   - На какой, Маринка?
  
   - Ну, как на какой? Как вы узнали...
  
   - Вчера вечером смотрела по седьмому каналу "Незабываемый Эдем".
  
   - "Незабываемый Эдем"? Что это такое?
  
   - Я не поняла: то ли реклама, то ли так ролик об отдыхе в Николаевской области. Тебя показывали на пляже. Ты так стоишь романтически под ивой и смотришь вдаль. Потом ты ешь абрикосы вон в той беседке. Очень красиво. Я тебя сразу узнала. Я все время думала, кто может помочь моему сыну. А уж поскольку сижу я перед телевизором и ломаю голову, кто же на белом свете, кто сможет мне помочь, а тут ты сама являешься передо мною, естественно, я вспомнила, что Дмитрий Игоревич ухаживал за тобою и даже предлагал руку и сердце! Помнишь? Или вы сейчас уже муж и жена?
  
   - Боже мой... Дмитрий... Хм... Я его не видела уже лет пять! Мне очень жаль, но я вам, Наталья Владимировна, ничем помочь не могу.
  
   - Да не мне, сыну моему! Ты должна, Маринка! Дмитрий Игоревич тебя вспомнит! Если ты к нему обратишься, то он обязательно тебя вспомнит.
  
   - Но что мог сделать ваш сын? Что, уже назначено судебное слушание?
  
   - Пока нет, но следователь сказал, что передаст дело Дмитрию Игоревичу в пятницу.
  
   Они втроем пошли в ту беседку, где еще не было столов, а стояли только лавочки и стулья. Сели и Наталья Владимировна рассказала, что ее сын Денис после финансового факультета устроился в налоговую полицию. Мальчик - умничка, родители им гордились и вдруг - несчастье. Проверял какую-то столовую, обнаружил нарушение закона. Неизвестно куда делось пять тысяч гривен. Бухгалтер - молодая девушка, ей года двадцать три, не больше, он и подумать не мог, что это её хищения. Предупредил, что ей нужно прийти к нему на прием и дать показания. В назначенное время приходит не девушка, а ее мать - Верещагина. В кабинете, кроме Дениса, четыре человека. Он задал несколько вопросов матери бухгалтера, но так как та не имеет никакого отношения к столовой, то сказал, чтобы девушка пришла сама. Верещагина вышла. Буквально через час приезжает наряд милиции и задерживает Дениса. За избиение Верещагиной. Привели ее на очную ставку, и он ее не узнал: под глазом синяк, губы распухшие, на голове зашитая рана и в довершение - разбиты зубные протезы. И начались хождения по заколдованному кругу. Юристы (а Наталья Владимировна ходила к трем) говорят разное. Один убеждает, что Денису грозит минимум два года строгого режима. Другой, что прокурор закроет дело, ибо у Дениса четыре свидетеля - мальчик, пока отсутствовала Верещагина, был в офисе. А третий даже не захотел за консультацию брать деньги и испугался, а чего именно не сказал, но по всему видно, что за этим стоит какая-то грозная и опасная сила.
  
   Рассказав это, Наталья Владимировна сказала тоном, не терпящим возражения:
  
   - Маринка, ты сейчас возьмешь сумочку, и мы повезем тебя к этому судье.
  
   - Простите, Наталья Владимировна, но не вижу никакого смысла! Зачем? Вашему мальчику сейчас сколько? Двадцать восемь, кажется, лет?
  
   - Какая разница, сколько ему лет? Он - мой сын и я должна всё сделать, чтобы спасти его! Неужели ты этого не понимаешь?
  
   - Я понимаю одно, он совершенно невиновный. Никакая мафия не повяжет его, не то что какая-то тётка - мама проворовавшейся бухгалтерши. Вашему сыну абсолютно ничего не угрожает. Успокойтесь. А за ложные показания эта тетка может еще понести наказание.
  
   - Маринка, ты оторвана от жизни, сидишь в этом "Эдеме" и поглядываешь с райских кущей на грешную землю! И тебе кажется, что там тишь и благодать.
  
   "Райские кущи" сразу же напомнили Маринке о кустах в Николаеве, о грозном и коварном госте из Молдовы, выбитом окне у сестры и страшном ночном посетителе. Конечно же, надо ехать! Забрать сумки и никогда уже сюда не возвращаться.
  
   - Мариночка, дорогая, так мы едем? - уже выходила из себя Наталья Владимировна. - Если ты боишься, что не успеешь на обед, то я тебя поведу в ресторан. Закажу всё, что твоей душе будет угодно, только поехали!
  
   - Да нас и тут неплохо кормят. Ольга Михайловна, что скажете?
  
   - Я дала Люсе слово, что буду оберегать тебя. Не знаю, девочка моя... Дело еще не передано в суд. Мне кажется, преждевременно тревожить твоего знакомого. Ведь Денис на свободе, не так ли Наталья Владимировна?
  
   - Конечно, он живет дома... Но я по ночам не сплю, я плачу, я боюсь! Это злой рок! Только теперь я поняла ужасный смысл поговорки - от тюрьмы и от сумы не зарекайся. Как страшно! Я на всё пойду, но сына спасу.
  
   - Что значит на всё? - с иронией спросила Маринка, раздумывая - ехать или оставаться.
  
   - Даже на убийство!
  
   - Ооо! Наталья Владимировна, я не вижу в этой расстановке сил субъекта, которого можно было бы убить и этим спасти вашего сына, - с досадой сказала Маринка. - Безумие никому еще не помогало. Знаете что, если вы мне дадите денег на переговоры, я пойду и позвоню Дмитрию Игоревичу, но...
  
   - Да это же не телефонный разговор, Маринка! Неужели ты элементарных вещей не понимаешь? Я тебя сегодня же привезу обратно! На такси! Если боишься, что не успеешь на обед, я поведу тебя в ресторан, но ты должна, должна поехать сейчас же и поговорить с Дмитрием Игоревичем!
  
   - Преждевременно, Наталья Владимировна, преждевременно. У вас есть телефон судьи?
  
   - Какого?
  
   - Ну... разве не понятно? Дмитрия Игоревича. Его визитка уже устарела, да и оставила я ее, разумеется, дома.
  
   - Нет, телефонный разговор только испортит всё дело!
  
   -В таком случае сожалею, что ничем вам не могу помочь. Было приятно поговорить с вами, Наталья Владимировна. До свидания! Передавайте привет Денису, - Маринка встала, быстро отвернулась и пошла на почту позвонить сестре. Ольга Михайловна успокаивала Наталью Владимировну. Маринка старалась идти быстрее, чтобы не слышать их слов. Надоело!
  
   Поговорила с Анной, подругой Люси, и узнала, что сестра с мужем сейчас занята поиском недорогой рамы, а Ларисе и Игорьку велено не поднимать телефонную трубку. Пока все спокойно. Хотя Люся очень напугана и страшно боится за своих детей.
  
   Возвращаясь с почты, увидела, что машина Натальи Владимировны еще стоит возле дома отдыха, и решила не возвращаться, а пойти к детскому садику и посмотреть на детишек. Стала у забора и начала наблюдать за милыми существами. Какие они все забавные! Тот хохотун, та ходит кукле песенки поет, те мячиком играют. И только Маринка позавидовала молоденькой воспитательнице, как она подошла к Маринке и заговорила. Познакомились. Воспитательницу звали Олей. Приветливая, милая, очень похожа на Марусю, даже ямочки на щечках такие же. "Если я была бы воспитательницей в этом раю, я бы тоже была такая улыбчивая и счастливая", - подумала Маринка и спросила, не Марусина ли сестра Оля. Та сразу стала серьезной, как говорят - изменилась в лице, но на вопрос ответила:
  
   - Да, сестра. У нас один отец. А мамы разные.
  
   - Прости, Оля, я не знала! Прости, пожалуйста!
  
   "И в этом эдеме страсти и слезы", - подумала с досадой.
  
   - Я работаю в областной газете, редактор отдела "Школа и образование". Но дошкольное воспитание - это тоже моя тема. Давай, я напишу статью о вашем детском садике, о сотрудниках и детках, а то со скуки завою скоро!
  
   Оля засмеялась:
  
   - Это всегда так: или пусто, или густо.
  
   - Почему ты это сказала?
  
   - То о нас никто не пишет, а то сразу и статья в газете, и по седьмому каналу показывают наш дом отдыха "Эдем".
  
   - Значит, согласна? Ты можешь показать спальню, столовую и еще что там у вас в детском садике есть?
  
   - Конечно, могу. Сейчас позову свою сестру, она присмотрит за детьми, а мы пойдем. Наташа!!!
  
   Маринка от неожиданности чуть не села. Не ожидала, что эта изящная и невысокая Оля может так громко кричать. Оля увидела испуг журналистки и расхохоталась.
  
   - Вы что, живете на другом краю деревни? - спросила Маринка у смеющейся Оли.
  
   - Да нет, рядом. Но моя сестренка вечно радио слушает и ничего не слышит, как ни зови. Сейчас крикну еще раз.
  
   - Ой, не надо! Давай подождем.
  
   Очень скоро прибежала девочка. Наверное, ей было лет четырнадцать. Она без особых уговоров согласилась заменить сестру, и Маринка с Олей пошла в здание детского садика. Посмотрели на первом этаже спортзал, кухню, столовую, раздевалки. На втором этаже были спальни, кабинет заведующей и раздевалка воспитателей. Был и третий этаж. Классы для учебы, рисования, лепки, комнаты для игр с красивыми куклами, машинами и пирамидками. Неожиданно для самой себя Маринка увидела у раскрытого окна подзорную трубу. Заинтересовавшись, подошла, потрогала, спросила у Оли, можно ли посмотреть.
  
   - Конечно же, можно! Отчего нельзя? Это нам губернатор подарил. А точнее - нашей заведующей. Наши дети за целый год ни разу не заболели. Ни один. Представляете? Вот губернатор и подарил в знак благодарности нашей Вере Семеновне этот телескоп, мол, смотри вдаль!
  
   Они рассмеялись, а Маринка, припав глазом к подзорной трубе, начала искать в доме отдыха свое окно. Ага, вот клён, который стоит под окном Ольги Михайловны, а вот и... Ах, Боже мой, окно-то оставила открытым! А вдруг мальчик опять залезет и стащит ключи с красивым ярко-красным брелоком или еще что-нибудь яркое, но необходимое! А может, он ночью искал просто конфеты? Нужно же было для этого несчастного существа на подоконник положить чипсы и конфеты, а не пепельницу, бигуди и вазу с цветами!
  
   К великому своему удивлению Маринка увидела, что в ее комнате кто-то ходит. Присмотрелась - Ольга Михайловна. Странно... Странно! Ба! Женщина берет ее сумочку и начинает там рыться! Если бы Ольга Михайловна раздвоилась и начала танцевать в пачке и пуантах танец маленьких лебедей, Маринку бы это не так поразило, как то, что она видела. Господи! Этого не может быть! Маринке стало жарко и не по себе. Очень странно ведет себя благородная учительница и задушевная подружка... Но что же ей там надо?
  
   Не найдя искомое в дамской сумочке Маринки, Ольга Михайловна поставила на стол спортивную сумку и начала шарить в боковых кармашках. А... Ей нужен был паспорт Маринки! Но зачем? Точно, в том кармашке был только паспорт. Ольга Михайловна быстро и решительно поставила спортивную сумку на место, зачем-то посмотрела на свою руку и, убедившись, что бирюзовое колечко на месте, вышла из комнаты.
  
   Маринка изумленно посмотрела на Олю. Та не могла видеть, что творилось в комнате Маринки, но она прекрасно видела лицо самой Маринки, отчего начала хохотать:
  
   - Вы что, никогда не видели бинокль или подзорную трубу? Наверное, если бы Адаму или Еве разрешили посмотреть, они бы так не поразились! Ха-ха-ха! Да вы даже испугались! Неужели страшно? - и тоже посмотрела в подзорную трубу. И тут же ее смех оборвался. Её руки покрылись гусиной кожей. Маринка почувствовала хребтом холодок, исходящий от испуганной Оли.
  
   - Что случилось, Оля? - забеспокоилась Маринка.
  
   Бледная Оля посмотрела молча на нее и не смогла ничего ответить. Маринка даже не могла представить, что же там еще могла увидеть девушка. Ведь Ольга Михайловна уже ушла. Да и присутствие этой женщины в одной из комнат дома отдыха не должно было поразить девушку.
  
   Оля! Это уже о чём-то говорит: Ольга Михайловна - Оля. Неспроста появилась еще одна Ольга! Маринка опять захотела посмотреть в подзорную трубу, но девушка намеренно повернула трубу в сторону.
  
   - Но зачем, Оля? Что ты там увидела?
  
   - Вам лучше не смотреть.
  
   - Почему?
  
   - Не знаю. Но лучше об этом не знать.
  
   - Дай, я гляну! - строго велела Маринка, и Оля растеряно отступила.
  
   "Может, она просто увидела какую-то постыдную сцену разврата? Тогда действительно смотреть незачем. Но разве она по телевизору не насмотрелась на обнаженных идиотов? Сейчас этим даже деревенскую девочку не испугаешь. Что же ее так поразило? Кого-то убили?"
  
   Когда Маринка наконец нашла свое окно, то только увидела, как с ее окна на ветку клена прыгнул Леший, Сон - как его еще можно назвать? Ветка прогнулась под его тяжестью, и он ловко спрыгнул на землю.
  
   - Это Сон, - успокоила Маринка бледную и испуганную Олю. - Однако прыгает он, как во французских фильмах Фантомас. Ловок. Но почему ты так испугалась?
  
   - Я? Да не испугалась я вовсе! Вам просто показалось.
  
   - Хорошо, пойдем представишь меня заведующей, необходимо с нею поговорить и с медсестрой тоже.
  
   - Так медсестра - это я. Воспитательница малышевки пошла в отпуск... какой там отпуск? На прополке свеклы она. А я здесь - на полторы ставки.
  
   - Тогда понятно. Сначала покажи мне свой медпункт, а потом пойдем к Вере Семёновне.
  
   Оля, радуясь, что Маринка не пристает с лишними вопросами, сначала показала блестящий от чистоты медпункт, а потом отвела ее на второй этаж к заведующей.
  
  
  
   Вера Семеновна тоже оказалась очень приветливой и доброй женщиной. Она обстоятельно рассказывала и о детях, и о хозяйственных делах, о планах, проблемах и надеждах. Маринка записывала только цифры и фамилии, ведь это не первый детский сад, о котором она будет писать. Все понятно, все прекрасно. Только вернется домой - сразу же зайдет в редакцию и сдаст статью в секретариат.
  
   Время пролетело незаметно, на душе было муторно, в голове не укладывалось - как Ольга Михайловна могла тайком лазить по ее сумкам! Не знала, что теперь скажет ей при встрече, как посмотрит в глаза. Когда Вера Семеновна предложила пообедать в садике, чтобы оценить труд поварихи Оксаны, Маринка с радостью согласилась.
  
   "Видимо, такая уже судьба не обедать мне сегодня в "Эдеме". Эта Наталья Владимировна пыталась меня затащить в ресторан. А я пообедаю с этими ненаглядными детками! Это даже хорошо, что не буду видеть Ольгу Михайловну. Вот что мне ей говорить? А если молчать, то как? Ведь она не записную книжку или там, не знаю, анальгин или тампакс искала, а паспорт! Но зачем?" - раздумывала Маринка, наблюдая, как Оля усаживает свою группу за столики, с каким любопытством детки смотрят, а что же сегодня будет на обед. И опять подумала, что нет профессии более приятной, чем работа с детьми-дошкольниками. И только когда уже села с Верой Семеновной за стол, с сожалением подумала: "А я ведь сейчас уже могла быть с Владом. Конечно же, час ушел бы на дорогу, час - на поиск и разговор с Дмитрием... Да, я бы сейчас могла быть уже с Владом. Боже мой! Почему же я отказалась? Боялась, что буду лежать под дверью Влада, как тогда? Или неприятно было возвращаться к двусмысленным отношениям с Дмитрием. Ведь мужчина дарит цветы и ухаживает с полной уверенностью, что все затраты вернутся сторицей и женщина рано или поздно будет принадлежать ему!"
  
   Маринка поняла, почему ее так раздражала Наталья Владимировна. Эта женщина готова была привезти ее обратно в "Эдем", покормить в ресторане, возможно, ткнуть ей десятку-другую, дать взятку Дмитрию. Но Дмитрий, видимо, ей уже намекнул, что готов пойти на компромисс, но только с условием, что Маринка вернется к нему. А этому не бывать никогда! Видите ли, она мать и готова пойти ради спасения своего сына на все, даже на то, чтобы заставить Маринку спать с человеком, несимпатичным, высокомерным и даже отталкивающим!
  
   Но что заставило Ольгу Михайловну так опуститься? Чья здесь корысть? Александров не мог ее принудить украсть паспорт Маринки. Да и зачем директору школы паспорт какой-то там журналистки? Юрию тоже ни к чему. Неужели в "Эдеме" появились гости из ада?
  
   Так обдумывая ситуацию, Маринка посмотрела на Веру Семеновну, та улыбнулась:
  
   - У вас какие-то проблемы? Мой муж после работы ест с таким же озабоченным лицом. Это вредно. Есть надо с чистой душой и без забот.
  
   - Да чистая у меня душа, поверьте мне, Вера Семеновна. Но вот заботы...
  
   - А почему вы, Маринка, ходите до сих пор в очках? Ведь есть способ избавиться от близорукости. Ведь вы близорукая, не правда ли?
  
   - И после терапии близорукость превратится в дальнозоркость?
  
   - Почему? Вы вернете себе зрение, если будете пользоваться очками, которые изобрели медики. Я заказала на наш садик такие очки в Одессе, и мои малыши улучшают зрение.
  
   - Но дети в селе всегда были без очков...
  
   - Нет-нет. Трое у нас носили очки, а сегодня свободно себе живут с улучшенным зрением. Хотите посмотреть, какие они - эти очки для коррекции зрения?
  
   Вера Семеновна повела Маринку опять на третий этаж, завела в комнату для игр, открыла шкаф и достала очки. Но Маринку как магнитом тянуло к подзорной трубе. Казалось, если сейчас посмотрит в нее, опять увидит Ольгу Михайловну, как в ролике, который можно смотреть много раз подряд. Но теперь бы она смотрела более внимательно!
  
   - Вот смотрите, как они выглядят. Пока остальные дети играют, те, которым нужно подкорректировать зрение по очереди надевают эти очки.
  
   - О, я слышала они очень дорогие!
  
   - Но купите в складчину, всей редакцией. Одному покупать действительно дорого.
  
   - Вера Семеновна, а можно, я посмотрю в подзорную трубу?
  
   - Разумеется. Пожалуйста! Смотрите хоть целый день.
  
   Маринка нетерпеливо подошла к трубе, сразу же навела на дом отдыха, а потом только приложила глаз, чтобы посмотреть. И даже вскрикнула от удивления. Хотя именно то, что увидела, и хотела посмотреть.
  
   Ольга Михайловна опять распахнула дверь, задержалась в двери, с сомнением посмотрела на окно - было ли оно раньше открытым или нет. А может, думала, нужно закрыть или оставить? Потом быстро открыла шкаф, достала спортивную сумку Маринки, быстро положила паспорт обратно, оглянулась, прислушалась, закрыла дверцу шкафа. Тут же входная дверь открылась и зашла художница Вера!
  
   - Да что за фильм вы там смотрите, дорогая моя Маринка? Дайте-ка - я гляну!
  
   Маринка с неохотой оторвалась от подзорной трубы. Но нужно было соблюдать какие-то приличия: уступила место Вере Семеновне. И снова мелькнуло в голове: "Как странно, художница Вера и Вера Семеновна, Наташа - сестра Оли и Наталья Владимировна. Что-то за этим стоит! Нет, неспроста это все!"
  
   Вера Семеновна посмотрела в подзорную трубу и тут же выпрямилась:
  
   - Я-то думала там кто-то кого-то убивает! Какая вы эмоциональная... Даже странно...
  
   Маринка опять посмотрела в подзорную трубу, Ольга Михайловна что-то положила на стол, видимо, рукопись Светланы, и вместе с Верой вышла. Маринка тоже выпрямилась, но смятение и испуг не смогла скрыть от Веры Семеновны. Постаралась быстро попрощаться, дала слово, что уже в июле появится в газете статья о детском садике, взяла три фотографии для иллюстрации и рассталась с детьми, заведующей детским садиком и Олей.
  
   В дом отдыха шла быстро. Хотелось разобраться, что же там такое творится. Почему без нее в комнату входят - выходят, словно так и должно быть!
  
  
  
   Но еще у ворот школы, а сейчас - дома отдыха увидела Алексея с женою Маришей и сыном Сережей. Это ей показалось странным. Дело в том, что сотрудница Маринки Наталия разыскивала этого Алексея около двух лет. Он пообещал, что сверстает ей сборник рассказов и напечатает тысячу экземпляров. Взял наперед деньги и начал обманывать Наталью и прятаться от нее.
  
   Маринка знала его хорошо, ибо когда-то печаталась в сборнике, который верстал Алеша - "Белый ярлык". Собственно, если бы не Алеша, Маринка никогда бы не познакомилась с Владом. Уж не помнит, то ли просто была прекрасная погода, то ли был какой-то повод, но Леша предложил в воскресенье поехать в Ольвию, там места заповедные, костер жечь нельзя, но если разрешит один человек, то можно отлично провести время с шашлычком и гитарой. Все ребята из "Белого ярлыка" с радостью согласились ехать, можно было брать детей, жен, а кто был холост - невест, подруг. Маринка поехала одна, но на пикнике она подружила с Маришей, женой Алёши, с нею готовила на костре уху и пекла картошку. Шашлыки делали мужчины.
  
   Да надо ли говорить как весело и интересно бывает на природе, с гитарой, с фотоаппаратом, прекрасным ольвийским вином, юмором, купанием и негой?
  
   Но Маринка в тот день все время чувствовала на себе взгляд, как ей показалось, некрасивого парня - друга Алёши. Он не подходил, не разговаривал, а наблюдал за нею издали. Когда постелили скатерти на траву, накрыли и подали еду, он тоже сел не рядом, а чуть поодаль от Маринки, но с противоположной стороны, чтоб можно было все время смотреть на нее. Маринку это бесило! И был бы парень хоть чуточку симпатичным, а то длинное узкое лицо, глаза, может, и ничего, но так узко посажены, что даже неприятно смотреть. Ну не нравился он Маринке, и не нравилось, что все время смотрит на нее.
  
   И вино не помогало улучшить настроение!
  
   Вот если бы не этот Влад, был бы день чудесным, а он все испортил.
  
   И только когда сели в автобус, он устроился рядом с нею. Признался, что боится, что они никогда не увидятся, а Маринка ему очень понравилась, ему хотелось бы встречаться с нею. Маринка только рассмеялась в ответ:
  
   - Но для того, чтобы встречаться, надо желание как минимум двоих. А я не хочу!
  
   - Почему?
  
   - Некогда и незачем.
  
   Он обиделся, замолчал. Смотрел то ли в окно, то ли краешком глаза на нее, но ей было уже все равно - отстал и ладно.
  
   А в это время подруга Наталия договорилась с Алешей, что он ей сверстает книгу. Отнесла ему дискеты с рассказами, набранными в редакции, и набирала текст из своих новых рассказов у Алеши дома на компьютер. Вся сложность была в том, что в Алешином компьютере не было дисковода. Вот, например, как он перебросил с дискет Наталии на свой комп рассказы? Понес винчестер на работу, подключился к сети, ввел данные с дискет на компьютер офиса, а потом по сети перебросил уже всё на свой.
  
   Наталия набирала, подбирала для иллюстраций фотографии и рисунки, работа шла бойко. Но вот когда до финиша осталось четыре шага и деньги за верстку и тысяча экземпляров были вручены Алеше, он начал прятаться и обманывать.
  
   Наталия пожаловалась Маринке, попросила выяснить, почему он прячется, ведь осталось всего лишь вывести последние ошибки, и можно уже печатать книгу.
  
   - Ты ему деньги заплатила наперед? - уточнила Маринка.
  
   - Да, и за верстку я ему заплатила тоже. Он должен мне сделать сигнальный номер, я вычитаю, потом исправлю ошибки, и книгу можно печатать. Он же почему-то не хочет, чтобы я исправляла ошибки, а говорит: блох может вывести и моя жена, приносите сегодня деньги и бумагу, а завтра утром тысяча экземпляров будет у вас на столе. Но зачем мне книга с ошибками? Я же хочу её дарить друзьям, родственникам, продавать в конце концов! Как могу я разрешить публиковать книгу, которую надо будет просто сжечь, чтобы никто, не дай Бог, не увидел ошибок?
  
   - Попробуй поговорить с супругой Алеши - с Маришей.
  
   - Когда я ходила к ним набирать тексты, Маришаа была такая приветливая, такая добрая, а теперь, когда увидела, что я поджидаю ее под домом, рассердилась и говорит, что в дела мужа не лезет. Но ведь это же неправда, они все друг другу рассказывают!
  
   - У меня тоже было такое же впечатление: они живут душа в душу и всегда советуются обо всем, ничего друг от друга не скрывают. Может, ему просто нужно заплатить больше? Вот и весь секрет.
  
   - В том-то и дело, что нет. Я уже спрашивала. Я ведь гоняюсь за ним три месяца! Начали делать книгу в мае, я думала, что в конце июня книга увидит свет, однако уже сентябрь. Трубку он не поднимает, а если и возьмет, то говорит черт знает что.
  
   - Что именно? - не поняла подругу Маринка.
  
   - Даже как-то неудобно повторять. Говорит, что очень болен и даже не может подняться с кровати. А на следующий день я его вижу в редакции "Город N"!
  
   - Так и не выпускала бы его из своих рук, раз поймала!
  
   - Но как? Он вежливо, с улыбкой говорит, что все сверстано, и он готов печатать книгу хоть этой ночью, нужна только бумага. Бумагу я купила, но нужно же книгу до ума довести!
  
   - Неужели это так тяжело от ошибок и помарок избавиться? Ты себе сядешь за компьютер, и за час всё будет чисто! В чем же проблема?
  
   - Да, я ему это же самое говорю, а он мило улыбается: "Ошибки - не ваша, Наталия, забота, моя Мариша сама может исправить". Маринка, что я могу сделать? Я бы уже забрала свои дискеты, бог с ними, с деньгами, которые я заплатила ему, их уже не вернуть... Но и то, что было набрано - у него на жестком диске! Я ведь свои дискеты тоже ему отдала. А те рассказы, которые я набирала в его квартире? Ведь я набирала и черновики бросала в урну. Разве могла я предположить, что всё так кончится? Понимаешь? Я в безвыходном положении.
  
   Маринка пошла к Алеше и Марише домой, потому что пообещала подруге забрать у них хотя бы дискеты с рассказами. Алёша не возражал, пожалуйста, но сейчас это сделать никак нельзя - в компьютере нет дисковода, нельзя перебросить на дискеты Наташины рассказы. Но отдай хотя бы те дискеты, которые она принесла в мае! А я их отформатировал, ведь там был текст первоначальный, а она потом вносила вставки, иногда довольно большие куски текста, целые абзацы.
  
   Казалось, всё логично. Что оставалось делать? Договорились, что Алёша на работе, уже завтра, перебросит все рассказы Наталии на дискеты, Маринка позвонит ему и он ей скажет, когда ему будет удобно, чтобы кто-то зашел и забрал дискеты.
  
   Встретила на следующий день на работе Наталью и заверила ее, что через день-два дискеты с рассказами в последней редакции будут у нее. Даже пожурила подругу. Что она размазня и не может добиться таких простых вещей.
  
   И как же она разозлилась, когда позвонив предварительно Алеше и договорившись, что зайдет к нему за дискетами, пришла в назначенный час, а дверь никто не открыл. Она стояла под дверью полчаса, потом спустилась и сидела на скамеечке у подъезда. Вышел гулять Сережа - сын Алеши, она спросила мальчика, где папа и мама. "А они плячутся от злой ведьмы и никому не отклывают". Опять поднялась, стучала, звонила. Супруги притаились и не открыли.
  
   И тут Маринка услышала, что кто-то поднимается по ступенькам. Это был Влад. Он очень удивился, что Мариши и Алёши нет дома. Маринка была очень сердита и рада была хоть кому-то рассказать причину своей злости. Они пошли по проспекту Ленина, он ее слушал, кивал, улыбался и молчал. Когда уже всё выплеснула на него, немножко успокоилась, он предложил зайти в бар выпить по чашечке кофе.
  
   Так они начали встречаться.
  
   Подумать только, если бы Алёша напечатал книгу Наталии в срок, то Маринка никогда бы не вспомнила о существовании Влада!
  
   И только через две недели Влад признался, что он появился в подъезде Алёши и Мариши не случайно, а потому, что ему неожиданно позвонила Мариша и каким-то странным шепотом сказала, чтобы он немедленно ехал к ним, немедленно! Никаких вопросов. Потом всё объясним.
  
   Маринка даже не знает, что бы было, если бы он рассказал это в подъезде, под дверью подлого Алеши. Она начала упрекать Влада, а он улыбается:
  
   - Ну и что бы ты сделала? Бомбы у тебя не было с собою. Обычно ты носишь при себе огнемет, но в тот день не захватила. Уже звонила, уже стучала... Ну покричала бы еще, вылезли бы все соседи из квартир, но Алёша, раз он выбрал такую боевую тактику, не появился бы все равно. Давай еще я с ним поговорю? Уже по-мужски.
  
   И вот прошло уже почти два года, но у Наталии до сих пор нет книги, она ищет неуловимого Алёшу, сменившего с тех пор три работы, и, видимо, уже никогда его не поймает.
  
   И вдруг он сам идет в руки Маринки!
  
   - Вот удача! Здравствуй, Алёша, здравствуй, Мариша! О, как подрос Сереженька! Что вас привело в "Эдем"?
  
   Алексей страшно смутился, но улыбался. Глазки Мариши забегали, она заговорила заискивающим, почему-то писклявым голосочком:
  
   - Да вот Алёша подрабатывал на седьмом канале, и они, змеи, вместо оплаты предложили три путевки в "Эдем". С одной стороны - выгодно: десять дней питаться втроем, но я предпочитаю всё-таки денежки, а не путевки в какую-то глушь. А тебя, Маринка, кто заслал в эту ссылку?
  
   - Вы еще не привыкли. Это - райский уголок. Правда, когда б не зной да пыль, да комары и мухи!
  
   - О! Кстати! - оживился уже явно "веселый" Алеша. - Здесь рядом есть кафе. И тоже называется "Райский уголок". Там можно спастись от зноя, мух и комаров. В общем, все как в раю! Но только деньги требуют. Я попью пивка, а вы себе купите мороженого. Пойдемте?
  
   - Пойдемте, - сказала Маринка, отметив про себя, что Алеша не угощает, а как-то странно делит: я и вы. Я куплю себе пивка, а вы купите себе мороженое. Неужели он думает, что он купит только себе пива, а Маринка - три порции мороженого? Ну и жук! Фиг тебе, Алешенька! Куплю себе мороженое, сяду и буду смотреть, как ты, мерзкий угорь, будешь выкручиваться. Я два года за тобой охочусь, ты обманываешь меня и мою подругу, и теперь я должна еще покупать твоей лживой жене мороженое?
  
   При Маринке были деньги, ведь она ходила звонить сестре. Но, кроме переговоров, она себе ничего не позволяла, даже мороженого. Боялась, что растратит денежки и потом не сможет купить билет домой. Но, видимо, лукавый начал затмевать ее рассудок и благоразумие!
  
   В кафе за столиками сидели, наслаждаясь прохладой и холодненьким пивом и чипсами, загорелые и измученные тяжким трудом и зноем местные мужчины. Как приятно было попасть из знойного пекла в прохладное уютное место с кондиционером, тихой музыкой! Маринка даже поразилась, почему же они, умирая от зноя и духоты, не додумались прятаться в этом раю. Правда, немножко прокуренном, но... прохладном.
  
   Итак, лукавый заговорил в Маринке, ей захотелось выведать правду, почему же всё-таки Алёша утверждает, что сверстал книгу, но так долго и упорно прячется от Наталии? На это не жалко и десятки, даже если потом придется идти в Николаев шестьдесят километров пешком!
  
   - Алёша, я угощаю! Сереженька, ты какое мороженое любишь? А ты, Мариша?
  
   Сама себе удивляясь, Маринка купила три бокала пива, два мороженых (самых вкусных и, естественно, самых дорогих) и сама понесла на стол, где сидела странная семейка аферистов. Поставила два пива перед Алешей, вернулась за мороженым и третьим бокалом. Маринка последний раз случайно встретила Маришу на Центральном рынке. И спросив у нее, как можно встретиться с Алешей, чтобы наконец решить вопрос если не с выпуском книги Натальи, то хотя бы с возвратом дискет, получила в ответ такой взгляд и такой зубовный скрежет, что слова "Ничего не знаю, он мне ничего не говорит" были уже и лишними. Теперь же Мариша мило улыбалась и даже раскраснелась:
  
   - Ах, но зачем же так тратиться, Маринка? Это мне? Спасибо! - и она, пока Маринка брала стул и садилась, схватила принесенный стакан и отхлебнула.
  
   Мариша, казалось, была в замешательстве.
  
   - Ой, кажется, я тебя, Маринка, неправильно поняла? Это было твое пиво? Ой... Что же теперь делать? Алёша, ты еще не трогал этот бокал?
  
   - Как это ты себе представляешь? Что я, начал отпивать то из одного бокала, то из другого? - обиделся на нее муж. - Да в чем дело, девочки? Нас трое и вот три бокала!
  
   - Я не подумала, что Мариша тоже хочет пива. Это моя вина. Нужно было сказать, что не хочешь мороженого, а предпочитаешь пиво. Всего лишь!
  
   - Нет, я всё же буду есть мороженое. Алёша, ты не побрезгуешь? Допьешь после меня?
  
   - Ну что за вопрос? Если ты, конечно, действительно не хочешь.
  
   - Даже не знаю, муженек, как будет лучше. Не повредит ли тебе два бокала пива? - играла с мужем Мариша, а потом объяснила Маринке: - Он ведь недавно уже выпил с ребятами за встречу и, можно сказать, навеселе.
  
   - Мама, хочу купаться! Мама, а ты мне круг купишь? Я плавать хочу.
  
   - У нас денег нет, Сереженька! Разве вот нам тётя Маринка одолжит, и мы купим тебе круг. Договорились?
  
   "Боже мой, какие неприятные люди! И почему ты, Маринка, вступаешь второй раз в то же самое дерьмо?"
  
   Сделала вид, что не расслышала слов Мариши, та слизывала шоколадную глазурь с мороженого и на лице её видна была работа хитрости: она обмозговывала, как всё-таки вытянуть из кошелька Маринки денежки, какой придумать предлог, чтобы та добровольно вручила деньги да еще сказала, что возвращать не обязательно. Маринка, не спеша, пила пиво, тоже пряча коварное желание подпоить Алёшу и выудить у него - наконец-то! - правду: почему он взял деньги за верстку и публикацию книги и скрывается от Натальи уже два года?
  
   - Мамочка, я уже съел мороженое... И хочу еще, но только жвачки!
  
   - Сереженька, сыночек, на сегодня хватит. Вот сейчас я доем свое мороженое, и мы пойдем в магазин, посмотрим - есть ли там круг для плавания, и выберем самый большой и красивый. Хорошо?
  
   - Хочу круг и хочу жвачку!
  
   Маринка достала из огромного кармана пляжной юбки "Орбит" и дала одну подушечку ребенку. Он с интересом взял жевательную резинку в рот, но тут же скривился и выплюнул:
  
   - Не такую! Сладкую и малиновую!
  
   - Прости, дружочек, малиновой нет.
  
   - Маринка, ты пойдешь с нами в магазин? - спросила, чуть ли не нежно улыбаясь, Мариша.
  
   Маринке хотелось сказать все, что она думает о ней, однако она тоже мило улыбнулась:
  
   - Прости, Мариша, но если ты даже пистолет приставишь к моему виску, я никуда из этого прохладного рая не уйду.
  
   - А ты не можешь мне одолжить гривен двадцать? Мы с Сереженькой хотим купить круг для плавания.
  
   - О! Мне очень жаль, Мариночка! Если бы были деньги, я бы обязательно дала, но я коплю на "Мерседес" и не могу себе позволить делать мелкие подарки в двадцать гривен!
  
   Марина поняла издевку и покраснела:
  
   - Почему - подарки? Я хочу у тебя одолжить! Вот и всё.
  
   - Но я не могу дать в долг то, чего у меня нет, милая Мариша! Мне очень жаль. Прости.
  
   - Алеша, мы будем на пляже! - недовольным и резким тоном сказала Мариша мужу. - В магазин, наверное, нет смысла идти.
  
   - А вы, Мариша, сделайте так, как здешние ребятишки с очумелыми ручками, - приветливо улыбалась взбешенной фурии Маринка и даже старалась шутить. - Они прикрепляют штук пять-шесть хорошо закрытых пустых двухлитровых бутылок от водички и привязывают на животе. И дешево, и надежно. Так они учатся плавать с этими суперпоясами дня три-четыре, а потом уже становятся водоплавающими.
  
   - Спасибо за совет, но мы цивилизованные люди, Маринка.
  
   - Как хотите! Может, посмотрите и сами попробуете? Пока!
  
   Любящая мать схватила сына за руку, сдернула его со стула и потащила к выходу. Алёша, видимо, к этому привык и даже не посмотрел им вслед. Маринка с пониманием отнеслась к издерганности Мариши. Ведь ей приходится все время врать и изворачиваться не потому, что она этого хочет, а потому, что Алёша вынуждает: заваривает кашу, а расхлебывают вдвоем. Пока Алеша неторопливо пододвигал к себе второй, надпитый Маришей, бокал пива, Маринка решила купить ему еще и третий, иначе он уйдет, и она ничего от него не добьется. Спросила, хочет ли он еще пивка, он заулыбался и пожал плечами. Значит - не против.
  
   Маринка пошла к прилавку. Тут же из-за соседнего столика встал толстый и потный детинушка и пошел за нею. Маринке стало не по себе. Уж не из дружков ли он гостя из Молдовы? Он же стал так, чтобы ее ухо было возле его рта и, делая вид, что рассматривает витрину, прошептал:
  
   - Девочка, твои друзья насыпали тебе в пиво какого-то порошка.
  
   Маринка удивленно посмотрела на него. Ему было от силы лет тридцать.
  
   - Мальчик, этого не может быть: я сама покупала пиво и...
  
   - И пока пошла за третьим бокалом, подруга этого парня насыпала в один бокал порошок. А потом тот, что ты принесла, отобрала у тебя, а ты взяла с порошком. В общем-то, девонька, это не мое дело, я не хочу ввязываться в чужие разборки, но знай.
  
   - Спасибо, но мне уже далеко за тридцать и я...
  
   - Да не может быть! Шутишь. От силы - двадцать. Ладно, я тебе ничего не говорил.
  
   - Хорошо. Спасибо.
  
   Она взяла бокал пива и села на свое прежнее место, поставив угощение перед Алёшей.
  
   - Угощайся. Пить так пить!
  
   - А ты? Это никуда не годится: надпила чуть-чуть и отставила. Пей и ты!
  
   - А я, брат, выхожу из запоя. Мы с ребятами уже три ночи квасим. Страшные головные боли... Если б ты только знал! Чувствую все время тошноту. Ой! Чудовищная интоксикация. И что печально, никто же не заставлял, сама добровольно травила себя три дня и три ночи! А теперь вот - опохмелка. Сегодня даже не обедала. С бодуна тошнит.
  
   - Ооо! Я тебе сочувствую! У меня такое тоже иногда бывает. Такие жуткие головные боли, что начинаешь думать о бессмертии!
  
   - Почему - о бессмертии?
  
   - Но ведь столько выпить - это подвиг! - расхохотался Алеша. Видимо, уже был в нужном расположении духа. - Маринка, я обижусь! Что это значит? Давай-ка пей свое пиво. Ведь нет ничего лучше для опохмелки, как янтарное пиво!
  
   Маринка, оглянувшись по сторонам, тихонько придвинула свой бокал поближе к Алёше:
  
   - Действительно, жалко - добро пропадает. Если хочешь - допей и это.
  
   - Да ты что? Что я, жлоб какой-нибудь, что ли?
  
   - Ты брезгуешь? Забыл, как водку с моей рюмки допивал?
  
   - Ну, так это же среди своих, а не в кафе, Маринка!
  
   - Тоже мне высшее общество нашел! Ведь тут все механизаторы и полеводы. Да на нас никто и не смотрит! Бери и пей!
  
   - Знаешь что, мне нужно пойти сделать пи-пи, иначе я живым отсюда не выйду.
  
   - Конечно же, иди!
  
   - А ты не убежишь?
  
   - Алёшенька, это если бы ты меня угощал, я бы могла убежать, а так я тебя угощаю!
  
   - Это как сказать, - неопределенно ответил Алексей, поправил футболку на животе и поискал глазами, где туалет. - Так ты меня подождешь?
  
   - Разумеется.
  
   Только он закрыл за собою дверь туалета, Маринка тут же из его нетронутого бокала перелила пиво в свой и поставила, как было прежде, то есть полный бокал, но теперь уже со снадобьем, поближе к Алеше, а неполный бокал чистого пива слева. Лихорадочно думала, что же делать. Что они могли ей подсыпать? Снотворное? Что-нибудь психотропное? Пурген? Что за шуточки, в самом деле? А если их прислал гость из Молдовы? Боже мой, что если они за деньги согласились усыпить ее и доставить этим гангстерам? Ведь седьмой канал мог смотреть любой из них. Боже мой, называется - спряталась, затаилась, легла на дно! И Ольга Михайловна... Что за шпионские игры? На кого она работает? Что она искала?
  
   Вернулся сияющий Алёша:
  
   - Ты даже не представляешь, как стало хорошо и легко! Как заново на свет родился! - посмотрел на бокал, который стоял слева от него, сделал игриво-сердитый вид. - Ну, Маринка! Я так не играю! Ану не выдумывай: бери свой бокал и пей! Поверь мне: с бодуна нет ничего лучше пива.
  
   Маринка пожала плечами и взяла якобы свой бокал, отпила. Алёша не мог скрыть улыбку. Так улыбаясь, попытался отхлебнуть со своего бокала, но улыбка не позволила. Тогда он покашлял и, успокоившись, начал пить. Сразу выдул полбокала. Отлично! Посмотрим.
  
   "Хорошо, что я губы сегодня не накрасила, иначе бы он сразу заметил, что я поменяла бокалы", - радуясь, подумала Маринка. Однако тут же почувствовала что-то не то: она стала не то чтобы ватная, но какая-то большая, а губы, пальцы как бы онемели, как бывает после укола новокаина. Ладно, пока терпимо. Лишь бы в обморок не упасть и не заснуть здесь. Алеша посмотрел на часы, потом внимательно на нее. А вдруг они с женой маньяки? Ведь странно, очень странно себя ведут! Но пока голова еще соображает, надо поставить точки над i.
  
   - Алеша, ты не посоветуешь мне, куда нужно отнести рассказ, чтобы его не отфутболили, а напечатали?
  
   - А что за рассказ?
  
   - Одна моя знакомая... Светлана Король. Может, знаешь? ...Дала мне свой рассказ, чтобы я как-то посодействовала, и его напечатали в нашей газете. Но, ты же хорошо знаешь, что наш редактор против всякой лирики и художественного вымысла. Ему нужны только факты.
  
   - Да, занудная у вас газета. Но сейчас не то, что при советской власти: напечатают да еще и денежки заплатят. Сейчас самому надо заплатить деньги и только тогда тебя напечатают.
  
   - Правда? Когда я заходила в редакцию газетки "Город N", то что-то слышала о новом журнале. Он вышел?
  
   - Нет, пока первый номер верстается.
  
   - А ты меня не познакомишь с редактором?
  
   - Маринка, редактор - ваш покорный слуга! - гордо поднял голову захмелевший Алеша.
  
   "Сейчас он будет по-гусарски пить за милых дам, а потом плюхнется мордой в винегрет", - подумала Маринка, покусывая свои, как ей казалось, увеличившиеся в три, а то и четыре раза губы, и поспешила выспросить нужную информацию:
  
   - На каких условиях ты печатаешь начинающих авторов?
  
   - При чем тут начинающих? Да хоть Эмиль Январев! Хоть Дмитрий Креминь! Плати денежки - и я печатаю твое произведение!
  
   - Правда? И сколько же нужно платить?
  
   - Зависит от объема. Одна журнальная страница, формат А4 - двести пятьдесят гривен.
  
   - Боже мой! Если рассказ на четыре страницы, нужно заплатить тысячу гривен?
  
   - Представь себе.
  
   - Постой, я ничего не понимаю... Но почему же ты тогда сказал Наталье, что напечатать тысячу экземпляров книги стоит всего тысячу гривен? Почему ты с Наталии попросил так мало?
  
   - Ой, вы женщины, лучше бы не лезли в финансовые дела. Два года назад тысяча - это были деньги. Вот если бы сейчас эта твоя Наталия пришла ко мне, я бы уже взял с нее две тысячи.
  
   - Но она так надеется... Нет, всё равно ничего не понимаю. Значит, сегодня две тысячи гривен - это или тысяча экземпляров книги объемом в двести страниц, или восемь страниц рассказа в журнале? Ты ничего не путаешь? И то, и другое - две тысячи гривен? Как это может быть?
  
   - Объясняю. Тот, кто принесет рассказ, не платит за бумагу. Бумага у нас офсетная, с цветными иллюстрациями. И странно ты рассуждаешь - "Всего восемь страниц". Но журнал-то выходит тиражом пять тысяч! А твоя Наталья, считай, за верстку и набор уже заплатила, бумагу сама должна купить и оплачивает только сам процесс печатанья.
  
   - Как? А фальцевать книгу и сшивать кто должен?
  
   - Это не мои заботы. Она мне заплатила за верстку - я сверстал. Заплатит за печать - напечатаю.
  
   - Прости, я не понимаю. Ты взял деньги за верстку и сверстал. Теперь прячешься от нее и не отдаешь ей ее же рассказы на дискетах. Если я плачу за хлеб, я хочу его получить в руки, а не знать, что ты его благополучно ешь или сушишь себе сухари. Так? Так. Если она заплатила за верстку, она должна получить эту верстку на дискетах. Её дискеты у тебя. В чем дело? Даже если не хочешь печатать, то почему ты ей не отдаешь материал на дискетах?
  
   - А чтобы она не понесла их конкурирующей фирме, в другое издательство.
  
   - Но ты взял деньги за работу! Ты должен эти деньги или вернуть, или хотя бы вручить заказчику дискеты с версткой! Разве не так? Алеша!
  
   - Боюсь, что нет...
  
   - Почему?
  
   - У нас с ней не было договора, что я отдам сверстанный материал на дискетах, и она будет печататься в другой типографии. Условие было таким: я верстаю, я же печатаю.
  
   - Она хочет получить свои рассказы на дискетах. Хотя бы в первоначальном виде! То, что принесла тебе на квартиру! Без верстки.
  
   - Оёёё! Да рассказики-то хреновенькие! Человечество еще мне скажет спасибо, что я их зарубил на корню!
  
   - Но ты поступаешь непорядочно. Ты это хоть понимаешь?
  
   - Я понимаю одно - сейчас я кому-то дам в морду.
  
   Маринка была поражена. Она своими странными резиновыми пальцами отставила почти пустой бокал, но так, чтобы при первой же попытке Алеши ударить её, треснуть бокалом его по голове - чтобы неповадно было.
  
   Интересная ситуация. Встать и уйти? Но послушаются ее ноги?
  
   - Остынь, парень! - спокойно сказала Маринка.
  
   Алёша икнул, глупо улыбнулся, допил оставшееся на дне пиво и, разглядывая рисунок на дне бокала, попытался увести разговор в другое русло:
  
   - Маринка, а почему ты здесь? Как странно... Тебя ищут на Канарах, а ты - в "Эдеме".
  
   - Боже мой, кто может меня искать на Канарах?
  
   - Ну, как кто? Неужели не понятно? Разумеется, твой благоверный.
  
   - Почему на Канарах?
  
   - Ты же сама ему сказала, что едешь туда аж на сорок дней.
  
   - Что за чепуха! Алеша, я ничего не понимаю. Это ты только что придумал? Чтобы мне голову морочить?
  
   - Ик! - Алеша мотнул головой и икнул одновременно.
  
   - Нет? Тогда расскажи всё, что знаешь!
  
   - Он приходил ко мне, - ик! - чтобы одолжить денег.
  
   - Кто?
  
   - Да Влад же!
  
   - Влад? У тебя? Одолжить? Денег?
  
   - А что тут - ик! - такого? Он прекрасно знает, что я скоро куплю новый ризограф. Но не мог же я оо-ик-тдать деньги чёрт знает на что! Даже под процент-ик. Хотя, наверное, надо было рискнуть. Куплю эту самую копировальную машину не в июле, а в августе. Зато какие - ик! - проценты!
  
   - Он что, серьезно собирается ехать на Канары? - была поражена, хотя в глубине души абсолютно не верила бреду пьяного Алеши Маринка.
  
   - Я тебе, по-моему, толкую об этом уже полчас-ик-а! Да! Ты ему сказала, что летишь туу-ик-да и он решил тебя там найти. Предупреждаю: если застанет тебя с любовником - ик! - убьет...
  
   - Он в своем уме?
  
   - А если одну - вы там поо-ик-женитесь, - что-то сильно начал икать Алёша. Видимо, переохладился.
  
   Уж не после того, как Маринка велела ему остыть, он мгновенно начал от холода икать? А может, это действие порошка?
  
   - Алёша, ты не шутишь? Я ведь с ним не разговаривала уже около месяца! Не могла я ему сказать, что еду на Канары.
  
   - Ну... не ему лии-ик-чно, а его куу-ик-зине. Как там ее? Забыл, как зовут. Ты ему позвонила, а трубку взяла она и ты ей сказала, что улетаешь. Вот он и бегает по городу - тысячу доо-ик-лларов под проценты одалживает. То есть одна тысяча, кажется, у него ик! есть. Но это только, чтобы доо-ик-теть туда. А на обратную дорогу надо одолжить.
  
   - Безумец. Ты бы ему позвонил и сказал, что я здесь! Он же плохо знает английский! Как он собирается на островах меня искать?
  
   - Маринка, милая Маринка: без труда не вымешь рыбку из пруда. То есть... без денег, я хотел сказать.
  
   - Господи, вот тебе деньги - немедленно звони! - она положила на стол пять гривен.
  
   - Разве это деньги? Пятьдесят долларов.
  
   - Ну ты, Алёшенька, и жук! В конце концов фиг получишь! - она взяла пятерку, с большим трудом, будто пробивалась против течения по горной речке, подошла к бармену, решительно дала ему деньги и сказала:
  
   - Пожалуйста, разрешите позвонить в Николаев. Три минуты - не больше. Обещаю.
  
   Бармен посмотрел на деньги, молча повел ее в кабинет, показал на телефон и сел, положив руку так, чтобы смотреть на часы. Маринка набрала номер. После одного гудка она услышала тревожный голос Влада:
  
   - Я слушаю!
  
   - Здравствуй, - выговорила Маринка и задохнулась от волнения, еле слышно проговорив, - Влад.
  
   И замолчала. Бармен показал на часы.
  
   - Влад, ты куда-нибудь едешь?
  
   - Маринка? Господи, Маринка! Где ты, милая, ненаглядная моя?!
  
   - Я? Я здесь.
  
   И опять бармен нетерпеливо показал на часы.
  
   - Где именно, Маринка? Я же тебя ищу! Я хочу тебя видеть немедленно.
  
   - И поэтому хочешь лететь на край света? На Канары?
  
   - Да я бы к черту на рога полетел, только бы увидеть тебя! Где ты?
  
   - Здесь. Кх-кх... В местах не столь отдаленных. Но на Украине, не волнуйся. Все хорошо.
  
   Бармен нажал рычаг.
  
   - Мадам, если хочешь - иди на почту и разговаривай хоть до утра, мне надо идти за прилавок. Свои деньги ты уже пролялякала.
  
   - Большое спасибо. Я вам очень благодарна! - пролепетала Маринка, стараясь совладать с противоречивыми чувствами: безумным восторгом и злостью на бармена. Но делать нечего - пошла опять за свой столик. Алёша вопросительно глянул на нее.
  
   - Какая-то кузина говорит, что Влад собирается на Кинбурн, а ни на какие ни Канары. Ну и пусть себе! Слушай, Алёша, в моей походке что-то изменилось?
  
   - Боюсь, что да. Кажется, что ты очень пьяная. Но это нормально.
  
   - Такое чувство, что я олимпийский медвежонок: такой огромный и набитый поролоном. Это ужасно. Кажется, это от пива. А ты не чувствуешь ничего странного? Онемение рук и ног? Какую-то замороженность... Нет?
  
   Алёша опять начал бороться со своею непрошеной улыбкой и посмотрел на часы. Но потом сжал и разжал кулаки:
  
   - Да, действительно, черт знает что творится. Где же моя Мариша?
  
   - Разве она должна была вернуться? По-моему, это ты их должен искать. На пляже.
  
   - Но в том случае, если я не приду, она должна вернуться, - проговорился Алеша, но не испугался этого, а блаженно заулыбался.
  
   - Вы договаривались об этом, когда я была у прилавка и заказывала вам угощение?
  
   - В этом нет криминала. А вот и моя благоверная! - опять блаженная улыбка и безмятежность.
  
   Марина пришла без ребенка. Вопросительно смотрела на мужа, но тот только улыбался.
  
   - Ну, как дела, муж мой? - шутливо спросила Марина.
  
   - Крокодил не колется, не растет орех! - запел Алёша.
  
   Маринке стало очень неприятно, хотя у нее было непривычный и неожиданный свет и радость на душе.
  
   - Маринка, о чем вы все это время говорили? - хитро спросила Мариша.
  
   - О том, что у тебя безобразно кривые ноги.
  
   - И не правда! - засмеялся Алёша. - У меня очень сексуальная жена. Когда я с нею иду по пляжу или еще где... Да повсюду! Все мужики оглядываются! Правда, Мариша?
  
   - Это потому, что сначала смотрят на кривые ноги спереди, а потом с сожалением еще раз оглядываются!
  
   Маринку несло. Она сама удивилась, что говорит неприятные вещи и получает от этого удовольствие. Раньше она была очень осторожна в выражениях, опасаясь обидеть необдуманным словом собеседника. Сейчас эта заторможенность исчезла, и она даже чувствовала необходимость резать правду-матку. Но Мариша, как ни странно, не обиделась, а хитро улыбнулась и сделала глазами знак мужу. Что-то вроде: всё в порядке, порошок подействовал. Маринка это поняла и весело засмеялась своей проницательности.
  
   - Маринка, вот ты такая красивая, почти идеальная, одолжи мне, бедной кривоногой, денег. А? Я обязательно отдам.
  
   - Конечно, Маришка. Я тебе сейчас отдам все мои деньги! Как Ольга Михайловна когда-то цыганке - всё отдам! Но я не верю, что ты вернешь. Где гарантия, что я не буду потом бегать за вами два года, а то и больше, как Наталия? Знаю я вас! Вы - лиса Алиса и кот Базилио!
  
   - А что, жена, верно она подметила?
  
   Супруги засмеялись, радуясь, что у Маринки развязался язык, и она у них стала пластилиновой.
  
   - Мариша, мои руки не слушаются меня - я не могу открыть кошелек. А не подсыпала ли ты, душенька, мне чего-нибудь в пивкС?
  
   - Да ну что ты такое говоришь, Маринка! - заулыбалась Марина.
  
   - А если и добавила, то это только на пользу! Так, жена?
  
   - Алеша! - рассердилась Мариша.
  
   - Алешенька, а что же всё-таки такое она мне подсыпала? Я хочу знать.
  
   - Алексей! - строго сказала Мариша и под столом ударила каблучком его по ноге. Но он даже не отдернул ногу, видимо, его тело тоже стало пластилиновым.
  
   - Это дурман такой. Его шаманам дают. Нужно вокруг костра танцевать и ждать, когда на тебя снизойдет озарение. Одолжи мне денежку, Маринка, я сейчас куплю сто штук лотерейных билетов, заполню по наитию, и уже через неделю выиграю миллион гривен.
  
   - А ты-то чего, Алёша? - поразилась Мариша, и ее лицо перекосило ненавистью. - Что это значит, Алексей? - в её бегающих глазах было очень заметно беспокойство.
  
   Он только улыбался и пожимал плечами.
  
   - Ладно. Маринка, если ты не можешь открыть кошелек, давай, я тебе помогу! - Мариша бесцеремонно взяла кошелек.
  
   - Да ради Бога - бери всё. Мне даже расписки не надо! - рассмеялась Маринка.
  
   Марина щелкнула замочком, заглянула в кошелек и замерла. Там было всего тридцать копеек. Она, не закрывая, бросила кошелек на стол, как дохлую крысу: с отвращением и ужасом. - Маринка, где деньги?
  
   - Лежат в банках. Чтобы они попали мне в кошелек, надо работать, работать и еще раз работать, как говорил наш великий дедушка Ленин.
  
   - Боже мой... - застонала Мариша и побледнела.
  
   - Овчинка выделки не стоит? - с игривым сочувствием спросила у пригорюнившейся аферистки Маринка. - Порошочек стоит дороже моего угощения?
  
   - Алеша, что это всё-таки значит? - строго посмотрела на мужа Мариша, и Маринку осенило, она поняла, что в этой семье организатор и мозговой центр - жена, а Алеша только добросовестный исполнитель её грязных планов.
  
   - Я оставила ребенка на чужих людей. Сейчас вернусь и разберусь с вами, - Мариша поспешно ушла. Алёша блаженно смотрел ей вслед и улыбался.
  
   - Зря ты, Маринка, говоришь, что у нее безобразно-кривые ноги. У нее сексуально-кривые ноги. Смотри - всё мужичье её поедает взглядами!
  
   И опять Маринку озарило:
  
   - Алёша, Боже мой, да ведь ты не отец Сереженьки!
  
   - А ты не знала?
  
   - Нет. Я только сейчас поняла. Ведь у него глаза... серые... Как у...
  
   - Что же ты не договариваешь? - понесло Алексея. - Как у его биологического отца. Ты это хотела сказать?
  
   - У Влада? - уточнила Маринка и поняла, что это и так ясно как божий день.
  
   Где же были ее глаза прежде? Почему не видела в этом малыше схожести с Владом? Может, потому что Влад длиннолицый, а у мальчика личико, как у Мариши - круглое. Но глаза! Она вытерла ватной рукой пот со лба.
  
   - Бросило в жар? А какая тебе разница? Да, я увел Маринку у Влада! И горжусь этим. А она отбила его у Светы.
  
   - У какой Светы? У него была до меня, кроме Мариши, еще и Света? Смешно будет, если её фамилия Король.
  
   - Какая разница - Король или Верещагина... Главное, что моя сексуальная Маринка отбила его у этой стервозной Светки.
  
   - И ты этим гордишься? Как странно... Постой! Верещагина... Я сегодня уже слышала эту фамилию.
  
   - Возможно. Очень может быть. Например, хотя бы тот же Юрий тебе напомнил, что вы первый раз встретились в музее Верещагина.
  
   - А ты откуда знаешь Юру?
  
   - Да я же с ним утром водку пил за встречу!
  
   - Ладно, это неинтересно. Ты лучше скажи мне, кто такая Света Верещагина?
  
   - Я могу тебе (дома, конечно) и ее фотографию показать... Но зачем это тебе? Ведь вы с Владом не семнадцатилетние! У тебя была куча любовников, а он тоже не монах! Это же так естественно! Ревновать к прошлым партнерам - глупо!
  
   - Действительно, ты прав. Может, эта Верещагина попадет в тюрьму не сегодня - завтра. А может, только ее мамаша... Но не слишком молодая для Влада эта бухгалтерша?
  
   - Во-первых, когда он с нею встречался, она еще не была бухгалтером, а была юной и прелестной начинающей поэтессой, а во-вторых, - она такая ушлая, что тебе и не снилось. У нее не голова - а дом советов!
  
   - А твоя Мариша, значит, превзошла её? Оказалась более коварной, раз отбила Влада?
  
   - Более сексуальная, я бы сказал.
  
   - Да где твои глаза? Твоя Мариша - серая невзрачная мышка! Единственное, что ее выделяет среди других серых мышей - кривые лапки!
  
   - Кто бы говорил. Это ты, старая невзрачная дева, так думаешь. А любой мужчина, который разговаривает с нею, хочет её соблазнить.
  
   - И Влад?
  
   - Боюсь, что да. Прости, но если бы я ее не увел у Влада, они бы поженились и воспитывали своего сына - Сереженьку! Разве не понятно? И она, возможно, сегодня приехала бы отдыхать в "Эдем" не со мною, а с ним.
  
   - О Господи, разве место встречи изменить нельзя? - вырвалось у Маринки.
  
   - Просто я оказался более привлекательным, более порядочным, чем твой Влад.
  
   - Алёша, скажи честно, а Влад знает, что Сереженька - его сын?
  
   - Да он лопух! Нет, даже не догадывается. Мариша жила с ним три месяца. Представляешь, целых три месяца! Потом он поехал к родычам куда-то в Крым, и мы с нею... поняли друг друга. Через неделю должен вернуться он, я ей признаюсь в любви, а она говорит, что тоже любит меня, но только не может бросить Влада, потому что, кажется, беременна от него. То есть она хотела расписаться с ним, а я должен был оставаться её тайным любовником.
  
   - Вот как! Господи, я хочу воды!
  
   - Знаешь, с пустым кошельком можно попросить только воду из крана.
  
   - Хоть из копытца! Воды!
  
   Алёша встал, пошел к бармену и принес стакан простой, но холодной воды.
  
   - Пожалуйста!
  
   - Ты просто благородный рыцарь, Алёша! Спасибо. И еще за то спасибо, что увел Маришу у Влада. Тебе за это нужно бронзовый памятник при жизни поставить. За чистосердечное признание я тоже тебе благодарна. И что же, Влад сразу смирился? Или как-то боролся за свою любовь?
  
   - Да нет. Он жук еще тот! Мариша, как только он приехал, позвонила ему (это я её заставил) и сказала, что не любит его, и никогда не любила, всё время изменяла ему и беременна от Алеши, то есть от меня. Вещи свои она уже из его квартиры забрала. Я на этом настоял. Так что они расстались без мордобития.
  
   - Это было еще при царе Горохе. Сколько сейчас Сереженьке?
  
   - Пять лет. Скоро шесть. А ты что, питаешь какие-то родственные чувства к моему сыну?
  
   - Да, питаю. Возможно... Я еще не уверена, но возможно...
  
   - Забрюхатела от Влада? Нет, это рок какой-то! Только боюсь, что тебя в жены я уже не смогу взять. Занят-с.
  
   - Я не уверена.
  
   - Что же ты раньше не сказала? Нет, подруга... Так не годится! Мы так не договаривались.
  
   - Почему я с тобою должна договариваться? И о чем?
  
   - Ну... если бы я знал... В общем - аборт. Теперь только аборт.
  
   - Но я неуве... Боже мой! Ты же подсыпал опасный порошок!..
  
   - Боюсь, что последствия могут быть печальными. Хорошо, если выкидыш, а если урод?
  
   - Ты - подлец! Я тебя ненавижу! - закричала Маринка, и все мужчины повернулись и начали разглядывать ее. - Я сейчас же поеду в Николаев и возьму кровь на анализ! Ты со своею стервой сядешь в тюрьму! Ты слышишь? У меня свидетели есть!
  
   - Маринка, попей водички, успокойся! - блаженно улыбаясь, сказал Алёша. И она действительно села и тут же успокоилась. Покорно допила всю воду.
  
   - Спасибо, Алёша. Без воды я бы погибла.
  
   - Вот так лучше. Не вздумай при Марише коники выбрасывать. Она у меня строгая и мстительная. Но я этим горжусь. Это говорит о сильном характере. Читала о женах римских царей? Вот она такая же.
  
   - А зачем человеку с сильным характером играть по жизни роль затюканной жены? Мол, ничего не знаю, ничего не ведаю. Разбирайтесь с мужем. Он мне ничего не говорит.
  
   - Значит, так надо. И хватит об этом. Вон и мои дети идут.
  
   Впереди, громко топая, бежал Сережа, за ним шла улыбаясь Мариша. Они уселись за стол и тут же малыш начал канючить:
  
   - Папа, папочка, я хочу мороженого! Мне жарко!
  
   - Посиди, я тебе фанты куплю, - сказала ему Мариша и, уже поднявшись, добавила с иронией. - У тёти Маринки денежек нет на мороженое, сыночек.
  
   - Способный у вас сын! - улыбнулась Маринка, всматриваясь в серые глаза ребенка. - Вы его давно начали учить вымогать деньги со своих знакомых и друзей?
  
   - Да это стихийно получилось. Первый раз случайно. Влад его на пляже в яхт-клубе мороженым угостил. Ребенку понравилось. Понял, что друзья папы - добрые люди. Никто его и не учил.
  
   - Гены всё-таки! Но... Как странно... Алёша, а если бы его воспитывал не ты, а отец, все равно бы он стал таким?
  
   - Каким "таким"?
  
   - Попрошайкой.
  
   - А-а-а - смышленым, хочешь сказать? Надеюсь, что да. Весь в маму, да, сыночек?
  
   Вернулась с "Фантой" Мариша, Сережа начал высасывать трубочкой желтый и вкусный напиток. Маринке нужно было уходить, но удерживала прохлада и нежелание видеть Ольгу Михайловну. Поэтому она предложила Алёше:
  
   - Слушай, я вот о чем думаю. Если я дам в твой журнал рекламу на тысячу гривен, ты напечатаешь рассказ Светланы?
  
   - Ради Бога! А что за реклама?
  
   - Видишь ли, пока был в отпуске Ладынин, мне пришлось писать о промышленности. И вот одному дяденьке (пока я не хочу говорить, кто он) я предложила поместить в нашей газете рекламу. Он согласился. Я говорю это редактору, а тот стал в позу - нет! И получается, что я просто прозеваю удобный случай. Мой клиент рекламу, конечно, даст, но только в другую газету. Ну, или там журнал.
  
   - Вот, кстати, моя визитка. С обратной стороны дописано рукой расчетный счет куда нужно перечислить деньги. А наличкой он не может?
  
   При слове "наличкой" Маринка сразу же вспомнила гостя из Молдовы. Стало тревожно.
  
   - Возможно, и можно, но... Но ты должен сначала напечатать рассказ, а потом только я тебе заплачу.
  
   - Нет, милая, дураков нет, - вмешалась в разговор Мариша. - Сначала перечисляются деньги за услугу, а потом уже услуга.
  
   - В таком случае... В таком случае нужно оформлять договор. Бланк договора, обязательства, печать, подпись двух сторон и прочее. Это, если материал не будет напечатан, можно было бы в суд подать.
  
   - Тогда лучше наличкой, - поспешно сказала Мариша.
  
   - Правда? Ты уверена, Мариша, что мне от этого будет лучше? Кстати, рассказ - это не главное. Я хотела бы всё-таки помочь Наталье с выпуском ее многострадальной книги. Когда уже кончится эта эпопея под названием "Неуловимые мстители"?
  
   - Почему - мстители? - расплылся в улыбке Алёша. - Все гораздо проще, милая моя.
  
   - Алёша! Тебя, кажется, несет! Нужно давать отчет сказанному! - начала беспокоиться жена.
  
   - Но нужно давать отчет и сделанному, Мариша, - не выдержала Маринка. - Ведь вы взяли деньги за верстку и за типографские услуги. Сверстать-то сверстали, но не даете возможность Наталии напечатать книгу.
  
   - Неправда. Я ей сказал: сегодня деньги, завтра утром - книга.
  
   - Алёша, опять двадцать пять? Она не хочет выбрасывать на ветер огромные деньги! И ты прекрасно знаешь, что с ошибками - это не книга, а позорище! В чем дело, Алёша? Там осталось около двадцати ошибочек - и всё. Дай же ей возможность исправить эти ошибки!
  
   - Боюсь, что ты ошибаешься, - уклончиво ответил Алёша, но, встретив её взгляд, добавил, почесывая затылок. - Ой, если б ты только знала, сколько там ошибок. Это же целый день надо сидеть и выводить их. Нет, мне облом!
  
   - Не верю! Там работы - на час. Не больше, - настаивала Маринка.
  
   Марина опять треснула мужа под столом каблуком. Он улыбнулся и погладил жену по голове:
  
   - А? Какая, женушка моя ненаглядная, разница... Я, может, кайф получаю, когда говорю правду?
  
   - Ты что, тоже... - нахмурила брови Мариша и постучала пальцем по виску. - Да?
  
   - Ну, так вот, Маринка, чтоб ты знала - это вина не столько моя, как самой Наталии. У нее в сборнике рассказы и пьеса. Она принесла эту пьесу на дискете, кстати. Когда я уже всё сверстал, и она просматривала на экране свою книгу, вдруг говорит: Знаешь что, у меня в пьесе вместо имен только первая буква и точка, а в пьесах полагается писать полностью имя и двоеточие. А я ей говорю: Да ради Бога! Минутное дело. Сейчас заменим, и будет всё о'кей. Там всего-то семь действующих лиц. Дали задание компьютеру заменить автоматом прописную А с точкой на "Анна:", вместо пэ с точкой - "Павел:", вместо эн - "Надежда:". Ну, и так далее. Заменили. Быстро прокрутили первых две-три страницы, она порадовалась: какая красота - компьютер, и забыли. А потом пришла подруга Мариши, решила почитать эту пьесу и спрашивает: Что это у нее за галиматья? Она что, авангардистка? Эта Наталья из вашего дурацкого "Белого ярлыка"? Мы с Маришей даже не поняли, о чем она толкует, а когда глянули на монитор, чуть не померли со смеху.
  
   - Почему? Что может быть смешного?
  
   - Компьютер умная машина, но коварная. Мы ему дали задание поменять заглавные буквы с точкой на имена с двуеточием, а он по всему тексту все буквы с точкой поменял на имена и двоеточие.
  
   - Как это?
  
   - Очень просто. В конце предложения было, допустим, слово "окна" и точка. А после нашей правки получилось "окнАнна:". Или, скажем, в конце предложения слово "прилип." превратилось в "ПрилиПавел:". И таких ошибок - видимо - не видимо. В каждом абзаце - по три-четыре. Одно только имя Надежда там четыреста пять раз по всему тексту рассыпано.
  
   - Только в пьесе?
  
   - Я же говорю: всё был уже сверстано. Компьютер сделал замену во всей книге. Это же страшная возня! Боже мой... А я тут при чем? - ясно улыбаясь посмотрел в глаза Маринке Алёша. - Наталья сама распорядилась заменить все автоматом. Хозяин - барин!
  
   - Я не очень хорошо понимаю в компьютерах, не то, что ты. Но и мне, непосвященной, понятно, что нужно просто опять дать задание компьютеру заменить имя с двоеточием на букву с точкой. Таким образом, все приобретет первоначальный вид. А потом уже, если Наталия будет настаивать, заменить вручную имена в пьесе.
  
   - Ой, ой, ой. Как ты не понимаешь? Облом! Мороки много, возни всякой. И потом, видно, что ты плохо знаешь компьютер. Он ведь проигнорировал, что я дал задание прописные буквы с точкой заменить на имена с двоеточием. Он преспокойненько заменил все буквы с точкой на имена. И прописные, и строчные. И в пьесе, и во всех рассказах! Что теперь делать?
  
   - Поменять имена на строчную букву и точку. Значит, в рассказах ошибки исчезнут, останется грязной только пьеса. Но неужели же Наталия не исправит это за час? Да я сама могу это сделать, если хотите!
  
   - Нет, боюсь, что не хочу. И вообще - не суй свой нос куда не следует! Компьютер, если хочешь знать, даже без точек буквы поменял на имена. Например, там есть предложение: Из точки А в точку Б. А сейчас там так: Из точки Анна в точку Борис. Нет-нет, в облом мне этим заниматься! Да и дело прошлое. Забудь его! Кто старое помянет, тому глаз вон.
  
   - Слушай ты, стервец! Если ты будешь и дальше пытаться выскользнуть из моих рук, то сейчас действительно узнаешь, что такое - глаз вон! Тебе ясно? Ясно? И чтобы ты уже в июне, сразу же после "Эдема", сам нашел Наталью (Слышишь? Сам!) и при ней исправил все ошибки! Тебе ясно? Если этого не произойдет, я приду к тебе в квартиру с ломиком и переколочу и твой винчестер, и твой монитор, и твою поганую башку! Ты меня понял? А этой хитромудрой стерве выдерну её кривенькие ножки! - даже не глядя в сторону Мариши, а только ткнув на нее пальцем, кричала Маринка.
  
   Когда она замолчала, в кафе царила полная тишина, в животе у Сереженьки заурчало. Мариша дала сыну подзатыльник.
  
   - Кормить надо ребенка, а не подзатыльники давать за то, что он голоден! - так же зло и почто истерически крикнула ей Маринка.
  
   - Так... Это уже её отпустило, вернее, понесло в море, которое по колено. Пошли, Алёша.
  
   В кафе вошла художница Вера со своей дочерью и с довольно интересным бородатым мужчиной. Посетители уже начали разглядывать их. Пышная Вера в прозрачном сарафане и стройная прелестная её дочь, конечно же, были достойны внимания местных донжуанов.
  
   Мариша теперь уже мужа потащила за собою, как прежде сына. А Маринка снова села. Задумалась: куда же идти? Стоит ли теперь, после всего, что узнала, возобновлять отношения с Владом? Как странно, что эта Верещагина, оклеветавшая Дениса, сына Наталии Владимировны, вынырнула из огромного океана забвения именно сегодня! Хорошо что Маринка не успела сказать Владу, где сейчас находится... Когда он придет снова проведать свою бывшую любовницу Маришу, и она ему расскажет об "Эдеме", это будет уже неактуально. Вздыхая и раскаиваясь в том, что дала своим эмоциям разгуляться, Маринка сидела и печально смотрела на пустой кошелек. Как же теперь она доберется домой? Возьмет в долг у Ольги Михайловны? А вдруг эта странная женщина сама решила пополнить свой бюджет Маринкиными сбережениями? Ну почему она тайно рылась в сумках?
  
   - Маринка, вы не против, если мы сядем за ваш столик? Все уже заняты, - проговорила тихо и довольно приветливо Вера.
  
   - Конечно, садитесь! Я скоро уйду. Жарко во дворе?
  
   - Ой, не то слово. Пекло! Настоящее пекло. Вот Сережа нас с Анжелой решил спасти от верной смерти и привел сюда. Ты выпьешь с нами пива?
  
   - Если стаканчик, - как-то неопределенно сказала Маринка и опять начала анализировать, почему на место Сереженьки пришел Сережа.
  
   - Сережа! - крикнула Вера, и когда он посмотрел на нее, показала ему четыре пальца. Тот кивнул.
  
   - А я сегодня заходила к вам.
  
   - Знаю.
  
   - Но откуда? Ваша подружка, эта странная Ольга Михайловна, ищет вас с утра! Очень беспокоится. Говорит, что вы даже не обедали.
  
   - О, спасибо! Наконец-то я поняла, что это она там меня искала! - с горечью засмеялась Маринка, но тут же прикусила язык и, немного помолчав и собравшись с мыслями, добавила: - Да, дела, знаете ли...
  
   - Какие тут могут быть дела? Кстати, вы знакомы с этим... Как его?
  
   - Тигипко, - подсказала Анжела матери.
  
   - Ну да - Тигипко. Редактор нового журнала. Ох, как приятно! Холодненькое пиво! Спасибо, Сереженька. А это и есть та Маринка, которую я сегодня утром искала.
  
   - Очень приятно, угощайтесь, Маринка, - сказал Сергей и поставил бокалы дамам, а потом себе. Маринка отметила, что он нес по два бокала в руке. Видимо, был уже опыт.
  
   - Сергей? А вы тоже художник? - заинтересовалась Маринка.
  
   - Да, художник. А это хорошо или плохо, - игриво ответил Сергей.
  
   - Замечательно! Спасибо за угощение.
  
   - Маринка, хоть я и не питаю особо нежных к вам чувств, - откровенно сказала Вера, - однако должна вам сказать: будьте поосторожнее с этим Тигипко. Это аферист, каких свет не видывал!
  
   - Вы зашли как раз в тот момент, когда я на весь "Райский уголок" орала ему, что вдарю пейджером по файлу.
  
   - За что?
  
   - Да всё за то же... А вам он чем насолил?
  
   - Я узнала, что при редакции "Город N" готовится к печати новый журнал, пошла, дала ему свои рукописи. Там было двадцать стихов. Он сказал, что за публикацию нужно платить деньги. Когда я пришла уже с деньгами, его жена, эта Мариша, показала мне на дисплее набранный и сверстанный текст. Мне понравилось. Иллюстрации - мои картины. И притом - цветные. Отлично. Я заплатила ему тысячу двести пятьдесят гривен.
  
   - То есть не внесли в кассу, а дали в руки? - уточнила Маринка.
  
   - Я спросила, где касса, но он ответил, что к бухгалтерии не имеет никакого отношения. Он редактор и никому не подчиняется.
  
   - И что потом?
  
   - Когда я пришла третий раз в эту редакцию, мне сказали, что Тигипко сверстал журнал, перебросил всё на свой компьютер, в редакционном же - всё уничтожил, так что восстановить нет никакой возможности.
  
   - Но зачем?
  
   - Потребовал от своего шефа (я так и не выяснила, кто учредитель этого журнала, видимо, кто-то из новых русских), чтобы тот сначала ему заплатил зарплату (чуть ли не пятьсот гривен!), а только потом он отдаст готовый к печати журнал. И у кого мне теперь требовать деньги назад? Ведь я не в бухгалтерию их сдавала! И квитанции у меня нет.
  
   - Вот стервец! Убила бы. Нет, таких жуков надо просто уничтожать физически!
  
   - Вот и я говорю. Но от этого деньги назад не вернешь.
  
   - Я просто в бешенстве! Почему вы раньше не пришли? Я бы его прибила вот этим пивным бокалом, честное слово!
  
   - Да уж безопаснее пейджером по файлу, - хохотнул Сергей, который не принимал близко к сердцу женскую глупость. Маринку это задело.
  
   - Простите, Сергей, а вы, случайно, не знакомы с Юрием Дуняшиным?
  
   - Хоть вопрос не очень приятен, я отвечу. Да, он мой знакомый. Но наша дружба кончилась тем, что я его спустил вниз головой с четвертого этажа. Вместе с одной сучкой.
  
   - Правда? Вот видите: всюду страсти роковые! Еще раз спасибо за угощение. Приятно было с вами познакомиться! До свидания!
  
   Только теперь Маринка без колебаний встала и ушла из "Райского уголка". Нужно было пойти и проверить, что же там брала Ольга Михайловна. Поднимаясь по лестнице, с удивлением подумала, что сегодня еще не была на пляже.
  
   Ольга Михайловна ждала ее в коридоре, обрадовалась, бросилась навстречу с охами да ахами. Маринка была с каменным лицом, ее бесила неискренность этой женщины.
  
   - Маринка, к тебе после обеда приходила художница и приносила рассказ.
  
   - Почему "приносила"? Принесла. Ведь вы его положили на стол, не так ли?
  
   - Действительно, я положила рассказ на стол. Но я ведь никуда не отходила, всё жду тебя, хочу сообщить очень важную новость.
  
   Маринка молча достала из своего огромного кармана ключ и начала открывать дверь.
  
   - Девочка моя, ты меня слышишь? О чем ты думаешь?
  
   - О том, что вы прекрасная актриса, Ольга Михайловна.
  
   - Правда? - обрадовалась, как ребенок та. - Спасибо! Но как же ты узнала, что я положила рассказ на стол?
  
   - Я в тумбочке сидела, Ольга Михайловна, и все видела, - сказала Маринка и вошла в свою комнату. Хотелось, ох как хотелось хлопнуть дверью перед самым носом этой лживой стервы, но... не смогла. Ольга Михайловна зашла следом:
  
   - И в какой же тумбочке ты сидела, душа моя? Там ведь нет замочной скважины, как ты могла всё видеть?
  
   - Это внизу нет, а в ящичке, что вверху, есть замочная скважина.
  
   - Но в этом ящике даже Маркиза не поместится! Нет, правда, как ты могла видеть, что приходила Вера?
  
   - Разве только Вера? - металлическим голосом спросила Маринка. - Сначала вы открыли своим ключом мою комнату и шмонали тут! Разве не так? Потом еще раз! Ведь вы прекрасно знали, что ваш ключ такой же, как и у меня. Я вам сама, дура, сказала. Вы и у Юрия Голодрыги что-то искали? Я, знаете ли, в его тумбочку не поместилась.
  
   - Значит, ты всё действительно видела?
  
   - Да, Ольга Михайловна, видела!
  
   - А я как чувствовала... Все время разговаривала с тобою, когда заходила сюда. И объясняла, зачем я это делаю. Это очень важно.
  
   - Что вы искали у меня в сумках?
  
   - Но... - растерянно сказала Ольга Михайловна, и у нее губы задрожали, как у обиженного ребенка. - Если ты сидела в тумбочке, то ты всё не только видела, но и слышала. И я тебе уже всё дважды объяснила! - чтобы не расплакаться при Маринке, она быстро отвернулась и вышла.
  
   Маринка закрыла дверь на один поворот ключа и легла. После пива хотелось спать. Заснуть с закрытым окном было бы невозможно, и она решила оставить окно распахнутым. Коробка, бигуди и пепельница лежали на полу. Маринка опять поставила все на окно. Потом добавила к уже стоящим на подоконнике вещам всякую мелочь, которую нельзя было бы бесшумно сбросить с подоконника.
  
  
  
   Сон был довольно спокойным, но постучала Маруся и позвала ее на ужин. Спросила, почему Маринка не обедала, и дать ли ей на ужин котлеты, которые стоят в холодильнике. Хотела идти сама, но почему-то стало жалко Ольгу Михайловну. Ладно уж, её не переделаешь, паспорт на месте. Ничего не исчезло. Неприятно, конечно, но...
  
   Постучала, Ольга Михайловна с радостью ответила:
  
   - Входите! Ах, это всё-таки ты, Маринка!
  
   - Простите, Ольга Михайловна, пора спускаться на ужин. Пойдем?
  
   - Конечно, пойдем! Сейчас я только другие босоножки надену. А может, мне лучше белые тапочки надеть? - спросила засуетившаяся Ольга Михайловна, и тут же расхохоталась. Видно было, что она очень рада примирению. Да и Маринка не держала больше зла на нее.
  
   После ужина пошли прогуляться по берегу реки, но им помешал Голодрыга, подошел и сразу же, захлёбываясь от счастья, сказал:
  
   - А вы знаете, нас показывали по телевизору! Представляете, Мариночка, я звоню домой, а жена говорит, что видела, как я в "Эдеме" абрикосы ел! И то, как я угощал вас, Ольга Михайловна, абрикосами, тоже показали! А вы не смотрели телевизор? Я попрошу у Коли, чтобы он нам сделал копию этого классного ролика! Если хотите, я и вам закажу?
  
   - Нет-нет. У нас нет аппаратуры для таких дел, спасибо, - ответила поспешно Маринка, взяла Ольгу Михайловну под руку и повела в противоположную сторону. Голодрыга раздраженно крикнул им вдогонку:
  
   - Ну, конечно же, зачем вам какие-то фильмы смотреть? Куда интересней победокурить в кафе с пьяными собутыльниками! Поугрожать им ломиком!
  
   Ольга Михайловна остановилась, удивленно оглянулась и посмотрела на своего бывшего ученика:
  
   - Юрий, ты говоришь обо мне? Ты очень хорошего обо мне мнения, если так, - и тут же расхохоталась. - Сегодня день просто чудесный, столько всего невероятного... Начиная, впрочем, с ночных кошмаров. Юра, это слова из какой-нибудь пьесы или ты действительно кого-то из нас обвиняешь в пьянстве? - и опять расхохоталась.
  
   Голодрыга покраснел, круто повернулся и зашагал в сторону почты и кафе.
  
   - Маринка, твоя версия всё-таки оригинальна насчет верхнего ящика в тумбочке, но где ты, всё-таки была всё это время? Почему не обедала?
  
   - Я была в детском садике. И обедала там. Если не верите, пойдемте в мою комнату, я вам покажу фотографии, которые взяла у заведующей, чтобы опубликовать в газете.
  
   - Маринка, а тебе не кажется, что он всё-таки безумный? За ним увивается три женщины, и довольно симпатичных, а он преследует нас. Звонит при этом жене... Обвиняет нас в пьянстве и дебоше. Может, он употребляет наркотики? И видит это все в своих грёзах? Должно же быть хоть какое-то объяснение его странностям.
  
   При упоминании о наркотиках Маринка вспомнила об Алеше и его жене. Потом неприятно резанула по сердцу ревность: эта проклятая Мариша родила сына от Влада! Они были близки! А почему - были? Господи, можно с ума сойти!
  
   - Тебя что-то беспокоит, девочка моя?
  
   - Да, мне нужно найти художницу и спросить ее...
  
   - О чем?
  
   - Да сон приснился страшный. Долго рассказывать. Главное - нужно узнать имя сына Светланы Король. Кстати, Наталия Владимировна не сказала, как зовут бухгалтершу, у которой недостача пять тысяч?
  
   - Кажется, тоже Света. Но какая связь?
  
   - Верещагина?
  
   - Ну, не знаю. То, что мать её Верещагина - это точно. Незамужняя девушка. Наверное, всё-таки Верещагина. Но зачем тебе? А вон с мольбертом идет твоя художница. Тебя подождать?
  
   - Да, я только спрошу имя мальчика, и пойдем кормить Маркизу.
  
   Ольга Михайловна села на скамеечку, Маринка пошла поговорить с Верой. И хотя себя готовила к тому, что сына Светланы зовут именно Славик, когда Вера произнесла это имя, она была поражена.
  
   - Простите, Вера, но всё-таки как Света узнала, что вы меня здесь встретите? Я ее видела в пятницу, а решила ехать сюда только в воскресенье, как же вы говорите, что в субботу она вам дала свой рассказ и попросила передать мне?
  
   - И вы над этим ломали голову и даже не спросили у меня в кафе? Ничего здесь сверхъестественного нет. Всё очень просто, она попросила меня примерно через месяц зайти к вам в редакцию и передать рассказ. Но я чисто из женского любопытства захватила с собою, дай, думаю, почитаю на досуге. Вот только она... - и замолчала.
  
   - Что?
  
   - Она меня просила никому не говорить. Я не знаю. Я поклялась.
  
   - Что-то случилось? Вера, я умею хранить тайны. Честное слово, не проговорюсь даже ей.
  
   - Может, и не успеете.
  
   - В каком смысле? И вы тоже мне что-то подсыпали в пиво? - остолбенела Маринка.
  
   Толстушка Вера удивленно на нее посмотрела, а потом расхохоталась. Наконец успокоилась и сказала:
  
   - Бог меня накажет за этот смех, но вы меня в столбняк вогнали. Ооо!.. Если б вы только знали! Я бы убила вас! Но не сейчас. Если бы вы десять лет назад попали мне в руки или вошли в один лифт со мнооою, ох...
  
   - Неужели утренние лучи солнца ласкали бы мой труп? Вы такая кровожадная?
  
   - Да успокойтесь! Говорю же вам, что уже не сержусь.
  
   - Тогда почему я не успею проговориться? Что мне угрожает?
  
   - Да не вам! Господи! Светлане.
  
   - Светлане что-то угрожает?
  
   - Да. Дело серьезное. В пятницу она пошла к врачу, и он сообщил ей, что анализы ужасные. Нужно ложиться в онкологию.
  
   - О господи! Но что у нее?
  
   - Ну, вы же видели, какие длинные юбки она носит. На колене месяца два назад расцарапала родинку, появилась ранка. Она себе то зеленкой, то тем, то сем, а ранка растет, колено пухнет. И вот как гром среди ясного неба - нужна госпитализация.
  
   - Боже мой, как я могла!
  
   - Что? - насторожилась Вера.
  
   - Как я могла держать на нее зло? Господи! Почему же вы здесь? Почему не помогаете ей? У нее же сын-инвалид!
  
   - А что я могу? У моей дочери гастрит. Денег нет. Ну чем я могу помочь Светлане? Ведь все сбережения отдала этому аферисту Тигипко! Вот его не мешало бы если не убить, то кастрировать! Честное слово! Я, наверное, его подстерегу и пришью. Такая злость в груди кипит, не могу вам передать! Ребенку надо покупать лекарства, а я не могу: все деньги отдала этим аферистам!
  
   - А как найти Светлану? Где ее сын сейчас? Он же, наверное, абсолютно беспомощный!
  
   - Разве вы не видели? На первой странице, с обратной стороны, карандашом написан её телефон и адрес. Но... вряд ли ее выпишут из онкологии быстро. Я как посмотрела на рану - кошмар. Какой-то кисель. Так страшно! Я вам передать не могу.
  
   - Господи, как мне плохо! Так где же её сын? Светлана мне приснилась сегодня ночью! Просила усыновить своего сына Славика. Вот почему я хотела узнать, как же всё-таки зовут её мальчика.
  
   - Она говорила, что или отвезет его своим родителям в Ковалёвку, или заставит отца Славика - Влада - взять ребенка и воспитывать.
  
   - Влада? - остолбенела Маринка. - А он не...
  
   - Я его не знаю. И впервые имя отца Славика услышала только в субботу. Но ничего не расспрашивала. И без того тошно. У неё сейчас страшный период! Не дай Бог...
  
   - Спасибо, - только и могла сказать Маринка и тут же почувствовала сильный приступ тошноты. Побежала к Ольге Михайловне, та испугалась, увидев её лицо.
  
   - Что с тобой? Что случилось?
  
   - Мне дурно. Я умираю!
  
   - Пойдем в медпункт!
  
   Маринка вспомнила рассказ поварихи о молоденькой фельдшерице, и хоть сейчас там работает уже совершенно другая, она с испугом замотала головой, прикрывая рукой рот.
  
   - Хорошо, хорошо. Нет, так нет. Значит, пойдем быстро в комнату? Или ты посидишь, а я воды принесу?
  
   Маринка опять замотала головой.
  
   - Боже мой, какая ты бледная! Если бы я знала, что имя, которое ты хочешь узнать у Веры, такое страшное, я бы никогда тебя не отпустила одну!
  
   Поднялись на второй этаж, Маринка сама побежала в умывальник и опять замотала головой, когда Ольга Михайловна предложила проводить её до самой уборной.
  
   Когда умылась, и немножко стало легче, зашла к Ольге Михайловне, взяла у нее из холодильника кусочки льда и сказала, что хочет отдохнуть.
  
   Ольга Михайловна последовала её примеру, тоже сделала холодный компресс и прилегла.
  
  
  
   Примерно через час тихо постучала в дверь Ольга Михайловна и позвала ее:
  
   - Маринка, милая, ты не спишь? Можно к тебе?
  
   - Конечно. Еще совсем светло и не спится.
  
   - Как ты себя чувствуешь?
  
   - Спасибо, лучше. Но, если честно, ужасно. Просто ужасно.
  
   - Так как же зовут сына этой Светланы?
  
   - Славик! - с надрывом выкрикнула девушка.
  
   - Почему тебя это так поразило?
  
   - Меня другое поразило Ольга Михайловна! Другое, - Маринка хотела сказать, что ее поразило имя отца этого Славика - Влад, но передумала и сказала: - Светлана легла в онкологию. Помните, та, которая мне гадала?
  
   - Боже мой! Я теперь тебя понимаю. Нужно положить её рассказ в сумку! Если она тебя попросила опубликовать его, нужно опубликовать. Маринка, девочка моя, я прекрасно понимаю, что тебе сейчас не до меня, что я мешаю тебе, но... Прости меня, но я не могу быть в своей комнате одна. Я просто боюсь. Трудно передать, но я боюсь открыть окна, боюсь закрыться на ключ, ибо если умру, никто не сможет открыть дверь и тогда придется её взламывать. Под кроватью что-то чудится, а заглянуть - боюсь! Я не могу взять себя в руки...
  
   - Голодрыга ведь пошел в кафе. Напрасно вы опасаетесь.
  
   - Я же говорю, что боюсь не конкретно его, а всего на свете!
  
   - Может, вы колечко свое потеряли? - спросила Маринка.
  
   - Да нет, вот оно - на руке. И Маркиза пришла со мною. Тоже беспокоится. Наверное, мы с тобою все-таки её оставим здесь, у тебя в комнате, и пойдем подышим свежим воздухом. Куда пойдем?
  
   - Ольга Михайловна, я в окно из Галиной комнаты видела, что рядом - уютное место. Там есть скамеечки, беседки. Просто райский уголок.
  
   - Пойдем посмотрим? Ее комната еще не закрыта на ключ?
  
   - Пока нет. Вы сами увидите, что лучшего места поблизости просто не найти. Ольга Михайловна, а Александров не ищет с вами больше встреч?
  
   - "Не говорите мне о нем" - запела так красиво, с таким чувством бывшая учительница, что Маринка была поражена.
  
   - У вас такой красивый голос!
  
   - Пойдем, - строго сказала Ольга Михайловна и пошла впереди. Она открыла дверь Галиной комнаты и остановилась, Маринка заглянула через её плечо. В комнате была очень высокая незнакомая женщина, она как раз, поставив свою длинную ногу на кресло, застегивала босоножек и тоже на мгновение растерялась, но вдруг приняла надменный вид и высокомерно, даже с издёвкой, сказала:
  
   - Ах, Ольга Михайловна! Вот уж не ожидала! Значит, отдыхаете?
  
   - Здравствуйте! - ответила изменившаяся в лице Ольга Михайловна. - Простите! - и захлопнула дверь.
  
   - Кто это? - спросила Маринка, идя за Ольгой Михайловной, которая вернулась в свою комнату и достала из холодильника холодную воду.
  
   - Моя бывшая ученица. Но сейчас, хоть убей, не могу вспомнить как её зовут. Даже неудобно как-то. Знаешь что, Маринка, в райский уголок пойдем в другой раз, а сейчас - опять под нашу иву у реки. Если бы ты знала, как тревожно у меня на душе!
  
   - Это связано с ивой?
  
   - Ой, не знаю, не знаю! Тревожно и всё тут!
  
   - Раз тревожно, под иву тоже не пойдем. Я уже хорошо вас знаю. Разве мало места для отдыха здесь? Кстати, когда я сегодня ходила по детскому саду, то всё время думала, вот бы хорошо вечерком отдохнуть возле фонтанчика! Нет, правда, Ольга Михайловна, самое лучшее место в Александровке - это детский сад! Гляньте в окно - это совсем недалеко. В двух шагах от почты. Пойдемте?
  
   - С удовольствием. Только, Маринка, сегодня никаких беседок! Я совершенно не хочу сталкиваться с этим певцом немецкой честности и доброты. Сразу идем в детский сад, - и засмеялась двусмысленности своих слов.
  
   Маринка повела Ольгу Михайловну в глубь детского сада и пригласила садиться на удобную скамью под высоким платаном. Невдалеке журчал фонтанчик. За столиком у входа сидел, очевидно, сторож со своими друзьями. Они играли в домино. Голоса и смех мужчин были чуть слышны и не мешали. Но один седой и с усами "казак" все время поглядывал на Маринку. Это ей не очень нравилось.
  
   Ольга Михайловна достала коробочку с леденцами, открыла и протянула Маринке. Та не просто взяла несколько конфеток, а выбрала желтенькие - они были лимонными - с кислинкой.
  
   - Маринка! - умиленно сказала Ольга Михайловна, и слёзы показались на ее глазах.
  
   - Что? Что? - замирая, спросила Маринка, но умиление и буря радости, которую отчего-то нельзя показывать людям, охватили и её. Она уже догадывалась, что скажет Ольга Михайловна, но хотела убедиться, что не ошибается. И потом ей очень хотелось, чтобы об этом сказал ей кто-то. - Ну, так что же? Что? - нетерпеливо повторяла она.
  
   - Милая, я так счастлива! Я даже не могу передать, как я счастлива!
  
   - Вы уже передали. Я тоже чувствую себя необыкновенно счастливой. Но скажите, отчего же это?
  
   - Ой, Маринка, не лукавь, я ведь у тебя уже спрашивала, - смеялась таким воркующим смехом Ольга Михайловна, что Маринке хотелось обнять её и заплакать от счастья.
  
   - Нет-нет, вы скажите. Что же это? Что?
  
   - Да ты беременна! - счастливо улыбаясь, сказала Ольга Михайловна.
  
   Маринка прикусила нижнюю губу и замерла. Вот! Наконец она услышала главное. Потом робко коснулась рукой своей груди, соски тут же отозвались сладкой болью. Маринка опять замерла. Вся кожа ее покрылась пупырышками, как бывает от приятного массажа. Ольга Михайловна, смеясь, начала гладить её руку, чтобы кожа стала снова гладкой.
  
   - Может, куда-нибудь уйдем, чтобы нам не мешали? - спросила Ольга Михайловна.
  
   - Да кто нам здесь мешает? Ольга Михайловна, мне надо вам кое-что рассказать. Каюсь, я не все вам рассказала. Я... умолчала о том, что произошло в тот же день, когда в яхт-клубе Светлана мне нагадала черт знает что.
  
   Откуда ни возьмись - Нина, жена Голубя. Она держала в одной руке пакет с вином "Сандора", в другой прозрачный одноразовый стаканчик. Не спрашивая разрешения, она тяжело плюхнулась на скамью рядом с Ольгой Михайловной.
  
   - Ой, жарко! "Напилась я допьяна, не дойду я до дому!". Ой, жара! Пекло! Самое настоящее пекло! Мне кажется, я никогда уже не увижу и не услышу дождя. Дождя! Душа просит дождя! Даже грозы, - развязно тянула она слова, и губы ее при этом как-то пренебрежительно кривились. - Я сейчас выброшу из фонтана Красную Шапочку и сяду там!
  
   - Вы, Ниночка, пьяны, вот вам и жарко, - осторожно сказала Ольга Михайловна.
  
   Только теперь Маринка поняла, кто им должен был помешать и от кого хотела уйти Ольга Михайловна.
  
   - А меня не колышет, что ты, старая дура и ханжа, думаешь обо мне. Пьяна - не пьяна... Пить и любить не запрещено. Пока. Пока не запрещено.
  
   Ольга Михайловна и Маринка переглянулись, но почему-то не встали и не ушли. Надеялись, что это сделает Нина. Но она развалилась на скамье, налила себе четверть стаканчика вина, выпила и потом предложила Ольге Михайловне и Маринке, те отказались.
  
   - А меня не прикалывает такой отдых, какой выбрали вы. Нет. Я должна пользоваться случаем на полную катушку. Мы с Юрочкой уже выпили одну "Сандору", но виноградную, а это он мне купил малиновую. Вкусное, душистое вино. И жизнь - прекрасна! Как ни странно... Эх! "Ночь, ночь, ночь темная такая", - запела она, покачивая своими широкими плечами. Ночь сегодня будет безумно хороша. Я это чувствую. Вот только жара спадет... Я посижу с вами, пока не появятся звезды. Хорошо?
  
   Ольга Михайловна и Маринка переглянулись.
  
   - Да что вы, как совы, всё лупаете глазами? Не нравится, что я тут возникла? Ха-ха-ха! Я вообще возникаю не там, где хотят другие. Но чтобы вам было интересней, я вам открою секрет, кто мой возлюбленный, - она снова налила немножко вина и выпила. - Я уже сказала, что Юрочка, но вы-то, признайтесь честно, подумали, что это тот жеребец, у которого жена Ленка? А вот и нет! Тот уже, ха-ха! Умора... Пять дней назад (вас еще тут не было) он меня в умывальнике схватил, взял на руки - вот бугай! - и как дюймовочку - меня! - показала она на свои внушительные габариты. - ...понёс в свою комнату. Вот, думаю, сейчас будет секс, как в кине!
  
   Ольга Михайловна и Маринка переглянулись.
  
   - Полный атас! Но это всё, на что он был способен. Три раза поцеловал в плечико, снял с меня всё и отошел к окошку. Ха-ха-ха!
  
   Ольга Михайловна и Маринка переглянулись.
  
   - И такая зараза! Позавчера ворвался и не дал мне выйти из моей комнаты, снял с меня пляжную юбку, а тут стучит в дверь его тощая уродина Ленка. Он сначала не хотел открывать, а когда открыл, сказал ей, что я ему отдалась! Пока я после такой брехни от изумления глазами хлопала, она цветок с корнями из горшка выдернула, а он убежал. Вот семейка психопатов! Но этот, другой Юрочка... Боже мой, какой он умелый, нежный, ласковый. Как нежно прикасается к телу, как безумно балдежно целует. Я - торчу! От одного его поцелуя получила больше, чем от всех мужчин, которых мне довелось оттрахать.
  
   Ольга Михайловна начала нервно вертеть на пальце свое бирюзовое колечко.
  
   - А секс с ним, бабоньки! Улёт! Вот если купалась всю жизнь в луже (а для меня секс всю жизнь был грязной засраной вонючей лужей), и вдруг чистейшая ласковая морская волна! Нет, этого передать невозможно. Я балдею! Просто балдею от этого Юрочки!
  
   Ольга Михайловна и Маринка переглянулись.
  
   - Вам это, как я вижу, не интересно? - удивилась Нина. - Ну, спросите меня, что вас интересует? Сегодня я на всё отвечу без утайки. Честное слово! Мне даже приятно будет пооткровенничать хоть с кем-нибудь! - расхохоталась и налила себе вина Нина. И пока она пила, Маринка решительно спросила:
  
   - Нина, как получилось, что вы с мужем отказались от вашей дочки?
  
   - А откуда ты это знаешь? Неужели этот старый пень разболтал? Ничего, он у меня попляшет, я ему устрою уринотерапию! Вот болтун, прости господи! Хотя... он тоже не знает!
  
   - Нет, не он. Я по работе узнала.
  
   - Ну... раз уж дала слово, что без утайки, значит, расскажу. Но ты, Маринка, знай: от тюрьмы, от сумы, от аборта и от отречения от ребенка никогда нельзя зарекаться! Ни-ког-да! Понятно? А почему это я должна скрывать? В этом нет криминала. Я, во всяком случае, без вины виновата. Это грех Голубя, а не мой.
  
   - Ну да. Подумаешь - отказалась от ребенка. Что здесь такого? - ехидно сказала Маринка.
  
   - Хм... А тебе, дорогая, не желаю. И вообще - никому не желаю. Но всё равно ты никогда не зарекайся. Жизнь - это бесконечный триллер. Нет-нет! Жизнь - это игра в прятки на минном поле. Увы. Ну, так вот. История долгая. У вас-то хватит терпения выслушать? Вы никуда не спешите? Бразильский сериал, свидание?.. Нет?
  
   Маринка подумала, что ведь неизвестно, чем бы кончилось, если бы она тогда в Одессе, выпила бы винца и связалась с этим Голубем. Может, всё равно приехала бы в эту заколдованную Александровку, но только в качестве жены старика. Ей было интересно, и она нетерпеливо сказала:
  
   - Раз спросила о ребенке, значит, время для ответа у меня есть.
  
   - Хорошо. Я жила в благополучной семье. Наряды, еда, магнитофоны, видики. Мама до шестого класса за руку водила в ДК "Судостроителей". А наша квартира - в самом центре! На бальные танцы. Деньги приносил папа, мама всегда была только домохозяйкой. Это редкость. У нас ведь все женщины раньше работали. И вдруг папа полюбил молоденькую девочку, купил другую квартиру, ушел от нас. Мама в ярости начала его подстерегать на его работе. Устраивала ему сцены и скандалы. Да так, чтобы побольше было зрителей. Обливала кефиром, зеленкой и... много гадостей всяких делала. Сначала он хотел просто жить с той, а нам давать деньги, но мама таки довела его, что он вынужден был развестись. Потом раздел имущества. Суд решил, что он оставляет квартиру нам, и алименты не платит. Мама и после развода не давала ему жизни. Вот он взял газету и начал искать подходящий обмен. И через месяц уже перебрался в Киев. Всё! Мама не работает. Есть надо. За квартиру, оказывается, тоже надо платить. Были дни, мы даже сидели без хлеба. И вот я поехала к отцу на два дня, всё-таки я его любила. И он меня. Приехала назад в Николаев, только вышла из поезда, навстречу Голубь: "Ой, какая красавица! В Николаеве таких красавиц нет!". Я ему объяснила, что приехала из Киева, но родилась и живу в Николаеве. Он пришел в восторг и сказал, что такую красавицу, раз уж встретил - не отпустит. И пригласил к себе. Двухкомнатная квартира, разведен. В холодильнике - всё! Для меня, шестнадцатилетней, это было главное. В нашей с мамой квартире холодильник был уже давно пуст. А я девка здоровая, он даже не спросил, сколько мне лет. В общем, он увидел, что я девственница, и красивая, неиспорченная. Расписались. Он и работал, и получал пенсию, жили нормально. Но вдруг его уволили и... И он начал мне за едой говорить, сколько стоит каждый кусочек хлеба, который я съела. Какие дорогущие яйца, сыр. Превратился из нормального человека в страшенную скрягу. А я встретила на базаре свою подругу, мы с ней танцевали с пяти лет. Она как раз с группой ехала в Турцию на заработки. Я спросила, смогут ли они взять и меня. Уж очень хотелось заработать на квартиру, уйти от этого скряги Голубя и жить самостоятельно. Одолжила денег и очень скоро уже на каком-то катере ехала в ночь! В неизвестность!
  
   - А там разочарование? - поняла Маринка.
  
   - Да. Паспорт еще на катере отобрали. Ты - никто. Рабыня. Хуже собаки! Язык не знаешь. Как баран. Денег мне не давали, а заставляли обслуживать по двадцать-сорок клиентов. Тогда я начала потихоньку красть у пьяных клиентов деньги и прятать. И только когда моя надсмотрщица, старая ведьма, умерла, я, пока еще не пришли мужчины, быстро украла одну ее черную одежду. Тайком постирала и спрятала. И только через два месяца выпал удобный случай. Клиент заснул, надзиратели поехали за новыми девчонками, и я смогла убежать. В порту ничего не нашла, пошла по берегу, украла лодку, которая была без замка. Шел сильный дождь. Но в этом было мое спасение. Я была отчаянная - верила в свои силы. Или сейчас, или никогда! - сказала я себе, и гребла, гребла, даже не зная куда. Думаю, а вдруг в Сухуми или Батуми приплыву? Но меня заметили украинские пограничники. Я сбрехала, что каталась у Кинбурна, плавала себе на лодке и потеряла берег. А одежду той ведьмы бросила в воду, и сама осталась в купальном костюме. В общем, вернулась домой. А мой старик обрадовался. Ещё бы: ложился на операцию. Простатит. Серьезная операция, и он очень боялся, что помрет. Другой няньки у него не было, а тут я. Мама тоже обрадовалась. Думаете - почему? Потому что можно было меня выписать. Голубь, когда я носила ему передачи и ухаживала за ним, пообещал, что пропишет. Но я до сих пор бомж. Живу у него, но не прописана. А сейчас он получил новый паспорт, в котором нет печати, что он женат. Но дело не в этом. А почему это я вам рассказываю?
  
   - Я спросила у тебя, почему вы с мужем отказались от своего ребенка, - напомнила Маринка, и у пьяной женщины появилась кривая улыбка.
  
   - Ах да, ребенок! Ну, так вот: ношу я Сёме передачи, он дает список, что купить и деньги. А в списке указано, сколько грамм чего там купить и сколько это стоит. Ни копейкой больше. А за то, что я бегаю на базар, готовлю, стираю, не полагалось ни копейки. Даже пешком ходила. Не то, что на маршрутку, на трамвай денег не давал! Я тогда плюнула, увидела объявление, что требуется реализатор и начала продавать стиральный порошок. Когда Голубь вышел из больницы, был хуже ребенка, совсем беспомощный. И прогнал бы меня, но я-то ему клизмы делаю и все прочее. И вот однажды ему сильно нужны были деньги. Ему там одна аферистка напела, что стоит попить препараты Гербалайфа, и импотенцию как рукой снимет. А таблетки Гербалайфа ну очень дорогие. Вот он подсыпал мне снотворное... Да такую дозу, что потом еле меня откачали! И продал одному айзеру. Ну, не на совсем, а на то время, пока я лежала без чувств. Ведь меня изнасиловать невозможно. Это я кого хочешь оттрахаю! Особенно после Турции. Знаете, сколько меня били там надзиратели, чтобы сломать. Я покорилась только потому, что увидела у одного приготовленный шприц. Они хотели меня посадить на иглу. Так вот айзер себе исчез, я, конечно, Сёме потом и угрожала, и упрекала его, но... Но! Почувствовала, что беременна. И чего я только не пила, чтобы получился выкидыш. А плод не выходит! Господи, как я выжила? Стала худющая, как сейчас жена Дуняшина. А Сёма будто ни при чем. Только иногда говорил, что младенец от айзера ему и на фиг не нужен, лучше он меня прогонит и домработницу найдет. Но домработнице-то платить надо. А я ухаживала за ним, плюс платила и за свет, и половину квартплаты. Если покупала себе молоко, он тоже пил. И вдруг я читаю книжку и совершенно случайно нахожу способ, как избавиться от плода. Такой простой способ. Тебе, Маринка, дать?
  
   - Нет! Зачем это мне? - испугалась Маринка.
  
   - А... Ты бесплодная. Хорошо тебе!
  
   Ольга Михайловна и Маринка только переглянулись.
  
   - И вот плод начал выходить, а этот гад увидел кровь, сдрейфил и вызвал "скорую". Родила в машине бездыханного ребенка. Не-е-ет, давай его хлопать, стимулировать, мучить, трепать, пока он не закричал. Вес - восемьсот грамм! Недоношенный. Семь месяцев! А ножки, сразу было видно, неживые - не сгибаются, висят, как ниточки. Но это не от тех порошков и пилюль, что я пила, а оттого, что пуповиной ему ножки перетянуло. Просила их - не трогайте его, дайте ему умереть спокойно. В барокамеру положили. Кровь начали вливать. А я ушла. Сёме сказала, что родила мертвого. Так оно и было. А эти полубоги решили бороться за жизнь младенца? Флаг им в руки! Если им так дорога жизнь несчастного инвалида, пусть себе борются. И Бог им судья.
  
   Ольга Михайловна и Маринка переглянулись, и в это мгновение колечко с пальца Ольги Михайловны соскользнуло, ударилось о доску лавочки и улетело в траву.
  
   Маринка вскочила и хотела поднять колечко, но там, куда оно упало, ничего не было. Начали все втроем шарить и под скамьей, и вокруг скамьи. Колечка не было. Женщины сели.
  
   - Как жаль! Оно у меня одно. Это то колечко, что я тебе говорила, Маринка.
  
   - Знаю. Оно оберегает от беды?
  
   - Ну да! И как теперь я без него буду?
  
   - А знаете, что смешно? Вот видели такую толстую бабу, она, кстати, сидит за вашим столом в столовке? Анжелка Прохорова.
  
   - Александрова? - уточнила Маринка, а Ольга Михайловна замерла.
  
   - Да это она совсем недавно, после замужества, стала Александровой, а когда ходила со мною на бальные танцы, была Анжелкой Прохоровой.
  
   Ольга Михайловна удивленно посмотрела на Маринку. Та понимающе глянула на нее. Видимо, они вместе поняли: Александров не родной отец Анжелы! Немножко помолчав, Маринка спросила у Нины:
  
   - Ты знала ее родителей?
  
   - Анжелку отец всегда привозил на машине. И она все время задавалась. Такая противная была! А еще меня все время дразнила Пампушкой. А теперь и не признается. Видно, стыдно, что стала пузатой и толстенной бабенцией.
  
   - А где её мать?
  
   - А Богу так захотелось, чтобы та машина, которой так хвасталась Анжелка, стала гробом для её родителей. Ехали ночью на большой скорости и врезались в столб. Ссорились, наверное. Бабушка ее в интернат сдала, а потом уж и не знаю.
  
   - Потом она перешла в тридцать восьмую школу... - задумчиво сказала Ольга Михайловна, она, как и Маринка, поняла, что об этом позаботилась не бабушка, а Александров, который работал раньше в интернате.
  
   - Она всегда была отличницей. Музыкальную школу, наверное, бросила, а пошла в математическую. Но... я ей не завидую. Задавакой она так и осталась.
  
   - Скажите, Нина, а почему вы о ней заговорили? - спросила бледная Ольга Михайловна.
  
   - Все потому же! Не зарекайся, душечка, не зарекайся. Мне даже самой иногда страшно делается. Кто меня высмеивает, тот от того же потом и страдает. Вот, например, эта Анжелка. Разве она сейчас не пампушка? Я просто кожей чувствую, как Маринка меня презирает за ребенка. И говорю тебе - не зарекайся! Понятно? Вино кончилось. А у вас фанты нет? - с каким-то странным равнодушием спросила Нина.
  
   - У нас ничего нет, - печально ответила Ольга Михайловна и пригорюнилась.
  
   - Я пойду попью и вернусь, подружки. Хорошо?
  
   - Хорошо, - ответила чуть удивленно Маринка. - Мы тут еще побудем.
  
   Нина ушла, напевая свою любимую песню о ночи. Ольга Михайловна и Маринка долго сидели молча, потом наконец бывшая учительница сказала:
  
   - Её нельзя осуждать. Вся её жизнь - трагедия. Борьба за выживание.
  
   - И это говорите вы, ханжа? По ее, разумеется, словам. Да эта бессовестная женщина просто оскорбила вас! Нет, Ольга Михайловна, я ее осуждаю. Бросить на произвол судьбы малютку! Несчастная девочка. Я, между прочим, писала в Берн письма от имени этой парализованной девочки - Нади Голубь - и просила материальной помощи на лечение. Без медикаментов она умирает!
  
   - Я в одном журнале читала статью английского ученого. Он утверждает, что врачи иногда выступают в роли истязателей. Если природа не может поддерживать жизнь в больном и нежизнеспособном ребенке, а они держат его под капельницами, в барокамерах, то это самые настоящие пытки, изощренные и коварные, под лозунгом гуманизма. Но, я думаю, не нам судить, не от нас это зависит, и никто в этом мире никогда не поинтересуется нашим мнением. Но то, что зависит от нас... Боже мой!.. Маринка, милая Маринка, я сейчас расскажу тебе правду о себе, и ты поймешь, что я по сравнению с этой Ниной - просто демон.
  
   Маринка удивленно посмотрела на Ольгу Михайловну, и ей стало не по себе. Что могла сделать эта интеллигентная любительница поэзии?
  
   - Ты видела женщину в комнате, где раньше жила Галя?
  
   - Которая в обуви стала на кресло? Да.
  
   - Я вспомнила, как ее зовут. Эльвира. Представь себе, она училась когда-то в одном классе с Юрой Голодрыгой. Но вдруг в октябре в восьмом классе забрала документы и ушла якобы в другую школу. И вот когда уже кончался учебный год (в мае месяце) звонок. Открываю. Эльвира с младенцем на руках. У меня в голове подготовка к экзаменам, четвертные, годовые, а она мне своего ребенка предлагает усыновить! Вы, мол, бездетная и в возрасте, вам ребенок нужен, а мне нет. Это когда Нина произнесла слово "бездетная", я и вспомнила имя Эльвиры. У меня мама, кошка, в школе дети, а она со своим писклявым ребенком! Я возмутилась и выставила её. Вот где мой грех! И поняла всю тяжесть его я только сейчас, когда эта странная Нина появилась со своей неожиданной исповедью...
  
   - Ну... не знаю... - только и смогла сказать Маринка.
  
   - Как странно... Но ведь верно, Боже мой... Эта Нина сказала: от сумы, тюрьмы и отказа от ребенка никогда не зарекайся! Какой тяжкий грех - отречение от ребенка, господи! Это всё равно, что бросить. Я ведь видела, что Эльвира еще ребенок! Разве могла она вырастить дитя? Тем более, если ходила и предлагала его всем. Но что говорится в Евангелии? Отрекитесь от отца с матерью, но полюбите Господа Бога? Но это же безнравственно! А для меня тогда богом была школа, а религией - педагогика. Я не отреклась от больной мамы, но от ребенка! Если бы я усыновила этого мальчика, другой бы учитель принял бы мой класс, дети бы и не заметили особой перемены, благополучно бы сдали экзамены... Но вот ребенок. Несчастный ребенок. Он ведь родился совершенно здоровым. По иронии судьбы могила моей мамы была рядом с маленькой могилкой этого Сашеньки. Воспаление легких. То ли у Эльвиры не было денег на лекарство. То ли не было средств даже на еду и молоко, не то, что на дорогие медикаменты? Кто знает? Первых два года я встречала Эльвиру на кладбище, а потом уже к этой маленькой могилке никто не приходил. И я тоже не ухаживала. Покрашу оградку мамы, полью цветы, поплачу и ухожу. И только однажды, когда какие-то негодники засыпали эту маленькую могилку сухой травой и всяким мусором, я убрала. Да что могилка! Ребенок бы жил, если бы я его тогда усыновила! Какой грех. Как странно, что это я только что поняла! Только сегодня, когда слушала эту Нину, об этом вспомнила и поразилась...
  
   Маринка молчала. Она не смогла ни утешить, ни обвинить эту женщину, а с ужасом думала, почему посторонний человек - Нина вдруг сыграла такую зловещую роль в судьбе Ольги Михайловны? А вдруг Нина и ей напророчила отречение от собственного ребенка? Что может произойти в ее жизни такое, что заставит или сделать аборт, или бросить своего сына? Она была уверена, что у нее под сердцем сын. Вдруг вспомнила и сына Полины, страшную судьбу этой семьи, и стало тоскливо и страшно за будущее. И тут ее словно молнией ударило: "Да проверить, был это сон или явь - очень просто! Спросить у кого-то из местных, ну, хотя бы у тех дядек, что забивают козла, была ли у бабы Кати дочь Полина! Или подойти к самой тете Кате и попросить фотографии Полины и её мужа? Если это приснилось - значит приснилось. Значит баба Катя, Полина с мужем Володей, Чернобыль и бездомный мальчик Леший - только сон! Но если - правда?! Что тогда?" И не выдержав этого напряженного молчания, вдруг с тоскою сказала:
  
   - А я пожары устраиваю.
  
   - То есть как? - удивилась Ольга Михайловна и почему-то недоверчиво засмеялась.
  
   - Ну, как? Бах сумочкой по свече - и пожар.
  
   - Но зачем? - не могла удержаться Ольга Михайловна от смеха. - Маринка, я ни за что не поверю! Ты шутишь?
  
   - Нет, не шучу. Я ужасная и коварная женщина.
  
   И Маринка рассказала, как пришла в гости к Владу, и что получилось от этой долгожданной встречи.
  
   - Боже мой, Маринка, да что же ты наделала? Да почему же ты мне это всё не рассказала ещё там, на автовокзале? - хохотала Ольга Михайловна.
  
   - Как странно, Ольга Михайловна, что вы смеетесь. Я сейчас зареву, а вы хохочете!
  
   - Бедный, бедный Влад... А я ведь угадала, что его зовут Влад!
  
   - Да, помню. Угадали.
  
   - Но ты скрытная... И все отрицала! Он тайно делает ремонт, готовит квартиру и себя, естественно, к такому ответственному моменту - женитьбе, а ты появляешься... Ха-ха-ха! Как говорит Нина, возникаешь...
  
   - Да перестаньте же! Ну, зачем я вам только рассказала?
  
   - Боже мой! Дитя! Да он же любит тебя, а ты...
  
   - А та другая? В этом неприличном наряде.
  
   - Она для него - нуль. Это же так понятно. Почему ты вдруг взорвалась?
  
   - Нет, не вдруг! - сердито сказала Маринка и тут же засмеялась. - Так он что, правда хотел мне сделать предложение?
  
   - Это же ясно как божий день!
  
   И Маринка так весело расхохоталась, что даже не заметила, как пришла опять Нина.
  
   - О, подруги веселятся! Расскажите и мне, я повеселюсь.
  
   - Да мы вспомнили мистера Питкина в больнице.
  
   - Перстенечек еще не нашли? - лукаво спросила Нина. - Ну, ничего, завтра найдем. Что может случиться за ночь? Дети из садика тут по ночам не играют. Слышите музон? Вы не хотите пойти на дискотеку? Я прикалываюсь с них, с этих деревенских модников.
  
   - Да нет, мы, пожалуй, посидим тут, - сказала Маринка.
  
   - Ой, Маринка, мы же забыли поставить для Маркизы водичку! - спохватилась вдруг Ольга Михайловна.
  
   - Точно! Вы отдыхайте, а я побегу поставлю ей воду, ведь Маркиза осталась в моей комнате.
  
   - Нет, я пойду сама, - как-то странно сказала Ольга Михайловна и протянула руку Маринке, та молча положила ей на ладонь свой ключ, хотя знала, что одним и тем же ключом открывалась и ее, и Ольги Михайловны дверь. А также Голодрыги...
  
   - Ольга Михайловна, пожалуй, пойдем вместе?
  
   - Нет, сиди. Я скоро вернусь, - как бы думая о своем, сказала Ольга Михайловна. - Ты меня вечно упрекаешь... Так вот я тебе говорю: сиди здесь, даже в туалет не ходи.
  
   - Что-то случилось? Ольга Михайловна, у вас свидание? Встреча?
  
   - Да нет. Просто я вдруг подумала... Я подумала, что рождение человека - это берег, от которого он отплывает, а смерть - другой берег, к которому он всё время плывет. Человек должен переплыть холодное и бушующее море жизни. И плывет, захлёбываясь, выбившись из сил, страдая и мучаясь... И совсем забывает, просто не помнит, что морское дно всегда под ним, и земля всегда ждет его и притягивает - как бы поражаясь своему открытию, сказала Ольга Михайловна.
  
   - Как бы не так! - засмеялась Нина. - Дно морское на расстоянии километра, а то и больше! Это мой Сёма всё время плывет на середину речки и вдруг превращается в топор! Но лично меня не прикалывает добраться до дна. Уж лучше плыть, выбиваясь из сил, как я тогда плыла на Кинбурн.
  
   Ольга Михайловна странно, очень странно посмотрела и медленно, как больная, сказала:
  
   - Ой, Маринка, я же самое главное тебе так и не рассказала! Ты не знаешь, что я сегодня ездила в Николаев вместе с Натальей Владимировной - не сбылось мое предсказание! - и... - она посмотрела на развязную Нину и запнулась. - Впрочем, вернусь - всё подробно расскажу. И еще! Я хочу вас предупредить, Нина, что вам не следует заходить ко мне в... Но впрочем, разве я могу хоть что-то предотвратить? Вы говорили, что вам кажется, что вы никогда не увидите дождь? - и, не дожидаясь ответа, медленно ушла.
  
   Маринка понимала, что с Ольгой Михайловной что-то случилось, но, предполагая, что у нее назначена встреча с Александровым, не пошла с нею.
  
   Нина рассказывала что-то о своей маме и вдруг спросила:
  
   - Кошка, о которой ты говорила, это такая белая?
  
   - Да, белая.
  
   - Но тогда она ни в какой не в твоей комнате, а бродит по коридору. Я ее выгнала из комнаты Юрочки, когда пила у него фанту.
  
   - Ты, наверное, ошибаешься. Я сама закрывала дверь, когда кошка была у меня.
  
   - Да я тебе говорю - кошка бродит по коридору! А знаешь что, колечко-то я нашла.
  
   - Не может быть! Но почему ты не отдала его Ольге Михайловне?
  
   - А! - махнула она беспечно рукою. - Хотела присвоить. А сейчас не хочу. Выбросить? Но жалко старушку. Колечко дешевое, зачем оно мне? Только будет мозолить совесть. На, отдашь ей.
  
   Маринка взяла колечко и с горечью сказала:
  
   - Она ясновидящая. Теперь я понимаю, почему она ушла. Она просто поняла, что колечко у тебя.
  
   - Но она же сказала ясно, что сейчас вернется! Даст воды кошке и вернется. А! Подумаешь. Главное, что колечко будет все-таки у нее. Ты ей отдай и скажи, что мы только что нашли. А если она догадается - это уже её проблемы. Ошиблась.
  
   - Хорошо. Я отдам ей колечко и скажу, что ты нашла случайно только что.
  
   Они замолчали. Маринка посмотрела на седого и усатого мужчину и только теперь вспомнила, где его видела: сегодня в "Райском уголке". Вот стыд-то какой! Небось он всем мужчинам сейчас рассказывает, какая она скандалистка. О, Господи!
  
   - Но что-то старушка не торопится назад. Она не застряла в красном уголке? Там не идет какой-нибудь сериальчик?
  
   - Может, кого-то встретила, разговаривает. В туалет зашла... Мало ли... Куда ей спешить? - успокоила Нину Маринка, а у самой при слове "туалет" опять появились мрачные мысли о госте из Молдовы, сестре и опасности. А о своей беременности и ребенке даже думать боялась.
  
   Боже мой, но если она точно беременная, тогда нужно бросать все и идти искать этих аферистов Алешу и Маришу! Если они подсыпали ей наркотик, значит... Что значит? Аборт? Пораженная Маринка смотрела в одну точку, ее охватил такой ужас, что ей даже показалось, что она сейчас лишится чувств.
  
   - Черт его знает почему, но я волнуюсь. Хочется, чтобы она уже побыстрее забрала колечко. А знаешь, зачем пришел ко мне позавчера Юрий Дуняшин? Ты только не падай. Он мне предложил открыть в Николаеве сеть услуг.
  
   - Могу себе представить каких, - равнодушно сказала Маринка.
  
   - В том-то и дело, что не можешь. Я должна искать девочек, то есть открыть курсы бальных танцев. И он будет моих девочек уговаривать работать по вызову. На телефоне будет сидеть его жена и принимать заказы. Представляешь?
  
   - И что ты ему ответила?
  
   - Только я сказала "Нет!", в дверь постучала его жена, а он ей горлопанит, что не может открыть, потому что занимается сексом. Да улёт? И мне показалось, что эта Ленка всё время стояла под дверью, когда мы разговаривали.
  
   - За что же тогда она пихала землю тебе в рот?
  
   - За непокорность. Я на нее такая злая!
  
   В это время в доме отдыха раздался такой истошный крик, что Маринка и Нина оцепенели, а мужчины, что сидели под фонарем и резались в домино, замерли.
  
   - Господи, кто это там так орет? - шепотом спросила Нина.
  
   - Кто бы ни кричал, надо идти туда, - хотела вскочить Маринка, но у нее тут же закружилась голова и она зашаталась. Нина её поддержала и, довольно заметно выписывая кренделя, повела в дом отдыха мимо сидящих под фонарем обалдевших мужчин. Маринка отметила про себя, что усатый мужчина всё так же с интересом её рассматривает. Уж не посланец ли он гостя из Молдовы, Господи?!
  
  
  
   Зажав в кулаке колечко Ольги Михайловны, Маринка с трудом поднялась по лестнице на второй этаж и увидела у своей комнаты много народа, а какая-то женщина на бесчувственную Марусю брызгала водой. Маруся пришла в себя, увидела Маринку и опять потеряла сознание. Все суетились, галдели, и невозможно было понять, что случилось. Маринку удивило, что ее дверь была распахнутой, и она вошла в свою, полную народу, комнату.
  
   Возле стола лежала Ольга Михайловна, а рядом с нею ваза, лужа воды и цветы. Маринка поняла, что ее убили. И именно этой вазой. Ей стало дурно, она зашаталась. Нина потащила ее через весь коридор к умывальнику. Маринку вырвало. Она не успела умыться и привести себя в порядок, как снова затошнило. И она попросила Нину оставить ее. Та ушла.
  
   И уже ночью, когда тело Ольги Михайловны увезли, Маруся ей и Нине рассказала, что это она пришла к Маринке немножко поболтать, но увидела на полу Ольгу Михайловну и, подумав, что она убита, закричала так, что самой стало страшно.
  
   Маринка тут же начала собираться домой. Она сложила свои вещи в сумку, пошла с Ниной в комнату Ольги Михайловны, упаковала книги, взяла кошку и решила идти пешком домой.
  
   - Да ты с ума сошла, Маринка, - говорила растерянно Нина. - Тебя никто не возьмет на попутку! Сейчас не те времена.
  
   - Знаю. Но и тут я не могу. Мне страшно, душно! Я умру здесь. Умру до утра!
  
   - А ночью в дороге не страшно? Одной! Да пока дойдешь до шоссе сто раз Богу душу отдашь! Там лесопосадка. Заяц из кустов выскочит, а ты умрешь от испугу.
  
   - Там звезды, там воздух. И - дорога! Дорога домой, - Маринка вспомнила, что у нее нет денег на попутку, но постеснялась признаться в этом. Получится, что она выпрашивает деньги, как эти аферисты Алеша и Мариша.
  
   - Посмотри - у тебя же руки дрожат от изнеможения! Рот не то синий, не то фиолетовый! Просто ужас какой-то! Наверное, ноги подкашиваются? Это я виновата! Я! Почему не отдала сразу же ей колечко? - причитала Нина.
  
   - Ты же хорошо понимаешь, что это случайность. При чем здесь колечко?
  
   - Её бы не хватил удар, если бы она так не сожалела о своей потере!
  
   - Хватил удар? Что ты говоришь, Нина? Её ведь убили. Вазой!
  
   - Нет, фельдшерица сказала, что это инфаркт. Ты просидела в туалете, и все время рвала, а я была тут - смотрела и слушала.
  
   - Чепуха! Но как бы там ни было - я ухожу. Сейчас сдам ключи... Дежурит Маруся?
  
   - Дева Мария тоже здесь. Маринка, а можно я сегодня переночую в твоей комнате? Нет-нет! Только не здесь. Здесь труп лежал. Мне будет страшно. Никакого кайфа не будет. Но ведь я могу переночевать в комнате Ольги Михайловны!
  
   - Зачем тебе это нужно? - удивилась Маринка.
  
   - Как зачем? Неужели ты не понимаешь? У меня назначено свидание с мужчинкой! - игриво сказала Нина.
  
   - Ну, ты даешь! - поразилась Маринка.
  
   - Не вечно же делать из упаренной урины клизмы Сёме. Это уже пять лет мой ежедневный секс такой. Могу же я хоть тут пожить на полную катушку. Я, конечно, могу и к Юрочке пойти, но Сёма может догадаться и... чёрт его знает, что он может сделать. Вдруг ему захочется цветы из горшка, как та тощая Ленка, выдергивать? Лучше тайно встретиться в комнате Ольги Михайловны. Кто сегодня туда посунется? - уже радостно щебетала Нина.
  
   - Хорошо. Бери ее ключ. А я сейчас закрою свою комнату и отдам тебе свой. А ты утром оба ключа передашь Деве Марии. Хорошо?
  
   - Просто отлично! Но, Маринка, дорогая, может, всё-таки останешься? А утром уже на автобусе уедешь?
  
   - Я еще сегодня утром думала уехать отсюда! Но не получается так, как задумала! Всё - наперекосяк! Господи, я же должна найти Ольгу Михайловну и похоронить её! Как она там одна, без меня, без кошки?
  
   - Боюсь, что кошка ей уже не нужна. А что, родственников у нее нет?
  
   - Только школа. Но директор школы отдыхает. Слушай, как может отдыхать директор школы, когда идут экзамены? Тебе не кажется это странным?
  
   - Экзамены что? Это потом ремонт школы и прочие кошмары. Сейчас директору только и отдохнуть.
  
   - Но у моей мамы начало июня - это всегда было светопреставление! Экзамены, подготовка к выпускному, прием первоклассников.
  
   - На это есть завучи. Да что ты мечешься? Ты, что ли, директор этой школы? Он знает, наверное, что делает. Кажется, у него медовый месяц. Я слышала, он говорил это Юрочке. Ты всё-таки пойди в школу. Там есть бухгалтер, профсоюз. Школа должна помочь её похоронить. Если не с музыкой, то хоть пристойно.
  
   - А в чем же я её буду хоронить? Как я зайду в ее квартиру? Сейчас она в своем единственном сарафане. В её сумке только книги.
  
   - Во шибанутая тётка была! - засмеялась Нина.
  
  
  

Побег из "Эдема"

  
  
  
   Маринка решительно пошла к шоссе. С тремя сумками - одна через плечо, две - в одной руке, кошка в другой. Корзинку пришлось оставить, она только мешала. Маркиза уцепилась за одежду Маринки и, казалось, боится, что та ее бросит. А Маринка боялась темноты. В сумрачной лесопосадке, казалось, кто-то идет следом за нею, шурша сухой травой и ветками.
  
   Маринка разговаривала с кошкой, всхлипывая, а то и громко плача:
  
   - Маркиза, ты всё видела! Кто? Кто убил Ольгу Михайловну? Александров? Но если он не родной отец Анжелы, ему незачем убирать свидетеля. Голодрыга? Эльвира? Господи, а как зовут жену Голодрыги? Уж не Эльвира ли? Ай, не важно! Или сестра соседки Любаши, которую она предупредила не ехать с детьми в Крым? Или этот старый фашист отомстил? А что если... Боже мой! А что если этот мальчик? Леший! Ведь и у меня, и у нее под ивой всё время было такое чувство, будто змеи ползают по телу. Это от его взгляда! И сейчас со мною происходит то же самое! Ты, Маркиза, чувствуешь? Да? Он там, в лесопосадке! Господи! Идет за нами! Нет-нет, это невозможно. Это был всего лишь сон. Мне всего лишь привиделось! Я ведь так и не пошла к бабе Кате! Но если он даже существует, он просто ребенок! Он не мог причинить зла Ольге Михайловне. И почему в моей комнате? Голубя он мог попугать в реке, но её ударить - нет! Конечно же, это мог запросто сделать... Кто? Кто в моей комнате поджидал Ольгу Михайловну? Кто-то из подчиненных гостя из Молдовы? Юрий? - и снова Маринка, шарахаясь от всякого шума в лесопосадке, плакала и прижимала к себе испуганную Маркизу.
  
   - Кошечка моя, ты помнишь, как мы с тобою шли первый раз в эту деревню? И Ольга Михайловна тогда сказала, что чувствует, что никогда по этой дороге не будет ни идти, ни ехать. А ведь её совсем недавно провезли по этой же дороге! Её тело. А душа? Последнее, что она мне сказала, это то, что ездила сегодня с Натальей Владимировной в Николаев. Но зачем? Она хотела мне сообщить что-то очень важное! Как я теперь узнаю - что именно?
  
   Спотыкаясь и теряя равновесие, Маринка бежала прочь от страшной деревни. И еще она, хорошо помня, что Ольга Михайловна её зачем-то учила, как надо искать Маркизу, боялась, что бедное животное, испугавшись чего-нибудь, вырвется и убежит.
  
   - Ты ничего не бойся, я с тобою! Я не дам тебя в обиду. И зачем я упрямилась и не открыла ей, что у меня на душе, с первого же дня? Может, всё было бы иначе? Но... Но о том, что твоя хозяйка никогда не будет идти по этой дороге, я услышала от нее в первый же день... Значит, всё было предопределено? Ну почему, почему она чувствует беду, но так неточно? И с тобой, Маркиза, она, слава Богу, не угадала. Вот мы уже и на шоссе! Теперь будет легче. Конечно же, её убил Голодрыга! Да-да, только этот старый певец фашистов мог хладнокровно убить её! Точно! Нет никаких сомнений, убийца - Александров... или Эльвира. Как мне страшно, как мне плохо, Маркиза! - она опять заплакала, потом начала успокаивать кошку и идти быстрее и быстрее. Она сквозь кромешную темень рвалась домой. Тучи закрыли луну и звезды. Собирался дождь.
  
   - А Нина говорила, что не дождется дождя, - сказала Маринка будто кошке, но тут же остолбенела. - Маркиза, а что хотела сказать Ольга Михайловна, когда уходила? Да, конечно же, чтобы Нина не оставалась в ее комнате! Что же делать? Такой путь уже прошли... Возвращаться? Нет, это всё только догадки, предположения. Надо идти вперед. Домой! К Владу! К утру дойдем обязательно. Вот увидишь. Ах, как Влад обрадуется, когда узнает о ребенке! Но что же мне делать теперь, после этого опасного порошка, что? - Маринка опять заплакала и шла уже молча, когда устала - решила отдохнуть. И вдруг вспомнила: - Маркиза! Фет! Наверное, Фет остался! Боже мой, боже мой! Что же делать? - поставив сумки на землю и обнимая кошку, она открыла сумку с книгами, начала ощупью искать маленький сборник Фета.
  
   Неожиданно ее осветила машина и совсем рядом с визгом затормозила.
  
   - Кто ты такая? - услышала ослепленная Маринка грубый голос. Так кричат очень уверенные в себе люди. Маринка прикрыла рукой глаза и к своему удивлению и радости рассмотрела, что это милицейская машина.
  
   Дверца открылась. Из машины кричали:
  
   - Что она там искала? Нож?
  
   - Почему нож? - удивилась Маринка.
  
   - А вдруг она его тут и выбросила? Ну-ка говори - где нож! - крикнул, бросившийся к ней великан и больно крутанул ей руку.
  
   "Это гости из Молдовы! Никакая это не милиция! - с ужасом подумала Маринка, закрывая сумку левой рукой и придерживая, вцепившуюся когтями в ее плечо испуганную кошку. - Сейчас они и меня убьют! - поняла она и окаменела. - Но как же так? Если они убьют меня, то значит, и мой Иванушка никогда не будет жить! Всё-таки Ольга Михайловна ошиблась?"
  
   Но громила поленился искать нож. Он гаркнул Маринке:
  
   - Львова?
  
   - Да, Львова.
  
   - Мария?
  
   - Да. Что случилось?
  
   - Ты задержана! Тебя, стерва, обвиняют в убийстве.
  
   - Да вы что? Как я могла убить Ольгу Михайловну?
  
   - Вот и призналась! Все слышали? Лезь в машину.
  
   - Да не убивала я никого!
  
   - Ты сама полезешь или тебя туда швырнуть?
  
   Маринка неловко полезла в машину, таща за собою только левой рукой сумки и придерживая головой Маркизу.
  
   - Что за кошка? Ну-ка выбрось ее!
  
   - Это моя кошка. Моя!
  
   - Я сказал - выбрось эту гадость!
  
   - Нет. Нельзя!
  
   - Толик, дай ей дубинкой по башке. Тебе сподручней.
  
   Когда Маринка пришла в себя, они уже ехали. Тот, что сидел рядом с водителем, собираясь записывать её показания, спросил:
  
   - Фамилия?
  
   - Но вы уже знаете...
  
   - Фамилия! - рявкнул, тот, что сидел рядом.
  
   - Львова.
  
   - Инициалы.
  
   - Эм эс.
  
   - Инициалы?! - впадая в бешенство заорал громила.
  
   - Эм эс, - испуганно, как ученица, ответила Маринка.
  
   - Полностью инициалы!
  
   - Боже мой... Мария Сергеевна.
  
   - Толик, ты что там, заснул? Помогай мне... дубинкой. Сколько лет?
  
   - Тридцать пять.
  
   - Сколько лет? - опять рявкнул милиционер, который сидел возле водителя. Маринка просто не знала, что еще можно ответить. И, чтобы ее не били, дрожащим голосом ответила:
  
   - Тысяча девятьсот шестьдесят третьего года рождения.
  
   - Ну-ка всыпь ей горячих, чтобы у нее пропала охота издеваться!
  
   - Что вы хотите? - заплакала Маринка.
  
   - Я спрашиваю, сколько тебе, тварь, лет!
  
   Маринка заплакала, и ее опять ударили. Она сжималась в комочек, чтобы эти звери не ударили ее в живот.
  
   - Эх, хорошее сегодня дежурство! Двойную убийцу поймали, стоит и выпить на радостях. С меня выговор снимут. Красота!
  
   - Да... полный хэпи энд!
  
   - Вы не имеете права! Я никого не убивала!
  
   - Вот гадюка, а еще и кошку за собой тащила. Надо ей и за кошку всыпать! Вы только посмотрите на нее! Женщина-маньячка, с такими не каждый день сталкиваешься. Может, лучше на нее браслетики надеть?
  
   - Зачем? Ты что, её боишься?
  
   - Не боюсь, а опасаюсь, как бы она всех нас не растерзала! - засмеялся громила, и все покатились со смеху.
  
   Она же плакала и пыталась понять, что же происходит:
  
   "Нет-нет, это не может быть милиция. Это бандиты. Это моя смерть! Что они будут со мной делать? Неужели пытать? Мало им, что они выбили Люсе окно? А вдруг и её уже убили? Мама, мамочка! Прости меня! Прости за то, что я не уберегла Люсю... И за то, что ты никогда не порадуешься своему внуку Иванушке... Боже мой, мама, как мне хочется умереть сейчас, поскорее... чтобы эти сволочи не смогли причинить мне ещё большую боль!" - Маринка захлебывалась от слез.
  
   - Вот падлюка, себя стало жалко. Прибить, что ли? Скажем, что так и было.
  
   Мужики заржали. Маринка опять сжалась в комок.
  
   - И это всё? Конец жизни? Больше ничего не будет? Отдохнула...
  
  
  
   Чистилище
  
  
  
   - Кем и где работаете? - спросили у нее на следующее утро уже в кабинете.
  
   - В областной газете. Журналист.
  
   - Вот стерва! Думает, если журналист, так и людей можно убивать по двое за одну ночь!
  
   В таком тоне с нею разговаривали два дня. Она сказала следователю, что у нее есть алиби. Свидетель - жена Голубя - Нина. Она подтвердит, что они были вместе, когда Ольга Михайловна пошла в дом отдыха. "Вы же прекрасно знаете, что убитые никогда не выступают в качестве свидетеля. Признавайтесь, за что вы убили вчера вечером после распития спиртного Голубь Нину Николаевну?"
  
   Это был шок. Маринка даже не могла от всего, что происходило с нею, мыслить. Начала с трудом обдумывать, кто же может подтвердить, что хоть Ольгу Михайловну она не могла убить, если Нина - это её жертва. Вспомнила усатого мужчину, который играл в домино. Но кто он такой, как его зовут, она, разумеется, не знала. Следователь возмутился: Да что она - издевается, что ли? Кто это будет бегать по деревне и искать ей свидетеля?
  
   Но даже когда этого человека нашли и допросили, он подтвердил, что хорошо помнит Маринку. Она днем скандалила и угрожала какой-то супружеской паре расправой, а потом на территории детского садика целый вечер разговаривала с женщинами, которых, очевидно, потом и убила. И, кстати, та, которую убила Маринка потом ножом, еле ее тянула, потому что задержанная была в тот вечер очень пьяная.
  
   Маруся хотела помочь ей и чистосердечно призналась следователю, что Маринка спасла её от изнасилования, но этим только долила масла в огонь: так, значит, Маринка не первый раз использовала вазу для удара по голове?
  
   К ней относились, как с опасной преступнице.
  
   Она просила следователя и дежурного разрешить ей позвонить сестре, но над нею только посмеялись. А тут еще - в довершение всех ужасов - какой-то бдительный сержант увидел, что вчера в четырнадцать тридцать приходил некий Влад Волошин и требовал, чтобы нашли его невесту - Львову Марину. Он ничего конкретно не знал, утверждал только одно, что она в тюрьме, и хотел бы узнать в какой именно.
  
   - Как это понимать? - хмуря брови, спросил следователь. Я прекрасно понимаю, что это умышленное убийство, но... какой дурак приходит за несколько часов до убийства и заявляет, что убийца уже в тюрьме? Дежурный говорит, что он кричал здесь, угрожал, что всю милицию на ноги поставит, а тебя найдет. Что это значит?
  
   Сказать, что пошутила, Маринка не могла - это всё равно, что взбешенному быку показать алый кумач. Она просто молчала. Следователь при ней дал своим подчиненным приказ арестовать Влада.
  
   Так сидела измученная Маринка за решеткой с бомжами и ночными ворами, ожидая, что вот привезут скоро Влада. Вот и увидятся они после долгой и мучительной разлуки. Он, конечно же, бросится её защищать, всех знакомых и незнакомых поднимет на ноги, и уже сегодня ее вызволит. Немедленно! Если собирался лететь на край света за нею - на Канары, то тут и подавно сможет разрешить все вопросы. Ведь не могла же ошибиться Ольга Михайловна. Она ведь сказала, что Влад её любит и обрадуется, когда узнает, что она беременная. Но почему Ольга Михайловна ничего не сказала о кафе? Почему не предупредила, что туда ходить нельзя? Почему не предупредила об опасном порошке и коварных Марише и Алёше? Боже мой, Боже мой, а не ждет ли Иванушку такая же судьба, как сына Светланы? А может, он родится таким, как сын Полины Сон? Или дочка Нины Голубь... Что тогда? И в ушах стояли слова теперь уже мертвой, вернее убитой Нины: "Никому не желаю, никому! Но запомни: от тюрьмы, от сумы, от аборта и отречения от ребенка никогда не зарекайся!" А всё Светлана нагадала! Но впрочем, лучше ли сейчас самой Светлане в онкологии? Маринка не убивала, значит, есть надежда, что её выпустят в конце концов из тюрьмы! Но как там бедная Светлана? Где её сын? У бабушки? Ведь отец этого Славика - Влад!
  
   Так что ты, Маринка, зная всю правду, решила? Рожать? И отдать своего ребенка-инвалида своим родителям, чтобы он скрасил улыбкой идиота их старость? Как же так? Ведь он зачат в любви! Может, основная доза порошка осела на дно бокала и досталась Алёше? Может, этот проклятый порошок не повлияет на развитие ребенка? А если уже поздно? Конечно же, поздно, если этот порошок изуродовал дитя! Теперь уже ни лекарства, ни операции, ни врачи, ни бабки-шептухи не помогут! Неужели аборт? А если дитя - абсолютно здоровое? Как же его убивать? Неужели же Бог существует, и она уже сидит в тюрьме за убийство своего ребенка? Где же, где её спаситель? Где Влад?
  
  
  
   И вдруг все зашумели, радостно забегали, засуетились:
  
   - Еще одного убийцу задержали! Вот денек удачный!
  
   Маринка в оцепенении смотрела на вход, ей казалось, что сейчас должны завести именно Влада. Но завели довольно симпатичного, хотя и побитого, мальчика. Опять дежурный начал его спрашивать, чтобы записать в журнал, фамилию, инициалы полностью, кляня всех баранов, которых в школе никто не учил, что такое инициалы. Следователь был занят. Может, Влада повели сразу к следователю, не заводя к дежурному?
  
   Паренька затолкали в обезьянник. Он сел поближе к Маринке, она с испугом от него отодвинулась.
  
   - Что тётка, за проституцию сидишь? - вяло и насмешливо спросил он, видимо, был под действием наркотика.
  
   - Мальчик, это правда? Ты - убийца? - холодея от ужаса, спросила Маринка.
  
   - Хм... Когда убивал, был действительно мальчиком. Но с того времени прошло уже три года. Целая вечность.
  
   - И ты всё это время прятался? Какой ужас! Страшно было?
  
   - Что именно? Убегать или убивать?
  
   - Убегать и прятаться - это вообще не жизнь... Могу себе представить. А убивать?
  
   - Не скажи, за этих три года я только и узнал, что такое настоящая жизнь - воля, свобода. Всю Украину объездил, в каждом городе знаю клёвые кабаки и отличные квартиры. С бабами! А насчет страшно... Ну... Ты любишь-то сама драться?
  
   - Нет, я не люблю конфликтов. Я избегаю их.
  
   - Что, никогда не бросалась в драку? Даже когда знаешь, что тебе побьют морду, что вырубят тебя, а ты всё равно рвешься в бой! Никогда такого не было? - с удивлением смотрел на нее убийца голубыми большими и красивыми глазищами.
  
   В ее представлении убийцы должны быть с квадратными черепами, с неприятными лицами и отталкивающе неприятными ухмылками и гримасами. Этот был симпатичным измученным мальчиком.
  
   - И почему же ты решил убить? Это был мужчина?
  
   - Неужели ты не читала в газетах? Мне кажется, все уже это знают. Ты хоть газеты брала когда-нибудь в руки?
  
   - Нет. Я не читаю газет, - зачем-то соврала Маринка.
  
   - Я работал у Семеновны носильщиком. Она на базаре торговала, а я рано утром возил ей на тачке товар на "Колос". Она мне платила нормально. И вот осталось до зарплаты три дня, а она мне каждую неделю платила... Ну так вот, пошел я к ней выпросить бабки чуть раньше. Она меня впустила. Мы с нею разговариваем на кухне, а в большой комнате её дочка с сыном и подружкой. Ну прошу её по-человечески: дай денег. Не дает. Нет, мол, на последние вон картошку купила. Я начал требовать, а она хватает качалку для теста и хочет меня ударить, ну, тогда я взял со стола нож и прирезал её.
  
   - Но это же не так просто!
  
   - А ты откуда знаешь? В пузяку её жирную пырнул, крутанул - и вся недолга. Влетает Валька, её дочь, бросается на меня, а мне уже в кайф! Я уже понял вкус смертельной схватки! Бля!
  
   - И что? - с ужасом спросила Маринка.
  
   - Прирезал и её.
  
   - Господи! А ребенка-то хоть оставил?
  
   - Да. Зашел в комнату, где была Валькина подружка. Она уже стояла на коленях и обнимала пацана. Я сказал, что прирежу и её, если она не найдет баксы Семеновны. Она порылась в шкафах, за картинами и нашла три штуки баксов.
  
   - Триста долларов?
  
   - Во бля! Ты что, с луны свалилась? Три тыщи! Я позвонил своей мамке, рассказал ей всё, попрощался, потом перерезал телефонные провода слегка связал эту подружку, чтобы было время смыться, и запер её с ребенком. Вот и всё. Но это было три года назад. А кажется - сто лет назад. Странно, что я ещё помню. У тебя косяка нет?
  
   - А что это такое?
  
   - Издеваешься, бля? Так что ты за птица? За что тебя вообще посадили?
  
   - За двойное убийство.
  
   Бомжи, попавшиеся на мелких кражах, и грабители заржали: веселенький спектакль! Парень залупал своими длинными черными ресницами.
  
   - Но я не убивала! Клянусь тебе, я не убивала!
  
   - Кто тебя знает. Зачем ты мне мозги пудрила? Сядь от меня подальше! От таких ненормальных всего можно ожидать...
  
  
  
   Когда сказали, что переводят её в городскую тюрьму, она отчаянно бросилась к стоявшему и презрительно её окидывавшему уничтожающим взглядом следователю и спросила, что же Волошин? Ему сообщили, где она?
  
   - Да, твой полюбовник утверждает, что ты просто полоумная. Больная на голову. У нас не было оснований его задерживать. Но подписку о невыезде он дал.
  
   - А меня он не хотел увидеть? - с замиранием сердца спросила Маринка.
  
   Следователь промолчал и ушел, но тот, что повел её к машине, с удовольствием прокомментировал:
  
   - Твой сообщник, как ни странно, не проявил ни малейшего желания видеть тебя. Зачем ты ему такая - с вавкой в голове?
  
   Маринке стало все неинтересным и чуждым. Свет померк.
  
  
  
   В тюрьме её опять вызвали на допрос. Нового следователя, как и прежнего, интересовало, куда она дела орудие убийства, за что убила Ольгу Михайловну и за что, когда и как Нину. Почему Ольгу Михайловну в своей комнате, а Нину в комнате Ольги Михайловны. Кто это придумал? Чей выполняла приказ, когда отдала ключ и с какой целью Нине, хотя всем было уже и так понятно - с какой именно целью... И если Маринка правду говорит, что была с Ниной на лавочке в детском саду, то зачем сняла с несчастной Ольги Михайловны колечко и как дала знак своему сообщнику (или сообщнице), что бывшая учительница идет в её комнату? Кошка жертвы в комнате Маринки - это была приманка? Кто был с нею в сговоре? Кто входил в преступную группу? Кто принудил Денисову перед смертью заверить у нотариуса завещание на имя Львовой Марии Сергеевны?
  
   - Завещание? Какое завещание?
  
   - Слушай, если ты будешь играть и дальше наивную девочку - я за себя не отвечаю!
  
   Что она могла ответить? И только теперь поняла, зачем Ольга Михайловна брала без спросу её паспорт. Вот то - главное, что Ольга Михайловна хотела рассказать Маринке сразу же по возвращению из дома отдыха! Которого так и не произошло...
  
   - Ты будешь говорить, кто твои сообщники? Зачем ты выслеживала Денисову?
  
   - Выслеживала? Да мы же всё время были вместе!
  
   - Есть свидетели, которые утверждают, что ты обманным путем пробралась в здание детского сада и вела наблюдение оттуда за своею жертвой.
  
   - В подзорную трубу? Но я совершенно случайно туда посмотрела!
  
   - Зачем ты совершенно случайно посмотрела в подзорную трубу? И притом - дважды.
  
   - Просто интересно было...
  
   - И что больше всего тебя интересовало? Где ты прятала нож?
  
   - Нигде. У меня не было ножа.
  
   - Обычно ты бьешь людей по голове вазами, пивными бокалами и еще чем? Львова, почему молчишь? Что вы не поделили с Алексеем и Мариной Тигипко? Почему им угрожали? Кстати, ваш замысел утопить несчастного старика Голубя, вдовца убитой вами Нины, уже кто-то из вашей преступной группировки воплотил в жизнь. Тело Голубя везут в морг.
  
  
  
   После беседы со следователем Маринку отвели в камеру и дали ей какую-то отвратительную перловую липкую кашу. Но ей хотелось только пить. На еду без отвращения и тошноты она не могла смотреть. Всё думала, как же сообщить сестре, что она тут?
  
   Владу теперь звонить бессмысленно. Он от нее отрекся.
  
   Неужели же он мог поверить, что Маринка - Маринка! - убила кого-то? И что же он сейчас делает? О чем думает? Неужели же он сейчас думает о судьбе сына Светланы?
  
   Болела голова, тошнило, мелко дрожали руки и, несмотря на то, что было лето и в камере было душно, её морозило.
  
   Она с ужасом и раскаянием вспоминала ту сцену, когда её встретила в коридоре Ольга Михайловна, чтобы сообщить радостную новость: она написала завещание на имя Маринки, а Маринка с каменным лицом начинает её уличать и лгать, что пряталась - господи! - в тумбочке, в верхнем ящичке! Что могла подумать о ней эта замечательная и действительно преданная, как сказала тогда в яхт-клубе Светлана, женщина?
  
   Кажется, Светлана назвала кого-то другого преданной подругой, а об Ольге Михайловне совершенно другое. Но слово "удар" точно было.
  
   Вот теперь и Голубь уже мертвый? Что ни день, то - труп. Хорошенький "Эдем"! Правильно говорила Ольга Михайловна, нужно осторожно относиться к именам и названиям. Феличита, Ольвия - уже содержат в себе что-то роковое. Названия "Эдем", "Рай" тоже могут обернуться адом. Хотя разве не из рая за невинный проступок - съеденное яблоко с древа познания были изгнаны надменным и злым Богом Адам и Ева? И что такое добро и зло? Где сейчас находится сыночек Иванушка? В раю: в теплой и уютной утробе матери? Или в аду, из которого ради того, чтобы избавить от страданий и убогой жизни урода, его вырвут, отрывая с кровью из материнского лона?
  
   Где спасение? Кто подаст руку? Кто пожалеет её? И кто поймет?
  
   А если в "Эдеме" еще кого-то убьют, вся вина опять будет лежать на ней? Ведь ни у кого не возникает даже сомнений, все считают, что она причастна к смерти Голубя. Угрожала? Да, угрожала и не раз. И именно утопить. А значит - есть свидетели, которые придут на суд и подтвердят.
  
   Господи, неужели же будет еще и суд? Неужели Маринка будет в этом мрачном доме до самого суда?
  
   Ни от тюрьмы, ни от сумы... Ни от аборта, ни от онкологии... Никогда не зарекайся! Они висят над тобою и над твоими детьми и близкими, как какой-то рок.
  
  
  
   Неожиданно ее повели на свидание. Сердце бешено забилось: "Это Влад! Влад сейчас её спасет! Он вызволит её из этого невыносимого ада! Конец унижениям!"
  
   Но была поражена: это была Галя.
  
   - Галя?! Как ты себя чувствуешь, Галя?
  
   - Спасибо! Тяжело мне... Но я - на воле. Ты-то как? Такая бледная! Рот прям синий. Господи! Что они с тобою делали, рыбка моя золотая?
  
   - Да ничего особенного. Как со всеми обращаются.
  
   - Вот сволочи! Я это так не оставлю!
  
   - Галя, я сейчас тебе скажу номер телефона сестры, позвони ей и сообщи, что я здесь. Она ведь думает, что я в "Эдеме"!
  
   Галя гордо улыбнулась:
  
   - Ты с ума сошла! Я не выйду отсюда без тебя! Я мэру позвоню, прокурору, но тебя спасу! Они все меня хорошо знают. Они знают, разумеется, что я не буду стоять горой за преступника. Если я ходатайствую, то за порядочного и честного человека!
  
   - Но я же убийца, как они могут меня выпустить?
  
   - Шутишь?! Эти сволочи не могли поднять свой зад, пойти и взять заключение патологоанатома! Я должна была бежать в морг и требовать копию анамнеза.
  
   - Чьего? Нины или Ольги Михайловны?
  
   - Да и умершей, и убитой. У Денисовой оказалось слабое сердце. Её хватил обыкновенный удар. В эту жуткую жару в нашем городе сердечники умирают каждый день по три-четыре человека. А у Нины Голубь ножевое ранение в спину. Как могла ты, хрупкая и невысокая, с такой силой ударить в спину, что поразила сердце. Это же просто чёрт знает что! И уж тем более, ты не могла утопить её старика-супруга. И еще: убийство произошло около полуночи. Тебя задержали на трассе через полтора часа. Но даже спортсмен-марафонец за два часа с сумками и кошкой не успел бы пробежать такое расстояние. Почему мне это пришло сразу же в голову, а следователям нет? Они что, шевелить мозгами разучились? Если я это все расскажу прокурору, эти придурки с работы полетят, как форель на нерест!
  
   - Но меня обвиняют в сговоре.
  
   - Ты хочешь сказать, что ты убила - твои сообщники отвезли тебя на машине до трассы и бросили среди ночи с кошкой и вещами? Так, что ли? Или еще смешнее: Нину убил твой сообщник, ты села с ним в машину и он на трассе тебя высадил для алиби. Ясно одно: тебя задержали незаконно! Я могу понять, по горячим следам могли сделать ошибку. Но извините меня, если задержали, не разобравшись, то через сутки должны были выпустить! Сейчас я пойду звонить из кабинета следователя, а тебя поведут, чтобы ты собрала свои вещи. Почему они не идут за мною?
  
   - А если и тебя схватили, Галя!
  
   - Да что это, тридцать седьмой год? Рыбка моя золотая, ты смеёшься, что ли? Мне сегодня ещё нужно дочку из садика забирать, ведь я Руслана своего выгнала.
  
   - Выгнала? Галя, как же так? Ты же его любишь!
  
   - Он тоже на это рассчитывает! Да, подлец, рассчитывает на любовь и жалость. Но я его больше на порог не пущу. Я там, в этом "Эдеме" отбиваюсь от всяких голодрыг и дуняшиных, а он Таньку-машинистку ко мне в постель приволок!
  
   - О... мне очень жаль. Но, Галя, как ты узнала, что я здесь?
  
   - А очень просто. Приехала в свое село, а жара! Понимаешь? Нужно было немедленно хоронить маму. Слава Богу, соседи у меня хорошие. Мы всегда с ними жили, как одна семья. Они у меня, когда оформлю наследство, купят мамин дом и огород с садом. Ну что, похоронила маму, отдала соседям корову, гусей и уток. Собаку тоже. У нас такая хорошая и умная собака! Жалко, но пришлось отдать соседям. Я же её в свою квартиру на шестой этаж не возьму. Эта жара не только мою маму и Ольгу Михайловну унесла, но и других тоже. На сельском кладбище рядом с маминой было еще две свежих могилы.
  
   - Но как же ты меня нашла? Как узнала, что я задержана?
  
   - Совершенно случайно. Ехала в Николаев с Наташенькой и вдруг вижу в своем автобусе знакомое лицо. Еле вспомнила. Знаешь, после слез в голове все смешалось и вообще - сплошной туман. Так кто ты думаешь это был? Эльвира - жена Голодрыги!
  
   - Эльвира?! - поразилась Маринка. - Так всё-таки Эльвира жена Голодрыги? Это было вчера?
  
   - Ты, рыбка, стала как полотно! Я не понимаю, почему это тебя так поразило. Я с нею заговорила, она сказала, что мужу дали только одну путевку в рай. Хм, она так и сказала - не "Эдем", а рай. Уж не знаю, куда она ездила, но только я ей сказала, что она может хоть сейчас ехать в этот "Эдем" к своему мужу. Там ведь хорошо. И пусть себе поплещется с мужем в теплой речке. Я ей, конечно, ничего лишнего не рассказала, но подумала, что он хоть приставать к другим женщинам не будет. Да, Маринка, в твоем деле есть что-то, будто ты его вазой по голове ударила?
  
   - Он Марусю насиловал.
  
   - Знала бы, так... Ну что бы я сделала? В общем, не так уж и сложно было тут же позвонить в дом отдыха Марии Васильевне и сказать, что вместо меня оставшихся два с половиной дня будет отдыхать некая Маркграф Эльвира. Правда, странное сочетание. Фамилию своего благоверного она не взяла. Крутая бабенка - с мобилкой, в такой стильной одежде. Одни босоножки долларов двести стоят. Крутая сумочка, из кожи крокодила.
  
   - Я видела её. Мы с Ольгой Михайловной заглянули в твою комнату и видели эту Эльвиру, - пряча глаза ответила Маринка.
  
   - Выкохал Голодрыга свою женушку. А раньше, когда я в типографии работала, он все время стрелял у меня сигареты для своей жены.
  
   - Да это, наверное, был только повод, чтобы с тобой заговорить и обратить на себя внимание.
  
   - Но что бы Эльвира подумала, если бы у них были, как она говорит, козырные сигареты, а он к такой, как я даме, приставал бы у нее на глазах - дай сигаретку для моей бедной жены?
  
   - У меня он тоже всё время просил для нее на такси. Но это было на заводе, он выходил к ней на проходную, и я её никогда не видела. Значит, она сразу же, не заезжая домой, пересела на автобус в Александровку?
  
   - Да, она дала мне свою мобилку, и я договорилась с Девой Марией, что к Юре жена приедет. Директор не возражала. Вот и всё.
  
   - Что же будет делать такая крутая Эльвира в том захолустье, где нет даже ресторана, а всего лишь одно небольшое кафе? Значит, у Марии Васильевны есть телефон? - погруженная в свои догадки, машинально спросила Маринка.
  
   - А как же? Директор школы! Да еще жена директора всего этого богатого хозяйства! Просто они отдыхающим не позволяли звонить со своего телефона, ведь путевка стоит гроши, но если за десять дней каждый отдыхающий наговорит по междугородке на сотню-другую, то это сплошные убытки. А что тебя так смущает, рыбка моя золотая?
  
   - Что смущает? Ты ведь не знала, в каких отношениях Голодрыга и Эльвира. Может, он потому и приставал к другим женщинам, что они давно не живут вместе? Может, они поссорились, и она ему отомстила?
  
   - Знаешь что, рыбка моя золотая, этим пусть занимается прокуратура. Ты не должна искать убийцу. Тебе за это денег не платят. Я понимаю одно - удар ножом ты сделать не могла. Всё! Моя задача спасти тебя, а не влезать в это дерьмо.
  
   - Ты боишься, что сама прислала убийцу в "Эдем"?
  
   - Слушай, в этом здании, может, всё прослушивается! Рыбка моя золотая, ты даешь себе отчет? У тебя все дома? Вот обрадуется следователь, если на твое насиженное место сяду я! Он сейчас тебе справочку принесет, что отпускает, а ты ему так и заяви: убийцу в "Эдем" прислала Галя. Потом, зачем мне было заказывать убийство этой Нины? Я единственное, что о ней знаю, так это то, что она ела мороженое и землю с цветочного горшка. Возможно, её убил Юрий Дуняшин. Вот он как раз мог. Там такой удар! Или его спортивная жилистая жена, которая кормила бедную толстушку Нину землей. Кстати, я потом узнала, что Юрий не овладел ею, как я вам с Ольгой Михайловной сказала, а просто стоял у окна. Поди разберись, за что Нину кормили матушкой землей и за что она получила ножевой удар! Причем в комнате Ольги Михайловны. Ой, рыбка моя золотая, у меня и так забот хватает, я не хочу расследовать ещё и это дело. Я только из чувства справедливости бросилась спасать тебя.
  
   - Постой, - холодея спросила Маринка, уж и не зная, кого и чего ей опасаться больше, - но ты позвонила Марии Васильевне, та согласилась, чтобы в твоей комнате отдохнула жена Голодрыги, и Эльвира приехала в дом отдыха. Потом мы с Ольгой Михайловной её видели, часа через два умерла Ольга Михайловна, и чуть позже убили Нину. А ты-то как знаешь, что я арестована и в тюрьме?
  
   Маринка с ужасом поняла, что Галя имеет какое-то отношение к убийству, и потеряла сознание.
  
  
  
   Галя ее везла к себе домой. Оказывается, следователи выпустили бы Маринку в первый же день, но, опасаясь, что следующей жертвой может быть она, так как последней разговаривала с убитой, и, возможно, хотели убить вовсе не Нину, а Маринку, то они решили, что ей было бы безопаснее в тюрьме.
  
   Маринка подумала, что безопаснее всего ей было бы у Влада. Ах да! Он же отрекся от нее... С трудом поддерживала разговор с подругой:
  
   - Галя, и ты поверила всему, что они наплели тебе?
  
   - Разумеется, они это уже в последний момент придумали. Ведь этим бездарям надо же было что-то вразумительное отвечать прокурору!
  
   - Если бы они решили спасти меня от настоящего убийцы, то не задавали бы мне дурацких вопросов. А нож, кстати, нашли?
  
   Таксист оглянулся. Галя ей дала знак, что лучше помолчать.
  
   Самым тяжелым оказалось восхождение на шестой этаж. В Галином доме кто-то вырезал тросы, и лифт не работал. Галя успела подняться два раза с сумками Маринки и Ольги Михайловны, пока сама Маринка с трудом, превозмогая головокружение и задышку, и держась за перила, медленно поднималась наверх. С четвертого этажа Галя её взяла в охапку и тащила с такой лёгкостью, будто она была "рыбкой золотою". В своей уютной квартире Галя посадила её на диван, дала воды и побежала за дочерью в садик. А попутно нужно было посмотреть, не увязался ли за ними хвост.
  
   Маринка не могла позволить себе уснуть, потому что считала своим долгом сообщить Гале всё о госте из Молдовы, о разбитом стрелою подъемного крана окне своей сестры. Если Галя об этом узнает, то, может, не захочет рисковать, пряча у себя Маринку.
  
   Но когда Галя вернулась со своей Наташенькой из детского сада, Маринка уже крепко и сладко спала.
  
  
  
   На следующий день после чашечки кофе, когда Галя повела свою доченьку в садик, Маринка решила перебрать свои вещи. Увидела рассказ Светланы. Сжалось сердце: Как там она? Что с нею? Неужели всё так серьезно? А она даже не успела прочитать её рассказ. Хотела посмотреть, какой объем занимает рассказ, полистала и увидела, что в рукописи лежит еще сложенный вдвое лист бумаги. Удивилась, начала рассматривать: гербовая печать. Что же это может быть? И кровь бросилась в лицо: Завещание!
  
   За несколько часов до своей смерти Ольга Михайловна составила его в нотариальной конторе Центрального района.
  
   Вернулась Галя. Ей нужно было захватить некоторые документы и сделать ксерокопии, чтобы потом подать в суд заявление на развод.
  
   - Галя, ты любишь своего мужа?
  
   - Любила. Сейчас - ненавижу. Маринка, ты остаёшься одна. И знаешь, хоть ты и не доверяешь следователю, который убежден, что убить хотели именно тебя, будь осторожна. Он уверен, что Нина случайно оказалась на твоем месте. А значит - убийца не успокоился. И, может быть, продолжает искать и преследовать тебя. Конечно же, ему и в голову не придет искать тебя здесь, у меня. Но всё же никому не открывай. Только, пожалуйста, если кто-нибудь позвонит, тихонько посмотри в глазок и не подавай голоса. А потом мне скажешь, кто приходил и как выглядел. Но будь как мышка. Тебя здесь нет. Что с тобою? Ты себя плохо чувствуешь?
  
   - Я думаю, что могла бы Ольгу Михайловну повести не в детский садик, где, как и везде, стояла невыносимая жара, а в кафе. Там кондиционер, прохлада. И она бы не умерла.
  
   - Маринка, я должна тебе что-то сказать. Вот я сейчас шла и думала... Не знаю, что ты сейчас подумаешь, но... В общем, я, кажется, догадываюсь, отчего умерла Ольга Михайловна.
  
   - Отчего же?
  
   - Ты говорила, что она стояла перед зеркалом? Так или нет?
  
   Маринка вспомнила, что сама поставила вазу с цветами и пепельницу на подоконник. Поэтому-то и решила, что Ольга Михайловна убита: она не могла, падая, столкнуть вазу, потому что была в трёх шагах от подоконника. Может, хотела поставить цветы на стол? И когда подошла к столику, упала?
  
   - Да, Ольга Михайловна лежала возле зеркала.
  
   - И я поняла, что она посмотрела в зеркало и увидела такооое!!!
  
   - Что? - испугалась Маринка, уже прекрасно понимая, что речь идет о чернобыльском мальчике. Конечно же, это он, когда перелазил через окно, убрал с подоконника вазу. Может быть, поставил на пол. А она удивилась, что ваза не на месте, и хотела переставить её куда-нибудь, а потом посмотрела в зеркало и сзади увидела мальчика. Он-то, очень возможно, думал, что стоит за её спиной, а значит, она его не видит. Или просто не знал, что в зеркало его можно увидеть, или не мог этого предвидеть. Но можно ли говорить об этом Гале, которая может написать о существовании мальчика в газете ради сенсации и ради резонанса, который будоражит журналиста, как аплодисменты артистов.
  
   - Почему ты опять так побледнела?
  
   - Не знаю...
  
   - Как это не знаешь? У тебя вон вся кожа в пупырышках! Признавайся, ты знаешь, кто прятался в твоей комнате!
  
   - Да. Кажется, знаю. Но... не точно.
  
   - И кто это, по-твоему?
  
   - Ты...
  
   Маринка хотела сказать: "Ты не должна об этом сообщать всем!", но её голос сорвался. Галя остолбенела.
  
   - Рыбка моя золотая, да ты что? Господи... Ты правда думаешь, что это была я?.. - и она нервно рассмеялась. - Нет, у меня есть алиби. Я приехала в Николаев часов в одиннадцать, добралась с дочкой домой, потом с нею же пошла в садик: нужно было уговорить заведующую взять ребенка, несмотря на то, что я написала заявление, что Наташенька двадцать дней не будет ходить в садик. Потом побежала в поликлинику, чтобы взять справку, что ребенок может посещать детский сад. Я никак не могла.
  
   - Нет, нет. Я хотела сказать: Ты ведь сама прислала убийцу в "Эдем".
  
   - Эльвиру?
  
   - Думаю, что это Эльвира убила Нину.
  
   - Она очень ревнивая. Когда я работала в типографии... Ну ты знаешь, я была корректором маленькой газеты "Маяк". Редакция арендовала в типографии одну комнатку для корректора. Но это неважно! Эльвира действительно приходила каждый вечер в типографию и сидела часами, ожидая своего Юрочку Голодрыгу. Ревновала ко всем линотиписткам и наборщицам, к корректорам всех газет. Но... Но не до такой же степени! Ты говоришь, что никогда её раньше не видела, как же она могла ревновать своего Юрочку к тебе?
  
   - Дело в том, что у Нины было назначено свидание с Голодрыгой. Она это сказала нам с Ольгой Михайловной, когда мы сидели все втроем в детском садике у фонтана. И когда я решила немедленно бежать из "Эдема", эта Нина попросила у меня ключи от моей комнаты, чтобы спокойно провести ночь...
  
   - Спокойно провести ночь в комнате, где лежало тело Ольги Михайловны?
  
   - Ну да... Поэтому она попросила ключ и от комнаты Ольги Михайловны. Ведь Голубь мог прийти в комнату к Юрию и помешать. А в комнату умершей, как думала Нина, никто не посунется.
  
   - Однако же посунулась Эльвира?.. Она искала мужа во всех комнатах?
  
   - Я сейчас вспомнила, значит, Эльвира уже была в твоей комнате, а весь день в дороге? Мы с Ольгой Михайловной встретили Голодрыгу перед ужином, и он сказал, что звонил жене и узнал от нее, что нас показывали по телевизору.
  
   - С абрикосами? А меня с букетом показали?
  
   - Не знаю. Сейчас я думаю: действительно ли он говорил с нею по телефону или он с нею встретился в доме отдыха? Почему тогда пошел в кафе без неё и распивал вино с Ниной Голубь? Вечером, перед уходом Ольги Михайловны, Нина пошла попить фанты. И когда сказала мне, что кошка, которую я закрыла у себя в комнате, гуляет по коридору, потому что она выгнала её из комнаты Юрочки.
  
   - Кто-то заходил в твою комнату до прихода Ольги Михайловны и не заметил, что кошка вышла? А не сам ли Голодрыга?
  
   - Галя, а на кого подумала ты? Мне показалось, ты хотела мне сказать, кого увидела Ольга Михайловна в зеркало.
  
   - Ножевой удар мог нанести Нине только высокий и сильный мужчина. Это не старик Голубь и, тем более, не заморыш Голодрыга. А вот Маркграф... У Эльвиры Маркграф совсем недавно добавились на погонах звездочки, она теперь - майор. Допустим, у нее есть физическая подготовка... она всегда ходила на стрельбу, ежедневные тренировки... И, к тому же, она на голову выше своего муженька. Нож можно было привезти с собою, можно было зайти на кухню и взять. Там их целая дюжина.
  
   - Галя, ты же сама сказала, что не наше это дело - расследовать убийство и искать, кто же именно убил Нину!
  
   - Маринка, я тебя не понимаю! Неужели тебе не интересно? Пока я тебя не вырвала из тюрьмы, мне казалось, что самое главное - спасти тебя, а сейчас... знаешь ли...
  
   - Если человек убил Нину, а потом утопил Голубя, её мужа, то это опасный, расчетливый и хладнокровный убийца. Зачем это тебе надо?
  
   - Я хочу видеть собственными глазами заключение патологоанатома. Что это: несчастный случай или есть следы на ногах Голубя.
  
   - Но, Галя, у тебя была только что своя версия.
  
   - Это всего лишь предположение. То есть я хотела сказать, что Ольга Михайловна умерла не от жары, а глянула в зеркало - и упала замертво. Но я даже боюсь теперь уже утверждать что-то...
  
   - Почему?
  
   - Потому что вдруг, кроме тебя, ещё кто-то обвинит меня в том, что это я стояла за спиной Ольги Михайловны и напугала её.
  
   - Да, ты права. Видимо, неважно, отчего именно она умерла. Раз её не убили, то...
  
   - То это называется естественной смертью. Однако обвинять Эльвиру мы не можем. Хотя твоя версия выглядит правдоподобно.
  
   - Но тогда мне незачем прятаться! Я могу идти?
  
   - Куда?
  
   - Мне нужно ехать в Александровку и искать кошку. Когда меня задержала милиция, её просто вышвырнули из машины.
  
   - Ты что, и вправду такая сумасшедшая? Неужели ты из-за кошки поедешь в это пекло?
  
   - В каком смысле? Ты хочешь сказать, что там жарко?
  
   - Там убийца кусает себе локти, что убил по ошибке не тебя, а какую-то Голубку и вынашивает планы, как вернуться в Николаев и найти тебя. Сейчас ему просто нельзя себя выдавать. И вдруг ты сама приходишь: Здрасьте, а вы не видели кошечку покойной Ольги Михайловны?
  
   - Но... Ольга Михайловна меня очень просила найти кошку.
  
   - Как? Когда она могла тебя просить? Уже после смерти? Не пугай меня!
  
   - О Боже! Мне же еще надо похоронить Ольгу Михайловну!
  
   - Ради Бога, Маринка! Никуда ты не пойдешь! Я дала слово следователю, что беру тебя под свою ответственность. Еще чего не хватало! А вдруг тебя на кладбище и пришьют? Что тогда я должна делать?
  
   - Но... Галя, хоть позвонить-то можно?
  
   - Звони. Но только разговор короткий и не говори, где ты! Кому, кстати, ты хочешь звонить?
  
   - Сестре.
  
   - Позвони и скажи, что ты жива-здорова. И никаких адресов. Еще кому?
  
   - В онкологию.
  
   - Зачем, Маринка?
  
   - Одна женщина меня разозлила, и я её называла ведьмой. Даже Ольге Михайловне сказала о ней: Это ведьма виновата!
  
   - Ну и?
  
   - Ну и... потом узнаю, что она в тот день, когда разговаривала со мною, должна была идти к врачу за ответом. Она пошла и узнала, что нужно немедленно ложиться в онкологию. А я на нее зло держала. Представляешь?
  
   - Но зачем к ней идти?
  
   - Как ты не понимаешь? Я виновата. Я должна попросить у нее прощения, может, чем-то помочь. Не знаю! Если еще и она умрет, я не знаю! Я просто не знаю...
  
   - Там вряд ли тебя будет поджидать убийца, но зачем тебе туда идти? Скоро начнется жара. Ты должна пить молоко, соки и есть фрукты. Всё, что в холодильнике твое! Бери, что нравится, и ешь. Сливки, творог, яйца, редиска, огурчики - это всё мне соседи дали в моем селе. А знаешь что, свари-ка мне борщ! Я так давно не ела домашнего борща! И при деле будешь, и в голову всякие мысли не будут лезть. А я закрою тебя на ключ! На два замка. Один из них нельзя изнутри открыть. Это даже хорошо. Если даже кто-то придет, даже хорошо тебе знакомый, кому ты доверяешь, ты просто не сможешь ему открыть. Убийца, может быть, симпатичнейший и обаятельнейший человек. А если сама захочешь уйти, то только по водосточной трубе. Но, думаю, после тюремного пайка ты не сможешь спуститься с шестого этажа по водосточной трубе.
  
   - Ой, Галя, но я же еще в одно место должна пойти!
  
   - Рыбка моя золотая, когда я приду, ты мне расскажешь, хорошо?
  
   - Нет-нет, Галя это очень важно, я сегодня же должна идти!
  
   - Куда еще? - с иронией спросила Галя.
  
   - К гинекологу. У меня серьезные и страшные проблемы.
  
   - О Господи! Онкология?
  
   - Да ну что ты...
  
   - А значит, подождут страшные проблемы. Главное - остаться живой. Неужели ты не понимаешь?
  
   - Галя, прости, но если я даже умру, я должна немедленно бежать в женскую консультацию!
  
   - Хорошо, рыбка моя золотая, иди в ванную и приведи себя в порядок. Я подожду. Выйдем из дома вместе.
  
  
  
   Маринка быстро закрылась в ванной и начала мыться. Боже мой, ведь у нее не было ни копейки. Вернее, всего тридцать копеек. В женскую консультацию надо идти со своим шприцом, перчатками, ватой, спиртом и иметь при себе деньги. Как же она может есть Галины продукты да еще брать взаймы у нее деньги? Нет, видимо, надо ехать сначала домой, а уже оттуда в женскую консультацию. Она вышла из ванной виновато посмотрела на Галю:
  
   - Извини, но мне необходимо сначала поехать домой.
  
   - О, Боже мой! Нет! Я хочу тебя видеть живой, а не мертвой! И зачем я только тебя забрала из тюрьмы? Там-то ты была в безопасности.
  
   - Галя, но в моем кошельке всего тридцать копеек.
  
   - Милиция отобрала?
  
   - Нет, растратила на переговоры.
  
   - Я тебе одолжу.
  
   - О спасибо! Я ведь получила отпускные, но оставила дома. И обязательно верну.
  
   - Разумеется, рыбка моя золотая. Пойди глянь, кажется, чайник кипит.
  
   Маринка пошла на кухню и услышала, как хлопнула дверь и быстро провернулся два раза ключ в одном, а потом другом замке. Услышала голос Гали:
  
   - Рыбка моя золотая, не сердись! Поешь и приготовь борщ. Я скоро вернусь!
  
   Маринка долго сидела, не было сил даже пойти на кухню и открыть холодильник. Может, Галя права, нельзя сейчас никуда идти, потому что просто потеряет где-нибудь в троллейбусе сознание. Прилегла. Потом собралась с силами и решила позвонить Владу и сестре. Не могла поверить, что Влад потерял к ней всякий интерес. Зачем тогда Ольга Михайловна говорила что...
  
   Мало ли что могла сказать Ольга Михайловна! Нет, Маринка этому человеку никогда больше не позвонит! Никогда! И не будет больше набирать заветные цифры!
  
   Уже хотела положить трубку, как гудки прекратились, и кто-то задышал.
  
   - Алло! Здравствуйте! - волнуясь, сказала Маринка и замолчала, ожидая ответа, но с нею не хотели разговаривать - положили трубку. И снова гудки.
  
   - Набрать опять номер Влада? Нет, не буду! У него есть два сына - Славик и Сереженька, вряд ли этого человека может обрадовать известие о беременности! Нужно звонить сестре.
  
   Трубку долго никто не поднимал. Пришлось позвонить соседу с шестого этажа Василию Григорьевичу. Он попросил перезвонить через десять минут: если Люся откроет дверь, значит, позовет Люсю, а нет, он сообщит.
  
   Через десять минут трубку подняла Люся:
  
   - Алло, Маринка? Что случилось? Куда ты пропала?
  
   - Ничего не случилось. Просто мы договорились, что я буду всё время звонить, вот я и звоню.
  
   - Ой, знаешь, у меня сейчас столько проблем, что просто ужас!
  
   - Проблемы связаны с теми мордоворотами, которые вышибли окно?
  
   - Нет-нет, на этот раз совсем другое... Совсем другое, но очень серьезное. У меня голова просто раскалывается! А ты-то как?
  
   - Да я нормально. Но хоть намекни, что там у вас?
  
   - Знаешь что, ты уже скоро приедешь, вот мы и поговорим. Это не телефонный разговор. Да и касается только меня! Ну, Василий Григорьевич хотел идти как раз за хлебом, а я его задерживаю. Ты приедешь, как и договаривались, в четверг? Или в среду вечером?
  
   - В среду вечером, - упавшим голосом сказала Маринка, понимая, что сестра слишком занята своими делами и сейчас просто не может ей ничем помочь.
  
   - Тогда до среды, сестричка. Я тебя постараюсь встретить на автовокзале. Ты будешь с Ольгой Михайловной.
  
   - Не знаю. Но, наверное, лучше не встречай меня. Я в среду поеду сначала домой, а потом уже к тебе.
  
   - Думаешь, так лучше? Хорошо, договорились. До свидания! Будь умницей и слушайся во всём Ольгу Михайловну!
  
   Что же там у неё произошло такое? Валентин изменил? Кто-то заболел? Ясно, что сестра не могла ничего сказать при Василии Григорьевиче. А может, Валентин после того, как эти типы выбили окно, заявил Люсе, чтобы ноги Маринки больше не было в его доме? Этого не может быть, он любил Маринку, как родную сестру. Но что-то должно же было произойти! Ведь голос Люси совсем неузнаваемый.
  
   Если бы Галя её не закрыла на ключ, Маринка бы немедленно поехала к сестре, но не по водосточной же трубе, в самом деле, спускаться.
  
   Какие еще неотложные дела можно решить по телефону? Записаться на прием к врачу-гинекологу. Позвонить в онкологию и узнать, как там Светлана.
  
   А что же с Ольгой Михайловной? Кто её похоронит без Маринки? Но хватит ли денег Маринки на похоронный ритуал? Кажется, когда хоронили сотрудницу, везли в морг одежду и там её одевали. Значит, сначала нужно будет поехать на квартиру Ольги Михайловны и подобрать одежду. Но она ведь не знает даже, где жила Ольга Михайловна!
  
   Взяла завещание. Слава Богу, указан адрес. Но где ключи? Как она зайдет в чужую квартиру без ключей? Поставила сумку Ольги Михайловны так, чтобы можно было сидеть и доставать из нее всё содержимое. Кроме книг, духов, губной помады и зеркальца, ничего больше нет. Раз ключей нет, значит, Ольга Михайловна могла их оставить соседке. Но и паспорта нет тоже!
  
   Нужно успокоиться. Паспорт могли забрать в милиции. А значит - ключи тоже?
  
   А колечко? Колечко забрать забрали, а не вернули.
  
   Где же его искать?
  
   Прежде всего, нужно найти Маркизу.
  
   Нет, прежде всего, нужно похоронить Ольгу Михайловну.
  
   Нет же, прежде всего, необходимо выяснить, можно рожать или нет. Стоп! А может, ты, Маринка вовсе и не беременная? Может, показалось?
  
   Что если это белокровие? Слабость, тошнота, рвота. Это не обязательно беременность. Но ведь Ольга Михайловна сказала!
  
   Итак, прежде всего - в женскую консультацию. Сдать кровь на анализ. Это сделать можно завтра с самого утра.
  
   А как же Ольга Михайловна? Кто её похоронит? А вдруг беспомощный сын Светланы сидит один в квартире и ему даже некому воду подать? Может, Светлана сейчас думает о смерти? И страдает!
  
   Неужели Нина была права? Вот ты, Маринка, уже и отказалась от своего ребенка. Уже проблемы Светланы и Ольги Михайловны кажутся неотложными и более важными, чем судьба собственного ребенка!
  
   Но пока ты взаперти - звони! Это единственный способ связаться с миром и решить хоть какие-то проблемы.
  
   Влад. Эта проблема, похоже, уже решена. Он не хочет с тобою даже разговаривать. Пусть же ничего не знает о ребенке! А беременна ли на самом деле Маринка? Можно ли ждать ребенка с уверенностью, что он не родится калекой? А если опасно, если девяносто девять процентов - вероятность, что ребенок родиться неполноценным? Тогда что? Убить его? Аборт?
  
   В тюрьме уже побывала... Что дальше?
  
   Какая судьба у твоего, Маринка, ребенка?
  
   "Ты веришь в судьбу?" - услышала она насмешливый голос Светланы и не могла вспомнить свой ответ. Зато вспомнила, как Светлана, гадая ей, сказала как бы между прочим: "Но вокруг царицы всегда заговоры и интриги, помни об этом, червовая дама. Я тоже червовая, но из другой колоды. Совершенно из другой колоды, которая, может быть, скоро сгорит. И, к сожалению, в моей колоде тоже есть казенный дом. И ранняя дорога. Решается моя судьба, очаровательная Маринка! Но что тебе говорить? Ты ведь в судьбу не веришь".
  
   Позвонила в справочную, хотела сразу спросить номера телефонов онкологии и регистратуры платной женской консультации, но телефонистка дала только номер телефона онкологии и положила трубку. Пришлось перезвонить, тот же голос назвал ей номер регистратуры женской консультации. Маринка тут же, не набирая вновь справочную, спросила еще и номер телефона морга, в трубке - гудки. Опять набрала справочную, еще ничего не сказала, испуганный голос спросил: "Вам морг?"
  
   - Да, будьте любезны.
  
   Догадалась, что теперь в справочной телефоны с определителем номера. Это они сумели сделать, а чтобы ответить на три вопроса по одному звонку - еще технических средств не хватает.
  
   В платной поликлинике гинеколог сегодня принимает, можно будет сдать и кровь на анализ. Но чем платить? Для решения этого вопроса нужно ждать Галю.
  
   Господи, сделай так, чтобы дитя было здоровым и хорошо развивалось. Но... Но разве Полина, похоронившая своего любимого мужа, не обращалась к Богу с той же горячей молитвой? И что? Какого дитя ей послал Милостивейший? Наверное, на земле происходит что-то такое, что даже Всесильный не может ничего изменить. Ибо человек вкусил запретный плод древа познания. Не откровенное ли это признание Богом своего бессилия? А раз бессилен, значит, никакие мольбы не помогут. Полина молила Его спасти мужа, молила послать здорового и похожего на Володю ребенка. И что?
  
   Не было веры в Бога. Была надежда на чудо, но не зависящее от Бога.
  
   В приемном покое онкологии дали другой номер - уже отделения, где лежала Светлана. Трубку долго никто не поднимал, наконец, раздраженный голос резко гаркнул:
  
   - Да! Слушаю!
  
   - Простите, я понимаю, что вы очень заняты, но я ищу Светлану Король. Она у вас в отделении?
  
   - Да, в третьей палате. А вы кто ей будете?
  
   - Подружка.
  
   - Что-то к ней вообще никто не ходит, и вдруг подружка объявилась. Это хорошо.
  
   - Как она?
  
   - Упрямая ваша подружка. Врачи говорят, что нужно ногу немедленно ампутировать, а она не согласна.
  
   - Боже мой!
  
   - Если вы ей желаете добра, немедленно приезжайте. Если уговорите её подписать документ, то врачи готовы хоть сегодня назначить операцию и спасти её. Но сегодня суббота, скоро уйдет даже эта бригада. А завтра - выходной.
  
   - Суббота? - изумилась Маринка. Она не понимала, а как же тогда Галя отвела Наташеньку в садик, если сегодня суббота? Маринке казалось, что должен быть четверг. Может, пятница... Но не суббота.
  
   - Так вы знаете, где находится наша больница? Берите такси и шмелём сюда.
  
   - Но... Я сейчас не могу приехать.
  
   - Почему? Поймите меня, сейчас решается судьба этой дуры Король. Пошли метастазы. Ещё можно спасти ей жизнь. Неужели жить без одной ноги хуже, чем умереть? Но пока она будет думать... Впрочем, это не телефонный разговор. Немедленно приезжайте!
  
   - У нее сын парализованный. Воспитывает она его сама, без отца. Как же можно без ноги? Это ужасно. Будьте милосердными и войдите в её отчаянное положение!
  
   - А лучше уйти и бросить несчастного ребенка сиротой? Лучше? Да? Что за подружка такая?! Приезжайте, говорю я вам. Вы должны поддержать морально, помочь ухаживать за сыном, поставить её на ноги, как говорится. Существуют коляски... И поспешите!
  
   - Но поймите меня, я не могу приехать! - в отчаянии крикнула Маринка.
  
   - Но почему?
  
   - Да потому что я... Закрыта.
  
   - Как это закрыта?
  
   - Я нахожусь в тюрьме.
  
   - В тюрьме? Ничего себе! Почему? Я ничего не понимаю. Как вы там оказались?
  
   - Я здесь... За убийство. То есть меня обвиняют в убийстве. Но я не убивала и скоро выйду. И сразу же приеду к Светлане.
  
   - Ну конечно... - иронический смех. - Боюсь, что будет уже поздно, дорогая моя.
  
   - Но вы обязательно передайте, что звонила из тюрьмы Маринка Львова.
  
   - Маринка Львова? Журналистка? Да вы что, смеетесь? Вы разыгрываете меня! Я так люблю её статьи! Не может она сидеть в тюрьме!
  
   - Будьте так любезны - передайте это Светлане и скажите, что я её умоляю согласиться на ампутацию!
  
   - Хорошо, я сейчас же иду к ней.
  
   - А её позвать к телефону нельзя?
  
   - Она уже не ходит.
  
   - Боже мой! Какой ужас.
  
   В трубке гудки, как страшное напоминание о смерти и безысходности. Маринка бросила с содроганием трубку.
  
   Что теперь? Звонить в морг? Веселенький денечек.
  
  
  
   Попросив у Бога сил и мужества, взяла опять телефонную трубку и набрала номер телефона морга. Трубку никто не поднимал. Видимо, были очень заняты.
  
   Поискала ещё колечко Ольги Михайловны, ни в сумке, ни в карманах, ни в кошельке не было. Всё-таки, наверное, его у Маринки отобрали. Она не помнит. Опять позвонила в морг, но напрасно - трубку не поднимают.
  
   Сколько проблем! И все очень важные. Светлана, операция. Похороны Ольги Михайловны... Кошка! И опять ты, Маринка, поставила на последнее место решение вопроса о судьбе ребенка?
  
   Что говорить Гале? Поймет ли она её, если рассказать о беременности и злополучном порошке подлых Тигипко? Вот кого следовало бы убить, так это их! А Сереженька? Сын Влада? Боже мой, а значит - брат её сына! Но единственный ли брат? Она ведь еще не выяснила, кто отец сына Светланы. Мало ли Владов в Николаеве? Вон и гость из Молдовы - Владик, и жених Маруси - Владик. Не обязательно именно её Влад - Влад Волошин отец Славика!
  
   Вот Влад и отрекся от Маринки! Её судьба, судьба её ребенка его сейчас не интересует. А можно ли назвать ребенка, от которого он отказался, его сыном? Разве Сереженька его сын? Ооо, этот мальчик далеко пойдет! У таких учителей, как Алёша и Мариша, он будет супераферист и пройдоха.
  
   Но что может изменить Маринка?
  
   Вот о ком действительно придется заботиться, это о Славике. И, конечно же, о несчастном сыне Полины! Сейчас он купается в реке, а как же живет зимою?
  
   Боже мой, Маринка! Ты опять поставила своего ребенка не на первый план! Как ты собираешься всех согреть и всем помочь? Ты - будущая мать-одиночка?
  
   Всегда смотрела с сожалением на этих измученных женщин. Они редко когда покупают детям фрукты, питаются картошкой да хлебом. Ещё молоко, но уже на йогурт и творожную массу денег у них не хватает... Всегда не хватает денег у них на лекарства, в детских больницах и поликлиниках они чаще, чем женщины, имеющие мужей, а значит - и поддержку, душевное равновесие и благополучие.
  
   И вот теперь Маринка тоже станет матерью-одиночкой?
  
   А что если ребенок родится неполноценным? Она превратится в такую же обозленную на весь мир и морально истерзанную, как Светлана?
  
   Боже мой, Светлана нуждается в помощи, а чем ты, Маринка, помогла ей? Даже рассказ, и тот не то что не попыталась опубликовать, но даже не прочитала!
  
   От тоски и боли Маринка заплакала. Потом переоделась снова в халат, прилегла на диван, чтобы успокоиться и набраться сил. И уснула.
  
  
  
   Кто-то звонил в дверной звонок. Маринка тяжело, словно сбрасывала с себя тяжелую каменную глыбу, просыпалась. Открыла глаза - не может понять, где она и что это так громко и неприятно жужжит. Наконец, сообразила - это же звонок в квартире Влада! Обрадовалась, подумав, что проснулась после тяжелого сна в его квартире, но тут же вспомнила, что у него уже другой звонок, и что она в квартире Гали. Достала очки, быстро их вытерла: в них будет видно лучше. Не надевая тапочек, на цыпочках подошла к двери и посмотрела в глазок.
  
   Перед дверью стоял то ли бомж, то ли взломщик: распухшее от беспросыпного пьянства небритое лицо, длинные, до плеч, немытые и нечесаные волосы, потная не глаженая футболка, измученный вид.
  
   Конечно же, Маринка ему не откроет. Она тихонечко отошла от двери и села на диван. И тут же сомнения начали тревожить её: а может, лучше подать голос? Если это грабитель, он не захочет взламывать дверь, если узнает, что квартира не пустая. Но тут же услышала, что этот тип тихонько и осторожно начинает всовывать один ключ в замочную скважину, потом другой.
  
   Сомнений нет - это вор! Маринку охватил ужас. Что же делать? Он же может её просто убить как свидетеля! Нужно закричать.
  
   Но если это дружок гостя из Молдовы, то лучше спрятаться под кровать! В шкаф?
  
   Господи, что же делать? Даже в квартире Гали её нашли!
  
   Неужели же Галя причастна к убийству и послала этого человека?
  
   Что делать?
  
  
  
   Эта минута длилась вечность.
  
  
  
   - Так, дорогая, возьми себя в руки! Ситуация не такая уже и плохая. Пусть взломщик из палача превратится в жертву, - сказала себе Маринка и начала метаться по комнате, не зная, что бы такое схватить, чем можно было бы защититься. Увидела за креслом возле батареи отопления гантели. Наверное, ими пользовался муж Гали. Схватила одну, тяжелую и, вся трепеща и бурно дыша, подошла к двери и стала в удобное место. Дверь открылась, и медленно вошел злоумышленник. Маринка что было сил треснула его по голове гантелей. Он упал.
  
   Она, лихорадочно соображая, что делают в таких случаях в боевиках, металась по комнате, увидела длинное кухонное полотенце. С большим трудом втащила человека в квартиру, закрыла дверь и начала крепко завязывать ему руки. Потом побежала в ванную. Утром она видела там на полочке лейкопластырь. Залепила ему рот, чтобы не орал и не позвал на помощь дружков. Он уже изумленно моргал зелеными, как у кота, глазами.
  
   Ей на секунду стало жалко этого человека. Видимо, не по своей воле он пошел воровать или убивать её. Но пусть разбирается милиция.
  
   Маринка набрала ноль два. Трубку не поднимали. Набрала номер телефона Центрального РОВД. Гудки! Мысленно молила Бога, чтобы хоть кто-нибудь поднял трубку. Подняла вверх глаза и обомлела: на стене в маленькой овальной рамочке висела фотография веселого и счастливого зеленоглазого человека. Только сейчас у него длинные русые волосы, а на фотографии он - коротко стриженый.
  
   - Дежурный Центрального РОВД слушает! - услышала она в трубке. Узнала голос того старшего сержанта, который записывал её, когда она прибыла в отделение милиции. Объяснила ему, кто она такая.
  
   - Ааа! Помню-помню! Убийца! Так что тебе надо?
  
   - Я хотела бы знать, где колечко? Такое бирюзовое.
  
   - Так у себя там, в тюрьме, и спрашивай. Ведь мы всё передали.
  
   - Вы уверены?
  
   - Абсолютно уверен. Мы всегда действуем по инструкции.
  
   Гудки.
  
   Маринка смотрит на связанного мужчину. Ясно, что это и есть Галин Руслан. Но он же её не знает! Если его развязать, он просто отлупит её и вышвырнет из своей квартиры. Что же делать? Взять ключи от своей квартиры и убежать? А если настоящие грабители придут? Нет, его нужно освободить.
  
   Маринка подошла к лежащему Руслану и сказала как можно спокойнее и приветливо:
  
   - Простите, пожалуйста! Я только сейчас поняла, кто вы... Ой, а если это не вы?
  
   Он закивал головой. Но сказать-то не мог ничего. Глядя в его зеленые измученные глаза, Маринка добавила:
  
   - Хорошо. Я всё объясню. Вы - хозяин этой квартиры. Я - подруга Гали. Она меня здесь закрыла. Если я вас развяжу, вы не будете меня бить?
  
   Он удивленно пожал плечами. Тогда Маринка с трудом отодрала лейкопластырь, и он сразу же спросил:
  
   - А почему тебя Галя здесь закрыла? Что-то случилось? Ты хотела что-то у нас украсть?
  
   - Ничего не случилось. И что, я похожа на такую, что может что-то украсть?
  
   - Нет, конечно! Прости меня, дурака. Я хочу сказать, что давно не встречал девушек с такими красивыми карими глазами. Просто очи! Да не смущайся ты! Что же всё-таки случилось?
  
   - Просто она забрала меня вчера из тюрьмы и мне надо какое-то время залечь на дно.
  
   Он удивленно уставился на незнакомку:
  
   - Из тюрьмы? И за что тебя посадили?
  
   - За убийство.
  
   - Боже мой, как романтично! - хохотнул пораженный Руслан.
  
   - А вы, Руслан, где были всё это время? - с сочувствием спросила Маринка.
  
   - Наверное, мне было чуть-чуть легче, чем тебе, девочка. Я жил на даче у друга. Вот только там даже сухарей не было, только червивые вишни.
  
   Маринка отняла от Галиных сорока лет восемь и усмехнулась, значит, Руслану - тридцать два, а ей тридцать пять, а он её называет девочкой. Потом тяжело вздохнула, рассматривая его потные немытые волосы.
  
   - Ну, так ты меня развяжешь? И зачем только молодёжи показывают боевики? Это же ужас какой-то! Любая соплячка может тебя уложить одним ударом и повязать, как младенца. Я теперь в лифт с девушками буду бояться заходить! Однако должен тебе сказать, ты пичужка, но кулак у тебя, как пудовая гиря!
  
   Маринка хотела ему признаться, что ударила его вовсе не кулаком, но вовремя прикусила язык: пусть думает, что она супервумен. Начала развязывать пленника. Сделала вид, что пошла искать ножницы, а сама незаметно унесла гантель и поставила на место.
  
   Узел не поддавался. Она крутилась вокруг него и так и сяк, а пленник внимательно изучал её лицо. От этого было страшновато, но и сладко замирало сердце. Приятно, когда на тебя смотрит мужчина с такими красивыми глазами.
  
   С большим трудом, но всё-таки развязала туго завязанное полотенце, Руслан, потирая затекшие руки, спросил:
  
   - А как тебя, девонька, зовут?
  
   - Маринка.
  
   - Ох-хо-хо! - с горечью засмеялся Руслан. - У меня твоё имя ассоциируется с одной песней! Никогда не думал, что попаду под чугунный кулак Маринки! Бо-о-оже мой! - потом смутился - потрогал на макушке шишку и поморщился.
  
   Она помогла ему встать и сесть в кресло. Спросила, хочет ли он воды или кофе. Он попросил и воды и кофе. Пока Маринка нашла в шкафчике молотый кофе и поставила на огонь турку, вернулась Галя.
  
   - Что это такое? Как ты сюда зашел, негодяй? Я же у тебя отобрала ключи! У тебя были запасные?
  
   - Да, Галя. Прости меня. Я тебя умоляю, Галечка!
  
   Маринка поспешно вышла из кухни, чтобы Галя увидела, что она не ушла и всё слышит. Ей очень не хотелось опять быть свидетельницей неприятной сцены. Но Галя не смутилась, а подошла к мужу и влепила ему пощечину:
  
   - Вот мой ответ! Прочь из моей квартиры! В понедельник я подаю в суд заявление на развод! Я не хочу тебя видеть.
  
   - Галечка, но куда же я пойду? Я здесь прописан, у меня нет больше нигде угла. Моя дочь здесь. Моя жизнь и душа - здесь, Галя! Бог тебя не простит, Галя, ты нашего ребенка лишаешь отца!
  
   - Смотря что называть богом! Твой бог - похоть. Ты служил своей похоти, а о нас не подумал. И Наташенька была твоей дочерью, пока ты не изменил мне. Все бабы прощают и держатся за таких ничтожеств, как ты, а я себе цену знаю. Прочь! И не приходи больше! Сними квартиру. Иди к любовнице, с которой тут развратничал! К друзьям. Куда хочешь. Эту квартиру мне дала редакция, и ты на нее не рассчитывай! Оставь эти запасные ключи, иначе мне придется менять замки!
  
   - Зачем же тратиться? Нет-нет, вот ключи, Галечка. Можно, я свои вещи возьму?
  
   - Конечно, забирай. И выметайся! Из-за своей неудержимой похоти ты будешь всю жизнь нести моральную ответственность!
  
   Маринка разлила кофе в три красивых кофейных чашечки, поставила на поднос и занесла в комнату. Но ни Галя, ни Руслан не обратили на нее внимания. Галя распахнула шкаф и начала оттуда выбрасывать костюмы и рубашки Руслана.
  
   - Галечка, богиня моя, прости!
  
   - Нет!
  
   - Значит, ты меня никогда не любила!
  
   - Если я богиня, то и поступаю так, как сам Бог. Бог любил людей?
  
   - Что ты этим хочешь сказать? - не понял Руслан, к чему клонит Галя.
  
   "Если бы Бог любил людей, не рождались бы уроды, гермафродиты и умственно отсталые", - с горечью подумала Маринка.
  
   - Я спрашиваю: как ты думаешь, Бог любил людей? Бог любит людей? Молчишь? Так вот я тебя любила так же, как Бог любил своих детей - Адама и Еву.
  
   - Правда?! Значит, я могу остаться?
  
   - Значит, ты можешь выметаться, как Адам и Ева. Ты прекрасно знаешь, что Бог турнул их всего лишь за надкусанное яблоко, а я тебя выгоняю за измену.
  
   - Но я тебя прошу, умоляю - прости! Любимая, не губи меня!
  
   - А человечество уже века, тысячелетия молится и просит прощения у Бога, но ему до людей теперь уже дела нет! Вот и мне всё равно, что с тобой, гнусный, будет дальше. Ты больше меня просто не интересуешь! И хватит. Надоели мне эти разговоры. Не унижайся, это просто противно!
  
   - Галя от твоего одного слова, от твоего милосердия зависит вся моя жизнь, моя судьба!
  
   - Слушай, уходи поскорее, иначе я возьму вон ту гантель и как тресну тебя по башке!
  
   "Может, как раз их надо успокаивать? А в кофе такая доза кофеина, что они поубивают друг друга", - подумала Маринка и поспешно унесла поднос с чашками на кухню. И всё-таки, может, они помирятся? Может, Галя только для одного зрителя - для нее играет роль непримиримой и гордой? Неужели же она не понимает, что человек сам творец своей трагедии?
  
   - Галечка, - сказала осторожно Маринка. - Я по телефону записалась на прием к врачу в платной поликлинике. Прости, но я сейчас ухожу. Я сумку Ольги Михайловны оставлю, а возьму только свои вещи. Кстати, твои сережки, фен и полотенце так и лежат в моей сумке. Вот возьми.
  
   - Никуда ты не пойдешь! - властно сказала ей Галя.
  
   - Правда? - обрадовался Руслан. - Милая моя, ты меня простила?!
  
   - Как бы не так! Выметайся! Это весь разговор.
  
   Маринка виновато улыбнулась подружке:
  
   - Галя, у меня действительно серьезные проблемы. Нужно немедленно идти к врачу. Спасибо тебе за заботу. Ох, я ведь борщ так и не сварила. Прости меня, пожалуйста!
  
   - Галечка, хочешь - я сейчас сварю борщ? И пельмени. Что хочешь, только прости! Я буду мыть полы, выбивать ковры, стирать, готовить еду, варить варенье и закатывать огурчики. Разреши остаться! - жалобно, чуть не плача, с надрывом говорил Руслан. Маринке было его искренне жаль. Она поспешила переодеться в ванной, собрала свои вещи и пошла к выходу.
  
   - Спасибо, Галечка! Я к тебе скоро зайду за сумкой Ольги Михайловны. Вот только похороню её и... Кстати, знаешь, нет ключей от квартиры Ольги Михайловны. Наверное, в милиции их оставили.
  
   - Ладно, рыбка моя золотая, я тебе помогу найти её ключи.
  
   - Да мне не столько ключи, как колечко бирюзовое надо найти.
  
   - Хорошо, если ты решила идти - иди. Да, вот что мне еще пришло в голову: может, Нину убила всё-таки жена Юрия? Эта карикатура на Майю Плисецкую? Кто знает, что ей сказала Нина, когда она её землей кормила? Или обозвала? Или пообещала какую-то тайну выдать? А ты, гнусный, собирайся-собирайся! Ишь, уши развесил! Не думай, что сможешь сыграть на жалость! - крикнула она несчастному и убитому горем мужу. И тут же добавила приветливым голосом Маринке: - Мы с понедельника пойдем и разберемся, почему нет ключей и где колечко. Я сегодня еще позвоню в милицию. Мы найдем и колечко и ключи. Но... Я тебе должна сказать. Ох, рыбка моя золотая... Ты должна знать.
  
   - Что случилось? - встревожилась Маринка, потому что Галя начала отводить взгляд в сторону.
  
   - Ольгу Михайловну уже похоронили.
  
   - Как?! Этого не может быть! Я же с нею не попрощалась!
  
   - Ты была в тюрьме. Она умерла естественной смертью, лето, жара. Поступают всё новые и новые покойники. Вот и пришлось похоронить. Тем более что там было написано, что родственников у нее нет.
  
   - Боже мой...
  
   - Я ведь ходила в морг, чтобы узнать у своего знакомого, отчего помер Голубь.
  
   Маринка даже не поинтересовалась, отчего он умер. Она была убита горем. Начала плакать. Поспешно попрощалась с Галей, та дала ей гривну на маршрутку и извинилась, что не может спуститься с нею по лестнице, потому что не хочет оставлять в квартире изменника одного. Маринка, плача спускалась по бесконечно длинной лестнице с шестого этажа. В подъезде вытерла слезы и вышла на залитую ярким солнцем улицу. И только дошла до остановки, её взял кто-то за плечо. Она не испугалась, потому что в этом прикосновении было столько бережной и деликатной осторожности, что замерло сердце: "Это Влад!"
  
   Оглянулась: Руслан. Разочарованно улыбнулась, но после слёз улыбка была не очень искренней.
  
   - А... это вы...
  
   - Она меня всё-таки выгнала. Маринка... милая моя девочка, мне некуда идти! - искренний и печальный взгляд зеленых глаз будоражил и волновал.
  
   - Ну ладно... Поедем ко мне. Только я вас прошу... Никаких сексуальных претензий! Я хочу оставаться всецело свободной, - сказала она, уже понимая, что это только слова. Ведь между ними уже что-то происходит, в чем нельзя себе признаваться. "Что подумает Галя!" - мелькнуло в голове, а сама, защищаясь и робея, добавила: - Вы знаете, какой у меня кулак.
  
   - Ни-ни-ни. Можешь не бояться! Я не трону тебя! - искренне сказал Руслан, и Маринке стало его жалко еще больше. Какой он затюканный и измученный.
  
   - В общем, пока поживете у меня... Вам надо покупаться, помыть голову, переодеться и отдохнуть. А мне нужно ехать искать кошку. Она, наверное, чувствует, что Ольгу Михайловну похоронили. И я тоже её не смогла защитить. Саму повязали... Когда вернусь из Александровки с кошкой, найду ключи от квартиры Ольги Михайловны, мы что-то придумаем. Даже не знаю, имею я право сразу пользоваться её жилплощадью или...
  
   - Или что? Есть еще претенденты, то есть наследники? Галя ведь сказала, что у нее родственников нет.
  
   - Да, но ключи-то от квартиры Ольги Михайловны кто-то украл. Может, её хотели убить, а она умерла от испугу? Я боюсь идти в её квартиру одна. Это даже хорошо, что вы со мною пойдете. Боже мой, Руслан! Мне страшно! Ведь ключи от квартиры могла забрать только сестра Любаши Надя! Она ненавидела Ольгу Михайловну! И, видимо, ей что-то там, в этой квартире, нужно было, если она забрала ключи? Как вы думаете?
  
   - Я ничего не могу сказать, потому что не знаю ситуации, но тебя, моя прекрасная девочка, никому в обиду не дам! - с нежной улыбкой сказал зеленоглазый Руслан и бережно прикоснулся к её спине. Маринка глянула на небо и вспомнила Влада. Где он? Что её ждет? И сможет ли она преодолеть без него все испытания, которыми так щедро ее одарила Судьба?
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"